Вечность в одиночестве

      Утром разговор сорвался.       Вольфганг решил, что нужно было удивить хозяина квартиры, а потому проснулся раньше. Это стоило чудом не разбитого телефона, однако парень всё-таки нашёл в себе силы, чтобы подняться с кровати и надеть растянутую голубую майку и чёрные шорты.       Композитор прислушался. Однако Антонио вёл себя совершенно бесшумно, и он решил, что мужчина ещё спал, несмотря на достаточно громкую возню соседа по квартире. Тогда Моцарт скрылся в ванной комнате, приводя себя в порядок, и прошёл в зону кухни. Он ещё ни разу не готовил ничего вкусного в качестве благодарности, да и вообще не видел, как Сальери что-то ест, а потому решил его накормить.       Этот завтрак должен был стать особенным. По крайней мере всё внутри кричало о том, что так и будет.       И тут Вольфганг, мечтая о том, как откроет дверь в чужую спальню, поставит поднос на тумбочку и разбудит мужчину поцелуем, порезал палец. Он выронил нож и развернулся, чтобы найти пластырь, но увидел прямо перед собой Антонио и вскрикнул от испуга.       Показалось, что у хозяина квартиры клыки стали длиннее, а глаза вновь загорелись красным. Он был похож на опасного хищника, и парень здесь явно выступал в роли жертвы. Сердце забилось быстрее. К тому же мужчина оделся наспех: лёгкие спортивные штаны не были завязаны, а майка не была заправлена в них, что раньше было просто недопустимо.       И вот как на это всё реагировать? — Что произошло? — хриплым, но по-прежнему чарующим голосом спросил Сальери, не отводя взгляда от раны. Он слышал чужую панику у себя в голове, так как после поцелуя чужие мысли считывать стало гораздо легче, однако не мог ничем помочь, потому что сам не знал, на что был способен, пока был голоден и находился рядом с такой вкусной едой. — Просто порезался, — ответил Моцарт, переборов страх. Да, Антонио выглядел пугающим, но это же... Это же его сосед по квартире, его коллега, его друг и даже его возможный возлюбленный, он не может причинить вреда. Не Вольфгангу! — Где аптечка? — В ванной комнате на полке. Коробочка с красным крестом, не перепутаешь, — Антонио, чувствуя, что его сосед по квартире совладал с паникой, и сам смог расслабиться. Он проводил человека взглядом.       На кухонной тумбочке осталось несколько капель крови.       Вампир, конечно, был голоден, но не настолько же!       Или именно настолько?       Ещё раз быстро взглянув на дверь, Сальери облизнул губы и наклонился, слизывая кровь со столешницы. Он тихо застонал, наслаждаясь вкусом и жалея, что эти несколько капель — единственная кровь, которую он мог получить от Моцарта. Но и от неё в голове появлялась приятная лёгкость, сравнимая с опьянением от пары бокалов вина. Слишком вкусно. — Что ты делаешь? — раздался за спиной голос человека.       Вот же! Придумывать оправдания было поздно, а потому Антонио осторожно выпрямился и развернулся к Вольфгангу, пытаясь делать вид, что ничего странного не произошло. — Ты... Ты только что слизал мою кровь, — как-то совсем без эмоций произнёс композитор и отступил на несколько шагов. — Это не то, что ты подумал, — попытался оправдаться мужчина, но подходить ближе не стал. — Я живу с извращенцем. А я ещё хотел попросить тебя помочь! Порез ведь оказался глубже, чем я думал, — Моцарт прижал к себе аптечку, но отходить ему было больше некуда: он уже прижался к стене.       Сальери зарычал. Он и так с трудом сдерживал себя от того, чтобы не наброситься на человека и не выпить всю его кровь, а тот ещё и смел рассказывать подробности своего ранения. Если бы не развитая с годами сила воли, вместо соседа по квартире рядом уже был бы труп. — Послушай. Я бы не смог тебе помочь, — совсем хрипло ответил Антонио. Как же сильно он хотел Вольфганга! Пришлось сделать шаг назад и схватиться рукой за спинку одного из стульев, чтобы не сорваться и не сделать того, о чём они оба пожалеют. — Но я не извращенец. Ты всё равно мне не поверишь, если я расскажу! — А ты скажи, и я сам решу, верить или нет, — Моцарт нервно усмехнулся, думая, успеет ли он сбежать, или бесполезно даже пытаться. Эта паника и это желание отчётливо считывались, и Сальери было больно от осознания, что тот человек, к которому он успел привязаться и чьей жизнью он так дорожил, сейчас боялся его. — Пожалуйста, сначала обработай свой порез. Я просто не смогу говорить спокойно, пока из тебя течёт кровь, — Антонио сильнее сжал спинку стула, и Вольфганг поспешил скрыться в ванной, где пробыл минут пять. Видимо, он на самом деле порезался достаточно глубоко, иначе бы вышел гораздо быстрее.       За эти несколько минут вампир успел заправить майку и завязать штаны, а также перевязал волосы в аккуратный хвостик и сел на диван, немного нервничая от того, что не знал, какой именно станет реакция на правду. — Выкладывай давай, — Моцарт явно расслабился и успокоился, нагло садясь рядом, хотя так и не посмел коснуться Сальери. — Я вампир, — ответил Антонио.       Вольфганг где-то около минуты смотрел на него, ожидая, когда мужчина скажет, что просто пошутил, но этого не происходило. Тогда композитор нахмурился, задумываясь о том, стоило ли вызывать скорую, чтобы врачи подлечили сошедшего с ума человека, но быстро отбросил эту идею, вспомнив, как он накинулся на ту бедную девушку, а сегодня и на самого Моцарта. Но верить Сальери он не спешил. С чего бы? В мире никогда не встречалось никаких сверхъестественных существ. Все знали, что вампиры и оборотни, ангелы и демоны, а также другие, но менее привлекательные создания встречались только в произведениях искусства. Книги, фильмы, игры, картины — там их могло быть сколько угодно. Но в реальности? Бред. Не существовало ничего подобного. Да и не могло существовать, ведь это противоречило всем достижениям науки! — Если это прикол такой, то я его не понял, — всё-таки ответил Вольфганг. Антонио вздохнул. Он ведь сразу понимал, что как-то так всё и обернётся. Никто в здравом уме не бросился бы в объятия вампира, поверив словам того, кто так долго притворялся обычным человеком. — Это не шутка. Я на самом деле вампир. Мои глаза, мои клыки, мои бесшумные движения, мои отказы что-либо съесть... На что ещё это может быть похоже? — У тебя может быть необычный цвет глаз. Клыки ты удлинил с помощью операции. Двигаешься бесшумно, потому что рос где-то, где нельзя было особо шуметь. Или где-то, где был отбой в определённое время, а ты предпочитал гулять после него. А отказываться есть ты можешь из-за того, что сидишь на какой-нибудь строгой диете, — Моцарт пожал плечами. У всего было логичное объяснение. — Хорошо. Но неужели тебя не смутило то, что я не дышу? — В смысле не дышишь?       Сальери мог для вида вздохнуть, но ведь в нём на самом деле была какая-то пугающая и незаметная деталь, всё время ускользавшая от взгляда его соседа. И теперь Вольфганг понял, что это было.       Антонио не дышал.       Он на самом деле не дышал. Композитор, не задумываясь ни на миг, протянул руку вперёд и коснулся ей чужой груди там, где у каждого человека находилось сердце.       Однако биения он не почувствовал, а потому поспешил отдёрнуть руку. Этот аргумент был уже более убедительным, хотя и сейчас Моцарт пытался придумать объяснение происходящему. Дышать Сальери мог почти незаметно, а ещё у него могли быть проблемы с сердцем, или же этот орган мог находиться с другой стороны. Такое ведь бывало. Да, редко, но бывало! — Предположим, что ты вампир. Почему тогда тебе не вредит солнечный свет? — Вольфганг нахмурился. — Это глупые предрассудки. Люди создали себе образ вампиров и верят только в него. А о том, что вампиру могут быть не страшны солнечный свет, серебро и святая вода, а также кол в сердце, они предпочитают забыть. Не хочется же, чтобы существовал вид, который невозможно победить, но который будет истреблять людей, пусть и в разумных количествах, — Антонио понимал, что звучал жутко. Но лучше пусть композитор узнает всё сразу, чем после придётся ставить его перед фактом. — То есть ты вообще никак не можешь умереть? — Моцарт не верил, хотя и хотел. Ему всегда не хватало в жизни чего-то волшебного. Конечно, вампиры не походили на использование магии, но тоже были тем, что встречалось далеко не каждый день. Точнее вообще не встречалось. — Могу. По своему желанию, если перережу себе вены своими когтями. Таким же способом меня может убить другой вампир, — Сальери было немного неловко. Он уже успел отвыкнуть от того, что был почти неуязвим, если сравнивать с обычными людьми. — Круто, — протянул Вольфганг, не зная, что ещё сказать. — Дашь мне время подумать? — Конечно, — Антонио слабо улыбнулся. Он не собирался торопить человека, потому что и сам знал, что принять подобное нелегко. Мужчина вспомнил, что когда-то не общался со своим возлюбленным месяц прежде, чем поверил ему и согласился стать таким же.       Хотя спрашивать Моцарта об обращении Сальери бы сейчас не рискнул. Пусть сначала привыкнет к тому, что его мир изменился, добавив в реальность что-то, что должно было всегда оставаться в пределах искусства.       Дни шли. Вольфганг жил так же, как и раньше, а Антонио боялся снова заговорить о своей природе. Но человек не стал его избегать: он говорил с вампиром, обнимал его, с удовольствием съедал каждый завтрак, обед и ужин, а также продолжал работать вместе с ним. Казалось, что они и вовсе не обсуждали ничего подобного. Или что Моцарт уже успел принять Сальери, но, к сожалению, это было не так. Пока не так. И лучше было не надеяться на лучшее.       Про отношения они тоже не говорили. Обоих тянуло друг к другу, однако для начала стоило принять Антонио в качестве вампира, а уже потом в качестве парня. И Вольфганг хотел это сделать, но просто не мог так быстро. Он следил за поведением мужчины, отмечая, что тот на самом деле вообще не ел, не дышал, а его глаза периодически подсвечивались красным. Но Сальери был слишком хорошо воспитан, чтобы в открытую пить кровь, пусть и донорскую, прямо при Моцарте, хотя это стало бы самым убедительным доказательством.       И Вольфганг решил развести его на такой поступок. Он специально вечером ушёл в бар и заявил, что вернётся не один. Антонио нахмурился. Ему стало больно от подобной фразы, ведь это означало, что композитор вовсе не желал отношений, более того, он не собирался принимать правду о нём, и из-за ревности хотелось удержать Моцарта, а также укусить его против воли.       Однако эта мысль исчезла так же быстро, как появилась. Сальери не был зверем и не хотел, чтобы его сосед по квартире пострадал, даже если у них ничего не выйдет и если всё это было подстроено только для того, чтобы поссориться и разойтись навсегда.       Он обратился летучей мышью, как только Вольфганг вернулся вместе с каким-то парнем, который явно был чересчур пьян. Алкоголь в чужой крови чувствовался даже на расстоянии, и от этого вампиру было противно. Если у своего соседа он был готов терпеть подобное, то у чужого человека, которому явно сейчас повезло больше, чем самому Антонио, нет. Да и вообще лучше было проследить, чтобы композитору не навредили. Конечно, на этот раз Моцарт не был чересчур пьяным, но его разум тоже был затуманен: мысли почти не считывались и были какими-то тягучими, словно растопленный воск, который пытались залить в какую-то форму.       Вылетев в окно в собственной спальне, Сальери обогнул дом так, чтобы приземлиться прямо у окна своего соседа по квартире. Наверное, было неправильным следить так, но о логичности своего поступка Антонио не думал. Он был расстроен и хотел понять, чем парень из бара был лучше него самого. Возможно, вампир и не мог доставлять удовольствие человеку каждый раз, но за те годы, что он прожил, он научился тому, как можно удовлетворить человека по-другому.       А сам Вольфганг толкнул своего гостя на кровать в своей спальне и сел сверху. Парень даже близко не был похож на хозяина квартиры, но хотелось думать, что это был именно он, а не незнакомец, чьего имени композитор даже не запомнит. К тому же Сальери не было рядом, но чувство, что тот всё видел и знал, всё равно откуда-то появилось, и Моцарт интуитивно на миг посмотрел в окно. Но Сальери успел вовремя спрятаться, а потому он не успел заметить чересчур любопытную летучую мышь, только услышал шорох крыльев. Решив не думать об этом, Вольфганг наклонился к парню и поцеловал его.       Большего Антонио не выдержал. Он хотел быть единственным, кому позволено целовать композитора, а потому поспешил улететь как можно дальше и со злости убил первого попавшегося пьяного мужчину, выпивая всю его кровь и тем самым тоже напиваясь. Не так сильно, как человек, но вполне заметно. А после стал летать по городу, не желая возвращаться слишком рано.       Моцарт же выгнал парня почти сразу, так как просто не смог переспать с кем-то кроме Сальери. Это казалось ему изменой, а потому композитор вскоре остался один и заснул, так и не дождавшись возвращения хозяина квартиры. А для того стало большим сюрпризом отсутствие в квартире незнакомого человека, и Антонио, переодевшись в один из лучших своих летних костюмов персикового оттенка, вышел в гостиную, устраиваясь на диване.       Он больше не хотел откладывать разговор.       Но мужчине даже не выпало шанса сказать хотя бы слово. Вольфганг, проснувшись, почти бесшумно оделся в привычные растянутую серую футболку и тёмно-синие шорты, пробрался к нему и обнял вампира со спины, прижимаясь. — Ты очень плохо скрываешься, — прошептал он, а после слабо укусил Сальери за ухо. — Не знаю, как ты это сделал, но ты за мной вчера следил.       В ответ, конечно, хотелось соврать. Но это было бы нечестно по отношению к человеку, с которым хотелось прожить так много, как получится. — Я умею превращаться в летучую мышь. — Мышка-ледышка! — счастливо воскликнул Моцарт и ловко перемахнул через спинку дивана, садясь рядом. — Но следить всё равно как-то неправильно. Тем более так сбегать и даже не пытаться присоединиться.       Если бы Антонио мог, он бы точно покраснел от таких слов. Но, так как он был лишён этой способности уже более двухсот лет, он просто отвёл взгляд в сторону, смутившись. — Если тебе интересно, ничего не было. Я не смог. Не хочу с кем-то, кто не ты, — честно признался Вольфганг и осторожно положил руку на щёку вампира, заставляя того повернуться и немного удивившись тому, что он был слегка тёплым. — Ты пил кровь? — Да, — коротко ответил Сальери, даже не пытаясь отвернуться. — Скажи мне, что происходит? Ты делаешь вид, будто всё в порядке. Но я же знаю, что это не так. А вчерашнее? Зачем это было, если ты хотел быть со мной? — Я... Не особо отличаюсь логичностью своих поступков. И просто надеюсь, что это был не тот парень, он всё-таки не виноват, — Моцарт вздохнул и взял вампира за руки, не отводя взгляд. — И всё действительно в порядке. Я решил, что я верю тебе. Более того, я хочу быть с тобой. Кто ещё может похвастаться тем, что встречается с вампиром? — Ты действительно хочешь отношений? — Антонио не смог скрыть улыбки. — А почему нет? Я давно понял, что ты мне нравишься, думал, что можно было бы тебя соблазнить. Потом осознал, что не хочу, чтобы ты был со мной только один раз. И в итоге пришёл к выводу, что хочу провести с тобой всю жизнь. Ты же такой интересный, загадочный и неприступный, что невозможно не влюбиться, — Вольфганг улыбнулся. — Приму за комплимент, — мужчина усмехнулся. — Но я вынужден предупредить, что с близостью будут некоторые... Трудности. — Эта мышка — ледышка даже в постели? — Моцарт засмеялся, считая, что просто неправильно понял вампира, однако Сальери смущённо посмотрел на него и кивнул. — О. Не проблема. Не подумай, изменять я не буду, просто хотел сказать, что и сам могу справиться. — Во-первых, когда я сытый, я могу. А во-вторых, помочь тебе расслабиться я всегда готов. И для этого не обязательно быть возбуждённым, — хотелось заткнуть Вольфганга, потому что говорить о чём-то таком Антонио давным-давно отвык. Ему было неловко. Продемонстрировать всё это он мог без каких-либо проблем, а вот рассказывать о таких особенностях стеснялся. — Это честь для меня, — композитор ухмыльнулся. — Но это потом. Для начала я должен узнать, что ещё ты можешь. Пьёшь кровь, превращаешься в летучую мышь, не ешь обычную еду, меняешь цвет глаз, а также отращиваешь клыки и когти. И не дышишь. Это я понял. Ещё что-то? — Я читаю мысли, — честно признался вампир.       Моцарт тут же подскочил на ноги. — И ты сразу мне не сказал?! Что ты узнал из моей головы? Видел все позы, в которых я представлял нас? — Перестань, — не выдержал Сальери, только отошедший от смущения. — Я не настолько хорошо считываю мысли. Это скорее отголоски твоих эмоций. Чем мы ближе, тем яснее я могу читать твои мысли. Но и в обратную сторону эта связь работает, так что, если постараешься, сможешь прочитать уже мои мысли.       Вольфганг взял один из стульев и сел на него, приставляя указательный и средний пальцы к виску и хмурясь. — Эрик, сними свой шлем, позволь мне помочь тебе, — драматично произнёс он, закрывая глаза. — Ч-что? — Антонио выглядел растерянным, а потому его — кто бы мог подумать? — парень открыл глаза, убрал пальцы от виска и засмеялся. — Тебе доступ в интернет зачем? Или ты современную массовую культуру игнорируешь? Для вампира низко интересоваться чем-то человеческим? — Нет. Работа отнимает всё время, — Сальери пожал плечами. — А если точнее, то это я отдаю всё своё время работе.       Моцарт поднялся со стула и совершенно нагло устроился на коленях мужчины. — Больше ни за что не позволю такому произойти, — прошептал он и поцеловал Антонио, распуская тот аккуратный хвостик, который вампир успел сделать утром, настраиваясь на разговор и даже не мечтая, что всё пройдёт настолько удачно.       Целовались они долго, но не настойчиво. Всё-таки Вольфгангу хотелось сначала узнать о вампире всё, что только можно, а уже потом уводить его в постель. — Поверить не могу, что наконец-то могу целовать тебя, — он улыбнулся. — А теперь серьёзно. Как читать мысли? — Просто расслабься и почувствуй, — попытался объяснить Сальери.       Моцарт, конечно, объяснения не понял, но всё же расслабился и закрыл глаза. А потом ощутил что-то вроде тепла, разлившегося по всему телу, и услышал в своей голове шёпот, едва различимый, но принадлежащий мужчине: "Он прекрасен".       От такого неожиданного успеха Вольфганг открыл глаза и чуть не упал с чужих колен. — Получилось? — спросил вампир. Композитор в ответ кивнул, широко улыбаясь. — Да. Я как будто окунулся в тёплую ванну с головой, пока ты говорил мне комплименты, — Моцарт был восхищён. — Только вот ты по-прежнему ледышка. Но ничего, в такую жару, как сейчас, только о тебя и охлаждаться. — Вольфганг Моцарт! — прорычал Сальери, смотря на него светящимися красным глазами. — Ты раньше не шутил так глупо в таких количествах. — Раньше я в таких количествах не волновался, — хмыкнул Вольфганг, ничуть не испугавшись. Наоборот, ему даже нравилось, когда глаза мужчины были такими, в этом чувствовалась опасность, как будто дикий зверь сам пришёл к человеку и позволил себя приручить, но не забыл об истинной природе. Возможно, сравнение не совсем правильное, но именно такие были ощущения у композитора. — А теперь расскажи, почему ты не боишься солнца и прочих стереотипных вампирских отпугивателей? — Ты сам-то понял, что ты сказал? — Антонио усмехнулся. — Стереотип о солнце пошёл из-за того, что днём охотиться неудобно. Людей слишком много, а свидетели убийства нам не нужны. Религиозные же символы... Вообще-то если вампир верующий, то они на него действуют. Тут нет никакой логики, но так и есть. Я до сих пор не могу подходить близко к крестам и пить святую воду, потому что когда-то был христианином.       Хитрая улыбка на лице Моцарта не предвещала ничего хорошего. — Ты не посмеешь...       Сальери не успел даже договорить. Парень выставил перед собой пальцы, сложив их так, чтобы получился крест, и вампир, зарычав, с нечеловеческой скоростью выбрался из-под него, за миг оказываясь за несколько метров. Глаза Антонио горели красным, и он выпустил клыки и когти. Более того, мужчина шипел.       Вольфганга это не напугало, наоборот, он сравнил своего парня с котом, которого загнали в угол пылесосом, и засмеялся с этого сравнения, опуская руки. Композитор оказался сидящим на диване, и внимательно наблюдал за тем, как вампир постепенно приходил в себя. — Больше так не делай, — прорычал он. — Я же могу и укусить. — Так я же не против, — Моцарт пожал плечами и чуть оттянул футболку, давая больше доступа к шее. — Выпьешь мою кровь, и мы сможем уединиться в спальне. — Это плохая идея. — Почему?! — Я не умею останавливаться, — признался Сальери, садясь рядом. — Если я пью кровь у человека, то пью её всю. Тебе просто не выжить. В такие моменты я теряю всю человечность.       Спорить Вольфганг не стал, решив, что снова попытается уговорить вампира на этот эксперимент позже. Ведь лучше понемногу крови от одного человека, чем убийства многих.       Какое-то время они оба молчали, обдумывая всё, что успели друг другу сказать. — Я забыл спросить... Эта твоя скорость... Ты так только от креста и святой воды бегаешь? — Нет, это моя обычная скорость. Я умею передвигаться быстро. И раньше я добирался до работы самостоятельно, — Антонио слабо улыбнулся, вспоминая те чудесные дни, когда он избегал многочисленных пробок и всегда приезжал вовремя. — И в постели ты..? — Нет! — Это была шутка, — Моцарт засмеялся, пытаясь так осознать всё, что успел узнать. Не каждый день он так откровенничал с вампирами. — Слушай, а если чисто теоретически ты укусишь так, что человек останется жив, укус будет чесаться? — Ты сравнил меня с комаром, — Сальери вздохнул. — Я не знаю. Давай продолжим этот разговор позже? — он устал от бесконечного потока шуток. — Прости, это всё, честное слово, — пообещал Вольфганг. — Ты можешь обратить человека? — Конечно, могу, — Антонио уже не выглядел таким уставшим от расспросов. Он надеялся, что композитор сам попросит обратить его, и тогда вампир просто не сможет отказать, и у них впереди будет вся вечность. — Хорошо, — конечно, человек не мог так быстро предложить этого. Но он выглядел взволнованным и заинтересованным, а потому шанс всё-таки был. — А ещё ты не сказал самого главного. — Чего же? — Сальери нахмурился. Вроде бы он выложил все свои секреты. — Ты хорошо сосёшь? — Моцарт облизнул губы, пытаясь скрыть ухмылку. — Да, — Антонио искренне не понимал смысла этого вопроса, но вскоре до него дошло. — Вольфганг Моцарт! — мужчина быстро сменил гнев на милость. Он чувствовал чужие эмоции и понимал, что ярость, кажется, только заводила человека. — Я ведь могу продемонстрировать. — Так чего же ты ждёшь, мышка? — Вольфганг развёл ноги в стороны. — И выпусти клыки. — Это опасно, — произнёс вампир, опускаясь на колени перед человеком. — А я разве не сказал, что люблю опасность? Иначе бы я не согласился встречаться с тобой, — Моцарт снова запустил руку в чужие волосы и заставил Сальери приблизиться, горячо его целуя.       Если бы Антонио по-прежнему был человеком, тело бы отозвалось на такой поцелуй в тот же миг. Но это было невозможно без крови, а потому он только застонал и отстранился, выпуская клыки. — Уверен? — Да! — ответил Вольфганг и, не дожидаясь, пока вампир поможет ему раздеться, приподнялся, опуская шорты и бельё, после чего сел обратно и ненавязчиво притянул мужчину ближе.       Он даже не представлял, что отсутствие потребности в дыхании могло так улучшить всё то, что Сальери вытворял своим ртом. Он не давился, у него не было слёз, и брать он мог глубоко в горло, отчего Моцарт громко стонал, смотря на своего парня. Он видел чужие клыки, и это только сильнее сводило с ума, заставляя чуть ли не срывать голос от удовольствия. — А ты можешь... На скорости? — попросил Вольфганг, искусав все свои губы и спутав мужчине все волосы тем, насколько сильно в него вцепился. Антонио пришлось отстраниться. — Без клыков, — сказал он, тут же пряча их. — Только я могу... — Я тебя чувствую и отстранюсь, — пообещал мужчина и снова опустился, теперь двигаясь с более привычной ему скоростью.       Такого Моцарт точно не ожидал, а потому сорвался на крик и неожиданно даже для самого себя кончил, на миг теряясь. А, когда пришёл в себя, Сальери был рядом, вытирая свои руки салфетками. — Признаю, сосёшь ты великолепно, — устало произнёс Вольфганг, ухмыльнувшись. — Ещё одна такая шутка, и я выпью столько крови, что из спальни мы не выйдем неделю, — Антонио поднялся, выбрасывая салфетки. Он уже успел привести в порядок своего парня, и тому осталось только снова надеть бельё и шорты. — Не напугал, мышка, — человек поднялся на ноги, одеваясь, и обнял вампира со спины. — А теперь идём восстанавливать твои пробелы в массовой культуре, — Моцарт за руку потянул Сальери в свою спальню, в очередной раз чуть не упав, споткнувшись о царящий там бардак из так и не разобранных толком вещей.       Они оба устроились на кровати, и только сейчас Вольфганг вспомнил о том, что ничего не ел. Антонио, хмыкнув, ушёл, чтобы приготовить что-то на успешно пропущенный завтрак, и вернулся через полчаса с сэндвичами, отдавая их своему парню и устраиваясь рядом. — Что мы будем смотреть? — спросил Сальери, обнимая Моцарта и позволяя тому положить голову к себе на плечо. — «Сумерки», — ответил тот, стараясь не засмеяться. — Я тебя ненавижу, — прорычал Антонио. — И я тебя люблю, мышка, — произнёс Вольфганг.       Но фильм они всё-таки не досмотрели, уснув чуть меньше, чем через час после начала.