***
Воля Антону нравится. Он сначала даже парился из-за этого — ну, с каких пор кому-то может нравиться тот, кто на него охотится? — но потом Поз объяснил расстановку сил и вообще то, как в Москве последние лет десять оборотни и охотники живут в мире, дружбе и жвачке. В основном потому, что — кроме их собственной — в Москве больше стаи не приживаются; а ещё тому, что Воля — адекватный чувак. Это Поз сказал, и Антон ему доверяет, — не может не доверять, когда Паша в третий уже раз на его памяти заваливается к Белому «на чай» (серьёзно, на чай) и, ну, — не достаёт ружьё или ещё что-то такое. Шутит только, друзей вот зовёт с собой — Мигель с Серёгой как раз заходят на кухню. У Трущёва на спине повис и тащится, — почти буквально, обхватив руками его плечи, — какой-то смутно похожий на Курта Кобейна белобрысый тип, в котором, если бы у Антона не было теперь реального нюха на такие вещи, ну точно пришлось бы распознать какого-нибудь оборотня-кота. Если такие существуют — Антон не в курсе и не уверен, что готов к таким открытиям; хотя — анимаги — было бы прикольно. Но он уже знает: перед ним очередной маг. Их сколько вообще по Москве шляется? — Антон, это Макс, — смеётся Трущёв, увидев заинтересованный взгляд Антона. — Максим, — кивает белобрысый тип, чуток подпрыгивает на месте и цепляется за Серёжу теперь уже всеми четырьмя конечностями. Серёжа, ухмыльнувшись, кивает тоже: — Максим Свобода. — Крутая фамилия, — не выдерживает Антон, смеясь; Максим, упираясь подбородком Серёже в плечо, хмурится на него слегка, но вроде не враждебно: — Это творческий псевдоним. — Он думает, что магов должны как-то по-особенному звать, — Мигель, приняв из рук Белого чашку, изображает театральный шёпот. — А так он Анисимов. — Я сегодня не по делу, — сообщает Макс Белому и Воле, начисто игнорируя остальных; Антон прям ему завидует, он бы так не смог. — Уши погрею, соскучился, можно? — У меня таких полон дом, — скалится Белый. — Валяй. Паш, продолжишь? — Ага. Так, — Паша задумчиво пялится в стол; Мигель опускается по правую его руку, напротив Антона. Трущёв — по левую, и Максим, встав обратно на ноги, остаётся стоять позади него, согнувшись немного, упираясь запястьями ему в плечи; Антон чует чужие эмоции — ощущение, как будто на школьный выпускной попал. Ну, или Макс с Серёгой редко видятся. — Короче, — Мигель подхватывает так, будто не зашёл только что, а слышал весь разговор до этого. — Шеминов прям полон желания наехать на нас за то, что мы нихрена не можем, и завалить взбесившегося омегу. Желательно, как я понял, без нашего участия, поняли, да? Чтобы сказать потом, типа ой, Воля лох и под носом ничё не видит, а местных волчар пора перебить всех до единого. — Так что не высовывайтесь, — с нажимом добавляет Воля. — Вот прямо не высовывайтесь, а то я вас знаю. Я не в курсе, когда именно они приедут, но раз уж Стас решил мне об этом сообщить — то скоро. Хоть одно лишнее движение — они вас перемочат и не почешутся даже, Стас только этого и ждёт. — Он ебанутый какой-то, — честно говорит Антон; Руслан, под хохот Мигеля, пожимает плечами: — Вот спорить не буду. Но наехать может за всё что угодно. У нас только Пашка такой добренький, что за твои выходки тут никого не ёбнул. Антон ёжится; это он уже понял — перед приходом остальных Руслан с Волей ещё раз лично устроили ему лекцию на тему того, что бывает, когда оборотень пытается насильно обратить или убить человека, — вообще навредить ему, — похуй, насколько осознанно. Ещё Антон понял, что Москве — и ему, походу, персонально — пиздец как повезло с охотниками. — И лично ты вообще никуда не суйся, — Серёжа смотрит прямо на Антона. Максим за его спиной лениво крутит кистью левой руки, — Антон не понимает сначала, что происходит, а затем до него доходит, — забытые им самим и Олегом грязные тарелки плавненько плывут по воздуху со стола в раковину. — Спасибо?.. — Антон не привык ещё к этому всему; чувствует необходимость что-то сказать, но Максим не отвечает даже — даёт Серёже продолжить: — Эти твои хождения по следам, забудь о них. Если наткнулся на тот запах, который тебя парит, на следы омеги — разворачивайся и… — И чеши в другую сторону, — кивает Паша. — Нам бы найти его, это да. Но не за твой счёт, это никому не интересно. — Да я не его искал, — вставляет Антон; он Арсения искал, честное слово, как будто бы ещё никто не понял. Ну — даже не Арсения — просто ходил по еле уловимому следу, чтобы что-то себе доказать. Наверное — что всё в порядке. Хотя он и так уже знает, что всё, в принципе, в порядке — с Арсом они переписываются каждый день с тех пор, как обменялись номерами, как-то так вышло; Антон всё не может унять тупое беспокойство за человека, которого мог случайно и насмерть перекусить, а Арсений, как будто ему похер, всё время задаёт кучу смешных вопросов. Ещё — просит звать себя Арсом, никогда не писать и не говорить «Сеня», рассказывать о своём дне и о том, как живётся оборотню в мегаполисе; сам тоже — вкидывает какие-то фотки с рабочих мероприятий, что-то болтает в голосовых про новую кофейню у себя на районе и про своего тренера по танцам, который вот уже неделю как решил перестать улыбаться, и Арсения это напрягает. Неделю — это как раз с тех пор, как Антон и Арсений обменялись номерами; с тех пор, как Эд потащился за Арсением на тренировку. Антон так и не понял до конца, что там случилось, но не то чтобы кто-то рвался ему объяснять. — А находишь всё время именно его. Хорошо хоть с опозданием, — Паша переглядывается с Мигелем, и Антон не выдерживает: — Так было б проще это и делать, не? Тупо мне выйти, бля, не знаю, на Красную площадь, встать и ждать? Он придёт, вы его подкараулите — и хопа! Поймали сами без всяких Стасов. — Волчок-то тактик и стратег, — вкрадчиво замечает Максим. — На площадь открытую хочет выйти, где всё как на ладони и левый людей куча, и хопа. Прикольный ты. Антон делает вид, что не обиделся. — Ну, окей, не на Красную, как угодно, но почему… — Риск неоправданный, — качает головой Белый. — Сами пока справимся. Ага, сами, хочет сказать Антон; и каким это таким образом? Он молчит, потому что, ну, ладно, и так понятно — права голоса у него тут примерно ноль процентов. — Ты не обижайся, — дружелюбно вкидывает Серёжа. — Но даже если бы Руслан тебе дал добро — поверь, от нас бы ты его не дождался. Маленький ещё куда-то лезть. — А он не обижается, — Мигель смотрит внимательно, с прищуром; Антон вдруг чувствует себя под микроскопом. С тем, как Мигель ржёт иногда — могло бы сойти за сумасшедшего учёного или типа того. — Ему просто не нравится, что мы его все мелочью считаем. Да? — вот и возразить нечего. — Только ты потом спасибо ещё скажешь, Шастун. Когда ни в какую больше передрягу в ближайшее время не попадёшь. Тут он прав; Антон не то чтобы лезет геройствовать, просто… Ну, это же самое простое — словить на живца, разве нет? Но Антон всё ещё плохо себе представляет, как у них тут — у него тут — вообще всё работает, и, в принципе, не попадать в передряги было бы классно. Возможно, вернуться к чему-то нормальному было бы классно — потому что за последние пять недель он либо пытался вписаться в свою оборотническую новую реальность, либо валялся на диване и нихера не делал, отбиваясь от сообщений и звонков людей, которым иногда впирается про него вспомнить. С работы вот уволился по-тихому, хотя Поз был против — ну какая тут работа? Скоро полнолуние, Антон уже знает, что в ближайшие несколько месяцев не будет его вывозить — пару дней до и пару дней после. Это каждый раз больничные брать? Короче, башка у него и так болит и без всей этой херни. — Оп, смотрите! Я прав, — улыбается Мигель. — Ну прав же? — Прав, — ворчит Антон; улыбается в ответ, Мигелю не ответить сложно, Антон же не чурбан бездушный. А ещё — он не дурак; знает, когда люди хотят продолжить разговор без него. Люди, блядь. Маги, волки; Антон вдруг понимает, что реально спешит уйти.***
— Эдик меня мучает, — жалуется Арсений, потому что может жаловаться, и потому что Антон его слушает. Антон чудесный вообще — вот, гулять его вытаскивает уже второй раз. Арсений забыл даже, что это такое — гулять просто, — в последнее время то работа, то ещё немного работы, сплошная гонка по Москве, — а потом ещё добавились все эти магические штуки и Эд, который с удивительной регулярностью вписывает себя в день Арсения и всё пытается что-то в нём пронаблюдать. Антон вот зато спрашивает сначала, прежде чем себя так же вписать, и Арсений рад ему гораздо больше; в первую такую прогулку они особо не говорили — Антон попросил его встретиться, бормоча что-то о слишком умных охотниках (Арсений сказал ему, что не будет расспрашивать, и пожалел, чуть не сдохнув от любопытства), и в итоге Арсений повёл его по набережным, развлекая историями из закулисья российского шоу-бизнеса. С тех пор прошло два дня, и Антон всё ещё не особо разговорчивый. — Он прям достал меня, — продолжает Арсений, высматривая на другой стороне улицы знакомую вывеску «Даблби». — Хотел ещё, чтобы я попробовал стихию какую-нибудь призвать, говорит, ну просто на всякий случай. Я ему сказал, что вообще не представляю, как это можно сделать. Он каких-то книжек притащил. — Магических? — смеётся Антон, всё ему смешно: — Ну каких-то, да… О, пойдём здесь перейдём… Я в них половины не понял, ещё четверть он мне вообще читать даже про себя запретил. Но что-то попробовал. Ничего не получается. Я как замок без ключа, да? Антон аж притормаживает на секунду, таращится на него удивлённо, смеётся опять — ужасно красивый, когда смеётся, Арсений бы его в модели или актёры запихнул. Или в певцы — интересно, а петь он умеет? Или хоть в блогерство. Ну, хоть куда — что-то ему подсказывает, что на Антона бы многие любили смотреть. Арсений давно уже старается не судить только по себе, но — правда — многие бы точно любили. — Да найдёте вы ключ, — говорит Антон уже у кофейни; открывает перед ним дверь, и Арсений изображает шутливый реверанс, прежде чем зайти первым. — Хули нет? Может, ты просто такой особенный, ну так вряд ли в этом совсем нельзя разобраться. Мы, блин, в мире, где магия… Арсений громко шикает; кофейня слишком крохотная, чтобы громогласного Шастуна не начали пусть даже случайно подслушивать, — и ладно ещё психами их посчитают, — Арсений не то чтобы не привык, конечно, но мало ли что. — Я тоже обожаю «Гарри Поттера»! — окончательно перебивает он смеющегося Антона. — Классная книга. Особенно третья, там, где про оборотней было. Здравствуйте, можно нам два латте? *** Саша стоит у него за плечом, и Марк впервые за долгое время не хочет оборачиваться. А и не нужно — прекрасно видит обоих в отражениях зеркал в танцевальном зале, и Сашу, и Лёшу, которые сегодня не исчезали вообще. Давно такого не было — Марк как-то всё больше чувствовал, что справляется сам, если замороченной магии не считать, но Арсений с его долбанным новым дружком взяли и спутали все карты. — Мы тут долго ещё торчать будем, Ник? Марк закатывает глаза и не отвечает; терапевт нашёлся сраный, ну конечно. Сашу в последнее время прям пробивает на советы, и что-то не слышно пока ни одного стоящего. Долбанный новый дружок Арсения уже дважды заявлялся на тренировки без спроса, пытался сказать что-то, и Саша каждый раз — ну, не давил, Марк не может быть тут несправедливым, — но настойчиво советовал взять и выслушать. — Пойдём на воздух, — просит Лёша. — Никит, пожалуйста. — Вы и без меня можете. Марк ершится, он в курсе; ничего полезного в этом зале он не делал последние полчаса, ничего даже творческого — сидел и пялился в потолок, подзавис просто, — ну, так он и не спит почти уже который день. Нихрена удивительного. — Не хотим, — просто улыбается Лёша; Марк вздыхает. Всегда вздыхает в такие моменты — они как живые же, оба придурка чёртовых. Говорят ещё, что ни один мертвец так тебя не достанет, как первый попавшийся живой, но, — это неправда, — Сашка с Лёшей лучше всех живущих знают, на что и как в нём давить; ещё бы им не знать, застряли-то они с ним надолго. Застряли — Марк знает, всегда знает, всё время знает; как знает и то, что в теории давным-давно мог бы их отпустить. Как знает и то, что никогда бы не стал этого делать — и похуй на то, что эмоциональная связь через грань жизни жрёт его собственную энергию, заставляя случайных знакомых поздравлять его с хорошим метаболизмом, а фотографов на любой фотосессии — с художественно заострившимися чертами лица. Художественно, блядь. Проклясть бы их всех к такой-то матери, но рука не поднимется. — Погнали, дур-рачьё, — объявляет он, поднявшись с пола; подхватывает сумку и быстро выходит, привычно выключая за собой свет, запирая одну дверь за другой; уже вечер — поздний. Полнолуние; неудивительно, что ребяткам хочется на свежий воздух, — не то чтобы они им дышат, — но магия вокруг, тем более в такую ночь, и любое соприкосновение с природой делает жизнь легче. Смерть — тоже легче; духи рады полнолунию так же, как рады были при жизни, и Марк не может им в этом отказать. Только вот… — Что-то не так, — еле слышно бормочет он, настороженно озираясь; нет, прямой опасности точно никакой, обычной или магической. Улицы практически пусты, фонари горят как положено, и Марк знает, что прогулка до дома ничем нехорошим не обернётся. Но. — Кто-то чужой, — Сашка кладёт руку ему на плечо. — Сбивает энергию. Сбивает — не то слово; у Марка ощущение, как будто его метафорично прополоскали в дерьме. Природа не терпит нарушающей её баланс хуйни, и если в другие дни это не сильно заметно, то в полнолуние всё отторжение вылезает наружу, — мерзкая какая-то магия, не белая и не чёрная, никакая вообще, Марку просто она не нравится; не нравится и городу, и миру вокруг — до самого последнего листочка на ближайшем дереве, которое кажется слегка подвядшим. Кто-то пытается сотворить что-то мерзотное, противоестественное, и Марк вряд ли может что-то с этим сделать. Морщится только; ребята оказываются перед ним, а не позади, молча призывают идти, но — на секунду раньше самого Марка — оборачиваются на чуть шаркающие звуки шагов. Ну, бля, конечно. — Отлично, — цедит Марк, и Эд, вздрогнув, поднимает взгляд от телефона; останавливается, сдёргивает с ушей наушники. — Следишь уже за мной? — Нет. Марк верит сразу, его и не это волнует; он вглядывается в Эда так сильно, как только может вглядеться, пытаясь унять рвущееся наружу беспокойство, но, — успокаивается быстро, — не он. Он и не мог бы — видящие не сильны в любых других видах магии, — и всё равно облегчение охренеть какое; Марк предпочитает не раздумывать, почему. Не он, природный баланс сегодня похерил не он. Ну хоть так. — Я к метро шёл, — Эд заговаривает тихо, аккуратно, это ему внезапно идёт. — Просто мимо, реально не хотел ничё, зуб даю. Но бля, раз уж… — Заткнись лучше ср-разу, — обрывает его Марк; очередной попытки извинений он не хочет точно. Эд как будто не понимает — нахуй не нужно извиняться; вот отвалить — было бы неплохо, но это какая-то утопия. Марк, в общем-то, не помнит момента позже своих тринадцати лет, когда жизнь шла бы прямо так, как ему хотелось. — Окей, — дёрнув плечом, Эд качает головой; убирает телефон в карман. — Нам в одну сторону? Или мне щас пойти, а ты дашь мне фору? — Не будь дураком, — усмехаясь, просит Саша, и Марк вмазал бы ему, если бы мог. — Не отталкивай то, что притягивается. Мудрец ебучий. Но играть в «мне в другую сторону» тоже толку нет, они тут не маленькие уже. — Я до метр-ро и дальше, — сообщает он, первым начинает идти, и ребята исчезают незаметно, оставляя его с Эдом вдвоём — предатели хреновы. — Выгуливаешься, — понимающе кивает Эд, подстраиваясь под его шаг; Марка бесит в нём абсолютно всё сейчас. Копаний в друидских привычках он не хочет точно. — Ничего не видел в последнее вр-ремя? — вместо ответа спрашивает он, сунув руки в карманы толстовки; закусывает губу. Эд тоже явно не любитель играть в дурачков — не уточняет, о чём речь. — Неа. Кайф ваще такой, — он ухмыляется. — Нихуя лишнего не видеть. А что? Марк списывает своё желание попиздеть об этом на усталость и недосып; в конце концов, кроме Лёхи с Сашей, ему делиться чем-то откровенно магическим прямо сейчас особо и не с кем — он сам так выбрал и сам с этим живёт, не вопрос вообще, но каких-то посторонних ушей иногда хочется. С Эдом им рядом идти, в конце концов, ещё минуты две. — Кто-то попр-робовал какую-то хуйню, — поджав губы, он поднимает плечи, глубже зарываясь в толстовку. — Всю магию полной луны ср-рубил тут нахуй. Я не знаю, где, где-то в Москве. Что-то случилось. Вр-ряд ли успешно, было бы не так. Но ощущение мер-рзотное, — он смотрит только вперёд, но чувствует на себе взгляд; пожимает плечами. — Точнее не скажу. — Может, ничё серьёзного, — бурчит Эд задумчиво; по его тону похоже, что он сам себе не верит. — Может, — Марк не верит тоже. — Но больше месяца уже такое ощущение, как будто… Как будто в душу плюнули. Магически. Животные ещё мр-рут… Не нр-равится мне это всё. — Если чё-то увижу, дам знать, — кисло отвечает Эд. — Не надо. — Да перестань, бля, — они подходят уже к метро; Марк рад, что именно в этот момент. — Ладно, на меня ты бесишься, но если что-то правда происходит? Ты же не идиот. Не похож. — Если что-то пр-роизойдёт, я и так пойму, — Марк слабо улыбается; отворачивается уже, чтобы свернуть на нужную ему улицу, ловит брошенное в спину: — Провожу? Марк ощущает отсутствие ребят рядом очень остро; но они — как обычно, блядь, в им самим только очевидные моменты — не спешат вернуться и хоть что-то ему сказать. Сам по себе — Марк говорить ничего не хочет. Эд пугает его; не пугает опасностью, — нихуя он не опасный, похож больше на самого несчастного в мире мага, если Марка спросить, похож так же, как любой сильный видящий, — но пугает тем, что всё никак не исчезнет из его жизни. Пугает тем, как Марку удалось вытащить его оттуда, откуда видящих так лихо и просто не вытаскивают; пугает тем, что вряд ли влетел в его жизнь случайно — слишком много элементов к этому привело. Марк не любит предопределённость; ненавидит с тех пор, как вместо двух лучших в мире друзей получил себе в распоряжение двух лучших в мире духов. Хоть и получил их как раз потому, что их смерть предопределена как раз не была, — пришла слишком рано, — но похуй, как же похуй на это; Эд заставляет его задерживаться на одном месте — на одной эмоции — слишком долго, и Марк не знает, как себя вести в этом; куда вести себя. Ему это всё не нужно; он оборачивается через плечо, и Эд всё ещё не свалил. — Нет.