Наследники Морлы

Солнце было в зените, когда Эадан и его воины завидели войско Вульфсти — раньше, чем рассчитывали. Далеко же они продвинулись! Эадан слыхал, это Райнар Фин-Солльфин его поторапливал. Будто Райнар говорил Вульфсти, убеждая набежать на Карна Гуорхайль сейчас, перед самой жатвой: «Все гуорхайльские родовитые мужи последуют за тобой по моему слову. Бедарцы далеко, у них своя грызня с родом Кег-Мора — не дай Вальзиру и Эадану дождаться помощи с юга. Ударь сейчас — и к страде станешь хозяином всех четырех карна, подобно самому Райнару Красноволосому». Вот и сейчас Солльфинов алый кафтан, будь он неладен, огнем горит впереди вилтенайрского войска. Эадан придержал коня и крикнул: — Здоров будь, сын доблестного Эйнирда! Не ждали мы тебя назад так скоро, да не радостна наша встреча! Скажи-ка, когда это Младшие выкрали честь у потомков славного Йорре, раз тебе не срамно показаться на родной земле в рядах врага? Райнар Фин-Солльфин выехал вперед. Ветер выпростал из-под пояса одну из его кос и Райнар ответил Эадану, затыкая косу обратно: — А не срамно тебе было отряжать меня посланником к рохтанцам? Мой достопамятный отец принял смерть через этих хризоблудов! — Он наконец управился с косой (косы у Райнара были толстые, толщиной с запястье, и у него за спиной судачили, что Райнар вплетает в них конский волос) и продолжил, спесиво вскинув голову: — Свободный муж вправе уйти от своего господина, если тот к нему несправедлив — таков древний Закон! Геррод Фин-Солльфинов не убавится оттого, что я променяю одного подкидыша на другого. Эадан не поверил своим ушам. Райнар облаял не только Вальзира, он и своего нового хозяина Вульфсти, выходит, обругал самозванцем. Или Райнар имел в виду Вульфстиного «Мадге»? Похоже, Райнар до того зазнался, что даже не утруждает себя делать вид, будто обнажает меч за Орнарову правду. — Почему ты говоришь за войско Крысеныша? Или у него не достало духу показаться на поле Крады? — крикнул Эадан. — Где же его «наследник Морлы», отчего он не ведет предбитвенные речи, раз уж это его «право» вы заявились потребовать? Не терпится мне взглянуть на него, моего дорогого друга, потерянного и вновь обретенного. Райнар деланно расхохотался. — Можешь лить вранье в уши своего побратима-полукровки — но перед нами, ближними элайрами Тьярнфи Морлы, нечего бахвалиться. Все мы помним, что не другом ты был Мадге, а прихлебателем! Уж не знаю, по прихоти ли Ддава или пришлого бога лайкарлахов ты и твой Керхусеов запрыгнули так высоко, но не надейся, что мы позабудем, каким ничтожным сиротой ты был, подбирающим объедки с Морлиного стола! — Я-то хотя бы кормился от милостей карнрогга, потомка роггайна Райнара, — а ты позарился на крысиные объедки и даже не морщишься! Эадан сам заслушался, как лихо он окатил Райнара его же помоями. Он оглянулся на Вальзира — слышал ли тот? — но Вальзир, казалось, опять странствовал по владениям своего бога. Он сидел на Киртю-Вэнтю, отвернувшись от Эадана, склонив голову к плечу и странно поджав левую руку, словно ее свело судорогой. За это щедрое на солнце лето Вальзир загорел — бледным желтоватым загаром — и, взглянув на его маленькую узкую кисть, вцепившуюся в поводья, Эадан невольно вспомнил желтые куриные лапки, которыми он играл мальчишкой. Необъяснимая пронзительная нежность вдруг прошила Эадана. Он бережно разжал Вальзиру пальцы и прижал его руку к своим губам. Вальзир поглядел на него — Эадан не сумел истолковать этот взгляд. — Я знал, что это кончится, — сказал Вальзир с мукой в голосе. — Потом всегда еще сильнее плохо. Эадан не понял, о чем тот говорит, но постарался заверить: — Вот увидишь, мы спровадим из нашего владения этот крысиный выводок. С самим Карна Рохта управились — что же, не сдюжим с каким-то мелким Вилтенайром? Эадану отчаянно хотелось, чтобы это было правдой. Чтобы они сейчас стояли перед силой одного только Карна Вилтенайр, а не трех карна Райнарова наследства. Чтобы за него готовы были биться все свободные мужи Карна Гуорхайль, как в победоносном сражении у Гурсьей гряды, — и Райнар Фин-Солльфин, и Тьёген Фин-Гебайр, и все их многочисленные родичи… Эадан окинул взглядом вражеское войско, растянувшееся по горизонту насколько хватало глаз. Бока лошадей лоснились, оружие сверкало под солнцем, и ярко алел кафтан Райнара Фин-Солльфина в сравнении с лазурью неба и зеленью трав. Жалко тратить на кровопролитие такой ясный, теплый денек! По ночам уже пахнет осенней сыростью. Быть может, сегодня — последний день лета… Эадана охватило острое желание жить. Не может быть так, чтобы Рогатые возвысили его лишь затем, чтобы сейчас низвергнуть! Не может быть, чтобы улыбчивый Этли, сопровождавший Эадана в ненастные дни испытаний, теперь его покинул. Эадан еще не прошел до конца по пути, что напророчила Атта Говорящая с богами. Недаром же Вальзир все это время был столь необычно спокоен — верно, хризский бог, его покровитель, приоткрыл для него завесу будущего. Нет, невозможно, чтобы везение Вульфсти и Райнара Фин-Солльфина оказалось сильней Эаданова везения, еще ни разу его не подводившего, — не сегодня, не в этот сияющий летний день, когда всё вокруг так и пышет красотой, жизнью и беззаботной радостью! Эадан запрокинул голову и испустил боевой клич. Взревели люди с хуторов, которых созвал Тьорн Фин-Эрда, зарычали, забили в щиты те немногие из элайров, что остались с Эаданом. Он выдернул из земли копье и метнул в войско Вульфсти. Ветер донес копье далеко, к самым передним копытам Райнаровой лошади. Воины Эадана возликовали: Орнар посылает им доброе предзнаменование! Райнар бросил копье в ответ, но, сбитое ветром, оно упало плашмя в дюжине шагов от него. — Вижу, гуорхайльское копье не пожелало поразить землю, его родившую! — воскликнул Эадан так, чтобы его услышали во вражеском войске. — У копья и то больше чести, чем у его хозяина! Раздраженный своей неудачей, Райнар оскалил зубы и вскричал, выхватывая меч из ножен: — Разгром войску Подкидыша! Погибель самозванцу! На нас смотрят Рогатые Повелители — потешим же буйного Краду запахом крови и хрустом костей! Воины Вульфсти разразились боевыми кличами — гуорхайльскими, тиддскими, вилтенайрскими и моддурскими. Их оглушительный вой ударил по воинам Эадана, точно сбивающий с ног вихрь. Вот так, верно, звучали сражения, воспетые в сказаниях о роггайне Райнаре… Тьорновы хуторяне затопотали, потрясая топорами, вилами и дубинами — распаляли в себе свирепство, чтобы вытравить страх перед несметным врагом. Своенравный конь Видельге грыз удила, плясал под Эаданом, предугадывая скорую сечу. Едва Эадан чуть ослабил поводья, конь сорвался с места и понесся вскачь — Эадан сумел лишь оглянуться на Вальзира, который тут же скрылся за элайрами и молодцами Тьорна Фин-Эрды. В мгновение ока Эадан очутился прямо перед Райнаром Фин-Солльфином. Тот больше не красовался в своем алом кафтане — видать, боялся испортить в схватке — но Эадан узнал хризский чешуйчатый доспех, который собственными руками пожаловал Райнару при дележе добычи с Гурсьей гряды. Не давая себе времени на раздумья, Эадан ударил. Диковинный меч Хендрекки оказался невероятно легок — Эадан вложил в удар чересчур много силы, промахнулся, завалился на Райнара и чуть не выпустил рукоять. Его спас конь Видельге: рванул зубами ухо Райнаровой лошади. Обезумев от боли, та закричала, встала на дыбы — Райнар вывалился из седла, одна его нога застряла в стремени. Конь Видельге бросился на него, стал топтать, и тут испуганная лошадь Райнара прянула и помчалась сквозь вилтенайрцев, разбивая их ряды. Не успел Эадан восторжествовать, как на него надвинулся Тьёген Фин-Гебайр. Он орудовал ванарихской булавой, которую его дядя Йомендир когда-то получил в выкуп за Вингефрида Кег-Мору. Эадан заслонился от удара левой рукой в наруче. От ужасной боли перед глазами вспыхнуло и потемнело. На мгновение он соскользнул во мрак, как в бездонный омут, — а когда вынырнул, вокруг были люди Тьорна Фин-Эрды. Копьями и вилами они упрямо теснили врага. Вероломные элайры испугались за своих дорогих лошадей — а хуторяне и метили лошадям в шею и брюхо — и все, кто был конный в войске Вульфсти, медленно, нехотя начали отступать. Левая рука Эадана по-прежнему горела от боли. Когда он попытался пошевелить пальцами, у него аж слезы навернулись, но он все же нашел в себе силы крикнуть Тьорну: — Почет тебе, удалой Тьорн! Гоните их, славные сыны Виату, цвет Гуорхайля! Он повертел головой, отыскивая верных ему элайров. Сейчас бы навалиться всем вместе, врезать по Вульфстиным крысятам так, чтобы они позабыли, как велико их войско, и думали б только о том, как уберечь собственную шкуру. Вот, приспешники Райнара Фин-Солльфина уже пятятся, мешая пешим воинам, а сам Райнар неведомо где — глядишь, и вовсе убился, дай то Орнар; а вилтенайрцы, пришедшие за легкой добычей, не пойдут умирать за смехотворную затею своего карнрогга. Их, поди, не меньше Тьорновых людей заботит жатва, с которой они вот-вот запоздают из-за Вульфстиной блажи. Эадан заметил Тьярнатура и Хевнара Фин-Вальдинайе. Они отчего-то поворотили лошадей и помчались прочь от сражения, и те, кто бился поблизости, глядя на них тоже побежали. Воины Вульфсти ринулись за ними. Появился Эаскире Забавник; он на всем скаку налетел на преследователей и принялся остервенело разить копьем направо и налево — ясно, защищал Тьярнатура, что был ему побратимом. Кому-то из вилтенайрцев — а может, то были гуорхайльцы-предатели, издали не разберешь — удалось стащить его с лошади. Эаскире бросил копье и выхватил меч. Другой элайр, Лугге Фин-Улье, пришел ему на помощь. Они отбились от врагов и последовали за братьями Фин-Вальдинайе. Тут уж и люди Тьорна заметили, что элайры бегут. На глазах у опешившего Эадана они двинулись назад. Он нашел взглядом Тьорна Фин-Эрду. Направив к нему коня, Эадан крикнул: — Что с тобой сталось, могучий Тьорн?! Еще чуть — и мы бы их одолели! — А чего тогда твои элайры спасаются бегством? — угрюмо ответил Тьорн. Эадан толкнул пятками конские бока. Он нагнал Эаскире — у того через все лицо ото лба до подбородка алела кровавая полоса, и он всё утирался, чтобы кровь не заливала глаз. Его знаменитый шлем с поединком Орнара и Тааль пропал — Эадан готов был побиться об заклад, что вскорости увидит его на одном из сыновей Райнара Фин-Солльфина. — Ку-Крух тебя утащи, Забавник! Ты клялся, что будешь на моей земле до Последнего Рассвета — многого же стоят твои клятвы! — выдохнул Эадан. Эаскире покосился на него, моргая слипшимися от крови ресницами. — Этли еще не отнял у меня разум, чтобы я оставался на твоей земле, когда даже твой побратим-балайр тебя бросил, — и он указал на Вальзира, ускакавшего так далеко вперед, что если б не Эаскире, Эадан его бы не приметил. Они достигли Ангкеима к рассвету следующего дня. Въехали на двор и завопили, чтобы запирали ворота, хотя воины Вульфсти давно уж отстали. Вместо того, чтобы встать во главе преследователей, Тьёген Фин-Гебайр повез тяжко израненного Райнара Фин-Солльфина в его усадьбу, и остальное войско потащилось за ним, рассчитывая на баню и сытное угощение после сечи. Напрасно, что ли, они покинули родные края под самую уборочную пору? Эсы говорят, война — пища элайра; но их предводителям неплохо бы вспомнить и о настоящей пище… — Знать бы, что там с Фин-Солльфином, — сказал Тьярнатур Фин-Вальдинайе, пока Эаскире помогал ему разоблачиться. — Тьёген не управится с войском без его указки, к тому же еще и чужеземным. Принеси щедрую жертву Орнару, брат Эадан, — пускай встанет за нашу правду! Помоги нам Рогатые, Райнар не оправится от ран. — Что за дело воинам Вульфсти до здоровья Райнара? — буркнул Эаскире. — Они явились сюда не славу Фин-Солльфинам добывать, а самим поживиться. Крысеныш, должно, им всем наобещал фольды в Гуорхайле. Вот отожрутся на Солльфиновых припасах, отоспятся — и с новыми силами к нам пожалуют. — Умеешь ты позабавить, Забавник, — нахмурился Хевнар Фин-Вальдинайе: он недолюбливал братова побратима за то, что Тьярнатур завещал свое имущество сыну Эаскире, а не Хевнару. — Говорю как есть, — отозвался Эаскире. Они еще не решались произнести вслух, но по их лицам Эадан видел, чего они недоговаривают: все они жалеют, что не перебежали к Вульфсти, прогадали, понадеявшись на Эаданову удачу и балайрову мощь. До Ангкеима доехали лишь безземельные элайры и те из свободных эсов, что жили в карнроггской усадьбе. Остальные отставали по дороге, отправлялись на родные хутора, говорили: мы отдали высокородному Вальзиру дань верности, не жалели себя в потехе Крады — наш долг карнроггу уплачен… Даже Тьорн — и тот его оставил. Понятно, ему важнее оборонить собственное владение и родичей, а не погибать в перебранке карнроггов. Эвойн стала стягивать с Эадана поддоспешник, и того опять обдало жаркой волной боли, словно булава Тьёгена прошлась не по одной лишь руке, а по всему телу. Охая и тихо подвывая, Эадан пощупал левое предплечье — оно опухло, пульсировало болью и было неестественно горячим, и что-то как будто двигалось там внутри, смещалось и вставало обратно на место. — Гуди Фин-Райнар с братом тоже уехали? — спросил он безо всякой надежды. — Еще до полуночи поехали к себе на хутор, — ответил Эаскире и заявил, как будто Эадан без него не догадается: — Тьёген тебе самую кость переломал, в этом нет сомнений. Эадан хлюпнул носом. Пока он щупал руку, он весь вспотел и облился слезами, но тут ему захотелось плакать не столько от боли, сколько от обиды — на предателей Райнара и Тьёгена, на хуторских, которых уж больше не соберешь на битву, на несправедливых богов, на Вальзира… Он ведь бросил его среди врагов. Побратимы бьются бок о бок — так повелось в веках; а Вальзир не только не ринулся в пляску клинков вместе с Эаданом — он его бросил, повернулся спиной, спасал себя, даже не подумав, что сталось с побратимом, жив ли Эадан еще или пал под ударами супостатов… Эадану стало до невозможности себя жалко. Он отстранил Эвойн — та сердобольно гладила его по голове, спине и плечам, не зная как помочь и сама страдая от его страданий — и схватил Вальзира здоровой рукой. — Ты и словом со мной не перемолвишься? Вальзир повернул к нему голову. Очаг только запалили, и в его слабом изменчивом свете Эадан мог видеть лишь черные провалы глаз. Вальзир вяло шевельнул рукой, желая высвободиться. — Я устал, — сказал он. — От чего ты устал? От меня ты устал, да? От меня устал — так и скажи! — Эадан шагнул к Вальзиру, чтобы разглядеть выражение его лица, и тот мгновенно отстранился. Даже смотреть не желает! — Ты и смотреть на меня не желаешь, — сказал Эадан жалобно. — А когда смотришь, то так, будто я не побратим тебе, а злейший враг… будто смерти моей жаждешь. Признайся, ты смерти моей жаждешь? Поэтому оставил меня на поле сражения? Хотел от меня освободиться, не люб я тебе больше? Да и был ли я тебе люб… — Эадан приподнял голову Вальзира за подбородок, чтобы тот наконец взглянул на него, и Вальзир с неожиданной злобой отбил от себя его руку. — Нет, — сказал он. — Уйди. Не люблю так. Уйди. — Не любишь ты меня, не любишь, — плаксиво протянул Эадан. — Смотрите, свободные эсы Гуорхайля! — Он простер руку к притихшим домочадцам. — Скажите, был ли я плохим побратимом вашему карнроггу? Жалел ли я своей крови в сражениях с его недругами, не оборонял его геррод, преступал клятву, что нас сковала? Сколько я стерпел от него — и долгой зимней ночи не хватит, чтобы перечесть. Ни один достойный муж не обходился с побратимом так дурно со времен Инира и Вальдра! Чем же я навлек на себя такую нелюбовь? Уж лучше б булава Тьёгена проломила мне череп, уж лучше б я принял славную погибель на пашне Орнара, чем жить зная, что мой побратим мной тяготится! — Эадан хотел выдрать у себя волосы, дабы показать, сколь велико его горе; но стоило ему, забывшись, приподнять левую руку, как у него перехватило дыхание от боли. Едва отдышавшись, он рухнул перед Вальзиром на колени и взрыдал: — Раз желаешь моей смерти — так убей! Ты балайр, твой геррод не запятнает убийство побратима. А мне всё лучше мертвым, чем живым да нелюбимым… Вальзир задышал шумно и коротко. Обитатели Ангкеима, уже наученные узнавать балайрское безумие, попятились — и тут Эвойн испустила пронзительный крик. Она согнулась пополам, заваливаясь на руки сестре, и вновь закричала так, что у эсов заложило уши, а собаки повскакивали с соломы и закружили по бражному залу, со страху нападая друг на друга. — Что же это, разве пора ей?.. — пробормотал Эадан, от растерянности взявшись за ледяные руки Вальзира. Не отпуская, он поднялся с колен и встал рядом с Вальзиром, наблюдая, как женщины тащат заходящуюся в крике Эвойн из дому — в баню. — Помоги ей Матушка Сиг и милостивый Виату, — прошептал Эадан взволнованно. — Хоть бы одна добрая весть в эти злосчастные дни!