„нитями шелка горло сдавлено - не вдохнуть. думала будет сладко? думала, но забудь.“ Ⓒbillie joy
Айлин всегда считала себя умной женщиной. Даже слишком умной. Именно поэтому выбрала младшего из двух братьев, именно поэтому не путалась под ногами несостоявшегося свекра до поры-до времени. И, как оказалось, Эмре совсем был не похож на своего знаменитого отца, потому что был слепым, как новорожденный котенок. Азиз Дивит больше был похож на зубастую акулу, способную учуять одну-единственную каплю крови в радиусе километра. Эмре всегда был легкой добычей, слишком легкой, чтобы влюбиться. Чистый, неиспорченный ребенок, не видевший ни зла, ни предательств. И потому был удобен ровно настолько, чтобы выйти за него замуж, держать у ноги, как прекрасную породистую собачонку, готовую откусить руку любому, кто покусится на благополучие хозяйки. Эмре оправдывал ее ожидания, охотно соглашался на любые авантюры, на любые предательства и даже не понимал - его используют, как самую обычную вещицу. Приятную глазу, милую и полезную, но не долговечную. Ожидала ли Айлин подобного свинства от Эмре? Конечно! Каждую секунду ожидала. Когда делила с ним ужин, когда принимала подарки, когда… … Айлин Юксель всегда знала, что старший брат Эмре обязательно объявится, что разотрет в порошок все ее планы, что непременно все выяснит. Но она не ожидала от старика Азиза такой прозорливости и уж точно не ждала позорного увольнения из фирмы, которую мечтала видеть своей. Азиз Дивит вышвырнул ее из компании, как отработанный материал - к этому молодая женщина точно не была готова. Взял сына за жабры и заставил закончить любые отношения с ней. К этому Айлин не была готова еще больше - слишком много планов у нее было на Эмре Дивита. Но, в конце-концов, мама всегда говорила, что ее девочка чересчур умна для роли половой тряпки в доме мужа. Слишком умна и амбициозна. Там, где Госпоже Юксель не удалось завоевать заслуженный трон, она посеяла хаос. И, надо же, все получалось просто прекрасно - Эмре оставался слепым котёнком и с удовольствием лакал из ее рук отравляющий сок. Все шло так красиво, ровно и легко, как не могло идти. Фирма почти-что-свекра рушилась на глазах, и он своей ослабшей хваткой уже не мог собрать кирпичики воедино. Все шло, как по нотам. Но однажды приехал Джан Дивит и разломил пополам целый веник разом. Все, чего она добилась, спалил дотла одной лишь спичкой. И даже такую неудачу Айлин Юксель изящно перешагнула на своих дорогих шпильках. Перешагнула и пошла дальше. Женщина остановила такси возле какого-то захудалого кафе. Расплатилась и вышла из салона автомобиля навстречу новым виражам. Внутри ее уже ждал человек, о котором было известно ничтожно мало. Ничтожно мало информации для личного пользования. Но одно все же было ей известно: Йигит Озтюрк работал с малышкой Санем. Йигит Озтюрк был до тремора в пальцах влюблен в Санем. „А девочка-то подросла“ - Думала Айлин, изучая книгу об Альбатросе и Симурге в миллионный раз. Чем ей было заниматься на тюремной койке кроме чтения? Вот Госпожа Юксель и проводила время с максимальной пользой для будущего. Для своего, конечно же. Будущее малышки Санем ее интересовало в самую последнюю очередь. Но, надо отдать должное, девчонка так точно описала события последних лет, что Айлин все время удивлялась этой особенности маленькой девочки. Девочки с огромным, чистым сердцем. Девочки, которая оказалась способна полюбить. „Вычисти свое сердце от любви, и сильнее тебя не будет на этом свете“ - Сказала мама и оказалась права. Если бы она подумала эту мысль немного раньше, возможно, всего, что произошло с их семьей, просто не было бы. Не было бы отца-пьяницы, не было бы побоев, не было бы проигранной в карты материнской чести. И не было бы Айлин. Хотя и ей случилось однажды влюбиться. Да так крепко, что прихватывало по-настоящему, за глотку. Влюбиться такой любовью, у которой не было ни Бога, ни Дьявола. Влюбиться совершенно по-глупому, как маленькая девочка. Прыгнуть с разбега в ледяную воду и, задыхаясь, осознать - любви не бывает. Не в ее жизни точно. Айлин Юксель случилось влюбиться в Джана Дивита. Джану Дивиту не случилось влюбиться в ответ. Аллах оградил, наверное. Она ослабляет узел пояса на пальто, скидывает с плеч тяжелый материал кофейного цвета и входит в кафе. Заправляет за ухо прядь коротких черных волос и задирает голову еще выше, вышагивая по скользкому кафелю, словно по подиуму. И люди оборачиваются, надо же, им интересно - что за личность решила почтить их своим присутствием. Айлин разглядывает фото в смартфоне и безошибочно находит среди десятка посетителей того, кто ей нужен. - Доброе утро. - Женщина опускается на жесткий стул. Пальто кофейного цвета мягко ложится на спинку, а миниатюрная сумочка врезается дном в круглый столик перед ней. - Очень приятно познакомиться. - Протягивает изящную ладонь мужчине, сидящему напротив. Привлекательный, но неухоженный. Будто волосы уже неделю не виделись с расческой. - Айлин. - Теплая мужская ладонь крепко обнимает ее пальцы. - Йигит.***
С самого утра все в офисе были будто бы на низком старте. Шептались между собой, разглядывали какие-то фото в телефонах, о которых Санем даже не подозревала. Но чувство тревожности все равно ворочалось где-то глубоко внутри. Санем думала, что вся ее взволнованность основывается на том малозначительном факте, что Джан позволил себе этот чертов поцелуй неделей раньше. Факт, конечно, совсем незначительный, и Санем вряд ли обратила на него внимание, если бы не одна деталь: Она ответила на поцелуй. И не просто ответила, а буквально съела Джана Дивита и, что удивительно и постыдно, даже бровью не повела. Потом, конечно, разум вернулся на свое законное место, и Санем Айдын отпрыгнула от Джана Дивита как от огня. Промычала распухшими губами какую-то глупую мораль о том, что это непозволительно и что-то еще, что сама с трудом помнила. Но бессовестный начальник почему-то остался доволен своей дерзостью, и она не знала, что ей чувствовать и делать, поэтому выбежала из кабинета в чем была, даже не вспомнив о бушующей за окном зиме. С того вечера она бежала от него всеми известными и неизвестными дорогами. То ли боялась, что этот инцидент повторится, то ли мечтала об этом. К середине рабочего дня все встало на свои места: Тревожность достигла своего пика, и причиной оказался вовсе не Джан. „Нас обвиняют в должностном подлоге“ - Музо раскрыл перед ее лицом папку, недавно привезенную из налоговой службы. - „Санем, как мы это объясним?“***
Младшая Айдын кричала в динамик маленького белого телефона все самые грязные ругательства, которые знала. Кричала так, что в кабинете звенело и едва не лопалось стекло. А его, надо сказать, было столько, чтобы похоронить всех под осколками. Интонации менялись, сплетались и переходили с волчьего рыка на чириканье соловья. Санем Айдын клялась вывернуть душу Айлин Юксель наизнанку, набить иголками и зашить в ее гадкое тельце обратно. Едва не лихорадочно хваталась тонкими пальцами за всклокоченные волосы и рычала, стиснув зубы. Ненавидела. - Санем, успокойся. - На том конце уставший голос старшей сестры. - Твой гнев делу не поможет. Она оторопело уставилась в экран. С самого утра работники фирмы знали о происходящем, и ни одна трусливая собака не смогла сказать ей этого, пока не вернулся Музаффер. Они носили ей чай, кофе, сладости и все по кругу, но даже словом не обмолвились. Не было в офисе и Дженгиза, который отправился на выходные к бабушке в деревню. Не было никого, кто мог бы объяснить ей всю суть происходящего, и в груди разгоралось пламя, сжиравшее ее детище прямо на глазах. „Фикри Харрика“ стали ее семьей, самым драгоценным даром, который Айлин Юксель, не успев выйти из тюрьмы, пытается отнять у нее. Пусть попытается, если смелости хватит. Пусть попытается и с ужасом поймет - кто такая Санем Айдын. - Ты предлагаешь мне успокоиться, Лейла? - Санем рявкнула в динамик с такой силой, что обернулись в коридоре. - Да я выпотрошу эту мразь! - Музаффер, съежившийся в кресле, вздрогнул. - Я ее разделю на куски и разбросаю ее грязные потроха по свету! - Санем, дорогая. - В динамике послышался голос Эмре. - Мы пытаемся разобраться с этим. - Зять говорил спокойно и размеренно, а Санем чувствовала, как глаза застилает красная пелена. - Сейчас Джан приедет, будем разбираться. - Повторил Эмре. - Только не злись. Я уверен, что вопрос можно решить. - Тяжелый вздох. - Нашу невиновность мы обязательно докажем, Санем. Только дождись приезда Джана. - Что произошло? - Старший Дивит, сдвинув очки на лоб, вошел в кабинет. И в голове немного отпустило, потому что он разделял ее гнев надвое. Становилось так легко, несмотря на сведенные на переносице мужчины брови. Музо молча передал папку с документами в руки начальника и в спешке отнял ладони, прижимая их к солнечному сплетению. Джан перевел взгляд на Санем, сдавливавшую ладонью телефон. „Тебе белый, мне черный“ Он тряхнул головой. - Явился! - Она передает ему телефон в руки и, хлопнув стеклянной дверью кабинета, исчезает в коридоре. Эмре что-то говорит на том конце провода, но все, что Джан способен услышать, это ее голос, который кричит ему: „Ты не можешь взять и похитить меня просто так“. По затылку пускает корни разряд тока. „Уже похитил“. Уголки губ ломаются в улыбке, и Джан, кажется, начинает понимать по-настоящему, о какой любви шла речь. - Джан, ты меня слышишь? - Голос младшего брата разбивается о стенки черепной коробки. - Почему молчишь? - Прости. - Выдох в тон с биением сердца. Слишком шумный. - О чем ты говорил?***
Санем пришлось очень постараться, чтобы снова найти Метина и уговорить его работать юристом „Фикри Харрика“, но ей удалось. После той ссоры между ним и Джаном прошло много времени, но сердце любимого не остыло. Однако, возможно это прозвучало бы цинично, Санем была отчасти рада тому, что Джан потерял память. И пусть он смотрел на нее глазами незнакомца - зато все вернулось на круги своя. Джан больше не помнил о ссоре с названным братом, его сердце не сковывали стальные тиски. А Санем оказалась достаточно умна, чтобы не упоминать этот день в своей книге. Слишком умна или слишком разбита - точно не скажешь, но вышло то, что вышло. И сейчас помощь Метина была очень нужна - требовалось доказать свою невиновность и вернуть порушенную репутацию. Одного не понимала младшая Айдын - почему бывшая невеста Эмре так старается навредить семье Дивитов? Хорошо, ее выгнали из фирмы, хорошо - Эмре ушел. Но в ее складной легенде были какие-то огрехи, и Санем их видела, только понять не могла, что именно является настоящей причиной такой изощренной мести. - Джан, мы можем ехать немного быстрее? - Санем подняла взгляд на стрелку спидометра: сорок километров в час. - Мы так никогда не доедем. - Здесь ограничение скорости. Ты не заметила? - Старший Дивит вырулил на съезд. Повернул голову в ее сторону. - Не заметила. - Она мотнула головой. - Я сейчас не особо что-то замечаю. - Костяшки на сжимающих документы пальцах перекатывались под тонкой кожей. - Нет нужды ехать быстро, Санем. - Она вздрогнула и подняла глаза. Снова. Ей казалось, что вот-вот, и все снова придет и станет, как раньше. Джан посмотрит на нее до краев заполненными любовью глазами, произнесет ее имя так, что не жалко будет и умереть. Но это „Вот-вот“ всегда исчезало у самого порога. „Вот-вот“, а потом ничего. Джан просто назвал ее по имени. Ничего в этом сочетании букв особенного. - Мы уже почти добрались. Следующие десять минут проползли мимо нее подобно дождевому червю. А потом Джан остановил машину возле прибрежного кафе и кивнул ей в сторону входа. - Я подумал… - Он осекся. Заерзал в кресле водителя и растрепал волосы на затылке. Пригладил бороду ладонью и продолжил. - Решил, что лучше будет перенести встречу сюда. Спокойно поговорим. Метин решит этот вопрос, я уверен. - Как скажешь. - Эхом отозвалась Санем, отстегивая ремень.***
Санем нервно крошила пальцами бумажную салфетку. Джан хмурился, сцепив руки в замок. Метин уперся взглядом в документы. Перечитал. Затем еще и еще. Провел ладонью по лицу и поднял полные недоумения и гнева глаза на сидящих напротив. Тяжело вздохнул и, не глядя, отпил обжигающий глотку кофе из фарфоровой чашки. А после заговорил. - Тут так просто не отмыться, Джан. - Он перевел взгляд на лучшего друга. Затем мазнул по лицу девушки, ставшей ему сестрой. - Санем. Будет очень сложно доказать, что подлога не было. - У Эмре в компьютере хранятся все отчеты. Все есть. - Младшая Айдын мотнула головой. - Как это тяжело? - В суде им никто не станет доверять. - Рука Джана накрыла маленькую ладонь. - Нужно подумать. - Метин потер указательным пальцем переносицу. - Я могу сказать, что нам придется нанимать свиту адвокатов. Поднимать архивы, делать запросы. Работы много, Санем. И денег это стоит огромных. - Сколько? - Два голоса снова слились в один. - Пока не знаю, но, думаю, что наша фирма это вряд ли потянет. - А если я найду деньги? - Санем вбивается локтями в стеклянный столик и подается вперед. - Если скажешь, сколько потребуется - я найду. - Санем. - Джан обнимает рукой ее плечо. - Тебе ничем не нужно жертвовать. - Подбирает слова. - И ничего не нужно отдавать. - Тянет к себе. И она, кажется, забывает, что обещала держаться от него подальше. - Я начальник. Я найду выход. Если нужно… - В горле пересыхает. - Если нужно, продам горный домик. Мне ведь не впервой. Санем кивает и выходит из-за стола. Длинные гудки, за которыми следует женский голос. - Гамзе? Здравствуй! Это Санем. - Она уже все решила заранее. В этот раз она не будет просить разрешения. - Если помнишь, полгода назад господин Маккеннон снова приезжал в Стамбул. Хотел узнать, может ли он выпускать мои духи под именем своей марки. Но с сохранением авторства. - Помню. - Голос Гамзе вдруг показался ей бесконечно родным. - Что-то произошло снова, Санем? - Это… - Девушка повела плечами, сбрасывая липкий озноб. - Если будет время, загляни в офис, и я расскажу. Но сейчас мне нужны контакты господина Маккеннона. - Хорошо. - Гамзе кивнула, прижимая телефон к уху плечом. - Сейчас я отправлю тебе номер. - Спасибо. - Санем… - Девушка помолчала с минуту. - Как он? - Ничего не помнит. - Санем угрюмо хмыкнула. - Совсем ничего не помнит. - Хорошо. - Еще несколько секунд молчания. - Хорошо. Сейчас я отправлю контакты мистера Маккеннона, а сама постараюсь зайти к тебе завтра или через день. Устроит? - Да. - Кивает. - Конечно. - Береги себя. - И ты. Санем Айдын провела пальцем по телефону, стирая частички пыли. Правильно она поступила или нет - решит позже. Сейчас для этого нет времени.***
В ушах что-то звенело и разрывалось сотнями петард. Михрибан молча слушала исповедь злейшего врага и… Впервые в жизни ее жалела. Жалела за то, что Хюме не повезло встретить свою любовь, которая окажется самым настоящим в этом мире. Жалела за то, что в сердце бывшей подруги поселилась черная злость. Жалела за перенесенную боль, обиды, за нелюбовь. Жалела, но все равно не могла понять ее. „За что ты так поступила с Санем?“ - Спросила ее в пылу раскаяния. „Боялась, что она сведет моего сына с ума“ - Ответила. „А потом поняла, что Джан без нее еще более безумен“ - Сказала. „Поняла, что мой сын без нее не дышит“ - Призналась. И еще многое рассказала, но самое главное - про Йигита, про себя, про поджог, про тетрадь, про хижину, про крема. Все выложила, раскрыла карты и осталась нагой. Без интриг, без хитросплетений. Хюма, чья жизнь хрустела пеплом под ногами точно так же, как и ее собственная. Они впервые говорили друг с другом так, будто не было четверти века сжигающей души ненависти, будто не стало разом обид, будто все ушло, оставив лишь сожаление и милосердие. Михрибан вдруг кивнула, скинув наваждение. - Я простила тебя, Хюма. - Паркет скрипит под ногами. - Аллах свидетель - давно простила. И ты прости за слова о сыновьях. За ненависть прости. Хюма кивнула в ответ. - Мне не за что тебя прощать, Хюма. Но я тоже простила. Отпустила из сердца. - Она положила ладонь поверх раскрытой руки преданной ею подруги. - Как рассказать Санем обо всем этом? - Пойди и расскажи с глазу на глаз. У нее доброе, чистое сердце. Настолько чистое, что нет в нем злобы и ненависти. - Ты права, Михрибан. Затем наступает прощание, прощение. Приходят объятия, которых не было уже двадцать пять с лишним лет. Приходит спокойствие и осознание. На место возвращается давно закопанная в землю сестринская любовь. Хюма Эрдавер запирает за собой калитку и набирает номер девочки, перед которой встанет на колени.***
"в этом дымом заполненной комнате я вдыхаю гарь полной грудью. я спасаю себя от холода, дым течет по артериям ртутью. закрываю глаза, нервы, как струны. слышу голос в тиши. умоляю, не думай. дыши." Ⓒbillie joy
Эмре рассекает воздух в передней ногами. Там, за дверью, которую грубо захлопнули перед его носом, лежит его Лейла. Час назад он привез ее в больницу. Час назад он, задыхаясь воздухом в собственной груди, умолял всех святых не трогать его Лейлу и его сыновей. Умолял забрать его, его душу, его сердце, что угодно, лишить его всех благ мира, только оставить его семью. Он готов был, не раздумывая, выменять все пять своих чувств на жизнь еще не родившихся мальчиков и жены. Кровотечение. У нее открылось кровотечение. У нее угроза выкидыша. Она может умереть. Младший дивит нервно зачесывает пальцами светлые волосы и сам себе клянется, что… … Если с его любимой и детьми что-нибудь случится… … Он возьмет на себя грех и зарежет Алин Юксель, подобно жертвенному барашку в священный праздник. Потом воскресит, а затем снова убьет. Заставит ее сожрать собственное сердце. В коридор выходит врач, и Эмре тормозит внезапно и сразу, скользит еще несколько сантиметров по начищенному до блеска полу а после, развернувшись, одним широким шагом сокращает дистанцию. - Доктор? - Его взгляд, пытаясь зацепиться хоть за одну деталь, все время соскальзывает и бегает по лицу и синей форме врача. - Состояние Вашей супруги стабильное. Нам удалось остановить кровотечение, но угроза серьезная. Эмре рассеянно кивает. Голова болтается в разные стороны, будто привязана на одну-единственную веревку к шее. Осатанелый взгляд врезается в лицо напротив. - Нам придется оставить ее на несколько дней в больнице. Понаблюдать за динамикой. - Доктор тяжело вздыхает, сцепляя пальцы в замок. - Скажите, - Склоняет голову на бок. - Были ли у Вашей жены стрессы в последние дни? - Что? - Эмре поднимает голову. В ушах дребезжит так, словно он сейчас оглохнет вот прямо на этом самом месте. - Да… Простите. - Сгребает волю в кулак и отскребает свое сердце от пола. - Да. Были. Это из-за работы. У нас небольшие проблемы с фирмой, которой я… Доктор останавливает его взмахом руки и кивает. - Значит, больше никаких дел фирмы для Вашей супруги. Никаких разговоров о работе. Никакого стресса. - Эмре кивает на каждое слово. На каждое слово внутри падает по куску сердца. - Госпожа Дивит останется в больнице несколько дней, чтобы мы могли среагировать быстро в случае чего… И пока угроза не минует. - Врач сжимает его локоть. - Господин… - Эмре. - Господин Эмре, Вы должны оградить жену от стрессов. Это - Ваша первостепенная задача, как мужа и отца. - Я понял. - Всего доброго, Господин Эмре. - Всего доброго, Господин Доктор. - Глухо отзывается он в ответ, провожая врача взглядом.***
"Значит, быть весне. Значит - быть тесней, заниматься болью, сминать постель. /нет дороги в Рим. Все дороги - к ней/" ⒸДжио Россо
Когда в кабинет входит Гамзе, подруга, которую Джан знает едва ли не с пеленок - он не понимает. Когда следом входит мужчина в ладно скроенном костюме и жмет ему руку словно давний знакомый - Джан снова не понимает. Когда Селин ставит на журнальный столик, склепанный из разноцветных осколков, три чашки кофе и одну - чая - Джан все еще не понимает. Смеется, как ребенок, отшучиваясь на колкости Гамзе, и возвращается взглядом к странному гостю. Его подруга молчит о своем странном и неожиданном визите, только временами хлопает его по плечу и как-то сочувственно улыбается. Гамзе молчит бесконечно долго, а затем, встретившись взглядом с Санем, торопливо поднимается с дивана, упираясь ладонями в собственные колени. А за ней - странный гость, господин Маккеннон, которого Джан, судя по всему, уже знает. Они обнимают друг друга так, будто знакомы тысячу лет, Санем вытягивает губы в невесомом поцелуе, который звучит над самым ухом Гамзе. И Джан совершенно ничего не понимает. На какое представление его позвали? Что задумали? Он потирает пальцами уставшие глаза и поднимается с дивана последним - в конце-концов, его никто не звал на эту встречу, он сам напросился. Санем держится как-то слишком холодно, задирает маленький смуглый носик к потолку каждый раз, когда ее взгляд касается его лица. Она пытается бежать - это все, что ему понятно в Санем Айдын. Она всегда бежит от того, что нарушает ее душевный покой. И Джан Дивит - то самое. Джан Дивит лезет своими грубыми руками к ней под кожу и трясет стеклянную башню. Он все понимает, но прекратить не может, не желает останавливаться. Будто минутная слабость, завершившаяся поцелуем в полутемном кабинете, выбила из него весь дух разом, растоптала его попытки к сопротивлению. Он даже в состоянии посчитать на пальцах обеих рук, сколько часов в сумме спал за последнюю неделю - не выходит даже десятка. Все время возвращался к ее рукам, которые тянули его за ворот рубашки прямо на себя, к кольцам на тонких пальцах, которые врезались ему прямо под ключицы, к ее губам. Он снова вернулся к началу, к той точке, где, закрывая глаза на мгновение, видел Санем в каждой мигающей звездочке перед глазами. Везде была Санем, только картинки теперь выстраивались одна за другой. Он будто бы точно помнил, но не знал - что именно. - Госпожа Санем. - Маккеннон сдержанно присел на край дивана. - Я хочу поблагодарить Вас в первую очередь за то, что приняли мое предложение. - Он сложил ладони на коленях. - Я понимаю, для фирмы снова настали сложные времена. - Джан готов был поклясться, что нутром чувствовал неодобрительный взгляд „незнакомца“ на себе. Ему не нужно было даже поднимать головы для этого. Его осуждали. - Но я уверен, что Вы решите этот вопрос. Ваша компания уже много лет состоит на хорошем счету, а это недоразумение… - Маккеннон помолчал. - Останется в прошлом. - Спасибо, Господин Маккеннон. - Санем кивает, складывая губы в улыбке. - Я позвала Вас, чтобы обсудить вопрос передачи части акций и формулы моего парфюма, а также оплаты. - Она крутит кольцо на среднем пальце правой руки и будто сомневается. - Как Вы понимаете, я делаю это не ради своей личной выгоды. Мне очень важно сохранить лицо „Фикри Харрика“. - Маккеннон кивает. - Нанять адвокатов и выйти из этого достойно. - Я понимаю. - Так вот. Я бы хотела получить какую-то часть денег сразу после подписания договора. „Твой запах принадлежит мне. Ты хорошо это поняла?“ Джан дергается всем телом и закрывает глаза, перед которыми вырастает из тьмы еще одно воспоминание. Еще одно и еще. И в каждом Санем отдает свой запах ради него. Он поднимается с дивана одним рывком и, едва сдерживая жгучее желание перебить в этом кабинете все, что только возможно, врезается взглядом в затылок женщины, которую, кажется, вспомнил. - Санем. - На мгновение прикрывает глаза. - Можно поговорить с тобой с глазу на глаз? Она кивает и выходит следом за ним. И даже не возмущается, будто бы знает всю суть разговора наперед. Когда стеклянная дверь отрезает их от любопытных ушей, когда они остаются один на один в полупустом коридоре офиса, когда он смотрит на нее так, будто размышляет - наплевать на все и снова уйти или взять ее руку и никогда не отпускать… Санем поджимает губы и выпрямляется в тугую жилу. Разглядывает перекатывающиеся под загорелой кожей желваки. Кивает, мол, говори, что хотел и уйди с глаз моих долой. - Санем! - Джан набирает воздуха в легкие. - Почему ты не сказала мне, что хочешь отдать свой запах? Джан считает секунды в перерывах между лихорадочными вздохами, в которых, клянется, потерялся уже. Сбился со счета, запутался. Не знает, что чувствовать и чувствовать ли вообще. Не знает - это любовь или самоубийство, на которое он пойдет с улыбкой. - Потому что это мой запах, Джан. Они играют в гляделки будто бы вечность, а потом наступает звенящая тишина, и он даже не дышит. - Этот запах принадлежал нам двоим, - Говорит Санем. Говорит так громко, что сосуды в голове лопаются от напряжения и звука одного только ее голоса. - Теперь этот запах не принадлежит ни одному из нас. - Она раскрывает ладони и качает головой. - Мне жаль, что этот запах больше никому из нас не принадлежит, Джан. - Закусывает нижнюю губу. - Но я всегда хотела только… - … Только защитить меня. - Джан кивает. - У меня было время подумать, почему ты так поступила. Из кабинета выглядывает Гамзе. Хлопает большими глазами и кивает на дверь. И все возвращается к началу. Они друг другу никто, и тот короткий поцелуй в сумраке горящей настольной лампы изменил так ничтожно мало, что хотелось волком выть от собственной беспомощности и никчемности. Разговор шел дальше, а Джан секунда за секундой понимал, что не имеет никакого права запретить ей или убедить ее не отдавать этот парфюм. Он никогда не имел на это права, но почему-то делал. И она шла за ним даже тогда, когда сама не понимала, что ей принесет этот шаг в пустоту. А потом господин Маккеннон взглянул на него и вдруг растянул губы в теплой улыбке. Заглянул ему в глаза и понял. - Госпожа Санем, не поймите неправильно, но - Этот незнакомый мужчина коротко кивнул. - Я бы хотел получить совершенно новый парфюм. Тот, что используете вы - уникален. И я бы хотел оставить это так, как есть. А дальше Джан не слышал ничего: В сердце будто расцветали деревья, пели птицы и шумели верхний и нижний Дюден. Как будто Ангелы спустились с небес и поцеловали его прямо в макушку. Как будто… Очнулся он в тот момент, когда разговор был давно окончен, и господин Маккеннон протянул ему руку для рукопожатия, и это рукопожатие было даже лучше благословения, теплая рука человека вдвое старше него самого как сильнейшее обезболивающее. Потом Гамзе мягко коснулась щекой его бороды и сжала тонкими пальцами плечи. Что-то сказала Санем, бросила короткое „Увидимся“ и поспешила к выходу. Они остались наедине, в полупустом коридоре офиса лениво слонялись работники, за окном зимний вечер вступил в свои права. Они остались наедине, и тишина стучала в такт с его сердцем. Они остались лицом к лицу, и Джан принял решение. Запах ее волос расцветал в его сердце сотнями цветов. Он помнил.