— Так это
ты — Мидория? — незнакомый голос с едва заметной хрипотцой заставил вздрогнуть и резко обернуться; Изуку передёрнул плечами и ступил назад, завидев сиреневые отблески в сумасшедшей причёске говорящего.
— Д-да… Мидория это я, — он потёр неуютно ладонь о ладонь и ссутулился, будто бы давило что-то сверху на голову. Какой-то груз непреодолимый. — Изуку.
— Интересно, — юноша напротив сощурился, по-прежнему стоя боком. Изуку сглотнул.
В ауре, очерченной зачёсанными наверх ярко-фиолетовыми волосами, посверкивало что-то отталкивающее, пугающее, особенно когда собеседник наконец повернулся и Изуку смог увидеть его зловещие круги под кислотными глазами. Спортивная форма Академии в плечах придавала внушительности, даже если юноша не был сложен достаточно атлетически. У Мидории почему-то вспотели ладони — и именно сейчас этот парень протянул пальцы для рукопожатия!
— Хитоши Шинсо, — представился он и улыбнулся половинкой рта. — Приятно познакомиться, Мидория-кун.
— Да, мне тоже… — Изуку неуверенно пожал руку, беспокойно вглядываясь в вампирский клык Хитоши.
Что конкретно так настораживало в образе собеседника, нельзя было сказать точно. Изуку прекрасно понимал, что он — точно такой же ученик, пусть незнакомый и с другого факультета, собственно, для Изуку это должно быть ценным опытом: в будущем предстоит работать с разными людьми, многие будут неприятны, многие вообще не расположены к сотрудничеству.
Мидория вдохнул побольше воздуха в лёгкие расцарапанные и с удивлением (не настолько, насколько должно, увы) заметил, как мысли внезапно становятся
пустыми совершенно, бесполезными, как треснутые лампочки. Какое странное чувство: будто лоб изнутри что-то щекочет.
— Так это с тобой мне предстоит сразиться сегодня, хах?
— В-видимо.
— Что ж, желаю удачи! — Шинсо нескоро отпустил руку, а после размашисто замахал своей, чуть не задев голову с зелёными кудрями (нарочно ли?). — Буду рад
противостоять тебе.
— А… ага, — Мидория втянул голову в плечи, нервно заулыбался и наскоро направился к выходу со стадиона. Недоброе блестело в чужом взгляде, Изуку предстояло только узнать, что именно, но забавным и вполне разумным представился наконец тот факт, что разговора с Шинсо-куном в принципе
не должно было произойти. Одно дело — сотрудничество, и совсем другое — соперничество. Беседовать со своими потенциальными противниками перед боем? С одной стороны может быть полезным, с другой…
Изуку остановился в проходе, и несколько проходивших мимо пихнули его в плечо, пока он глядел в пол, застыв в размышлениях. Постойте, а какая у Шинсо
причуда? Изуку был настолько одержим получением первого места в забеге, — и после в битве колесниц, — что не догадался обратить внимание на причуды учеников из других классов. «Как не предусмотрительно!» — он хлопнул себя по лбу.
За спиной раздался знакомый смех. Изуку встревоженно поднял голову; грудь сдавил тяжёлый вздох. Кто-то наверняка оказался намного догадливей и продумал всё наперёд.
Со всех экранов на Изуку глядели лица: одноклассники, ученики 1-Б, класса общего образования, поддержки; среди них мелькало и
его лицо, потное, раскрасневшееся, улыбающееся до ушей:
кто бы мог подумать, что Изуку станет первым в испытании,
кто бы мог подумать, что продержится до финала! В груди защекотало, и пусть непонятное чувство вины перед кем-то —
Айзава-сенсей, не глядите так сурово сквозь слои этих бинтов замаранных, я правда очень стараюсь отпустить — всё ещё дёргает нервы, как ниточки, Изуку немного рад возможности реабилитироваться.
Даже если таким способом.
— Всё будет хорошо, — прошептал юноша и приложил кулак к груди, самого себя подбадривая. — Пусть я не представляю, что меня ожидает, я выложусь на все сто!
Вкрадчивый
и дрожащий немыслимо голос за левым плечом шептал предупреждения, Изуку попытался вслушаться, но разобрать что-то кроме протяжного крика боли не удалось. Верно, Мидории следует отбросить болезненные воспоминания и двигаться вперёд, ведь такой большой путь пройден! И нет смысла тратить время на что-то кроме мыслей о поединке предстоящем.
— Эй-эй, я с вами! — закричал Изуку и кинулся вдогонку Ииде и Урараке, направлявшимся в столовую.
***
Мидория сильнее сжимал кружку чая в ладони и шмыгал носом, стараясь изо всех сил не разреветься прямо здесь, перед Всемогущим. Пиджак оказался чересчур скомканным от постоянных подёргиваний вниз, рубашка помялась, сам Изуку выглядел совсем раскисшим. Его объяли тоска и сожаление невероятные.
Символ Мира неловко сдвинул брови домиком, не зная, как должен поступить: по-учительски прочитать ещё одну из заповедей пресловутых учебников, по-геройски похлопать по спине —
так безучастно и малодушно на самом деле, — или?..
— Ты всё это держал в себе столько времени, мальчик мой? — мужчина привстал с дивана, доверительно протянув руки; Изуку на это отвернулся и спрятал лицо в изгибе локтя.
Промах.
— Мне жаль, что так вышло, я сам не понимаю, что со мной происходит! — жалобно пробурчал он сквозь складки одежды, и голос коварно дрогнул. — Я старался отвлечься и не вспоминать ребят, которые… которые ушли, но… Мне всё ещё очень и очень больно.
Кабинет показался удушающе тесным. Мидории стало не хватать воздуха, он сделал последнее усилие и всё же зарыдал в голос, стыдливо прикрывшись ладонями. Всемогущий поспешил к нему: заключить в объятия, прижать к себе и заверить
всё хорошо — чем угодно, кроме слов неумелых. Изуку заслюнявил его плечо и совсем потёк красками, став чёрно-белым,
как в манге.
— Мне так ж-жаль, что… с нами… ребята, я, мне…
Не стать ему главным героем, хах? Он обязан быть сильным.
— Успокойся, Изуку, — Всемогущий стал поглаживать его затылок, ероша тёмные кудри. — Всё хорошо.
Следовало ожидать, что настолько эмпатичный, эмоциональный и волнующийся буквально о всех-всех людях на свете Изуку не найдёт покоя после нападения в USJ. Произошедшее буквально высосало из него всё, что придавало сил двигаться вперёд, и осознание, что в 1-А классе две парты стали пустовать, не позволило спать по ночам — потому что,
судьба-злодейка, послать бы её за все горизонты, случилось непоправимое, немыслимое даже для мира людей со сверхспособностями. В масштабах Вселенной, верно, это не стоит буквально ничего — но для самого Изуку это выше и значительней чего угодно. «Мы настолько ничтожные песчинки, что никто о нас не позаботится,
никто-никто-никто?»
Как жить, вставать с кровати по утрам и улыбаться каждый день, зная, что одна из одноклассниц пропала без вести и, возможно, сейчас находится в руках злодеев — или на другом краю света? А что насчёт одноклассника, ставшего беспричудным по взмаху чьих-то жестоких рук? Изуку было страшно. Страшно признавать, что кому-то может быть на это всё равно. Никто не имеет права улыбаться, пока рядом, на расстоянии вытянутой руки перед собой, происходит что-то настолько ошеломительное, выбивающее из колеи,
чудовищное.
Изуку был уверен в этом.
— С-скажите… — юноша силился поднять голову, но оставил печальные попытки. — Мы больше
с ними никогда не увидимся, да?
— С чего ты взял?
Герой осторожно отодвинулся и тепло улыбнулся во все тридцать два. Изуку наконец открыл глаза — и сразу зажмурился от слепых пятен предательски яркого солнца за окнами. Тишина стала вязкой, вобрав в себя жужжание чайника закипевшего, щебет редких птиц с улицы и невообразимо громкий поток сознания в голове Мидории. Он словно поперхнулся воздухом от удивления.
— То есть…
— Малыш, ты, верно, совсем забыл, в каком веке живёшь! — Всемогущий засмеялся громко и заливисто, в своей манере, только вот ручьи крови из рта забрызгали ковёр. Изуку выпучил глаза —
куда уж больше? — на это зрелище. — Не забывай, мальчик мой, что в нашей современности и не такое происходило!
Лицо Изуку всё ещё отражало полное непонимание. Всемогущий кашлянул в кулак, сбавив напористость, и продолжил более размеренно:
— Возможно, мы до сих пор не порхаем в космосе, как подобало бы, но это не значит, юноша, что невозможно найти решение для наших проблем. Мне на самом деле не следует этого говорить, это, э,
кон-фи-ден-ци-аль-на-я информация, во… — Мидория заломил бровь в неверии, мужчина только шире заулыбался на свою неуклюжесть; убедительно говорить ему ещё нужно научиться. — За юной Хагакуре уже определена поисковая группа из про-героев. Поверь, на них можно положиться, мой мальчик! Что касается юного Оджиро… Не стану лукавить, дело весьма серьёзное, но, полагаю, мы и здесь сможем найти выход. Он уже проходит ряд медицинских обследований и, вероятно, в скором времени мы сумеем восстановить его причуду.
— П-правда? — взгляд Изуку заблестел золотым от лучей светила. Боже, нет-нет, не может быть…
— В крайнем случае, мы можем поставить ему биопротез, наверное… Всё будет зависеть от дальнейших результатов. В любом случае, — Символ несильно сжал лицо Мидории и посмотрел прямо в глаза ученику, который снова собирался удариться в слёзы, — я крепко убеждён, что нет безвыходной ситуации. Мы всё сможем, мой мальчик. Прошу, не опускай руки. Герои никогда не плачут, а?
Изуку всхлипнул ещё раз, но всё же сдержался и даже попытался улыбнуться благодарно. Вышло очень криво и измученно.
Не держите на него зла, хорошо? Он старается.
— И боже, никогда больше не делай такого лица! — засмеялся вновь Всемогущий. Кровь — фонтаном.
— Н-но тогда!.. Подождите, выходит! — Изуку резко вскочил и начал бормотать. — Почему вы не могли сказать мне раньше? Имею в виду, учитывая вашу занятость после такого события и в принципе, само ваше положение и то, как вы ответственно подходите ко всему, что…
— Боже, да ты неисправим, мой мальчик! Ты прав, мне действительно стоило успокоить тебя намного раньше, — вместо отрезвляющего щелбана по чужому лбу мужчина стал неуверенно потирать свою шею, явно чувствуя накатывающую вину. — Однако… у меня возникло ощущение, будто ты нарочно избегаешь меня после всего этого, ты знаешь. И я подумал, что будет лучше дать тебе личного пространства.
Мидория, осёкшись, наклонил голову —
пол настолько интересный — и стал ломать свои пальцы исстрадавшиеся. Ни для кого не было тайной, что настроение Изуку ухудшалось с каждым днём, он реже выделялся на занятиях, на парте сгибался в три погибели, хватался за голову и изводил себя
мыслями-мыслями-мыслями. Да неужели все его переживания были напрасны? Неужели Символ Мира спасает его в очередной раз? А он, сам того не ведая, отсрочил минуты
облегчения сущего, нарочно стараясь не попадаться на глаза учителю. Как разочаровывающе, Мидория Изуку!
— М-мне жаль, что я повёл себя таким образом, я… Я постараюсь больше не! — юноша сложил руки в молитвенном жесте и поклонился. Всемогущий больно стукнул его по голове и гордо поднял подбородок.
— Всё в порядке, до тех пор, пока ты осознаёшь свои ошибки. Здесь же вины твоей нет, мой мальчик, любой бы повёл себя на твоём месте точно так же. Ты был подавлен и разбит.
«Был?»
— Самое главное, мы наконец сумели обговорить это с глазу на глаз. Надеюсь, ты сумеешь донести это
деликатно и одноклассникам.
Мужчина подмигнул, и у Изуку будто камень с души упал. Всё правда-правда не так страшно, как он представлял?
— С-спасибо вам, Всемогущий! — он еле сдержался, чтобы не полезть обниматься. Как быстро скачет настроение: минуту назад Мидория рыдал в три ручья, а теперь его сердце поёт самую светлую из всех песню о чудесных полях с цветами и растапливающем безжалостно солнышке карамель в карманах. Он заулыбался.
«Поразительно, до чего сильный мальчик, — пронеслось мыслью, благодарности преисполненной, у Символа Мира. — Способность быстро реабилитироваться будет очень полезной для него в будущем».
— Да, кстати, до меня дошли слухи, что ты был одним из тех, кто просил отсрочки Спортивного Фестиваля или его полной отмены, правда, Мидория?
— Вы… подслушивали? — Изуку замялся, но зрачки настороженно застыли в одной точке.
— Мне Шота… Вернее, Айзава-сенсей сказал.
— Ох, верно.
— Надеюсь, ты не станешь возражать, если я скажу сейчас кое-что очень важное? — Учитель опустился на диван со вздохом, полным какой-то неприятной безнадёги, и жестом попросил Изуку тоже сесть напротив. — Мне бы хотелось… Нет, я считаю это необходимым! Спортивный Фестиваль это шанс проявить себя, так? А для тебя, как будущего Символа,
того, кто наследует мою личность, просто необходимо заявить о себе!
Мидория кивнул с отсохшим языком — посчитал, что будет неприлично отвечать односложным «да». Торжественность нарочитая в голосе учителя шла вразрез с накатившей вялостью ученика.
— Я понимаю, мой мальчик, тебе ещё долгое время будет очень и очень тяжело, пока вся ситуация не устаканится, но ведь это отличный шанс отвлечься и совместить выполнение, э, обеих задач. А я постараюсь тебя поддержать, как могу! Ты должен показать себя миру и сказать
«я здесь!», такова необходимость.
Изуку сглотнул. Верно, верно-верно, ему нельзя расслабляться, всё куда сложнее, чем он мог подумать, что бы ни происходило, он
обязан действовать так, как поступил бы настоящий герой. Времени на передышки нет, как в спринте: опоздаешь на две секунды, и все остальные прорвутся вперёд, пока ты попытаешься совладать с дыханием и не выхаркать лёгкие, обмазанные кровью — Изуку не имеет права и на раздумья,
чья именно эта кровь.
У Всемогущего не осталось времени. Пятьдесят минут — слишком дорогого стоят, чтобы ради них жертвовать сенсеем.
— Могу я попросить вас кое о чём?
Впрочем, Мидория не упустит шанс и в другом.
— Если, конечно, будет возможность и если я не прозвучу слишком… м, нагло? То есть, я… — Вздох. Щёки режут скулы. — Я бы хотел, чтобы, как только ребята сумеют вернуться к обучению в Юэй, их снова направили бы в наш класс.
— Это… типа условие? — смешок раздался совсем неловко. Всемогущий, должно быть, ожидал совсем другого.
— Не то чтобы! Я имею в виду… Всё это, мне кажется, то есть, я думаю, это очень важно, и… Надеюсь, они сами попросили бы того же.
«Ты по-прежнему думаешь первым делом о других… Поразительно».
— Ай да Мидория, ай да проказы, — учитель потрепал и без того косматую голову. — Я рад это слышать, в самом деле. И уверен, не составит никакого труда в помине выполнить твою просьбу.
Мидория буквально просиял — лицезреть, как его прежде безжизненное лицо загорается румянцем, а в зрачках загорается огонёк необузданный, было невероятно приятно.
— Спасибо большое! — Сколько же теплоты и искренности, хлещет из всех дыр:
в животе, руках-ногах, голове.
— Достаточно благодарностей на сегодня, не думаешь? — только сейчас Изуку испугался, что смех Всемогущего могут услышать за дверью. Кумир же выглядел невозмутимо. — Полагаю, тебе пора к своим друзьям. Надеюсь, ты не забудешь то, о чём я говорил, ага?
— К-конечно! — юноша поклонился и чуть ли не вприпрыжку помчался к двери. Герой номер один помахал ему вслед.
Сейчас Изуку помчится к Урараке и Ииде, чтобы ослепить их улыбкой, заверить, что всё в порядке и что не стоило ему беспокоиться так сильно. Так и есть, Изуку Мидория не может настолько сломаться, чтобы не оправдать ожидания всех тех, кто его поддерживал.
Всё будет хорошо и с ним, и с его друзьями, и со всем миром, потому что иначе быть не может.
Всемогущий вздохнул, раздумывая, не переборщил ли он с обещаниями и не было ли настолько опрометчиво обрисовывать настолько радужную картину для юного наследника. В конце концов, Изуку не переживёт ещё каких-либо лишений: да, он чрезвычайно умён и силён не по годам, но наставнику всегда следует держать ухо востро, чтобы не ранить,
ещё раз.
Изуку
бездумно безумно честный, и кое-кому следует этому у него поучиться.
***
Сильный порыв ветра выбил из лёгких остатки кислорода. Стадион взрывался овациями, арена визжала восторгом, толпы людей приводили в движение стены стадиона, показавшиеся столь хрупкими, пока перед глазами Мидории маячили причудливые, размытые силуэты и радуга сливалась с солнцем, пепелинками обжигая лицо, иглами вонзаясь под ногти, прокалывая глазные яблоки, заставляя остановиться у самой границы ринга. Изуку еле как перевёл дух, пытаясь вытрясти из головы изуродованные ладони чужие и множество пар глаз, глядевших прямо на него: в смятении, в непонимании, в ужасе страшном. Кто только все эти люди, пришедшие к нему как во сне под влиянием причуды Шинсо, ему предстоит только догадываться.
—
Господь… боже… Я ещё. Не проиграл! — выдохнул он, сжимая два порубленных в мясо пальца, которые буквально разбудили его, воспламенившись; огонь переместился с них в самую грудь, пожаром пожирая все внутренности, но Изуку будто не способен был чувствовать боли. —
Я всё ещё здесь!
Угадывать, чьи лица пробудили его ото сна, не было времени. Господь, Изуку снова бы вырвало под себя, будь у него хотя бы секунда! Но поединок ещё не окончен, всё в порядке, да, Изуку собрал все силы в кулак, улавливая пульсацию крови в пальцах, и согнулся в три погибели, готовясь к новой атаке.
Шинсо-кун недовольно прорычал себе под нос непристойные ругательства; как только Изуку сумел пробудиться от гипноза? как только сумел противостоять? очнуться и встать на ноги после подобного?..
Да кто он вообще такой?!
— Ах, полагаю, следовало ожидать, что разговор о
беспричудных не тронет тебя настолько, чтобы ты сбросил себя со счетов, — протянул гласные буквы омерзительно Хитоши. —А я-то думал, судьба одноклассников тебя трогает, чтобы со мной заговорить,
Мидо-о-ория.
«
За-го-во-рить?.. Точно… Должно быть, именно так работает его причуда… Почему я не мог догадаться сам? — молния ошпарила локти, и Изуку с шипением вонзился в кожу ногтями (никто не смог увидеть кровь, кроме, вероятно, Шинсо, который испуганно отшатнулся). — Как будто чей-то знакомый голос хотел предупредить меня об этом парне!»
— Точно-точно, как можно в принципе думать об остальных, когда буквально ВСЕ на геройском факультете рвут жопы ради заветного места под солнцем, да?
Этот парень не заткнулся даже тогда, когда Мидория с видом
самого Дьявола обернулся и сверкнул едко-зелёными глазами из-за плеча. Картина, порождающая волну мурашек по спине.
— Тебе в принципе наплевать на них, потому что причудой не угодили? Типа, можно и не жалеть, разве нет? Одним больше, одним меньше?
Изуку, пошатываясь от ярости, двинулся навстречу Хитоши, уже готовя кулак. Ему следовало ответить, выкрикнуть на всю Японию, сорвать горло, порвать все струны,
набить это ехидное ебало и размазать по бетону, Изуку так почувствовал, но нет, он сдержится, чтобы впоследствии не сожалеть о новых лишениях, Изуку не совершит ошибки легендарной во второй раз.
Шинсо сильный противник, до тех пор, пока у него есть язык. Изуку не в том состоянии, чтобы рассуждать о его гениальности, но он обязательно поразмыслит об этом позже. А сейчас он жаждет одного: одержать верх, вцепиться в эти кричащие ярким оттенком волосы — и заодно свернуть шею, наверное.
Когда следует нажимать на тормоза, Деку обычно давит на газ. Главная ошибка его среди изувеченного снарядами поля боя или в окружении шахматных фигур: пешек бесполезных, богоугодных во имя божественного образа коней и того самого короля с кошмаром вместо венца единовластия — Деку поздно поймал свои чувства на том, что жаждет сыграть с Белой Королевой всего-то пару тысяч партеек.
— По такой логике, если и я пострадаю, да кто угодно, тебе будет наплевать, ведь у тебя такая
классная причуда? — У Шинсо задрожали жилы то ли от напускной, то ли от самой настоящей ненависти.
«Ты ошибаешься. Я места себе не находил после инцидента».
— Тебе не нужно даже стараться, чтобы завоевать внимание, все на тебя смотрят, пока такие, как я, и такие, как твои потерянные друзья, вынуждены оставаться в тени.
«И ты прекрасно знаешь, что это так, но ты специально подталкиваешь меня, пытаешься переманить на другую сторону,
провоцируешь».
Кулак налился силой.
— Потому что родились такими «недостойными», невезучими! Тебе ведь так повезло, верно, Мидория?
«Заткнись, заткнись-заткнись. Ты прав, мне невероятно повезло, но я не получил это как дар небесный, мне столько предстоит ещё претерпеть и изведать».
Сила порвала все вены у запястья.
— Тебе никогда не понять, каково быть отброшенным всеми, одному, без светлых надежд на будущее!
«Меня поддерживали столько людей, я стольким обязан всем друзьям и близким, я не могу предать их доверие».
— Скажи, каково-!
—
А-а-а-а!!! — Изуку замахнулся и локтем изломанной руки стал толкать Шинсо к границе ринга. Почему это далось так легко и одновременно невыносимо тяжело, он не задумался.
Хитоши сперва даже не оказал должного сопротивления, застыл, поражённый, и позволил протащить себя совсем близко к белой полосе; очнувшись, заревел по-звериному — сквозь рык нечеловеческий и боль, зарядившую в челюсть, Изуку смог разобрать только:
— Да ответь мне что-нибудь!
«Я не могу».
Холёная рука давила на нос и, казалось, уже успела сломать, кровь закапала из него, локтя, содранного до косточки, и повреждённых пальцев — в рот, на воротник и прямо на белёхонькие кроссовки Шинсо; тот вцепился в тёмные кудри, норовя ударить коленом о голову соперника, но Изуку извернулся, получив ещё один удар болезненный в переносицу, вывернул себе плечо, сделал шаг назад и — наверняка на одной из этих слившихся в единое желтушное пятно трибун Урарака ахнула восторженно, наверняка Иида заорал «браво!», наверняка Кацуки поджал губу, прошептав «охуеть» — выкинул Шинсо через спину, ударил со всего размаху о бетон немилосердный (
не слишком ли жестоко? а кто будет судить?) и отшатнулся сам, едва удержав равновесие в дрожащих ногах.
Испещрённый царапинами, осквернённый бурым цветом, булыжник показался таким гладким невозможно для Шинсо.
Ты. Паразит.
—
Вот и подошёл к концу первый поединок финала! Он начался довольно спокойно, однако мальчики постарались на славу! — голос Сущего Мика зафонил микрофоном, стадион взревел ещё пуще прежнего, сотрясая землю. —
Хлопайте в ладошки!
Вот и всё. Победа.
Изуку едва перевёл дух, свалиться в обморок помешала только вспыхнувшая и тут же потухшая гордость. Зрители стали приобретать более чёткие очертания, но боль не останавливалась и замазывала действительность. Кажется, глаз заплыл синевой.
Свихнуться можно с Академией Юэй.
Шинсо утёр багровые капли с подбородка и склонился над замаранными кроссовками. Изуку в смятении продолжил пялиться на них, слыша, как вина царапает горло изнутри, а затем поднял взгляд, не собираясь держать вопрос (бесспорно, с долей цинизма) в себе:
— Шинсо… почему ты решил стать
героем?
— Хмпф.
Шинсо развернулся и засеменил к лестнице — прочь от ринга, толпы и этого
ебанутого Мидории. Срываться сейчас не имеет смысла, Хитоши правда старался и сделал всё, что в его силах. Значит, сожалеть о проигрыше бессмысленно.
Изуку растерянно шагнул вперёд.
После тех гадостей, что он наговорил в лицо, даже учитывая соперничество и
нездоровое рвение к победе, неужели Шинсо просто так возьмёт и уйдёт? Изуку было всё ещё очень тяжело перевести дух и убедить себя, что всё, чем Хитоши пытался вырвать из его горла хоть звук, было сказано без
злого умысла — и без умысла вообще. Ведь Шинсо хочет стать героем. Ведь все понимают, что Мидории тяжело и он невероятно сожалеет. И страх оказаться на пьедестале
обвиняемого в суде не должен терзать.
Изуку нахмурился.
«Разве герои так поступают?»
— Тебе не кажется, что и я тоже могу мечтать? — Шинсо остановился, читая затылком выражение шока на округлом веснушчатом лице, и пожал плечами досадливо. — Без понятия, о каком таком
другом пути ты там рассказывал, но знаешь что? Пусть не сегодня, пусть не в этом году…
Изуку заметил, что совсем не дышит.
Откуда Хитоши известно о его мыслях, которые
уродовали рассудок вот уже несколько недель?
— Без разницы, что вы там надумали. Я всё равно поступлю на геройский факультет и стану охренительным героем, слышишь? — он сцепил зубы и
злорадно усмехнулся в воротник спортивной формы. — Запомни,
Мидория.
Изуку ступил ещё на шаг ближе, сжимая запястье обездвиженной болью руки, и сглотнул. Та пугающая аура, которой веяло от Хитоши ещё до начала боя, развеялась смрадом отчаяния и чем-то ещё. Какой-то
грязью.
«Откуда тебе известно?»
Осколки человечности валялись ненужным хламом прямо у ног, Шинсо пнул их, как камешки у дороги, даже не сразу услышал, как одноклассники возносят руки к небесам ясным и почести разлетаются облаками; Изуку слышал их лишь в пол уха, собирая слова в кучу, чтобы не прозвучать странно.
…Шинсо заулыбался. Так широко, что Мидория засомневался, от тёплых ли слов друзей или от самого сомнения на его лице.
— Если говорить честно, многие люди боятся заговорить со мной, — вампирский клык снова показался за губами, искривлёнными неестественно, — так что постарайся в следующий раз не попадаться мне в ловушку.
Пощады не будет, понял?
— Угу! — перевозбуждённый, Изуку, плохо соображая, чересчур энергично кивнул.
Зрачки его окрасились в белый под давлением чужой причуды.
Хитоши-кун тяжело вздохнул и закатил глаза.
—
Мидория Изуку с первого геройского курса проходит во второй раунд! — прозвучало приговором. Изуку попытался выплюнуть кудряшки, залезшие в рот.
Солнце несправедливо освещало путь в тёмном высоком коридоре для того, кто остался поражённым,
пока что. Изуку запомнил его слова. И то, как Шинсо вёл себя в поединке, то, чем пытался спровоцировать его, то, о чём случайно проговорился, будет реять воспоминанием. Мидории обеспечены бессонные ночи под горой бумажек раскиданных, испещрённых, под весом назревающего озарения в порыве предрассудков и стереотипов.
«Нет, серьёзно, откуда ТЕБЕ известно?..»
***
В тени арок было прохладно и пахло хлоркой, как в бассейне. Тодороки Шото облокотился на одну белым сапогом, сгорбился и будто всем существом вжался в толстую стену. Под напором его ледяных немигающих глаз Мидория судорожно сглотнул.
— Так… о чём ты хотел поговорить со мной? — осторожно начал Изуку, не зная, зачем только Тодороки отозвал его и не начал разговор сразу. Конечно,
первый в классе слыл скрытным и неразговорчивым человеком, но, похоже, этот случай был отклонением от нормы. Существует ли она вообще.
Почему именно Изуку?
— Знаешь, если м-мы не поторопимся, в столовой будет большая толкучка… — он неуклюже развёл руками, сразу умолкнув, стоило Шото наконец заговорить.
— На битве конниц, из-за тебя, я нарушил собственное обещание. Никто не почувствовал этого в тот момент, но… — Тодороки вытащил левую руку из кармана штанов и уставился на неё: вот линия жизни, вот линия любви, а вот сама Смерть,
прямо перед ним стоит. — Только я понял.
— Ч-что ты имеешь в виду? — Изуку наклонил головку, прокручивая у себя в мозгу: даже когда в этом состояла необходимость, когда от этого мог зависеть исход соревнования, Тодороки-кун не использовал свою вторую причуду, огненную. Изуку, со всей вероятностью, считает это
несправедливой утратой (и для всего мира тоже), но сейчас лучше об этом не ляпнуть ненароком.
— Такая же аура, как у Символа Мира, или похожая на неё…
Изуку затрясся. Шото посмотрел на него сквозь пустоты между пальцев.
— Ты внебрачный сын Всемогущего?
На фоне будто что-то
звенькнуло.
«Ч-что?..»
— Н-нет, вовсе нет! Дело не в этом! — Изуку машинально замахал руками, то почёсывая скромно затылок, то обнимая себя за плечи, то тыча пальцами в воздухе. Заиканиям не было предела: чёрт-чёрт-чёрт, лишь бы Тодороки-кун не догадался, так легко промахнуться и выстрелить не в небо предупредительно, а себе
или ему в черепушку.
Мидория должен был предусмотреть такой исход событий.
— Им-мею в виду, да, настоящий ребёнок Всемогущего отнекивался бы точно так же, но! Клянусь, я!.. Всё не так…!
— Ясно. — Шото не выразил никакого удивления или, что важнее, недоверия. — Дело не в этом, но правду ты мне всё равно не расскажешь. Тем не менее, ты как-то связан с героем номер один. А значит, у меня лишь одна обязанность. Я превзойду тебя, Мидория.
Изуку сглотнул (в который раз?) и сжал кулаки, так сильно, что ногти впились в кожу. В этом всём явно чувствуется что-то нехорошее. Смысл Тодороки говорить одно и то же два раза? Не шанс ли это для Мидории наконец спросить о том, что не волнует настолько, чтобы не спать по ночам, но настолько, чтобы сгорать от чистого любопытства?
— К-кстати об этом, Тодороки-кун… Я хотел спросить, почему ты не применяешь свою левую сторону в бою?
Промах. Тодороки скривился и сощурился прямо на Изуку, будто возжелал воспламениться и сгореть вместе с ним. Изуку знает, что на огонь у Тодороки стоит блок, — такой великий, что сломить его будет тяжело даже для Мидории, — поэтому упрямо хмыкает.
«Но ведь получилось один раз, хоть и не осознанно…»
— Ты знаешь о моём отце, герое номер два, Старателе. Он сделает всё, что угодно, ради продвижения на первую ступеньку пьедестала, Всемогущий для него — как бельмо на глазу. Потому он так загорелся идеей создания идеального преемника. И превратил свою семью в
фабрику.
Изуку не сдержался и охнул. Ему доводилось слышать о «браках ради причуд», когда партнёра выбирали исключительно ради улучшения собственной причуды посредством её передачи детям. Тот факт, что Тодороки-кун родился в такой семье, объясняет, наверное, многое. Старатель мечтал об идеальном наследнике? Чтобы одержать победу над Всемогущим? Известно ли ему… хоть что-нибудь?
Шото прикрыл левый,
небесно-голубой, глаз рукой и проговорил сдавленно, тяжело, как будто связки натянулись до предела,
до удушья:
— Сколько помню, мама всегда плакала. Однажды она сказала, что моя левая сторона уродлива, а потом облила меня кипятком. — Цветные волосы качнулись и растрепались. Холод во взгляде стал обжигающим, всё резко воспламенилось: ногти, брови, ресницы, пальцы, щёки, обнажая стиснутые зубы, мышцы, кошмар над макушкой, подпоясанный тёрном. — Я никогда не стану
инструментом для кого-либо, уж тем более для своего папаши. И стану первым. Без его причуды.
Весь мир Изуку перевернулся.
Земля задрожала под ногами, стены, ставшие внезапно столь хрупкими, содрогнулись и грозились обрушиться на непокрытые головы. Изуку хотел пятиться, но не мог, стукнулся о прохладу здания. Ещё никогда прежде он не встречал такого человека, как Тодороки, ещё никогда не ощущал себя настолько раздавленным, закопанным заживо в землю, — вдохнуть невозможно,
дай же воздуха, умоляю, Тодороки, — но вместе с этим нахлынул какой-то прилив сил неизведанный, и внезапное желание броситься в опасное пекло
ради спасения.
Тодороки развернулся и медленно направился прочь, оставив Изуку в тени.
Нет, боже, нет, его нельзя отпустить!
«Что я могу… что я
должен сказать?»
Тодороки-кун такой недостижимый, такой презрительный, холодный, недосягаемый, одной руки не хватит, чтобы дотянуться, а вторую он себе будто отрубил своим проклятьем. Такой предыстории достоин главный герой какой-нибудь потрясающей
кровавой повести.
Но Деку не такой.
— Мне невероятно везло всю жизнь, сколько я себя помню, — Изуку, воскликнув, здесь же неловко замялся и стал рисовать носком ботинок круги на песке. — И я считаю своим долгом отплатить благодарностью всем тем, кто помогал мне, защитить их… от чего бы то ни было, — он запнулся, сам не зная, отчего. Подбородок задрался гордо вверх в подражательной манере. — Моя мотивация, по сравнению с твоей, выглядит пустячной, это так. Но все ребята стараются сейчас, все мы хотим стать героями и спасать из раза в раз тех, кого любим…
Тодороки обернулся, посмотрев на Мидорию в профиль; этот безжизненный, безучастный мороз в его взгляде вконец
разозлил Изуку.
— Тем более, — и он постарался вложить в слова как можно больше яда,
о да, пусть вся атмосфера отравится, ему едва ли жаль, — отомстить твоему отцу можно и другим путём.
Мороз покачнулся, утихомирив блаженные ветра; Тодороки в смятении
тупом заломил одну бровь: ожидал чего угодно, но точно не этого.
Мидория-Мидория, что ты задумал?
Изуку осёкся, рука потянулась рывком закрыть рот, но он продолжил смотреть прямо в гетерохромные глаза. Это должно было смутить кого-либо из двоих, однако юноши продолжали замораживать, сжигать, уничтожать друг друга, в каком-то диком экстазе, в танце, в поединке, который ещё не успел начаться.
—
Другим путём? — в голосе смесь недоверия, сомнения и даже — ты на такое способен, Тодороки-кун, в самом деле? — страха животного. — Что ты подразумеваешь под этим?
— Я точно не понимаю сам, пока. Но я крепко убеждён, что нет безвыходной ситуации. И мы всё сможем.
—
Мы?
Изуку нахмурился: «Тодороки-кун обращает внимание совсем не на то, на что нужно обращать внимание».
То, что Изуку
бессовестно процитировал Всемогущего, ещё ничего не значит.
— Всё, что я хочу тебе сказать!.. Твоё объявление войны я принимаю и даю себе прямо здесь и сейчас клятву, что непременно одолею тебя — запомни, пожалуйста! но при этом… при этом, я… — его звонкий голос огласил округу и дрогнул. — Я надеюсь, ты поймёшь, что
отречение может быть… другим…
О чём ты думаешь? Откуда все эти мысли? Нельзя сначала говорить, а потом думать, мальчик.
«Ты хоть сам понял, что сказал? Что за бред? Какой такой
другой путь? — Изуку схватился за голову, осознавая всю свою глупость. — Что ты скажешь ему после? Вдруг он не…»
— Я понял.
— Д-да?
Тодороки слабо кивнул — или Мидории только показалось? ветер так разбушевался, шевеля кроны — и засеменил к выходу. Изуку тяжело выдохнул, чуть не рухнул на колени от облегчения.
Что бы Тодороки-кун ни подумал о нём, он сумеет это утрясти и привести в порядок. Самое важное в данный момент: сдержать клятву и не проиграть в «войне». А потом Изуку разберётся со всем остальным, ведь никаких проблем больше не будет, и все снова заживут жизнью спокойной.
Разгребать последствия необдуманностей ужасающих он никогда не будет один.
…Где-то в переулках Хосу, в самых затаённых и сокрытых тьмой углах, неизвестный слизывал кровь с блестевших даже в темноте лезвий; клинки наточены были настолько, что даже
он, наученный опытом, пару раз порезал язык — шероховатый, длинный и омерзительный во всём своём естестве. Одна из его жертв, тщетно собирая перья одним ртом, не могла и пошевелиться под давлением жаждущих чудовищных глаз. Тишина потрясающая гнала ветрами ощущение беспомощности и поджигала и холодила всё тело.
Об этом мне рассказала сама жертва — тот, кто погиб в тот вечер, когда я не смог его спасти. Перед самой смертью я спросил его, но всё, что он помнил, было бесполезно.
Моё имя — Мидория Изуку, и это история о том, каким великим героем я мог бы стать.
Но не вышло.
