ID работы: 8795684

Разочарования мирового Вершителя

Джен
NC-17
Завершён
635
Размер:
488 страниц, 35 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
635 Нравится 427 Отзывы 246 В сборник Скачать

11. Поражение

Настройки текста
      — Каччан, подожди!       Солнце припекало особенно хорошо в поздние майские дни. Кацуки старательно вышагивал среди кустов, зачем-то время от времени осторожно отодвигая ветки — уж точно не ради задрота, который плёлся следом и выкрикивал имя: будто надеялся, что Кацуки правда обернётся.       Среди деревьев высотой в целые дома притаились невиданные звери и страшные-страшные монстры, но Кацуки смеялся им в уродливые морды, махал ручкой, рассыпая порох, и всё бежал вперёд. Следы путались с отпечатками чужих красных-красных сапог, и Кацуки считал, что непростительно будет пропускать кого-то настолько наглого вперёд, а потому ставил в самый конец шеренги, позади ещё двух своих друзей (друзей в большей степени, разумеется) и, напевая песенку о своих будущих великих свершениях в качестве героя, шагал через леса, речки и поля.       В царстве солнечных цветов вилась протоптанная детскими ножками тропка: причудливый коридор, стенами которого служили стебли удивительно толстые, а проводником — само светило. Кацуки замечал, как зелёные глаза загораются восторгом, стоит ему вскинуть чёлку, а лучам начать переливаться в волосах цвета пшена, и смеялся-смеялся-смеялся. Так заливисто и легко, что после злился до потемнения в глазах: кто-то вторил ему ещё заливистей, ещё легче, ещё ярче.       Кто бы это мог быть? Кацуки силится вспомнить имя.       — Вперёд, команда Бакуго! — приказал он однажды и указал на поваленное дерево, служившее мостом; под ним бушевал чистый поток, приглашающе журчал непонятную песню. — Пройдём через этот ров, наполненный жгучей лавой!       Песня невероятной простоты казалась целой балладой хвалебной, одой, достойной божеств, а потому Кацуки с такой гордостью пел её, выпятив грудь, подняв подбородок и шагая размашисто, как цапля. Одно неловкое движение — твёрдая поверхность ушла из-под ног, и без того ободранные коленки ударились о каменистое дно, а новенькие башмачки захлюпали. Наверное, мама будет ругаться.       Вау, а это супер больно. На голову будто свалился кирпич.       Кацуки беспечно улыбнулся, не выказывая ни единой мышцей на лице напряжения или неприятных ощущений. Друзья (которые в большей степени) махнули рукой, уверяя себя самих, что с ним всё в порядке: это ведь Бакуго. Что с ним-то может случиться плохого? Бакуго лучше всех!       Рядом послышалось шлёп-шлёп-шлёп по воде.       — Ты не ушибся? Помочь встать? — протянутая ладонь оказалась совсем маленькой, в ней едва ли поместилась бы пуговица.       Кацуки точно помнит, что теперь она больше и грубее, сплошь в шрамах, заусенцах и царапинах.       Кацуки поднял голову, и лицо его изменилось. Брови свелись к переносице, глаза сощурились, зубы прикусили нижнюю губу, чтобы не накричать прямо сейчас на того, кто перечёркнут размашисто красным крестом. Как в полусне, Кацуки ударил по маленькой руке и умчался прочь. Он точно помнит, что концовка сей сцены была иной, но.       Сейчас это кажется уже неважным.

***

      Бакуго запретил входить в свою палату. Никакие уговоры не действовали: даже если ученики 1-А, толпившиеся на лестничных площадках, стучались в стеклянные двери, юноша был непреклонен. Нажимал на специальную кнопку и жестом просил врачей выпроводить непрошенных гостей; к их числу относились даже родители. Очевидно, Кацуки нужно было время, чтобы переварить всё произошедшее.       Никто не осмеливался напоминать ему ни о надсадном крике, огласившем чащу, ни о вырванных из чёлки клоках светлых волос, ни о том, что Айзаве-сенсею пришлось применить причуду стирания, чтобы Кацуки не подорвал всё живое в радиусе километра. Кацуки был умным парнем, его чрезмерная вспыльчивость граничила с разумным равнодушием во многом, но даже такой яркой реакции едва ли кто мог ожидать — нет, дело вовсе не в неоднозначности его отношений с Мидорией, не смотрите так растерянно, что ещё оставалось? Бакуго провёл два дня в больничной койке, чередуя беспокойный сон с пустым разглядыванием стен, на третий же день к нему снова постучались.       — Так нельзя всё оставлять, — Киришима Эйджиро встал в дверном проёме, сжимая лямки покоцанные рюкзака. — Нам надо что-то предпринять.       Кацуки по-прежнему молчал, стоя у окна спиной к входящим, наблюдая, как неспешно плывут куда-то облака, солнце выжигает ресницы, а вот проносится стрелой самолёт… Киришима сделал решительный шаг вперёд, разозлившись от затянувшегося молчания.       — Нужно спасать Мидорию, и ты это понимаешь! — рявкнул он, зная, что на такое Бакуго уж точно ответит. — Твоё бездействие — не выход!       Кацуки взмахнул рукой — Каминари испугался, что он ударит по стеклу, и вниз полетят осколки, но тот заехал по стене, отбив костяшки. Будто прежней боли было мало.       — Нельзя рыпаться прямо сейчас, вас сразу же прихлопнут! — выплюнул Бакуго злобно. — Что вы предлагаете? Сломя голову без особого плана кинуться в пекло? Вы совсем без мозгов, а-а?       Юноша наконец повернулся лицом, чтобы убедиться, что вошедших действительно только трое, и дверь они уже успели закрыть. Тодороки, Каминари и Киришима застыли на несколько секунд, с ужасом рассматривая помятые складки ткани, распустившиеся на локтях бинты (болтаются, как у мумии) и сверкающие печалью глаза. Нет, это чувство сильнее, чем просто печаль. Что-то более масштабное, вселенское. Разрушительное.       Почему именно они? Почему не кто-либо другой? Кацуки просто хочет, чтобы его оставили в покое, ведь так? Приди кто угодно, кроме них, Кацуки сумел бы выпроводить без промедлений, вышвырнуть и вычеркнуть остервенело. Было бы легче бороться с чувством закоптелым несправедливости. Но нет, теперь в душе только больше сомнений, благодарить ли, проклинать?       Кацуки сморщил нос с досады.       — Ты же почти дотянулся до него, оставалось чуть-чуть… — Эйджиро жалобно сдвинул брови. — Мы обязаны попытаться!       — А если не выйдет? Вас поймают? Будут пытать? Убьют? — Кацуки передёрнуло, и он не заметил, как стал обращаться конкретно к Киришиме. — Что тогда? Что тогда, блять, ты будешь делать?       Тот упрямо тряхнул волосами.       — Меня не поймают. Я стану каменной стеной.       Бакуго крепко выругался и снова отвернулся, оперевшись о подоконник ладонями; он слишком истощён, чтобы выпускать причуду или даже поднимать голос. В диалог вклинился Каминари.       — Кто знает, что происходит там, пока мы тут сидим и раздумываем. Мидория-кун определённо сейчас… в не лучшем положении, — он поёжился, оглядывая присутствующих. — У Момо же получилось прицепить устройство слежения к Ному, который носился в лесу. Если… если двинемся по следу, высока вероятность, что найдём и Мидорию.       — Да, и мы можем спросить у Яойорозу, готова ли она пойти с нами!       — Вы все идиоты.       У Кацуки не хватило бы терпения разъяснить, почему план гниёт у самого основания. Почему он вообще должен раскладывать всё по полочкам, раз пустоголовые всё равно не поймут. Трата времени. Времени, которое можно потратить на самоуничтожение. Времени, которого ему не хватило тогда, давно-давно.       Тодороки вдохнул поглубже и придвинулся ещё ближе, чем Эйджиро, прекрасно понимая, как Бакуго не любит, когда в его ауру вторгаются. Отодвинуться было некуда в этот раз.       — Я хочу попросить у Мидории прощения. И вернуть одну вещь, которую он подарил мне. Поэтому я отправлюсь вместе со всеми, — Шото сжал одну ладонь в другой, представляя, как загорается пламя. Голос его удивительно звенел, хоть и звучал довольно низко. — И я подозреваю, что, возможно, ты не признаешь этого, но ты так же обеспокоен и хочешь его спасти.       — Но это невозможно.       — Шансы есть.       — Откуда такая уверенность, Половинчатый? — прошипел Кацуки. Воспоминание о такой же фразе ещё в лагере гулко захлюпало в затылке. — С чего ты вообще так резко загорелся симпатией к Деку? Что он тебе такого особенного сделал?       Шото нахмурился.       — Как и сказал, я должен вернуть Мидории одну вещь. Твой же мотив нам всем известен. Так что не строй из себя хер знает что, понятно, что ты тоже рвёшься всем духом к нему.       — Бакуго, как ты думаешь, что бы он сделал на твоём месте? — серьёзно спросил Каминари, снова будто встревая и переводя разговор на другую тему. — Если бы похитили тебя, думаешь, Мидория бы раздумывал, спасать тебя или нет?       Кацуки вдохнул протяжно через нос. Взгляды, обращённые к нему, наполнились тревогой. Ради вселенной, просто заткнитесь, Кацуки не подписывался на такое. Кацуки не хочет осыпать пепла горстями голову.       — Он бы не пошевелил и пальцем ради меня.       Ложь.       — Думаешь? — Каминари прозвучал максимально расстроенно. Кацуки сглотнул.       — Уверен.       Лжец. Лжец!       — Понятно.       Денки отвернулся от Бакуго, окончательно потеряв надежду. Эйджиро пожевал губами.       — Так что… ты с нами, Баку-бро? Обещаю, мы будем супер осторожны! Уж тем более… ты ведь, ты пойдёшь с нами, да? Бояться нечего.       — Бояться есть чего, на самом деле… — прошептал угрюмо Денки.       — Неважно. Тебе нужно протянуть ему руку в ответ, Кацуки. Вы ещё не поговорили с ним, да?       Бакуго еле заметно мотнул головой. Нет, ещё не поговорили.       — Так вот думай прежде всего об этом. Мы отправимся спасать Мидорию, чтобы потом, когда всё уляжется, вы двое смогли всё уладить. Окей?       Киришима схватил Кацуки за плечи и проникновенно посмотрел в глаза; тому не хватало смелости поднять голову.       — Если нас поймают…       — Не поймают.       — Если мы не найдём его…       — Будем искать, пока не отыщем.       — Вдруг он не захочет идти с нами?       «Будет не в состоянии передвигаться или здраво мыслить?» Кацуки боится предположить, какие ещё причины могут быть. Если правда вскроется, он точно распрощается с последним пучком нервов.       — Тогда мы потащим его силком и будем требовать объяснений.       Бакуго нужно было и дальше запрещать заходить в свою палату.

***

      Руки стягивали бетонные оковы, и приходилось наклоняться на стуле, чтобы доставать ими до пола и хоть немного облегчать груз. Оттого сильно отекала спина и ломало плечи. Разорванные на части участки кожи, конечно, никого не беспокоили, а потому Изуку лишь шмыгал кровью и сдавленно молчал, глотая созданную им самим тишину, разрезаемую изредка гудением вентилятора под потолком и звоном стекла у барной стойки.       Все взоры были обращены на него. Пытливые, любопытные, оценивающие, брезгливые, даже разочарованные. Восседавший на барном стуле Шигараки Томура, закрепив покрепче серую ладонь, потянулся пальцами к своей шее. Всё вокруг застыло в ожидании того, что он скажет. Изуку вжал голову в плечи.       — Я ожидал… белобрысого, — протянул наконец Томура, откинувшись и оглядывая комнату. Тип в тёмной куртке с обгорелыми кончиками волос — тот самый, с причудой сизого огня, — сразу отозвался ему. — Поди сюда.       Через прикрытую дверь отдельной комнаты Изуку всё равно был в состоянии расслышать их громкие перешёптывания, благо, никто более не думал перебивать. Казалось, лидер Лиги был не в духе сегодня.       Шигараки мелко трясся от ярости.       — Это что такое? — злобно цедил он, едва сдерживаясь, чтобы не влепить по наглой роже. — Я не этого просил привести.       — Нужно было просить вежливей.       — Я тебе сейчас глотку перережу.       — С удовольствием посмотрю, как ты попытаешься, — Даби мягко хохотнул и подмигнул. — Милый, остынь, ну. Я прикинул, оценил обстановку, и подумал, что вот этот будет лучшим вариантом.       — Ты не лидер, чтобы принимать такие решения!       — Но и ты не главный босс, куколка. Однако одного Ному мне всё-таки доверил, не то чтобы кандидатуры получше были в наличии. Смотри, мы в выигрыше в любом случае: мелкий напуган и выслушает, так или иначе, — Даби вытащил пачку сигарет из кармана, пока Томура не мигая прослеживал его движения. — С тем блондином возникли бы проблемы ещё при поимке, не то что при переговорах.       Шигараки бесило, как от постоянных подколов и унижений Даби перешёл на мерзкие заигрывания; поначалу Томура не знал, как вообще реагировать на такое, но, похоже, для Даби это стало обыденностью, как и всё остальное вроде скользящей походки, хрипотцы в голосе и дыма во рту по утрам, потому ему так интересно было проследить за реакцией лидера: к нему никто прежде так не относился, и незнание, неподготовленность… раздражали. До чесотки.       Так колко всё воспринимать, конечно, тоже было ошибочно, но Томура не мог попросту игнорировать, это бы с Даби не помогло, как ни старайся. Будто продумывая абсолютно все варианты исхода, он похлопывал ладонью по сумке у пояса и полупьяно твердил, как же ему глубоко наплева-а-ать, крашеные волосы у Шигараки или нет. Не то чтобы трепал он их только ради проверки. Свои-то трогать не разрешал.       Томура зыркнул ещё раз на причину спора — Изуку ёрзал и жмурился под режущим светом лампы — и прошептал чуть тише, по складам, но вложив больше яда:       — Ты не понимаешь, этот бешеный!       — Ты чо, испугался? — Даби заржал, не стесняясь, в полный голос. — В штаны небось наложил тогда, в ТЦ? Взгляни на это с другой стороны, он действительно выглядит как тот, кто может пригодиться.       — С чего ты взял? — Шипение.       — А ты не ссы и заговори с ним.       Даби лукаво улыбнулся. Шигараки чертыхнулся, распахивая с грохотом дверь, так, что в стене остался отпечаток от ручки.       Изуку вздрогнул (в который раз?) Мужчина в объёмной шляпе и необычном костюме, заметив это, доброжелательно протянул руку, обёрнутую в красную перчатку. Ту самую, в которой сжимал стеклянные шары в лагере.       — Не бойся, не наша цель навредить тебе. Будь спокоен.       Изуку поджал губы и протяжно вдохнул носом воздух; мужчина это заметил.       — О, тебе тяжело? Мы можем снять оковы, если не станешь бушевать.       Зелёные глаза Изуку окрасились мгновенно испугом, когда другой незнакомец в чёрно-белом направился прямо в его сторону с разведёнными в стороны руками.       — Э, без лишних движений, — пробурчал недовольно Шигараки, жестом указывая отойти от мальчишки. — Рано ещё.       Мидория внимательно оглядел ещё раз всех присутствующих с ног до головы: сквозь разговоры между собой он сумел проследить даже их имена, но наверняка это были лишь псевдонимы. Тот, который чинно разглаживал шляпу, назывался Компрессом, тип в чёрно-белом причудливом костюме в обтяжку — Твайсом, кажется, тот обладатель причуды с порталами, вытирающий полотенцем бокалы за стойкой — Курогири, все остальные не спешили представляться или обмолвиться даже парой слов; сбоку расположилась девушка в школьной форме (Изуку передёрнуло от мысли, что она может быть его ровесницей и при этом находиться в злодейской группировке), а чуть поодаль облокотился о стену человек сплошь в шрамах и скобах, имя которого упрямо никто не собирался произносить вслух — Шигараки один лишь раз прикрикнул на него «Даби», но навряд ли это могло быть даже хорошим прозвищем. Изуку вспоминал, как трещали всполохи пламени среди стволов — страх не собирался покидать нутро и клокотал где-то в горле.       — Только не молчи.       — Что вам нужно? — тихо сказал Изуку.       — Просто поговорить, — вяло ворочая языком, ответил Томура, снова удобно устраиваясь на стуле и сгибая спину так, что кости захрустели.       — О чём?       — О том, что ты мне там трындел в ТЦ.       Изуку проглотил очередной ком в горле. Только не говорите, что… всё происходит по вине того разговора? Тот день продолжает преследовать, как бы Изуку ни старался?       — Тебя мучает вина, а? Потому что ты убил кого-то? — Томура закинул ногу на ногу и наклонил голову, сцепив руки в замке. — Если ты выражался, э, метафорично, то F, конечно. Тогда ты нам неинтересен.       — Почему я должен рассказывать вам?       — Ты ведь просил помощи, — Даби заломил одну бровь, улыбаясь. — Так вот она подоспела. Возрадуйся.       Если бы Изуку мог стереть тот момент из памяти, он бы сделал это незамедлительно. Чтобы не дрожать сейчас мелко и не соображать лихорадочно, стоит ли вообще вести переговоры со злодеями. Когда чугун давит на запястья, а кромешный ужас и тревога — на голову, действительно приходит осознание своей беспомощности.       Слишком много преступников на один квадратный метр в этой комнате. Даже будь здесь один Шигараки, Изуку побоялся бы делать резкие движения. История повторялась: над горлом снова нависла крошащая плоть рука, на этот раз невесомая, но Изуку опасно не доверять иллюзиям и обманам.       — Мне… мне нечего вам рассказывать. — Он посмотрел с едва читаемым вызовом и выдвинул челюсть. — Если вы думали, что сможете что-то выудить из меня, то у меня плохие новости. Все ваши старания были зря.       — Ты далеко не в том положении, чтобы дерзить, ты же знаешь? — проскрипел Шигараки, медленно вставая. — Спокойная, э, беседа без выкрутасов — всё, что от тебя требуется.       — Не собираюсь вести переговоры с преступниками.       — Придётся, увы. А то вечность так и проторчишь на стуле скованный, — Томура облокотился подбородком на руку. — Скучный.       — Наш дорогой лидер пытается донести, что с твоей стороны будет просто глупо отмалчиваться, — Даби отлип от стены и прошёлся по комнате, не вытаскивая ладоней из карманов. — В то же время, не стоит упускать возможность узнать нас всех получше, правильно? Мы стараемся вести себя с тобой на равных.       Изуку раскрыл рот, чтобы ответить, но Шигараки снова сердито перебил:       — Но не думай, что я не могу рассыпать тебя в течении двадцати секунд! Раз ко мне доставили не того, кого я ожидал, и разговор будет другим.       — Так изначально вы охотились не на меня? — Мидория округлил глаза. — Кто был вашей целью?!       Шигараки скривился: об этом было легко догадаться даже при наличии закрывающей лицо ладони; он сгорбился ещё сильнее и начал издавать какие-то странные звуки, похожие на шипение, граничащее с хрипом и всхлипами.       — Не твоё дело.       — Как раз моё, ведь я здесь! — Изуку повысил голос. — Это был всё-таки Каччан? И… и что вы сделали с Котой?       — Каким ещё Котой! — взбесился Шигараки.       — Что за Каччан? — заломил бровь Даби, не прекращая ухмыляться.       Шигараки двинулся на Изуку, занеся приготовленную руку над головой, но остановился на полпути, потому что с экрана на стене стал доноситься низкий, властный голос, прерываемый помехами, но оттого более жуткий:       — Томура, не горячись так, мальчик мой. Мидории-куну понадобится время, чтобы ко всему привыкнуть.       Изуку почувствовал, как кровь стынет в жилах от этого голоса. Весь разговор слышал кто-то посторонний?       Почему такое ощущение, будто Изуку слышал его раньше?       — Если тебе так необходимо знать, в порядке ли Изуми Кота, я даю тебе слово, что на данный момент его состояние более чем стабильно, — голос продолжал, пока все внутренности Мидории выворачивались наизнанку. — Правда, слезами обливается, но это всё же не так страшно, как смерть, верно? Однако, раз ты хочешь увидеть его сам, я могу помочь, но чуть позже. Идёт?       Темнота сгустилась в глазах.       Неужели другого выхода нет?.. Не может быть такого, чтобы герои не собирали сейчас отряд по спасению, но запястья так давит, что Изуку всерьёз задумывается о том, что будет делать, когда отвалится правая рука.       Юноша медленно кивнул, лихорадочно соображая.       — Ладно, я… я готов рассказать вам кое-что… только. С условием.       Ничего не изменится, если он просто обрисует ситуацию.       — Чтобы ты, в такой ситуации, ставил нам условия? — Томура фыркнул. После фраз того Голоса, впрочем, он стал звучать несколько тише, смирнее. — И что ты хочешь?       Изуку поёжился и, помолчав секунды три, жалобно выдохнул:       — Пожалуйста, пусть она не будет так смотреть.       Девушка в школьной форме недовольно цокнула языком и отвернулась. Даби засмеялся в полный голос, громко и заразительно, Твайс сначала поддержал его неловкими смешками, а потом зарыдал в три ручья. Вентилятор под потолком загудел с новой силой.

***

      — Не секрет, что обстановка накаляется. Даже то, что мы устроили совещание — уже чрезвычайно опасно.       — Вы всё ещё думаете, что в школе завёлся предатель? Умоляю, директор, при всём моём уважении…       За стеной кабинета послышалась возня. Фигура, сотканная из теней сплошь, прислонив ухо, вслушивалась в каждое слово, стараясь запомнить как можно больше. Учителя Юэй будто нарочно говорили почти в открытую, не понижая голоса и не перешёптываясь. Точно не им на руку.       — Как я говорил и говорю сейчас, у меня есть несколько предположений на этот счёт. Нам следует максимально предотвращать любые утечки информации. Никаких разговоров в классах о чём-либо, с этим связанным, никаких намёков на напряжение. И подозрения не нужны, так мы можем только спугнуть потенциального предателя.       Фигура усмехнулась. Что за беспринципная наивность, предателя это никак не остановит, он ведь продолжит, как ни в чём не бывало. И виноваты будут абсолютно все, кто знал обо всей ситуации, но не смел сделать и шага.       — То есть, вы предлагаете сделать вид, что это просто совпадение? Закрыть глаза на весь этот беспредел?       «Вот же трусы».       — Никто, в том числе и из присутствующих тут, не сможет защититься при своей кандидатуре, включая и меня. Если есть какие-то предложения, я готов выслушать со всем вниманием. Но первой по степени важности сейчас стоит другая задача, вы так не считаете?       «Они собираются… спасать его? — фигура хмыкнула снисходительно. — А не слишком ли поздно?»       Раздалась навязчивая мелодия звонка. Подслушивающий не поспешил укрыться, а лишь сильнее прижался к стене, надеясь уловить и что-нибудь из разговора по телефону. Всемогущий — а это точно был он! — говорил почему-то куда более мягче и неуверенней обычного. Стоило бы посмотреть-проверить, выглянуть из угла, но обзор в любом случае закрыло бы высокое пышное растение в горшке.       Герой номер один звучал встревоженно.       — В самом деле, Тсукаучи?! — воскликнул он. Вместо ответа послышалось шкворчание, а после — шипение с характерным запахом, будто что-то плавится. Что-то вроде мяса.       Шинсо Хитоши с опаской, на рефлексе вышел из своего укрытия, боясь вдохнуть. Всемогущий стиснул кулаки и встал в боевую стойку, прежде чем твёрдо пробасить в трубку:       — Я знаю, кому могу доверять.       Глаза Шинсо загорелись фиолетовым.

***

      Айзава Шота с аккуратно уложенной причёской, с выглаженным костюмом и в странном галстуке считал минуты до окончания интервью. О Юэй дребезжали нестройно все газеты и телевидение, из каждого утюга доносились саркастичные комментарии, критичные возгласы и даже угрозы. Это точно не было адом на земле, Айзава видывал обломки жизни и похуже, но наблюдать, как репутация престижной Академии рушится прямо на глазах, как места себе не находит Символ Мира, растеряв всю свою уверенность и харизму, было по меньшей мере… паршиво. Разрушительно.       — Мы делаем всё возможное, чтобы обезопасить наших учеников.       Айзава сцепил пальцы в замок и засопел. Кровавый Король и директор Юэй Незу расположились по бокам, будто сдерживая со всех сторон раздражение. Сенсей 1-А, как никто другой, знал о тяжести произошедшего, и разгребать печальные последствия — в лице возникших буквально из земли журналистов — тоже приходилось ему. Деку перед экраном всхлипывает.       — Исключительно моя вина и некомпетентность в том, что такое произошло, — Айзава слоги растягивал противно и кланялся, принимая покорно проигрыш. — Приношу свои соболезнования.       — Что простым гражданам до ваших соболезнований? — мужчина с серыми волосами и опустевшими глазами закатывал глаза. — Что вы говорили семьям своих учеников после нападения? Согласно отчётам, вы принудили подопечных сражаться со злодеями, тогда… чем вы руководствовались?       — Нас застали врасплох. Я действовал из соображений, как избежать худших последствий. «Кота… что с ним сейчас?» Деку теряет рассудок.       — По-вашему, сейчас ситуация не из худших? Свыше двух десятков детей ранено, один из них похищен… Что может быть хуже?       — Худшим исходом была бы гибель учеников. Деку вспоминает что-то и силится не разрыдаться совсем. Жертв и так немерено, куда ещё больше?       — Как вы собираетесь оправдываться перед родителями похищенного мальчика? Он сейчас совершенно один с преступниками, кто знает, что они собираются сделать?       — Мы не сидим сложа руки. Деку хочет зажмуриться и не смотреть, но его за голову хватают, за волосы оттягивают и тычут носом в расплывающиеся из-за слёз пиксели. Навзрыд.       — На Спортивном фестивале он выступил победителем в первом состязании и сумел попасть в финал, однако быстро сдал позиции в финале. Его причуда, судя по всему, весьма нестабильна, и он ломает кости при каждом использовании. Сейчас же его похитили злодеи. Что, если похищение было организовано с целью надавить на его слабые точки? Думаете, у парня есть ещё надежды на счастливое будущее?       Айзава потерял терпение. Резко вскочив, растянув руки по швам, громко фыркнув, он собрался высказать журналисту всё, что думает, но только склонил голову над микрофоном, совсем потеряв блеск живой в глазах:       — Случившееся в лагере — исключительно моя вина. Однако, то, как Мидория-кун проявил себя на Спортивном фестивале, доказывает, как сильны его стремления в становлении героем.       Сенсей сдвинул брови и оглядел аудиторию с серьёзным видом: все притихли, благоговейно ожидая продолжения. Мужчина с серыми волосами расширил глаза. Айзава наморщил лоб.       — Если злодеи думают, что Мидорию так легко сломить, то они сильно ошибаются.       Звук из динамиков покрывает взорвавшийся шквал вопросов. Деку так больно сдавливает лёгкие, что он теряет сознание и на несколько часов замирает странно-серой статуей. «Его легко сломить», — думает Томура, борясь с неказистым желанием тронуть его пальцем в плечо. Обхватить всей ладонью, чтобы разрушить вконец. Высосать сок из глазниц и похрустеть с аппетитом.

***

      На площади толпилось всё больше и больше зевак. Даже в такое позднее время кипела жизнь; Кацуки было тошно наблюдать, как, несмотря на произошедшую трагедию, всё вокруг твердило о буднях. Будто ничего не произошло, будто никому и дела нет, как Кацуки разрывается на части.       — Мы просто будем шляться здесь без точных координат, пока не свалимся? Это ваш план? — он зашаркал ботинками по мостовой. — Охереть точная формулировка, «район Камино», а дальше-то что?       Он зашипел, вспоминая, как отказался напрочь брать Яойорозу Момо, хотя она могла бы сильно помочь с расследованием: юноша аргументировал это так: «ещё один человек с пробитой головой и не зажившими ранами — и можно сворачивать домой»; Киришима мягко пытался намекнуть, что состояние самого Кацуки оставляет желать лучшего, но тот передёргивал плечами с уверениями грубыми, что он в норме. Утром он выглядел точно не как человек «в норме». Денки на пару с Шото неловко косился на обрубок бинта на светлой голове.       — Прибор работает исправно, и я на связи с Яойорозу, если что, — пробурчал Каминари, нехило так потрясывая устройство.       — Думаю, стоит уйти чуть дальше оживлённых мест? — Эйджиро подбадривающе хлопнул Кацуки по плечу, но тот отшатнулся от него (что выглядело как-то неестественно для них двоих). — На центральной так шумно, наверное, следует проверить переулки.       — Это и так очевидно, дерьмоволосый, — закатил глаза Бакуго.       — Рад, что могу быть понятым! — Киришима выставил большой палец. — Всегда можешь положиться на меня, друг.       Он широко заулыбался, нисколько не падая духом. Бакуго вздохнул и двинулся дальше, опережая Каминари и отпихивая его локтем. Горло царапало изнутри нестерпимо. Верно-верно, следовало остаться в больнице, но Кацуки поздно осознал, почему так боялся прихода одноклассников: его стремление к неспасённому сыграло с ним злую шутку и разбудило жажду к адреналину; разумеется, Бакуго бы никогда не признался, как выразился Половинчатый, но волнение выказывалось во всём, кроме слов.       Тодороки, поджав губы, тоже ускорился, нагоняя Кацуки.       — Мы понимаем, что ты переживаешь, — неуверенно начал он, — но ради всего…       — «Мы»? — гаркнул Кацуки вызывающе.       — Я. Понимаю, что ты переживаешь, но, — Тодороки сделал паузу, собираясь с мыслями. — Не тебе одному здесь дурно, Бакуго.       — Что ты предлагаешь мне тогда? Обосраться?       — Что? — Шото в непонимании сдвинул брови. Кацуки тцыкнул над его непонятливостью.       — Забей, ок? Я буду делать так, как считаю нужным. — И придвинулся, насколько позволял инстинкт самосохранения. — Если я первее найду Деку, чем вы, черепахи, это будут исключительно ваши проблемы.       Шото застыл, обдумывая сказанное. За это время Кацуки успел снова продвинуться далеко вперёд, и пришлось снова его догонять. Каминари и Киришима поспевали следом, но встревать не решались, наблюдая со спины.       — Это ведь… не соревнование.       — Как посмотреть, — пробурчал Бакуго чуть тише.       Шото не знал причины, по которой Кацуки так понизил голос до полушёпота, но не потерял решительности.       — Сейчас лучшим вариантом будет держаться вместе, а не убегать по одиночке, нас всего четверо. Нельзя разделяться, понимаешь?       — Сам знаю. Не мельтеши.       — Тогда перестань говорить такие странные вещи? У нас у всех общая цель — спасти его.       От одного упоминания у Кацуки всё внутри перевернулось. Он тревожно оглядел свои ладони.       — Что, если он не захочет, чтобы его спасал я? Может, он вообще откажется идти, если тем, кто протянет руку, буду я?       — Так ты волновался из-за этого?       Шото остановился, уставившись на Кацуки. Тот стал глядеть в землю.       — Ребята… у нас новая проблема, — негромко сказал Каминари и наскоро потянул Кацуки за рукав. Пальцы его тряслись. — Ад близко.       Кацуки почувствовал, как по спине пробежал холодок; юноша обернулся и с ужасом обнаружил, как улицу оцепляют полицейские: где-то человек семь впереди и десяток сзади. И с каждым вздохом их становилось больше.       — Да тут их целая куча! — вскричал он, а потом отчаянно схватил Каминари за руку и потащил в первый попавшийся магазин. — Прячемся, срочно!       «Горе-отряду» повезло: в магазине оказались тонированные стёкла, а ещё куча причудливой одежды, с помощью которой можно было легко замаскироваться. Тодороки, наклоня голову, сказал, что сможет всё оплатить, если друзья не против. Кацуки без интереса разглядывал очки и наушники на стойке у кассы, Денки сразу не без восторга побежал выбирать себе новый чокер, Киришима выбрал разорванные на коленках джинсы; Бакуго хотел назвать их всех клоунами, но лишь тяжело выдохнул. Нет времени, совсем нет.       Из-за ожидания накатило странное чувство: не назвать его виной, но явно что-то схожее. Стыд? Кацуки научился справляться с ним ещё с того дня в средней школе, и потому не особо растерялся, лишь расстроенно свёл брови.       — Ну?       — Что? — Тодороки у стенда с париками мгновенно вынырнул из мыслей, и взгляд наполнился осознанностями.       — Ты уже несколько минут на меня пялишься, с мозгами всё ок? — Кацуки, не поднимая головы, зарылся пальцами поглубже в волосы. А Шото думал, что выглядеть более потрёпанным и разбитым невозможно. — Есть что сказать — говори. Наблюдать за кем-то таким образом стрёмно.       — Учту. Извини, — Тодороки кивнул и подошёл ближе. — Просто я думал о кое-чём.       — Удивительно, что ты умеешь думать своей разноцветной башкой.       — Ты и Киришима… кто вы друг другу? Вы тоже друзья детства?       — Чего?       У Кацуки не было сил на ругань, на какую-либо яркую эмоцию, поэтому он сморщился на суждение такое странное, беспочвенное.       — Мне показалось, вы близки. И поэтому ты не хочешь, чтобы Киришима грустил. — Тодороки наклонил голову и украдкой посмотрел на Эйджиро, со смехом поправлявшего складки на своей тигровой футболке под одобрительные улюлюканья Каминари. — Как только он отворачивается, ты становишься ещё более мрачным. Хотя куда ещё, в таком-то состоянии.       Бакуго снял с себя очки и несколько раз потёр переносицу устало.       — Половинчатый, я не догоняю…       — Или дело в нём самом? Он заставляет тебя чувствовать себя лучше? — Шото не отвёл глаз, когда Кацуки медленно встал, поражённо оглядывая его всего: сжатые кулаки, приготовленные для удара в любой момент, всклоченная чёлка, помятый воротник куртки и совершенно спокойное лицо, не выражающее ни враждебности, ни дружелюбия. — Мне знакомо это.       — Откуда.       Кацуки, пока собирался с ответом, совсем растерял вопросительную интонацию, но Тодороки всё равно понял. И выразительно кивнул.       — Ещё со Спортивного фестиваля. Так что, полагаю, после того как всё закончится, нам нужно будет многое обговорить наедине.       — Зачем.       Гетерохромный взгляд уколол холодом.       — Разрешить недопонимания.       Шото чуть задел Кацуки плечом, заканчивая таким образом диалог, пока тот с выпученными глазами смотрел в одну точку.       Это как-то связано с тем разговором на фестивале?

***

      Компресс заметил, как бегают глаза Изуку, и с горечью усмехнулся, сразу поняв причину.       — Здесь нет часов, не пытайся найти на стене что-либо. — Рука его потянулась потрепать кудри. — Потерял счёт времени совсем?       Изуку сонно тряхнул головой и, помолчав с минуту, осторожно заметил:       — Вы разговариваете по-другому сейчас.       — В каком смысле, юноша?— хохотнул Компресс.       — В лагере вы… звучали иначе. Более театрально, как-то наигранно. И вечно растягивали гласные.       — В само-ом деле-е? — мужчина искренне рассмеялся. — Привыкай, юноша. В реальной жизни кто-то может выглядеть, говорить и вести себя совсем не так, как ты ожидаешь, судя по его поведению на публике. Это нормальная практика для нашей современности.       Изуку заметно поник после этих слов — хотя выглядеть более усталым и вымученным было невозможно. Всё это время в заточении он едва разгибал спину и дышал свежим воздухом (открытое «барменом-саном» окно не особо помогало), что уж говорить о предложенной кем-то из взрослых воде или походе в ванную. Изуку словно всю жизнь высосали из естества, по капельке собрали и вылили как вонючие помои. Выходить из комнаты и как-то размять затёкшие конечности Изуку опасался, впрочем: помещение по-прежнему было полно преступников, и, пусть Мидория пообещал рассказать им вкратце что-нибудь из того, что произошло в Хосу, с ответом он медлил. Тянул время. Мысленно растягивал вечность, заключая в секунды над головой и молился, чтобы снова включили телевизор — очередной выпуск новостей помог бы как-то отвлечься, может, может быть, снова загореться убеждением, что помощь уже близко.       Томура Шигараки же терял терпение. Крупицы информации, которые рассказал Мидория, не удовлетворили совсем, а выслушивать его «трагичную бэкстори» (со слов самого Шигараки) не было желания. Томура принимал во внимание, что мелкий может быть полезен, — Даби реально обладает каким-то даром убеждения, что ли, или дело в другом? — но мозолило глаза вот что: Томура ненавидел идеалистов. Таких, которые свято верят, что мир можно ещё сделать лучше, что герои всех спасают и прочая бурда.       Так вот Изуку явно был одним из них.       Желание вскрыть кому-нибудь глотку усиливалось, но Шигараки только сильнее истязал собственную шею.       — Время закончилось! Давай, повышай свои хпшки, отвечай уже. Какой твой финальный ответ?       Изуку, пошатнувшись с таким видом, будто сейчас вырвет, склонил голову. Верно, ему ничего не осталось, верно-верно.       — Давай освободим уже твои руки, малыш, — Компресс потянулся к оковам, высвобождая замок, с другой стороны примостился Твайс.       Глаза Изуку загорелись: он весь напрягся и поднял голову, а как только наручи грохнулись на пол, внезапно выпрямился и, зарядив кулаком по белой маске, взмыл к потолку.       Зелёные молнии окружали его: боль в сломанной руке резко утихла, Изуку не мог не признать, что адреналин возвращает в него жизнь. Безрассудно было делать такой кульбит, зная, что количество злодеев в комнате превышает норму, безрассудно было так рисковать при явном разрешении ситуации, безрассудно поступать так, как хочется, но Изуку лишь сверкнул потемневшими от напряжения глазами: всё будет хорошо. Он потерпит ещё немного, ему нельзя умирать.       Убивать его, вроде как, не собираются? Шигараки выглядит напуганным. Хах!       Что бы ни случилось, Изуку всё сделает правильно.       Как по сигналу, одна стена разлетелась по кирпичикам, забрасывая Мидорию и Лигу обломками, кутая в клубы пыли, обрывая на корню все попытки, все рассудки недоброжелательные:       — Всем стоять на месте, Лига Злодеев! Сейчас вы узнаете, как герои возвращают долги! Почему? Да потому что мы здесь!       В голову ударил яркий свет, сжигая глазные яблоки и обдирая шершавую кожу с локтей. Изуку ладонью свободной руки придержал ожог на правом предплечье и, стиснув зубы, безумно заулыбался.

***

      — А устройство не барахлит? Оно показывает сразу несколько точек.       Шото через плечо глянул на экран прибора в руках Каминари и пожал плечами. Кацуки тцыкнул, про себя возмущаясь. Разумно, что ему, эмоционально нестабильному сейчас, не доверили такой важный предмет, но собственная слабость (к которой априори доступ воспрещён) раздражала до усиления пульса. Чтобы скрыться от полиции и случайных прохожих, нередких и в такое позднее время, юноши решили обогнуть здание и протиснуться в узком проходе между блоками, надеясь найти что-нибудь. Им повезло: наверху, на расстоянии метров трёх, нашлось окно.       Простой заброшенный завод, не отмеченный на картах и без следа какой-либо жизни внутри. Идеально для сокрытия чего-то тёмного. Кацуки прикусил язык, поправляя оправу новеньких очков.       — Давай, можешь залезть ко мне на плечи.       Бакуго не сразу среагировал и вопрошающе уставился на протянутые руки Киришимы.       — Я знаю, как для тебя это важно, поэтому готов помочь, оки? — Он всучил что-то непонятное — «тяжёлое» — и улыбнулся доверительно. — Даже не думай возражать, просто лезь.       Чёрт бы тебя побрал. Кацуки шумно выдохнул.       — Откуда средства на такое? — И подозрительно сощурился. — Приборы для ночного видения стоят баснословных денег.       — Всё в порядке!       И снова вздох. Кацуки упрямо отказывался понимать, чего добиваются такие, как Киришима (и такие, как Деку), Кацуки далеко не впервые задумывается о таком, но сейчас нет времени на слова, совершенно нет времени. Тогда, в лесу, среди ветвей,его тоже не было, а он тянул, откровенно медлил, безнаказанно, лишь бы не довериться внезапно Изуку…       — Как только всё закончится, я расскажу вам.       Киришима наклонил голову в непонимании. Бакуго поджал губы. А нужно ли им об этом знать?       — Конечно, Баку.       — Не зови меня так, — он поморщился.       — А как тебе нравится тогда, Каччан? — Каминари засмеялся непредусмотрительно громко, и Кацуки ударил бы его, но тот уже лез на плечи Тодороки. Шото заметно волновался и, как сам Бакуго, дрожал мелко руками. В глазах, прежде излучавших равнодушие, сверкнуло искреннее беспокойство.       «Тебе Пустоголового на плечах держать, уж постарайся не трястись».       — Будьте осторожны, хорошо? — растерянно выдавил из себя Шото.       — Угу.       — Ради Мидории.       Кацуки руками упёрся о бетонный бортик, тщетно пытаясь в темноте разглядеть хоть что-нибудь, что виднелось за решёткой. Денки уже подкручивал кнопки на приборе Киришимы: из-за волнения получалось медленнее, и несколько раз он чуть не выронил столь ценный предмет из рук. Кацуки едва сдерживался, чтобы не рявкнуть обидное, как Денки наконец разобрался и прислонил прибор к глазам. Воздух будто налился свинцом, настолько тяжёлым ощущался.       Денки захотел завизжать, но лишь раскрыл рот и стал судорожно глотать воздух.       Кацуки, выхватывая рвано прибор, чуть не выронил его из рук.       — Что там, что там? Скажи, что там! — Тодороки тревожно сжал щиколотки Каминари, опасаясь, что тот упадёт.       — Ному… Там Ному! Куча Ному! — заорал Денки, цепляясь за бортик и едва стоя твёрдо. — Их там разводят!       — Ному?..       Киришима помог Кацуки спуститься и поправил ему складки на футболке; Бакуго схватился за голову, бесполезно пытаясь дать себе отчёт в увиденном.Страх не подполз сзади, он нашёл себе приют в сердце, растекаясь вместе с кровью по всему телу и заставляя рассыпаться безумия осколками. Кацуки заорал, как если бы ему прострелили висок, и,вслед за эхом его голоса, которое отрикошетило от стен узкого прохода, последовал гул миллиона крикливых созданий.       Смешиваясь в бесформенную массу из плоти и крови, растекаясь чернеющими каплями по бетону, камням и обломкам, перекрывая нечеловеческим рёвом полицейские сирены и пиликанье стоп-кранов.       Они ползли отовсюду.       Из рупора доносились приказы торопливые:       — Всем открыть огонь на счёт три! Эти существа едва ли живые!       Кацуки не помнил, как, не помнил, зачем, но рванул из переулка и бросился навстречу чудовищам, снося взрывами губительными всё на пути. Тодороки помчался за ним.       — Бакуго, прекрати! Нельзя, чтобы нас увидели… Вернись, пожалуйста! Тебя могут ранить!       — Заткнись!       Кацуки взмыл вверх, соображая, где находится большой экран, с какой стороны площади. Снизу началась настоящая мясорубка: герой номер два Старатель гаркал на подчинённых, сверкая своим огненным костюмом, целые полчища Ному появлялись из ниоткуда, противно извиваясь, как черви, разнося смрад из широко раскрытых клювов. Кацуки внезапно стало до чёртиков всё равно на творившуюся там неразбериху, ведь он, действительно, всем духом рвался к тому, чьё присутствие более всего заботило, и в средней школе, и в Юэй, и за спиной в классе, за каждой трубой тренировочной площадки, под цунами предрассудков, стереотипов ты-ебанутый-нёрд и просто невозможным количеством сомнений, при каждом вздохе, при каждом неосторожном движении пальцев, сомкнутых ли на шее или на запястье трепыхающемся. Кацуки зарядил новой чередой взрывов, надеясь взмыть ещё выше, ещё дальше, к самой кромке ночного неба, чтобы уж там-то, в вышине, дотянуться…       Шото взмахнул рукой неосторожно, и вихрь, мгновенно заледенев, взлетел и заморозил Кацуки ногу по самый край обуви. Несколько мгновений вытолкнули из лёгких весь кислород. Бакуго задохнулся в ярости.       — Ты, блять! Что ты…       Шото онемел. С ужасом рассматривая не ту руку, он начал стремительно терять самообладание, его захлестнула паника. Он хотел обжечь щёки, хотел привести Бакуго в чувство языками пламени, но не заморозить.       Правая сторона леденела скоропостижно, пока голову разрывало воем нестерпимым.       Изуку подумал, что захлёбывается своей рвотой. Рухнув на колени, он начал отхаркиваться, испугавшись, что сейчас выплюнет желудок. Земля под ободранными ладонями была жёсткой.       — Ну-ну, не торопись. Потрать столько времени, сколько нужно. — Изуку попытался поднять голову, но всё тело сковало тисками ощущение смерти. Человек, стоявший перед ним, повернулся к Шигараки: — Опять неудача, Томура?       От этого человека пахло гнилью. Изуку прикрыл бы руками рот, чтобы унять тошноту, но не выходило и направить взгляд куда-то кроме чужих отполированных ботинок. Не оставалось сомнений: прямо сейчас Изуку находится у ног самого Символа Зла неприступного, главного врага Всемогущего, воплощения всего мерзкого и подлого.       Как же воняет. Смрад.       — Не расстраивайся, ты можешь попробовать столько раз, сколько посчитаешь нужным. В конце концов, я твоих товарищей сюда приволок и даже этого мальчишку, — Все За Одного помедлил, упиваясь тем, как тембр раскатистый отдаётся в висках, умудряясь звучать устрашающе даже сквозь маску с кучей труб и проводов. — Думаешь, у него есть потенциал?       Изуку с трудом приподнялся на локтях и замер, почувствовав, как на спину легла тяжёлая жёсткая ладонь.       — Всё это ради тебя.       Внутри Изуку что-то надорвалось, когда сзади послышался тихий всхлип.       А после вихрь, пришедший прямо с неба, стал сносить членов Лиги с ног; Изуку ногтями впился в землю, удерживая ставшее тяжёлым тело изо всех остатков сил, их не было, просто не было. Герой номер один приземлился на расстоянии нескольких метров, в самый последний момент заметив, что рядом со Все За Одного находится Мидория.       — Давно не виделись, правда, герой номер один? С тех пор, как мы столкнулись в последний раз, сколько лет прошло? Пять, десять, сто? — мужчина не по-человечески (под стать своим Ному) усмехнулся. — Снова попытаешься убить меня?       — Отойди от этого юноши, злодей, — ледяным голосом приказал Всемогущий, концентрируя космическую мощь в кулаках, собирая по каплям оставшееся могущество.       Ему… ему ведь не хватит! Изуку знает точно, у Всемогущего течёт кровь, у Всемогущего истекает время, он не в состоянии драться с существом столь сильным.       — Или ты не осмелишься меня ударить тогда? Не дай боже Мидорию зацепит, верно? — Все За Одного развёл руками. — Какая предусмотрительность.       Отрубленные конечности, пробитые головы незнакомцев, растёкшиеся по асфальту мозги, лужи мочи, крови и желудочной кислоты — всё сосредоточилось в одной картинке, мелькавшей перед взором. Это не страх перед смертью, это нечто большее, нечто масштабов вселенских, то, частью чего Мидория является и чем никогда не хотел становиться. Камино рычало чудовищную мелодию, приглашая в забытье.       Изуку постарался отползти, ради наставника, ради его победы, собрав всю волю в кулак, соскребя ошмётки внутренностей чужих с бетона, как вдруг что-то острое впилось в лопатки, в плечи, в поясницу и прошило насквозь. Изуку сумел только раскрыть рот в немом крике, считая секунды до того, как потеряет сознание от боли.       Всемогущий закричал надсадно. Было похоже на стон, такой, какой обычно издают мертвецы перед самым концом.       — Как обидно наблюдать поражение, да? Ты ведь мог помочь, точно мог протянуть руку! Что тебе мешало? — Все За Одного вцепился тёмно-алыми придатками из пальцев к спине Изуку и неаккуратно, разрывая краями мясо, развернул, чтобы юноша смотрел прямо на него; не в силах даже шевельнуть пальцем, тот весь скрючился от боли. Вдохнуть физически не получалось — а это гибельней всего. — Тебя ожидает много страданий, ты знаешь? Ох уж эти наследники, а! Что по крови, что названные — сплошные сомнения. Им вечно нужно знать, что они делают всё правильно и идут по той самой тропе.       — Отпусти его немедленно! — по-животному взвыл величайший герой. — Отпусти, ублюдок!       Изуку плохо различал реальность, Изуку не понимал, почему ещё жив, почему ощущает боль, почему так невыносимо, почему касания жёсткой ладони ранят, как тысячи ножей, впившихся, пробивших себе путь через кости и плоть.       — Как думаешь, рассказать ему? — если бы у злодея было лицо, Изуку поклялся бы, что он лукаво улыбнулся в этот момент, довольный собой. — Но это разговор не для детских ушей!       Мидорию, согнувшегося в три погибели и три погибели этих поглотившего, повернули теперь лицом к Всемогущему; с лба, с плеч, с живота стекала с новой силой кровь, заливаясь в порванную майку и шорты, а по ногам и в красные ботинки. больнобольноБОЛЬНОБОЛЬНОБОЛЬНО.       — О, чуть не забыл. Я ведь обещал тебе показать, как там Изуми Кота. И, похоже, ты волновался ещё о пропавшей девочке из своего класса, да? — Все За Одного наклонился к самому уху, чтобы дыхание и сквозь тяжёлую маску врезалось в сознание и никогда не забылось. — Сегодня твой счастливый день.       Он резко выпустил острые придатки, и Изуку начал падать.       В своём секундном полёте юноша, действительно, как и обещалось самим воплощением тьмы, увидел Коту: взор устремился за тысячи километров вдаль, минуя блоки живых домов, леса и лабиринты железных дорог. Мальчик в потрёпанной кепке кулаком стирал слёзы, пока в глазах, подсвеченных монитором компьютера, отражалась битва столетия. Изуку, метая искры из-под опущенных ресниц, сделал последний вдох.       А потом… просто испарился. Исчез.       Словно его никогда не было.       Его тело растворилось в воздухе, за долю секунды. Истошный крик Всемогущего огласил всю Японию, страшно сочетаясь с ещё одним, более тонким, но не менее громким. Тысячи взоров, обращённых к телевизорам и экранам компьютеров, сама природа голосила о невосполнимой потере, о поражении.       Изуку кольнуло коротким испугом, что он уже умер.       Но боль опять стрельнула из новых ран, чернила хлынули из глотки разбередённой, и он согнулся в агонии уродливой, пытаясь оглядеться своим расплывчатым зрением. То ли слёзы настолько застлали взор, то ли… его руки стали прозрачны?       «Я невидим… — прошептал Изуку, вертя головой, насколько позволяли судороги. Причудой перемещения, той же, которой он был отправлен прямо под ноги злодею, его перенесло в самую гущу толпы, которая буквально взрывалась у огромного экрана посреди улицы. Осознание сверкнуло вспышкой и пронзило всё тело. — Меня могут попросту задавить здесь!»       Он пытался закричать, чтобы громогласная публика перестала нестерпимо давить со всех сторон, но никто не слышал: взгляды прохожих были обращены к режущим прямоугольникам света, на которых величайший герой разрывал себя в абсолютный фарш ради спасения Камино — и, наверное, всей страны и всего мира.       Отчаяние заставило трястись в лихорадке; Изуку потерял способность здраво мыслить от одной картинки в голове, как его тело спустя время находят раздавленным тысячами ботинок незнакомцев. Ему нельзя погибнуть здесь! Не на поле битвы, не в пылу сражений, а на городской площади, среди ни в чём не повинных граждан. Он не хочет умирать, только не таким образом!       — Всемогущий! Всемогущий! — закричал беспомощно Изуку, слова оборвались кашлем; в лёгких застряла пустота. Весь Изуку, всё, чем он является сейчас — ничего, кроме корявого банально оцепенения, начирканного простым карандашом. — Каччан!       — Мидория?       Тодороки обернулся на едва различимый сквозь рёв толпы вскрик и стал яростно раздвигать зевак локтями, направляясь на кажущийся призрачным звук, неизвестно, откуда, неизвестно, как родившийся. По правую сторону шипела, мгновенно тая, высокая льдина.       — Каччан! — срывал горло Изуку, чувствуя, как кто-то наваливается на него со спины, хватает неосторожно за руку, стаптывает ноги, стирает всё его существование до полного нуля. — Каччан, я здесь! Здесь!       — Мидория!       — Каччан?       Люди заревели так, будто Земля приготовилась взорваться. Изуку совсем оглох и сделал последний рывок вперёд.       Тодороки сощурился, спешно примечая знакомые до последнего изгиба очертания, которые начали едва проявляться. Время действия причуды истекало.       Изуку терял силы. Шото рванул прямо к нему, протянув дрожащие страшно руки, ведь он тоже так неосторожно и несмело лишился рассудка, насовсем. На них, сгибаясь вполовину в конвульсиях, навалилось полупрозрачное: спустя минуту Изуку стал виден полностью.       Шото захотелось выколоть себе глаза. Чтобы не видеть более никогда настолько измученного, разорванного на мясо, заплаканного Изуку со слипшимися от крови волосами на затылке (не стоило проводить по голове пальцами), с отсутствием жизни в полуприкрытых глазах. Изуку уткнулся головой в грудь Тодороки, вцепившись в тёмную футболку, выпучил глаза на землю под ногами и заорал, перекрывая голосом всеобщее ликование.       Кацуки Бакуго же не мог оторваться от экрана. В его глазах отражался самый настоящий конец всему.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.