Разочарования мирового Вершителя

      — У меня нехорошее предчувствие, — Шото сжался в комок, поправляя маску на подбородке. Даже выйдя из душного транспорта, он не почувствовал облегчения и не мог спокойно вдохнуть. — Нам следует вернуться. Пожалуйста, это ни к чему ведь не приведёт.       — Мм, — только и промычал Изуку. Шото не унимался, но, едва поспевая, всё же следовал за ним.       — А если то место уже оцепила полиция?       — Я проверил, в новостях ничего не сообщалось. Возможно, следовало зайти к Тсукаучи-сану, но я побоялся рисковать во второй раз, — деловито отозвался Изуку. — Он точно что-то подозревает.       Шото сделал вид, что не обратил внимания на последнюю фразу, и тяжело вдохнул.       — А если Киришимы не будет там же?       — Он так же принёс объяснительную с просьбой отпустить на выходные. Предлагаешь пойти к нему домой? — Мидория даже не смотрел на Тодороки, нарочно скрывался, нарочно прятался. Голос его звучал совсем низко и глухо. — Я не знаю его адреса.       — Боже, да ты одержим! — Шото оттянул Изуку за плечо и развернул лицом к себе; глаза его были широко раскрыты в восклицании. — Ещё не поздно вернуться назад, домой!       Изуку выглядел так, будто его оскорбили. Нижняя губа задрожала, но предвещая не слёзы, а всплеск ярости; прищур зелёных глаз вышел чересчур хищническим, они не сверкнули едко, а потемнели от недовольства.       — Ты ведь сам вызвался пойти со мной.       Шото сразу осёкся и заговорил тише.       — Я просто хочу, чтобы ты не наделал… глупостей.       — А я хочу, чтобы Киришима не наделал чего-то, за что вся Академия будет в ответе! — чуть ли не выплюнул Изуку. — Подумай, что произойдёт, если кто-нибудь, кроме нас, узнает? Что будет с нами?       Это будет полнейший провал. На всём обучении можно будет поставить крест. А после неоднократных нападений на школу покоя не следует ожидать ни ученикам, ни их родителям, ни учителям. Шото смутился, раздумывая над словами.       — Изначально речь не шла о Юэй. Ты ведь первым делом хотел спасти Киришиму, разве нет?       — Я… нет, конечно… Его спасение будет означать, что все ученики и наши учителя, все-все, будут в безопасности, — Изуку едва заметно (настолько, чтобы Шото, однако, сумел различить) растерялся с ответом. — Разумеется, я рвусь туда только поэтому.       Шото остановился и отстал от Мидории, как если бы долго не мог понять смысл, вкладываемый в слова, а после ускорил шаг и мягко потянул за руку к себе.       — Это ведь то, о чём ты говорил? Другой путь? Я не перестаю думать об этом, — с непривычным жаром произнёс он. — Ты разобрался?       Изуку не нашёлся, что сказать.       Порыв ветра сорвал капюшон, и кто-то в толпе, завидев зелёные кудри, начал громко шептать, привлекая внимание. Тодороки, испугавшись, быстро увёл Изуку в неизвестный переулок, чтобы переждать, пока волнение не уляжется. Пришлось бежать.       Оба безуспешно пытались восстановить дыхание от накатившего волной неприятной страха и чувства погони и слежки — Шото даже не сразу заметил, как близко находится к Изуку. Слишком узкое пространство навело мысли о клаустрофобии — а Шото был уверен, что ею не страдает. Возможно, причина не в нём, а в Мидории; к веснушчатому лицу вновь вернулись краски, пусть таким нечестным способом, но Тодороки был рад и этому.       Вернуться к поискам нужного места возможность появилась чуть позже, когда поток людей, направлявшихся со станции, утих и сменился теми, кто собирался на бои. Шото прежде никогда не находился в подобных районах, ему едва ли разрешалось гулять где-то кроме разрешённых отцом мест. Изуку посчитал неприличным спрашивать, нет ли у него на телефоне маячка, но, похоже, самого Тодороки это совершенно не волновало. Не после отставки Всемогущего и получения титула Символа Мира героем Старателем.       У плаката, разодранного когтями и карманными ножами, истыканного булавками, испещрённого жёлтыми и красными пятнами и маркерными вульгарными надписями, Изуку остановился. Темнела внизу надпись «Камино»; наставник, не показывая лица — его совершенно точно очернила боль потери, — указывал пальцем прямо в небо. Изуку помнил, как это ему объяснили. Такой жест общественность расценила как призыв стремиться всё выше и выше, к новым победам и свершениям, к новым поражениям и неизбежной войне — без него. Только Изуку знал, что в этом другой контекст, что чувствовал Всемогущий в этот момент. Знал и не имел возможности и слова сказать.       Изуку шмыгнул носом.       — Нам ведь в эту сторону? — Шото спросил осторожно, выводя из транса. — Туда следуют все эти… личности.       Изуку оглянулся и, замешкавшись, кивнул. По крайней мере, теперь в это мрачное место он направлялся не один.       В этот раз ринг начался ранее, и без того тесноватый зал уже был забит битком: подобраться к самому первому ряду было почти невозможно. Изуку попросил ни при каких обстоятельствах не отпускать руку, чтобы не потеряться в толпе — не заметил будто, как Шото под чёрной маской (не в тон белой спортивке) безнадёжно краснеет от прикосновения ладонью к ладони. Чтобы не бояться так сильно, они начали негромко шептаться. Внимание окружающих привлечь не удалось, к счастью: если кто из собравшихся здесь отморозков и смотрел Спортивный фестиваль, едва ли подал бы голос сейчас. Мидория отчего-то трясся — от напряжения, видимо.       — Здесь как-то холодно, ты заметил? — запинаясь, пробормотал он и зябко поёжился; явно пожалел, что не надел толстовку с длинными рукавами. — Мёрзну.       Шото пожал плечами, чувствуя только поспевающий жар во всём теле: здесь и правда было очень душно. Изуку же не на шутку озяб, и причиной дрожи были не только сильные эмоции мучительного ожидания. Тодороки уже начал догадываться, но внезапно ведущий сорванным горлом объявил набор добровольцев, и Изуку рванул к сцене, куда более смело, чем в первый раз, раздвигая толпу локтем. Тодороки едва поспевал за ним, ойкая от прущих со всех сторон недовольных рож и волосатых рук, которые пытались оттолкнуть и раздавить. Изуку не замечал их: Тодороки стало уже мерещиться, как тот несётся в самую бурю, в самую чащу леса, не замечая ни опасных цунами, ни колючих ветвей.       Разочаровавшись, что яркое красное пятно не мелькнуло впереди, Изуку стал оглядывать зрителей. Всё как на экзамене, всё как на прошлом бою: безудержно шевелящаяся масса, в которой и лица не разберёшь. Изуку чертыхнулся вслух, обнаружив угрюмо,что не видит и Тодороки. Только холодные, почти что ледяные пальцы сжимали запястье — в мнимом поиске безопасности. Изуку устало выдохнул. Толпа всё яростнее приходила в движение, и раздражение накатывало с каждой минутой, приглушая страх. Добровольцы один за другим выходили на сцену, и их грузные тела блестели под дешёвыми лучами прожекторов. Среди гримас не было ни одной знакомой.       Над головой кто-то выпустил клуб дыма изо рта — запах сигарет резко усилился. Изуку сморщил нос: закашлялся бы, да только о его толстовку снова загасили окурок, оставив горелое пятно.       — Так охота лазать по всяким помойкам? — вкрадчивый, деланно хриплый голос звучал прямо над ухом. — Не говори ток, что набиваешься в суицидники. Делать здесь нечего.       Изуку почувствовал, как тяжёлая — сплошь в шрамах и скобах-скрепках — ладонь сжала плечо. Медленно, как в особой съёмке, поднял голову, расширив круглые глаза. И перестал дышать.       — Больно ты дёрганный, — Даби достал другую сигарету и поджёг огоньком из пальца. — Пройдёмся?       Несмотря на все обещания, ладонь Шото пришлось отпустить. Изуку её сжал напоследок покрепче, в немом сигнале: если бы Даби заметил, что он пришёл сюда не один, Тодороки постигла бы та же участь быть пойманным. Мидория не собирался сопротивляться, в данной ситуации это было бессмысленно, а Даби не выглядел так, будто имеет при себе оружие. «У него всегда с собой причуда», — мысль ошпарила кипятком пальцы. Озноб мгновенно пропал.       Изуку лихорадочно соображал, что же делать, снова его застигли врасплох, снова он идёт на поводу у преступников. И неясно, что творилось с Тодороки там, среди отбросов общества, помойки, как Даби сам выразился. Изуку старался не думать о наихудшем. Путь оказался не такой близкий, но Даби, по всей видимости, не впервые был гостем на боях: перекинулся парой слов с охраной у входа, а после уверенно зашаркал, широко расставляя ноги, впереди, вдоль серых районов с обломанными детскими площадками и выцветшими вывесками круглосуточных забегаловок. Изуку попытался запомнить маршрут, но после двенадцатого поворота налево отбросил затею: Даби мог нарочно петлять и путать. Изуку сцепил зубы, когда опасно покатая лестница привела в отчего-то знакомо пахнущее помещение — раньше никогда здесь не бывал.       Его буквально швырнули в комнату, но он сумел удержаться на ногах, и, держась за пульсирующее болью предплечье, стал тревожно озираться кругом. Под потолком не гудел вентилятор, и единственным источником света было окно. На обломанном подобии дивана рядом с толстым телевизором, по которому крутили какую-то мыльную оперу, играл в приставку человек с ящероподобной внешностью: вроде Изуку мог видеть его серую повязку на голове ещё в лагере. Рядом устроился мужчина в чёрно-белой маске, Твайс, и ахал и охал невпопад на происходящее на экране. Тёмного Тумана нигде не было видно, как и Тоги Химико, а сам лидер Лиги, сидевший теперь за компьютерным столом вполоборота, похоже, совсем недавно проснулся и выглядел сонным. Изуку набрал побольше воздуха в лёгкие для смелости.       Сейчас ведь на нём нет оков, да?       — Зырьте, кого на побоище нашёл, — задорно хохотнул Даби и уселся на табурет рядом с Шигараки. Тот устало фыркнул.       — Почему ты так упорно пытаешься мне его подсунуть? — и лениво махнул рукой в сторону Изуку. — Ты его лицо-то видел?       Мидория сильнее впился ногтями в кожу. Томура встал и, покачиваясь, подошёл ближе; хоть его лицо уже не прикрывала серая ладонь, эмоции было трудно прочесть из-за отросшей чёлки. Изуку заметил, как сильно потрепало плащ и как один карман держался буквально на двух нитках.       — Проваливай отсюда, а. Пока не раскрошил. В этот раз никто мешать не будет, — лидер Лиги почесал шею, чем вызвал смешок несдержанный у Даби. — Чего ты вообще здесь забыл.       Изуку снова обвёл взглядом окружение, сосредоточенно поджал губы, свёл брови так, что образовались совсем не детские морщины, и выпалил на одном дыхании:       — Возможно, вы знаете о том, что мне нужно! — шаг вперёд, твёрдый и уверенный. — Я хочу знать, участвовал ли в подпольных боях один мой… знакомый. Может, кто-то из вас видел его?       Томура моргнул. В молчании повис вопрос: ты о чём вообще?       — Я не прошу о большем, мне бы только узнать, присутствовал ли он там хотя бы раз, и, обещаю, я забуду дорогу сюда. До поры, — юноша поднял голову, совсем расхрабрившись, идея новая пришла так вовремя, — пока мы снова не столкнёмся в битве.       Шигараки опасно наклонил голову, словно собрался кинуться и вгрызться в горло прямо сейчас. Изуку не шелохнулся. Инстинкт самосохранения побуждал отступить, но ведь все тормоза давно были сорваны: как ни дави ногой, сработает только педаль газа.       — Звучит круто, чувак! Нет, ну ты полный отстой! — вскричал Твайс с дивана, за что получил по голове от соседа.       Даби, не прекращая посмеиваться, вышел из комнаты и, повернувшись вправо, встретился глазами со сверкающим гетерохромным взглядом. Шото, сразу заметивший пропажу Изуку, тихо проследовал за ним и теперь подслушивал разговор за дверью. Догадливый.       Даби хмыкнул. Выждал мучительную паузу.       Без намёка на улыбку, что пропала вмиг, стоило увидеть Тодороки, без сомнения в тембре, злорадно бросил:       — Настучи на него.       — Ч-что? — едва проговорил Шото, не моргая.       — Разве у героев не предусмотрены награды или типа того? За то, что сдают своих. Вот же отсталое общество, — Даби закатил глаза и апатично засунул ладони в карманы расходящихся по швам брюк. — Ну, думаю, учителя всё равно оценят твои старания, хах. По заслугам всем воздастся. Вперёд, возвращайся в Академию свою, расскажи, что он сейчас там болтает боссу самой Лиги Злодеев.       Шото вздрогнул, отшатнулся, будто увидел настоящего призрака, а потом резко оттолкнул Даби (тот разочарованно тцыкнул) и бросился внутрь, сравнившись с Изуку, встав в такую же позу и подражая уверенности. Мидория же взорвался, одновременно ошеломлённый, буквально оглушённый таким поступком, и рассерженный.       — Как ты… зачем! — шикнул он. — Тодороки-кун, почему…       — Если я последовал за тобой, то до конца, — твёрдо заявил Тодороки и заглянул ему прямо в глаза. — Я тоже во всём этом замешан, верно?       Изуку хотел возразить, но его прервали.       — Ваще на боях участников, типа, дохуя, — Даби опять вытянул губы и облокотился о стенку. Всё его естество говорило о развязности неприемлемой. — Даж не знаю, смогу ли быть вам полезным. Думаете, я помню в лицо вашего дружка? Да и схуяли мне помогать геройским детишкам.       — Ещё и тем, кто может нас выдать, — тихо добавил Шигараки. Мыслями он точно был где-то далеко.       Изуку и Шото переглянулись. Что им остаётся?       — Пожалуйста? — выдавил Изуку.       Секунду заполнила тишина.       Даби заржал, запрокинув голову и театрально ухватившись за живот. Все присутствующие в комнате, за исключением сконфуженного Тодороки и Шигараки, невольно хихикнули.       — Уморительно! Ты такой уморительный, — Даби даже смахнул слезу. — Окей, знаешь, ты мне нравишься, вот внатуре. Давай так: я ща отведу вас двоих кое-куда, если не зассыте и всё нормально сделаете, я скажу, так и быть, видел я на ринге кого-то похожего, — он показал букву V указательным и средним пальцем, — или нет, — а потом спрятал указательный. — А дальше уж сами разберётесь, мелкота.       — Сделки с ним — плохая затея, — пробурчал под нос Томура, отворачиваясь и вбивая что-то в поисковике браузера. — Если убьётесь там, буду только рад.       Твайс одобрительно загоготал, а потом расплакался. Даби поморщился, показывая нежелание брать его с собой.       — По рукам! — Изуку решительно тряхнул волосами. Даби подставил руку, чтобы дать пять, и тогда юноша сильно ударил по его ладони своей. Шото ошарашенно уставился на эту картину.       «Нет, Мидория точно что-то неземное», — должно быть, подумал он, потому что на лице отразился шок наравне с чем-то, напоминающим восхищение.       …Даби, гаркнув лидеру что-то мерзкое на прощание, привёл на старую полузаброшенную станцию надземного метро. Поезда здесь не останавливались и мчались далее, к следующей станции, игнорируя, опасаясь выжженных табло с расписанием и скучающих путевых блокировок. На расстоянии всего пары километров отсюда располагался цветущий, пиликающий, шкворчащий город, контрастом выжигая глазницы; уже близился рассвет, подсвечивая кромки облаков жидким жёлтым. Изуку сжал кулаки, чтобы унять страх в теле, а, забравшись на широкий мост, опёрся об обшарпанные ржавые перила и свесил голову. Вагоны внизу проносились с немалой скоростью, и, верно, ни один из редких пассажиров в такой час не мог заметить в окне очертания трёх фигур на мосту. Шото поправлял рукава слева.       Всё ещё холодно.       — То есть, мы спрыгнем? — Изуку недоверчиво взглянул на Даби, и тот ухмыльнулся с вызовом.       — Всё же испугался?       — Конечно! Так ведь… это опасно! — Изуку обхватил самого себя за локти, пытаясь отгородиться от шума. — Прыгают под рельсы только…       — Суицидники? А кто ты, по-твоему? — Даби не звучал серьёзно, но Мидория почувствовал, как напряглись мышцы. — Чо ты вообще ожидал, соглашаясь?       Изуку помедлил.       — Я не собираюсь погибнуть здесь, — процедил он сквозь зубы. Шото заметно дёрнулся.       — Тогда прыгай.       — В этом нет никакого смысла!       — Зато это весело!       Изуку тихо выругался и стал смотреть на носки ботинок, думая. Других источников информации не оставалось, как и другого плана действий. Даби жевал соломку и поглядывал исподлобья, как довольный шалостью кот. Всего лишь шалость — жизнь человеческая. Шото подошёл сзади и протянул руку, чтобы положить на плечо и, вероятно, защитить.       Изуку резко дёрнулся, уходя от помощи, отбежал на несколько метров, будто взбесившись, но на самом деле собираясь с духом. Сделал один короткий       вдох.       И рванул.       Прыжок растянулся на несколько мгновений, и за это время Изуку успел просчитать все возможные варианты приземления, включая и те, в которых его мозги соскребают с путей. Шото за спиной истошно, коротко закричал, но Мидория поздно опомнился. После длинного, бесконечного прыжка падение ударилось об грудную клетку болезненно. Сломав кромки ногтей и зацепившись судорожно за крышу вагона, Изуку быстро пригнулся, чтобы не разломать позвоночник окончательно о мост.       выдох.       Шото, сойдя с ума, сам чуть не свалился, нависнув над перила на противоположной стороне, следил долго-долго, как поезд мчится вдаль, унося дальше и дальше, как Мидория на его крыше встаёт и озирается нервно, как потирает отбитые колени и тяжело дышит… Шото прикрыл лицо руками, тщетно пытаясь остановить слёзы.       — Психованный! — восхищённо выдохнул Даби и приложил ко лбу ладонь наподобие козырька, чтобы видеть вопреки лучам встающего солнца. Завидев, как Изуку вертит головой, он заликовал. — Нет, ну точно не все дома!       Даби запрыгал на месте в понятном только ему одному искреннем экстазе, затормошил бесцеремонно Тодороки за плечи, а после, спохватившись, вытянул вверх руку со знаком мира. Знаком, означающим победу.       Шото захотелось спихнуть Даби со всей силы под рельсы, чтобы он так же попрыгал, но уже на крыше вагона — или под колёсами, уж как повезёт, — но приоритеты были расставлены верно. Шото помчался по скрипучим ступеням, надеясь добраться как можно скорее до следующей станции и найти Изуку там.       У подножия лестницы Даби окликнул его.       — Он ведь реально там был. Охренеть, — и пнул камешек, чтобы тот загремел на железе. — Ну и герои нынче пошли, м.       Шото вспыхнул, и под точёными скулами заходили желваки от злости. Если бы другие обстоятельства, если бы не Изуку, он бы точно. Что-нибудь сделал. Что-нибудь нехорошее.       Даби усмехался без конца себе под нос, провожая взглядом маленькую фигурку Шото. Несколько скоб у рта лопнуло от широкой улыбки, и под кожей завиднелось мясо.       — Драться за деньги, конечно, это что-то за гранью, — запахло машинным маслом, и Даби, разозлившись, показал средний палец трубам недалёких заводов, которые казались заброшенными. — Точно психованный.       Изуку спрятался за колоннами, остерегаясь прохожих, число которых медленно росло; охранники могли запросто засечь, как он слезает с вагона, остановившегося у станции, поэтому юноша нашёл укромное место и принялся ждать. Тодороки появился скоро, вспотевший, встревоженный ещё больше, чем в комнате в общежитии при распахнутой веранде, и Изуку негромко подозвал его к себе. Шото невольно простонал.       — Всё в порядке? Ты не ранен? Покажи, где болит, — стал бегло изучать глазами, подмечая, нет ли где крови. Изуку поспешил успокоить.       — Было очень страшно, но обошлось! Повторять такое никому не советую, ахах.       Шото решил, что будет бессмысленно спрашивать, зачем этот прыжок был нужен, ведь они вдвоём могли развернуться и уйти. Это же Мидория. Шото не знал, имеет ли право выдохнуть с облегчением.       — Ведь не обманул! И правда, Киришима там был, — руки Изуку тряслись от не угаснувшей ещё вспышки адреналина. — Даби показал знак мира, видел? Это означает, что Киришима участвовал в боях.       — Или что Даби хочет обмануть нас, — Шото сложил руки на груди.       — А какая ему от этого выгода?       — Не знаю, ради веселья? Видишь, как он веселится.       — Это верно, — Изуку нервно хохотнул. — Но у нас нет иного выбора, придётся прислушаться к нему.       Тодороки, помолчав немного, сдался.       — И что дальше?       — Призовём Киришиму-куна к ответу? — Мидория задумался. — Если он ничего не знает о боях, я… я оставлю это всё.       — А если нет?       — Тогда будем пытаться, пока он не перестанет. Я знаю Киришиму, он обязан одуматься и отрезветь, верь мне!       Шото прикусил губу. Изуку, прикрыв веки, посмотрел на него с непонятной эмоцией, но ближе всего она была к светлой грусти — сердце разрывает, на куски кромсает плоть и пожирает с аппетитом. Некрасиво.       — Ты ведь не согласишься пойти на бои ещё раз, да?       — И тебя одного не отпущу, — Тодороки кивнул. — Значит, Киришима.       — Да.       Мидория слишком долго и упорно бился, чтобы сейчас остановиться. Близилась развязка истории, и дух, подорванный несчастиями, воспрянул и встрепенулся. Солнечное сплетение ныло болью, как будто знало, чего ожидать и как придётся терпеть. Изуку предпочёл списать это на боль от удара о вагон.

***

      В углу коридора мигал прямоугольник света: Каминари стучал ногтями по треснутому стеклу телефона. Стоило невысокой тёмной фигуре мелькнуть у задвижек, как юноша кинулся к ней со злобным шёпотом.       — Не шуми, все же спят! — фигура шикнула, но после, однако, прозвучала довольной предельно. — Разбудишь, не дай Всемогущий, Бакуго, и всё, крышка.       — Ты обещал, что вернёшься не позднее часа ночи, — Денки ткнул пальцем в циферблат на экране. Три-пятьдесят пять.       — Очередь сегодня была большая, — силуэт пожал плечами. — Не представляешь, сколько добровольцев желает…       — Мне насрать, Киришима. Ты обещал, — снова прошипел Каминари. — Подрывать связь каждые пять минут и ждать тебя до четырёх утра не фонтан. Тревожка бешеная.       — Ты мог бы пойти спать! — Эйджиро сдвинул брови домиком в сожалении, стягивая с себя куртку. — Если проблема в этом, я бы переночевал где-нибудь, а утром вернулся в койку.       — Чтобы сенсей поднял шум? Чтобы тебя сожрали вокзальные крысы? — ядовито вставил Денки. — Я весь на нервах, пока ты там шляешься.       — Не могу же я просто так уйти, после всего этого… Поздновато.       — Ещё как можешь. Просто берёшь и уходишь, всё, — он чересчур громко хлопнул дверью в комнату и устало сполз вниз. — Тебе мало денег? Долги не закрыл? Когда ты остановишься?       Киришима помедлил, будто обиженный ребёнок, выпятил губу.       — Я не ради этого бьюсь, ты же знаешь. Всё, что я хотел узнать, ускользнуло от меня, — печаль в голосе звучала неубедительно, — а я ведь так надеялся…       — Тогда просто уйди.       Денки взорвался, когда Эйджиро в протесте замахал руками:       — Возможно, я что-то упускаю! И это всё, разодранные руки, сломанные зубы, травмы, всё это окупается, я тебя уверяю! — он точно знал, на какие точки давить, чтобы доставить больше боли (битвы с незнакомцами на ринге помогли?). — Свой первый выигрыш я отдал во имя Бакуго, помнишь?       Каминари промолчал, вспомнив про тот прибор ночного видения в Камино.       — И мне не нужны деньги, мне просто нужна информация.       — Мы оба знаем, что это не так и ты ходишь на бои по другой причине.       Денки не знал только, когда другу надоест врать, себе и остальным. Когда он перестанет сбегать по ночам, прося в раз очередной выключить сигнализации и камеры, ради цели непонятной, расплывчатой, которую объяснил буквально в двух словах, чтобы совесть не грызла использовать Денки так напыщенно и самонадеянно. Ради того, чтобы отдубасить пару-тройку упырей и вернуться ни живым, ни мёртвым, в мясо и кости разорванным? Каминари не был глупым мальчиком, Каминари прекрасно понимал, что вечно такое продолжаться не может, что, возможно, их обоих уже заподозрили, и теперь просто ждут подходящего момента, чтобы захлопнуть ловушку. Почему Денки продолжает ждать вечерами, то забиваясь в углы, то пялясь в окно пустым взглядом, то рыдая в простынях скомканных, не было известно даже Киришиме.       «А он пользуется этим».       — Как же мне доказать? Ну хочешь, я тебе всё отдам? — Эйджиро протянул большую кожаную сумку, в которой, очевидно, хранилась куча банкнот. Несколько десятков тысяч точно. — Мне не нужны эти деньги, мне не нужно что-либо от этих ублюдков, но тебе! Тебе они точно пригодятся, так?       — Самое время замолкнуть.       — У тебя ведь просто куча родственников? И родители не так хорошо зарабатывают. А эти тысячи помогли бы вам всем, верно? — юноша впился клычками в нижнюю губу что-бы-ещё-сказать. Зрачки друга сузились от сильной эмоции. — Если не хочешь брать, я Мидории подарю! После того, как…       Каминари рывком встал и отвесил Киришиме звонкую пощёчину.       Как позже Денки будет оправдываться, Эйджиро сам напросился. Это было последней каплей.       — Не смей ещё кого-либо впутывать во всю эту грязь. И нас двоих хватает, — Каминари навис угрозой настоящей над Киришимой, который от удара согнулся пополам. — Особенно Мидорию, хоть глаза его видел? Смерть. Даже пальцем к нему не прикасайся, не то покалечу.       — Я понял.       Обманщик, и это после всех тренировок и боёв так кривится? Просто притворяется! Денки стало так плохо, что он приготовился содрать зубами кожу Эйджиро. Тот выглядел всё так же виновато.       — Возвращайся в свою комнату и приведи себя в порядок. Не хватало нам ещё больших проблем.       Угрюмо кивнув, он скрылся. Денки сложил руки и зашептал какое-то заклинание. Пусть Киришима пойдёт по лестнице, а не поедет на лифте, пусть выспится и не будет мешками под глазами вызывать подозрения, пусть хорошо питается и не болтает никому-никому. Особенно Бакуго. Никто точно не переживёт такую катастрофу. Особенно Бакуго.       — Ага. Спокойной ночи.       Слёзы потекли сами собой.       А, как известно, у воды хорошая проводимость электрического тока.