ID работы: 8795684

Разочарования мирового Вершителя

Джен
NC-17
Завершён
635
Размер:
488 страниц, 35 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
635 Нравится 427 Отзывы 247 В сборник Скачать

20. В миллион крат

Настройки текста
      В облаках виднелась серебристая подкладка, сквозь которую пробивались солнечные лучи; они оставались на земле пятнами кривыми. Шото втянул ноздрями воздух, стараясь уловить запах гари, но почувствовал только аромат цветов. И булочек с клубникой.       Шото обернулся, чтобы убедиться: зеленоволосый алхимик бежал к нему по извилистой тропке, хотя мог спокойно сойти на траву и сократить путь.       — Тодороки-кун, Тодороки-кун! — кричал алхимик, и голос его звенел, перемешиваясь со звуками природы дикой; он смеялся, волосы его развевались при каждом движении. Шото хотел побежать к нему навстречу, но не осмелился, поэтому лишь ждал. — Я зде-е-есь!       Шото слабо улыбнулся. Ему становилось по-странному тепло в груди от осознания, что они перешли от официального обращения к фамилии с суффиксом вежливости ради. В этом был весь алхимик.       Он ещё раз засмеялся, наконец добравшись до принца, и чуть наклонил голову — не в знак почтения к королевской особе, но по причине воспитания — в одной из деревень дальних на юге люди были простыми, но солнечными и добродушными невероятно. Шото, признаться, мечтал встретиться с матерью друга уже довольно давно, пусть это и предполагало путь неблизкий. И большую долю — очень большую — смущения и неловкости.       — А я принёс кое-что, а я молодец! — засиял алхимик и стал шарить по своим карманам.       С каких пор принцу присущи такие качества?       — Смотри-смотри-смотри, это для тебя! — алхимик вытащил небольшую стеклянную баночку из кожаной сумки и протянул Шото. — Фонарик для наших прогулок! Внутри волшебный светлячок, я достал его во время похода с Ураракой-чан и Иидой-куном на одну из тех гор, стой, это не так важно… Важно то, что в одной из пещер мы нашли потрясающей красоты озеро, вода была такой чистой, и! А потом, у подножия! Когда мы спустились, ты можешь поверить?       Разумеется, принц Шото верил каждому его слову.       — В общем, думаю, он питается, э, солнечным светом? Как волшебный камушек, вроде того из жезла Урараки-чан! А ночью он может светить, то есть, светить очень хорошо! Л-ладно, да?       Шото опомнился, осознав, что засмотрелся на рюши рукавов алхимика — не накрахмаленные, как полагается принцу, но помятые, выцветшие чуть от стирки и с пятнами жёлтыми от травы, — и кивнул. Всё в порядке, конечно.       — Извини, что заставил похлопотать, — Шото осторожно принял баночку в руки, будто сокровище настоящее. Так и есть, бесспорно, сокровище. — Я буду хранить это.       — Конечно будешь! Когда мы в следующий раз отправимся в поход вдвоём! — алхимик упёр руки в бока и снова просиял. — Не помешает в охоте на бабочек, ха-ха!       Шото усмехнулся мысли, что, вероятно, не об этих бабочках в его животе говорила сестра. Он так и не сумел понять, что это значит.       — Только будь осторожней, если светлячка выпустить, может поджечь что-нибудь!       Он не стремился.       Гораздо значительнее для него стало бы открытие по-простому сложной истины — чем алхимик думает, тратя своё время и силы на то, чтобы веселиться с принцем. Гулять утрами ранними — или вечерами поздними, — исследовать леса, поля цветов потрясающих, дурманящих разум (в том вина лишь аромата сильного, совершенно точно), лазать по деревьям, а точнее наблюдать, как алхимик это делает, и протягивать руки в готовности в любой момент поймать, если вдруг ветка обломится; сцеплять пальцы будто бы непреднамеренно, как на инстинкте, ощущая, до чего же чужие грубы и мозолисты из-за тяжёлой работы — Шото подмечал, как упорно тренируется алхимик на мечах; чувствовать, как загораются уши от одной мысли о соприкасающихся коленях под столом, пока отец не смотрит. Всё это… всего было слишком много, чтобы вынести. Принцу не следовало составлять компанию какому-то неизвестному крестьянину, не следовало проводить часы с ним на шумных деревенских ярмарках с сахарными яблоками на палочке или в библиотеке, среди множества стеллажей, прижимаясь плечом к его плечу, доставая томы с верхних полок, не следовало пресекать все возможные запреты по зову сердца, но не на поводу желания снова стать виной плохого настроения короля. Принц Шото обязан был следовать правилам.       — Куда пойдём сегодня?       — Под наше дерево, пожалуйста.       Или же мог выпустить светлячка на свободу.       Желания не распускались розами тихими на локтях и шее, они охватывали, били северными ветрами так, что их дерево становилось одним из немногих островков спокойствия. Не то чтобы принц жаловался, его более чем устраивала возможность раз лишний зажаться в каком-нибудь уголке вместе с другом, сгорая от порыва тронуть его кудри. Неважно, мягкими оказались бы они или не очень.       Шото не хватало смелости говорить всё что он думает.       — Это тебе, прошу, прими, — растерянно прошептал он и протянул красивый вырезной ключ на цепочке. — Чтобы тебе не приходилось залезать каждый раз через окно и подгадывать, когда охрана и служанки уйдут.       — От твоей комнаты? Ваше Величество, не слишком ли? — алхимик никогда не прикрывал рот ладонью при смехе, и это было настолько обычно в низших кругах, но настолько развязно для принца, наученного придворным этикетом, что дух захватывало.       — Нет, от ворот и главной двери, — Шото пожал плечами. — Моя комната всегда открыта для тебя.       Алхимик снова неприкрыто засмеялся. Очаровательно.       — Хи-хи, ты настолько мне доверяешь? — он обнял себя за колени и наклонил голову, прищурившись. — А вдруг я злодей какой-нибудь, м? Что тогда?       Шото уже не скрывал своей улыбки: ему было слишком хорошо от того, как солнце сквозь ветви играло в зелёных волосах — в этом мире как-то чересчур зелёных. Вроде бы они были куда темнее, где-то не здесь?..       — Не имеет значения для меня, откровенно скажу.       — Как не предусмотрительно.       Принц хихикнул в тон, прикрывшись кулаком. Мысли спутались.       — А что, если я сам чудовище? Дракон, способный уничтожить всё королевство одним вздохом? Не лучше ли будет тогда уйти из этих мест? — Шото поднял голову, чтобы солнце зарезало глаза. — Мне страшно иногда, знаешь.       Алхимик перестал улыбаться и потянулся к его руке: ему хотелось утешить, подбодрить, убедить, что такого никогда не произойдёт — Шото резко повернулся к нему, не грусть или тоска, но любопытство, жгучее непривычно, опасное в естестве своём, съедало нутро принца. Сколько ещё ему придётся ждать? Сколько глав осталось до заветного момента?       — Тебя ведь Деку зовут, верно? — выпалил Шото в неприсущей для королевской особы манере. Свет в его глазах отражал настоящее буйство стихий. — Это твоё имя?       Алхимик замер. В зрачках — мимолётный испуг вперемешку со смятением. Шото этого не заметил.       О, как хорошо было бы, если бы он заметил.       — Я угадал?       «Деку» принялся мять подол выглядывающей из-под тёмной жилетки рубашки.       — Т-тебе это К_____ сказал? — он неловко почесал затылок, сменяя позу на более скованную, закапывая уверенность Шото постепенно в грунт мёртвый. — Не думал, что вы вообще когда-либо пересечётесь… Столько времени прошло, боже.       — Кто? — принц напрягся. Он просто не расслышал, да?       — Я сам давно не виделся с ним, — «Деку» стал прятать от него взгляд — у Шото сердце буквально разорвалось. — Как вы вообще встретились?       — Постой, я сказал что-то не то? Я обидел тебя?       — Нет, нет-нет! Просто… прошу прощения, я не ожидал… Боюсь, что, — «Деку» наконец посмотрел в глаза принцу и слабо улыбнулся, и боги небес огненных, это выглядело до ужаса искусственно, — нам придётся ещё многое узнать друг о друге.       Алхимик встал неторопливо, будто оттягивая момент расставания, которое не планировалось так скоро, и безнадёжно, и растерянно, Шото рискнул протянуть ему руку, пойти навстречу, как всегда того желал, но поздно понял, что хватает воздух.       Юноша сел на кровати и схватился за разбитую странным сном голову. Во рту было горько, неприятное послевкусие как от чего-то пережаренного дымилось-томилось внутри, и Шото облизнул дёсны в надежде его убрать. Закономерность необычная проявлялась, нельзя было не заметить: сюжеты сновидений всё чётче отпечатывались в памяти даже после пробуждения, благо, имели свойство повторяться, раз за разом. Шото не мог поручиться, что в детстве его сны были такими же яркими и живыми, как эти вывернутые наизнанку кусочки реальности.       Они не пугали его, но заставляли насторожиться. Спрашивать у кого-либо совета было бы глупо, поэтому Шото хранил всё в себе, за редким исключением занося мысли в заметки.       Кто мог дать ему ответ хоть на что-нибудь, оставалось ещё одним неразрешённым вопросом.       В вечно пылившейся комнате, в которой негласно запрещалось убираться и хоть как-то перемещать мебель, было тихо и гулко. Ширма не была задвинута полностью — Фуюми с удивлением заглянула в проём и тихонько вошла. Шото, сидящий на коленях перед алтарём, не обернулся; мысли его занимало другое.       Мальчик с белыми волосами и ярко-голубыми глазами неподвижно смотрел с фотографии в центре; в уголке рамки виднелась чёрная ленточка. Шото не отводил глаз от фотографии, пытаясь словно что-то разглядеть, чего никто до него ещё не разглядел.       — Думала, Нацуо пришёл сегодня, а это ты, — старшая сестра присела рядом и улыбнулась светло. — Нечасто бываешь здесь, да?       Шото промолчал, только слегка кивнул. На душе было неспокойно.       — Ты помнишь, каким он был? — наконец спросил он и сощурился на тлеющую палочку благовония в чаше. — Можешь рассказать? Я сам почти ничего не помню.       — Нацуо был очень близок с ним, думаю, тебе лучше спросить его, — Фуюми говорила на удивление ровным, спокойным голосом, однако называния имени всё же избегала. — Заодно пообщаетесь, знаешь, как он каждый раз радуется диалогу с тобой!       Шото снова кивнул. Язык ворочался тяжело, голова уже не трещала болью, но всё ещё немного кружилась — возможно, виной всему ладан.       Пару минут брат с сестрой вслушивались в тишину, каждый раздумывая о своём. Шото всегда был благодарен Фуюми за то, что с ней, наверное, единственной, не было чем-то неловким просто помолчать. Присутствие её давало какое-то ощущение комфорта, такое необходимое, ценное в нынешние дни.       Шото цокнул языком, гадая, как бы лучше выразить мысль.       — У тебя было такое, что ты будто бы делаешь всё верно, каждый шаг просчитан, по плану, но стоит совсем чуть-чуть оступиться — и всё рухнет? Это ощущение страха перед ошибкой.       Фуюми пожала плечами и ещё раз улыбнулась, на этот раз с оттенком грусти.       — Каждый день так себя чувствую.       — Правда?       — С тех пор, как маму увезли. Первые годы были самыми… нелёгкими, — девушка поправила очки, с беспокойством осматривая брата. — Тебя тревожит что-то? Можешь рассказать, если хочешь.       Шото вздохнул и отвёл взгляд от фотографии. Все догадки тщетны, он не справился пока.       — Слишком… много всего произошло. Как-то непонятно всё, я ничего не понимаю.       Фуюми усмехнулась и придвинулась чуть-чуть поближе, не нарушая личных границ, но явно поддразнивая.       — Дело в том мальчике? Мидория его зовут вроде, да? — И толкнула легонько локтем. — Из-за него ты весь такой потерянный ходишь в последнее время?       — Ну да. — Шото не видел смысла скрывать. Мидория заставляет волноваться, заставляет испытывать чувства, неведомые ранее, заставляет жмуриться под солнцем и луной в поисках — Шото интересно лишь, почему так.       Жизнь не вернулась в прежнее русло, как говорила Момо Яойорозу, но исправить что-нибудь — что угодно, до чего дотянется, — Шото надеялся.       — Знаешь, что? Было бы просто замечательно, если бы ты пригласил его к нам! — Фуюми не без веселья наблюдала, как у брата медленно проявляется эмоция на лице. — Познакомится с нами, я приготовлю всё, что попросит! И вы оба развеетесь.       — Думаешь, он согласится?       — Почему нет? Он же твой друг.       Точно.       Шото колебался.       — Я спрошу у него, полагаю.       — Замечательно, замечательно! — Фуюми хлопнула в ладоши и рассмеялась искренне: как ловко она всё придумала! — Как раз перед фестивалем возьмёте перерыв, отдохнёте от тренировок! Будет здорово, уверяю!       — Наверное.       Шото встал и, кивнув сестре, вышел из комнаты с алтарём. Голубые глаза с фотографии следили за каждым его шагом, прикидывая, сколько ещё шагов осталось, сколько ещё дней до рокового.

***

      Юэй доброжелательно светила окнами, в которых отражались высотки дальних префектур. Изуку старался не морщиться от запаха кофе, заполнившего салон и пропитавшего стенки автомобиля учителя, который, верно, не доверял энергетикам и держался только так. Казалось, круги под глазами Айзавы-сенсея стали темнее, но Изуку не хотелось строить теорий. В груди было легче обычного, намного легче, учитывая череду неприятных событий, которые не думали заканчиваться, и пусть предложение учителя довезти до общежития на своей машине настораживало, Изуку хотелось быть благодарным.       Из окна Академия казалась не такой огромной, но серые толстые стены вкруг внушали тихую угрозу. Система безопасности улучшилась с последнего дня здесь, побег теперь — настоящая проблема. Изуку выдохнул, представляя лишь, как встретится снова со всеми друзьями — он ещё не вернулся в общий чат, но новость о возвращении всех взбудоражила. Приятно.       — Уверен, что готов вернуться? — Айзава толкнул в больную ногу, несильно, но достаточно для того, чтобы юноша сцепил зубы. — Не хромай там при одноклассниках, и без того волнуются.       — Да, конечно, спасибо большое! — Изуку отстегнул ремень, сжав покрепче лямку рюкзака. Он долго ждал.       Айзава остановил его от нетерпеливого прыжка из машины.       — И ещё. Надеюсь, ты понимаешь, почему мы допустили тебя — после всего случившегося и дней на учёте у полиции. Культурный фестиваль станет твоим последним выходным. Я не хочу тебя пугать, скорее… предупреждаю. — Мужчина устало потёр виски, слова, будто заученные, давались ему с трудом. — Просто знай, что придётся разгребать последствия, отвечать за свои поступки и слова. Хорошо?       Изуку понимал. Было очевидно, что его отстранили от занятий не сколько из-за ментального состояния, сколько из-за показаний, указывающих на причастность. Хосу, инцидент в торговом центре, Камино, «Тёмный день» в общежитии — Мидория оказывался эпицентром каждого события, нарочно или ненамеренно.       Юноша вдохнул поглубже, чтобы голос не дрожал.       — Я знал это. Очень здорово, что вы позволили мне снова увидеться с ребятами. Я благодарен вам.       Он правда был благодарен.       — И, просто к слову, ещё с USJ заметил, — голос предательски дрогнул. — Могли бы хоть раз моргнуть при разговоре со мной, знаете. Простите.       Изуку поспешил открыть дверь и выпрыгнуть из машины.       …Первый А встретил криком и восторженными воплями. Изуку вжал голову в плечи, пытаясь не выдать своего страха и отстранённости. Подготовка к предстоящему празднику — отвод глаз? попытка реабилитации? — стала одной из главных задач ребят, и они планировали привлечь Изуку к участию, чтобы он быстрее влился в учебный процесс после длительного отсутствия. Мидория обвёл взглядом помещение: Кацуки нигде не было, должно быть, он сидел в своей комнате на верхних этажах. Мидория вздохнул.       — Мы так рады, что ты вернулся к нам, Деку-кун! — Очако выставила вперёд кулачки, широко улыбаясь и смешно хмуря брови. — Некоторые уже готовились выпытывать у учителей, где ты можешь быть, ха-ха!       — Уповаю, что ты хорошо себя чувствуешь! — Иида замахал руками в своей манере, отчего Очако засмеялась. — Отдыху не должно пройти даром!       Глядя на двух своих друзей, Изуку не мог не улыбнуться так же широко (но едва ли искренне).       — Да, мне намного лучше, чем раньше, спасибо.       При виде счастливых лиц ему не становилось лучше.       Шото Тодороки поймал его взгляд. Изуку ещё раз поблагодарил Урараку и Ииду и подошёл к нему; Тодороки выглядел печальным, отчего у Изуку пробежал холодок предвещающий по спине. Он неловко поздоровался и после нескольких минут молчания и разглядывания обуви предложил отойти в коридор, где никто не помешал бы. Шото молча последовал за ним.       — Я должен извиниться, я думаю. Прости, что подолгу не отвечал на сообщения и не брал трубку, я, ээ, отсыпался всё это время, — Изуку нарочно избегал глаз Шото. — А мы ведь хотели встретиться как-нибудь, мне так жаль, но ведь не поздно сделать это сейчас? Что, что д-думаешь? — Он заметил, как Тодороки сводит брови, и поджал губы виновато. — Хэй. Как ты?       Тот протяжно вдохнул воздух носом.       — Искал тебя, — коротко и без какой-либо окраски. Изуку поёжился.       — Прости пожалуйста, я не нарочно. Но зато мне, знаешь, стало лучше, правда! В-видишь, всё же хорошо, да? Не волнуйся только.       Мидория снова широко улыбнулся. При виде этой улыбки Шото вспыхнул.       — Прошу, перестань, — тихо сказал он.       — Что — «перестать»? — так же тихо спросил Изуку.       — Мидория, хватит. Так не может больше продолжаться.       — Тодороки-кун? Я не понимаю.       Шото взорвался.       — Прекрати этот цирк, чёрт возьми! — Он несильно хлопнул по стене, нависнув таким образом над Изуку; тот вздрогнул. — Тебе было больно и страшно, ты столько натерпелся, о чём даже мне не известно, никому не известно, а теперь улыбаешься как ни в чём не бывало. Мне тяжело это видеть.       Воцарившуюся тишину в пустоте между ними заполнила только музыка с нижних этажей. Изуку задрожал всем телом, осознав, что Шото тоже дрожит, не от ярости, но от переполняющего чувства. Конечно, Тодороки настолько тревожился о нём, что постоянно писал и звонил, это не привычно для него, он бы не стал так делать, не будь серьёзной причины, импульса.       Изуку выдохнул.       — Прости… я боялся, что наврежу кому-нибудь ещё, если не отгорожусь от всего мира, — и обнял себя за локти, не поднимая головы. — Но я ошибся. Я лгал и лгу, потому что не хочу, чтобы кто-либо обо мне беспокоился… особенно ты. Только не таким образом.       Шото замер, когда Изуку посмотрел ему прямо в глаза. Дрожь усилилась. Сколько ещё им предстоит обсудить? Сколько перенести?..       — Извини меня, я так накричал… — Тодороки убрал руку, с ужасом посмотрел на неё, понимая, что снова будет бояться коснуться чего-либо. Кого-либо. — Напугал тебя ещё сильнее…       — Нет, не извиняйся! Я сам виноват. Втянул тебя во всё это, во всю грязь, всё испортил, — Изуку сжал кулаки. — Я пойму, если ты станешь сторониться меня, как я того и заслуживаю.       Шото мотнул головой. Что за чушь.       — Я ведь сказал, что буду с тобой…       — Нет, это правда разумно, выслушай меня. Ты говорил эти слова перед тем, как… перед тем, как Киришима и я…       — Ничего не изменилось, — слова намного более значительные, чем можно было представить. Шото заупрямился.       — Нет, я изменился. Я опасен, Тодороки-кун. Или всегда таким был… — Изуку выставил вперёд руки, прикасаясь аккуратно к чужим локтям; он почувствовал, как к глазам уже подступает влага. — Поэтому… пожалуйста, держись подальше. Я и так причинил слишком много боли тебе и остальным.       У Шото же от этого движения всё внутри перевернулось. Он не смог придумать, что же ответить.       Только не отталкивай меня.       — Мидория, не…       — Я солгал маме и Всемогущему, что стажируюсь у твоего отца, я даже не знаю, почему это пришло мне в голову в тот момент, мне так жаль!.. — Изуку всхлипнул. — Столько лжи, и это-то после того, как я был тем единственным, кто хотел сразу рассказать всю правду о Хосу! Разве тебе не… не мерзко находиться рядом с таким, как я?       Вопрос повис в воздухе, которого будто становилось меньше с каждой секундой. Не представляя, что же такого сказать в ответ, как выразить свои чувства, Тодороки неловко переминался с ноги на ногу — молчание можно было расценить как согласие, но ведь это неправданеправда, так не может быть, Шото что угодно сделает…       Он сделал маленький шаг вперёд.       — Моя сестра пригласила тебя на ужин, когда будешь свободен. Не знаю, к чему это она. Я сказал ей, что спрошу, не против ли ты прийти к нам.       Изуку моргнул. От удивления вскинул брови.       — Постой, на ужин… к вам домой? К тебе домой?       — Прости, что так сумбурно и не к месту это говорю, но… мой отец, возможно, я. Смогу поговорить с ним. Ради тебя.       Мидория тоже сделал шаг вперёд, сокращая расстояние. Неверие накатило какой-то тёплой волной.       — Не шутишь?       — В крайнем случае, поход к нам может сыграть на руку твоим словам матери о стажировке. Мы что-нибудь придумаем. Вместе.       — И ты правда не против, чтобы я пришёл и… познакомился со всеми… после всего, что сказал сейчас?       Нет.       Шото воспрял духом, приняв более уверенную позу.       — Приди ко мне домой, Мидория. Пожалуйста, очень прошу. Может, тебе правда нужен перерыв?       — М-может…       — Только не говори, что ты в порядке, когда это не так. Хотя бы мне, — юноша не знал, имеет ли право просить о таком, но сердце уже не выдерживало такой силы, раздиравшей все швы, все скрепы, все тонкие красные нити. — Я не хотел так злиться.       — Да н-ничего…       Шото кивнул. И наклонился ещё, как бы невзначай, так, что между их лицами едва ли остались сантиметры.       Изуку повернулся — ахнул, завидев кого-то за углом, наблюдавшем за ними, — и отпрянул.       — К-каминари-кун! — вопль, словно их застукали за чем-то. — П-подожди!       Он быстрым шагом направился за ним, оставив Шото одного. Денки выглядел нечеловечески разбито; синева под глазами выделялась кошмаром на побледневшей болезненно коже. Денки не спал неделями, по всей видимости, всё это время, пока Изуку не было в школе. Живот скрутило.       — Нам нужно поговорить, разве н-нет? — Мидория всё же остановил Каминари и сложил руки в просящем жесте. — Я хотел сказать, что мне очень…       — Всё нормально, Мидория. Поверь, всё нормально, — тот, чуть погодя, схватил его за плечи и встряхнул. — Я и сам много чего сделал. Мы справимся.       — Но…       Денки скрылся быстрым шагом, едва ли не бегом, и Изуку с тяжёлым вздохом стукнулся головой о стену, скатившись по ней вниз. Мысль, о чём только подумает Каминари, не пугала, только взваливала груз новый ответственности на спину — позвоночник едва ли выдержит.       Шото подошёл к Мидории и робко предложил, принимая и понимая тяжёлое состояние:       — Пойдём вниз?       Все ждали его возвращения. Пусть их воссоединение не должно было продлиться долго, Изуку собирался многое исправить.

***

      Возвращаясь с работы в выходной ранее обычного, Инко Мидория желала проверить, окажется ли сын в назначенное время после занятий дома. Зайдя первым делом в его комнату и обнаружив, что она пуста, женщина посмотрела ещё ванную; Изуку нигде не было, и он не откликался.       — Изуку!.. — Инко спешно забежала на кухню — чтобы увидеть, как Изуку возится с цветной бумагой с парнем чуть повыше себя.       — Мам? Привет, ты сегодня пораньше, — сын помахал приветливо рукой, и у Инко отлегло от сердца. — Познакомься, это Тодороки-кун, мой друг.       — Здравствуйте, — тихо поздоровался Тодороки и поклонился. В руке у него была спело-жёлтая фигурка оригами: должно быть, Изуку обучил его складывать такие.       — Приятно познакомиться, милый! Очень рада, что у Изуку появились друзья в Юэй, — Инко заулыбалась, счастливая. — Малыш, сказал бы мне, что у нас будут гости, я бы приготовила что-нибудь. Не хотите что-нибудь к чаю? Я могу в магазин сходить.       — Нет-нет, спасибо, мы, скорее всего, поедим уже там, да? Помнишь, я рассказывал тебе, что пойду к Тодороки в гости.       — Точно, к самому Старателю-сану в дом, — Инко перешла на полушёпот, подойдя ближе к Изуку. — Ты уверен, что всё будет в порядке?       — Конечно, мам, — Изуку переглянулся с Шото, который неуверенно мялся в присутствии матери друга, и ободряюще (для них троих) улыбнулся. — Я напишу тебе, когда доберусь и когда поеду домой.       Инко чересчур растрогалась проявлением заботы привычным и тем, как по-взрослому выглядел сын со своим другом. Тодороки сильно смущался от того, как его невзначай разглядывали со стороны, пока Изуку со смехом не попросил мать перестать.       Такси ждало у подъезда — Шото настолько заморочился, что предпочёл автомобиль поездке в метро? Изуку опомнился только в салоне, завидев своё отражение на стекле.       — Ох, может, мне стоило надеть что-нибудь понаряднее? Или школьную форму, чтобы было посолиднее? — юноша повернулся к другу и прочёл непонимание искреннее на ровном лице. — Или рубашку с брюками? Давай вернёмся, я переоденусь.       — Не стоит, правда. Ты хорошо выглядишь и так.       Обычная мятая толстовка и потёртые джинсы точно для такого случая не подходят, кричало сознание, поэтому оставшийся путь Изуку провёл в беспокойстве. Ему, беспокойству то есть, ничего не стоило ударить по грудной клетке с удвоенной силой — стоило обвести взглядом большую резиденцию семьи Тодороки. Здание в традиционном японском стиле, чугунные ворота, каменистая тропка, небольшой пруд и несколько тонких низких деревьев — всё говорило об аккуратности, стоившей целое состояние.       Шото спокойно шёл к двери, Изуку медлил как мог.       — Я-я передумал, — пробормотал он, заставив друга обернуться. — Я не могу сюда пойти.       — Почему? — Шото остановился, с волнением оглядывая Изуку.       — Дом… огромный, тут всё такое… Ты уверен, что мне можно в подобное место? — Изуку обхватил лицо ладонями. — Я не хочу, чтобы кому-нибудь было неудобно из-за меня… Если…       Шото вздрогнул, испугавшись, что он может отступить на полпути.       — Мидория, моя сестра ожидает нас, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты уходил.       Входная дверь отворилась — как будто услышав диалог, Фуюми Тодороки, старшая сестра Шото, появилась в проёме, пустив лучи яркие ламп на лица.       — Мидория-кун, здравствуй! Заходи скорее, мы ждали тебя!       Девушка тепло поприветствовала брата и его друга, почти кидаясь в объятия; Изуку, засмущавшись, сложил руки и неловко поклонился. Едва ли не споткнувшись о гэнкан (и подметив в нём лишнюю пару обуви большого размера), юноша последовал за Фуюми, поступь была осторожна. Шото шёл последним.       Рассмотреть убранство прочих комнат пока не предоставилось возможности, поэтому Изуку понадеялся на это после ужина. Столовая, в которую его привели сразу же, впрочем, тоже восхищала своим декором: на стене, напротив которой Мидория сел за стол, висел огромный веер со старинным рисунком золотистой тушью; ширмы, служившие раздвижными дверьми, тоже отливали золотом, как и несколько расписных ваз в углу. Приятный запах дерева перемешивался с ароматом свежеприготовленной еды — Изуку втянул носом смесь и невольно промычал.       — Пожалуйста, не стесняйся, бери себе всё что хочешь! — гостеприимно развела руками над столом Фуюми. — Шото, садись рядом с Мидорией-куном, не стой в стороне.       При виде стольких разнообразных блюд, пышущих, сочившихся специями и соком, Изуку не смог отказаться: впервые за долгое время почувствовал аппетит. Правильно приготовленное мясо всегда было его слабостью, уж тем более такое дорогое и с заботой приготовленное.       Шото устроился рядом, и пусть их разделяли добрые сантиметров двадцать, Изуку почувствовал кожей, как напряжение нарастает в друге. С чего бы так?       — Как дела в школе? Шото рассказывал, что ты вернулся к занятиям, — невозможно было звучать более дружелюбно. Проглотив очередной кусок мягкого потрясающего мяса, Изуку кивнул Фуюми:       — Да, близится Культурный Фестиваль, такое нельзя пропускать, — и посмотрел на Шото. Тот, очнувшись, принялся вновь ковыряться в полупустой тарелке: в отличие от Мидории, ему почему-то кусок в горло не лез. — Слышал, Тодороки-куна поставили на роль декоратора, очень здорово!       Фуюми захлопала в ладоши от переполнявшего восторга, с искрами в глазах.       — Надеюсь, предоставится шанс побывать на празднике, хочется увидеть, что же вы приготовили!       — Мне, возможно, поручат разносить приглашения, если смогу, отдам вам пару билетиков.       Шото угрюмо посмотрел на пустующее место во главе стола и сцепил зубы.       — Отец не заявился сегодня?       — Сказал, что у него много работы, — Фуюми запнулась. — Знаешь, герой номер один, и скоро будет церемония награждения топовых про.       Изуку задумался, чья же пара обуви тогда была в прихожей.       — Я собирался поговорить с ним, пока Мидория здесь, — сухо продолжил Шото. — До награждения ещё есть время. Мог бы вырваться на один день.       — Возможно, он не хотел портить впечатление о нашем доме, — раздался голос из коридора. — И правильно сделал.       В столовую вошёл рослый, широкий парень с зачёсанными белыми волосами и квадратной челюстью; на груди его футболки было написано «Front». Одной рукой он держался за крепкую шею, другой махал гостю.       — Привет, Мидория-кун! Звиняй, что не встретил сразу, нужно было сделать обязательное, — он подмигнул Фуюми, присаживаясь рядом, на что та насупилась, но не убрала улыбку надолго. — Нацуо!       Изуку вежливо поздоровался, принял протянутую руку и пожал её, подмечая, какой же Нацуо большой: определённо, внушительный размер передался ему от отца.       — Наконец представился шанс увидеть того, о ком Шото не собирается умолкать, — Нацуо по-доброму усмехнулся на удивление Мидории. — Если у нас и случается редкий разговор, скорее всего, он о тебе.       Шото шумно втянул ртом лапшу.       — Нацу хочет сказать, мы рады, что Шото сумел завести таких хороших друзей в Юэй, как Мидория-кун, — Фуюми подтолкнула брата локтем и поднялась, чтобы отнести пустые тарелки на кухню. — Знай, что мы всегда будем рады видеть тебя в гостях!       Изуку переполнила благодарность. Спокойная, душевная обстановка щемила сердце, он не смел ожидать такого в этот день, ему было так страшно соглашаться и заходить сюда, в незнакомое полупустое место, с людьми, которые не должны были относиться к нему с такой добротой. Он наклонился и сжал ткань джинсов на коленках.       — Как только разберусь со всем, что следует наверстать, обязательно наведаюсь к вам ещё раз! Большое спасибо за гостеприимство.       Фуюми и Нацуо переглянулись, счастьем переполненные от его слов. Шото только нахмурил брови; еле слышно постукивал ботинком о ботинок под столом.       После продолжительной любезной беседы — Изуку дважды залился краской от замечаний острых Нацуо — Фуюми положила руку на плечо младшему брату и предложила показать Мидории комнаты, пока она убирает со стола. Шото молча согласился.       Изуку, окрылённый, сытый и довольный, шёл впереди, не зная, куда стоит направиться, Шото и не думал указывать. Но, разумеется, первым делом они вошли в комнату самого младшего Тодороки.       — Вах, абсолютно такая же, как у тебя в общежитии! — восхищённо выдохнул Изуку и коротко засмеялся, даже чуть покружился в центре. — Удивительно!       — Ты запомнил, как она выглядит? — голос Шото становился всё тише. Изуку кротко улыбнулся.       — Конечно, у нас в классе устроили конкурс на лучшую, помнишь?       — Ты и был-то в ней, наверное, только тогда, и всё.       — Мм, — прогудел Изуку низко, не найдя ответа. Пальцы его гуляли по полке с книгами. Шото вдохнул.       — Я не против, если ты будешь заходить ко мне в комнату чаще.       Изуку смутился, смешок вырвался неловким. В последнее время его настораживали подобные фразы со стороны Тодороки.       — Кстати об этом, — Изуку зашарил по полке в надежде найти хоть какую-то книгу, на тему которой сможет быстро перевести разговор. Как назло, попадались те писатели, о которых ему не доводилось слышать ни в жизни. — Давно хотел спросить, не подумай, это не упрёк, и уж тем более я не высокого мнения о себе, только?.. Дело в том, что… ты…       Пара книг свалилась на пол после жеста неверного, Изуку рассыпался в извинениях и поспешил вернуть всё как было. Шото нахмурился сильнее, упрашивая забыть о них и вообще не беспокоиться.       — Я просто… аа, прости-прости, я такой… — Мидория сгрёб книги в охапку и прижал к груди. — Я хотел сказать спасибо тебе лично. Мне правда становится легче, и твоя помощь неоценима. Твоя семья чудесная! Ну, имею в виду, брат с сестрой, ахах.       Шото отвёл взгляд.       — Обещаю, мы ещё поговорим с отцом. Извини, что так получилось.       — Пустяки какие!       Шото с трудом различимым поборол жгучее желание хоть как-то прикоснуться: это не пустяки.       — Ты не высыпаешься, — заметил он вместо этого. — Учителя говорят, что ты снова ввязался во что-то.       — Ахах, ну, с кем не бывает, — Изуку рассмеялся искусственно ещё раз, на что Тодороки вскипел с силой новой.       — Что за улыбка? Тебя это веселит?       — Конечно нет! Это… нервное.       — Почему ты нарываешься. Почему хромаешь. — Дыхание сбилось, стало прерывистым и тяжёлым, Шото приблизился, уже никак не скрывая волнения, не имело смысла. — Что случилось, пока ты отсутствовал в школе? Что-то страшное?       Изуку пожал плечами.       — Я не хочу быть навязчивым, но, пожалуйста, мне нужно знать, что ты в порядке.       — Я в порядке. Честно, — Изуку сделал акцент на слове и поднял уголки губ, рефлекторно. — И я обязательно расскажу, что со мной произошло в последние дни. Дай мне немного времени.       — Времени, — эхом повторил Шото и сдался. Всегда ему приходится ждать.       Изуку воспрял духом и направился в коридор, сказав, что Тодороки показал ему ещё не все комнаты. Дом, действительно, был огромным, огромным и пустым, на замечание об этом Шото слабо кивнул: прислуга мельчала с каждым годом, пока совсем не исчезла. Обо всём теперь приходилось заботиться преимущественно Фуюми, так как Шото проживал в общежитии Юэй по будням, а Нацуо в отдельной квартире где-то чуть дальше центра.       — Нацуо-кун очень весёлый! — Изуку подпрыгнул, приободрённый новым диалогом. — Весь вечер шутил что-то. Я не ожидал по твоим рассказам, что он такой!       — Он просто… дурак, — беззлобно выдавил Шото, недовольный тем, как старший брат неоднозначно высказался о его некоторых интересах. — Надеюсь, ничем не обидел тебя.       — Что ты, мне понравилось! Нацуо-кун классный, и Фуюми-сан очень-очень добрая! — Мидория увлёкся и не заметил, как Шото перестал за ним идти. — Знаешь, у меня никогда не было старших братьев или сестёр, я всегда был совсем один, когда мама уходила на работу, поэтому, м… Мне было очень приятно… Тодороки-кун?       Тот остановился перед не закрытой полностью ширмой — эту комнату они вдвоём как раз не осмотрели.       — Нацуо был здесь, пока не пришёл в столовую. Всегда бывает, когда приезжает, — Шото отодвинул ширму, расширяя проход. — Хочешь зайти?       Изуку неслышной поступью зашёл, вглядываясь. Здесь совсем не было ламп, поэтому пришлось подождать, пока глаза привыкнут к темноте. Шото оставил маленькую щёлку — на пол упала тонкая жёлтая полоска света.       Лёгкий холодок заставил передёрнуть плечами. Звуки притупились. На всей немногочисленной мебели — рабочий стол, полки с книгами, деревянный каркас, видимо, от разобранной-разодранной кровати — скопились слои пыли. Изуку побоялся провести пальцем — держал руки при себе. Самым главным в помещении, несомненно, оставался алтарь, внушительный, мрачный.       — Стараемся лишний раз не беспокоить его, но брат часто навещает, — как-то виновато шмыгнул носом Шото. — И отец вроде тоже.       Беловолосый мальчик с фотографии светил ярко-голубыми глазами: Изуку прищурился, улавливая знакомое в детских чертах. Этот взгляд, он точно сталкивался с ним где-то ещё.       — Тойя… пропал без вести очень давно. Считается погибшим, — Шото не дрожал, но по подёргиванию пальцев было видно, что ему тяжело. — Я не помню его совсем.       Ох, верно, Тодороки-кун.       — Я очень сочувствую, — проглотил ком в горле Изуку. — Если бы я мог как-то помочь.       — Поэтому я волнуюсь, чтобы с тобой не случилось чего-нибудь. Вернее, нет, не только из-за этого, — Шото запнулся, — но мне… не хотелось бы тебя терять, понимаешь? — Он сморщил нос, обдумывая только что сказанное. — Это странно?       Изуку не среагировал сразу, вид у него был сконфуженный: юноша не понимал, как реагировать на такие слова. Прежде ему не доводилось слышать что-то настолько откровенное, уж тем более в месте, подобном этому.       — Нет, нет, ничего странного! Совсем! — запротестовал Изуку, махая руками.       — Мне просто говорили, что я странный, — Шото надулся.       — Кто?       — Мм, одна девушка со старшего курса. Не помню имя, — задумчиво протянул он и нарисовал пальцем в воздухе спираль. — У неё ещё такие голубые кудряшки в волосах, вот.       Изуку фыркнул, возмутившись.       — Может, она… ничего не понимает, — и надул губы. — Не знает тебя хорошо, вот и всё.       Шото угукнул, довольный тем, как друг за него заступился. Выражение же лица Мидории быстро исправилось на привычное светлое: разумеется, он злился только в шутку.       — И вообще, знаешь, меня поражает, каким иногда ты можешь быть, — заметив озадаченность друга, Изуку облокотился о стол и стал смотреть куда-то вверх мечтательно. — Ты невероятно добрый человек, Тодороки-кун. Удивительно, до какой степени.       Шото забыл, как правильно дышать. Улыбка Изуку была столь искренней, столь настоящей, что сомневаться в его словах не следовало. Он продолжил, повернувшись к Тодороки, явно подметив, как тот борется с порывом задать неуместный вопрос а зачем ты мне это говоришь, почему именно ты из всех людей на планете, почему.       Мидория не может по-другому?       — Мне кажется, ты готовишься сделать что-то. Важное.       — Это так заметно?       Шото сглотнул и сделал шаг вперёд, сокращая расстояние между ними. Изуку не дрогнул, не сдвинулся с места, не оторвал глаз.       Господи.       Пусть будет заметно, пожалуйста.       — Возможно, не каждый из нашего окружения может так сказать, но я действительно думаю, что с выражением эмоций у тебя всё стало намного лучше, чем раньше, — Изуку негромко усмехнулся.       — Я… очень рад, что ты так думаешь. Что именно ты мне это говоришь.       — Я думаю, ты замечательный, кто бы что ни говорил. Наверное, только такой человек, как ты, способен на такое…       «О чём ты… это ведь совсем не трудно с тобой…»       У Шото голова закружилась. Он никогда прежде не бывал на аттракционах в парке, но догадывался, что ощущения должны быть схожими, только вот сейчас они увеличились в тысячу, в миллион крат — на чёртовом колесе не выдержишь.       Изуку встал перед ним и прищурился, как если бы Шото светился солнцем утренним.       — Ты готовишься простить своего отца, верно?       Ох.       В-вот как. Шото приоткрыл рот, чтобы переспросить, но раздался только неслышимый хрип.       — Может, я ошибаюсь, и это в любом случае только мои догадки, но меня почему-то успокаивает мысль об этом. После всей боли ты ищешь способ поговорить с ним, хотя в твоём праве было бы никогда не прощать, никто бы не смел осудить, это твой выбор. — Изуку выдохнул, совершенно точно восхищённый. — После всего, что произошло в детстве, после всего, через что ты прошёл, ты всё-таки избрал другой путь. Это потрясающе.       Карусель опасно накренилась, всё перед глазами слилось в поблекшую вереницу ощущений — Шото опомнился, когда рухнул на пол и обхватил голову руками, без остановки повторяя шёпотом:       — Я так ошибся, чёрт, я так ошибся, так ошибся, чёрт. Чёрт.       — Тодороки-кун! — вскричал взволнованно Изуку: Шото чуть приподнялся, чтобы увидеть, как он присел перед ним, совсем рядом. — Всё в порядке, эй, всё окей, дыши!       Тодороки заглянул ещё раз в зелёные глаза, которые беспомощно бегали, на шрам на правой руке друга, который он сам ему оставил, и с надрывом, чуть не плача, произнёс как клятву:       — Я всё исправлю.       — К-конечно, мы всё-всё исправим, — заикнулся Изуку. Внезапный срыв Тодороки поставил его в тупик. — Точнее, я всё исправлю. Тодороки-кун, всё будет хорошо, обещаю. После фестиваля я разберусь со всем, разрешу все конфликты. Расскажу… одну из версий, какую посчитаем нужным. Я сожалею, что заставил волноваться, но я обещаю больше ни во что не ввязываться. Рано или поздно жизнь вернётся в привычное русло. И мы сможем спать спокойно, даю слово. Ты же веришь?       Шото осознал, как Мидория аккуратно гладит его по плечам, и ему стало очень стыдно за такой всплеск эмоций. Сам же Изуку продолжил вытягивать губы, немножко криво, но откровенно, нельзя и лучше. Шото был согласен — на что угодно.       Разумеется, он верил каждому его слову.

***

      День близился к вечеру. Кацуки согнулся в три погибели, ожидая своей очереди перед кабинетом; оттягивая ненавистный момент встречи с тем безликим полицейским, на которого он наорал сгоряча в прошлый раз, он всё глубже закапывал себя в отчаяния яму, сам того не подозревая. Чтобы занять свой разум чем-то помимо запаха пресного, напоминающего больницы, и неразборчивого диалога по ту сторону двери, юноша бесцельно крутил в пальцах головоломку, похожую на Кубик Рубика.       — Непростая задачка-а, — протянул Монома Нейто, устроившийся на соседнем стуле (строго говоря, пустых стульев кругом было навалом, но он выбрал самый ближний к Кацуки). — Как же так вышло-о, что ашек теперь нечётное количество. Сплошные неудобства.       Кацуки слишком устал, чтобы дерзить или отстаивать хоть как-то свою честь — уж тем более честь Киришимы. Монома, обхвативший одно своё колено, стал раскачиваться на стуле, посматривая странно на Кацуки — чтобы резко отворачиваться с ухмылкой, когда тот поворачивал к нему голову.       — Что тебе надо? — хрип, и только.       — Признаться, у меня были иные абсолютно планы на этот вечер, но раз уж мы здесь остались наедине, последние из выживших, увесели меня беседой, — Нейто хихикнул и сгорбился так, чтобы сравниться с Кацуки, ожидаемо встречая раздражение. — Как думаешь, сколько ещё пропащих детей понадобится, прежде чем школу прикроют?       Пропавших, он имеет в виду?       — Трое исключено, из них двое пропало без вести. Не посещала ли мысль ум настолько светлый, как твой, что за этим кто-то стоит? — Нейто опасно сощурил голубые глаза, в которых не было бликов. — Не знаю, может, спросишь своих друзей, одноклассников, вдруг кому-то что-то известно?       — Что ты несёшь?       — Ни на что не намекаю, конечно, я всего лишь сторонний наблюдатель, зритель, если угодно, — Монома подбоченился, меняя позу. Ему было неудобно сидеть не с прямой спиной, да и сильно задирать шорты о неудобное сиденье не хотелось. — Кому-то весьма выгоден подобный исход событий. Мы все тут хотим героями стать, но едва ли каждый из нас герой.       Кацуки прикусил язык, чтобы подавить шипение. Части головоломки в руках из-за движений нервных только сильнее перемешались, отдалив от разрешения загадки.       — Не думай, что я подозреваю кого-то — тем более тебя, красноглазка, — Нейто прикусил губу, наблюдая за реакцией на прозвище. — Только не устраивай истерику, если вдруг обнаружишь труп.       Кацуки вспыхнул, но у него не осталось сил на ругань. В словах Мономы, правых во многих аспектах, скользнул холод, поразивший уколом. Бакуго тяжело выдохнул, зарылся свободной рукой в волосы, наклонился ещё ниже, расставив ноги. Его по-настоящему клонило к земле, беспощадно.       — Киришима всего лишь потерялся. И я его найду.       — Да? Ну так вперёд, на поиски, — абсолютно ровно, без единого оттенка сказал Нейто, глядя на Кацуки в упор. И внезапно заулыбался. — А я тебе помогу.       Он тыкнул оттопыренным мизинцем в плечо, на манер обещания, как вдруг дверь отворилась и из кабинета вышел ученик общеобразовательного курса.       — О-о, здравствуй, фиалочка, как всё прошло? — радостно защебетал Монома, будто позабыв о серьёзности разговора секунду назад. — Ну же, подойди сюда, принц вампиров!       — Если я вампирский принц, кто же ты тогда, выпендрёжник? — Шинсо ухмыльнулся и сложил руки на груди, подойдя ближе.       — Русская принцесса, конечно же, это все знают! — Нейто спрятал руки за спиной и завертелся; пышные оборки его рубашки заметались. — Не слишком ли завалили вопросами твою и без того тяжёлую голову?       — Уверен, с моей головой всё в порядке, в отличие от ребят из А, — Хитоши даже не скрывал улыбки. — В ту ночь один из роботов-инспекторов вышел из строя, обнаружилось, что у него заменили деталь, отвечающую за обзор в ночное время. — Смешок. — Полагаю, устроят тщательный осмотр всех комнат в общежитии.       — Не может бы-ыть, какие новости! Надеюсь, полиция оценит мой тщательно подобранный интерьер. Золотце, ты что думаешь?       Кацуки не сразу сообразил, что обратились к нему. Его тошнило от подобного.       Заводить разговор с мутным парнем из общеобразовательного, который определённо что-то мог знать, но не говорил — себе дороже. Кацуки понимал, что Шинсо Хитоши замешан во всём этом, но признаваться следствию, что в тот вечер он искал Киришиму, пока не собирался, очень рано. Что-то не складывалось, каких-то важных кусочков не хватало для картины полной. Бакуго не смел надеяться на худшее, не имел права опускать руки.       — Очень интересный персонаж, — Нейто оттянул все гласные, глядя вслед уходящему Шинсо. — С нетерпением жду его арки.       Кацуки устало опустился ниже на стуле: кажется, кабинет пустовал, но звать следующего на опрос никто не собирался. Остаться совсем одному, наедине с выскочкой из параллели, не представляя, чего ожидать и как не устроить во второй раз погром, было… тяжело.       — Действительно тяжело, — заметил Монома значительно и подскочил, выхватывая головоломку из рук. — Дай сюда!       В пару лёгких быстрых движений он решил её, непринуждённо и изящно, словно репетировал момент данный невероятно долго. Чтобы блеснуть сейчас, пока есть время. Чтобы с наслаждением нескрываемым подметить, как раздражение в красных глазах сменяется шоком. Чтобы вытянуть губы в более кроткой, не вызывающей отнюдь манере.       — Если вдруг понадобится помощь, можешь переступить через своё брюзжащее эго и обратиться, — он аккуратно вложил головоломку обратно в руки ошеломлённого Кацуки. — Думаю, нам будет что обсудить и с чем поработать вдвоём. В конце концов, — и помедлил, так по-театральному, — ты никогда не дождёшься одиночества.       Монома скрылся в запертом кабинете, оставив Кацуки. Тот долго пялился сначала на свои руки, сплошь в мозолях и царапинах, потом на дверь с потёртой табличкой номера, а после снова сгорбился, ещё сильнее прежнего.       Вдруг он тоже был пропащим.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.