***
На лестничной площадке было удивительно чисто для такого простого с виду дома, даже пахло хлоркой. Изуку тщательно вытер ботинки о порожек, терпеливо выжидая, когда ему откроют дверь. В кармане кофты — тщательно выстиранной — шелестели пригласительные билеты с позолоченной гравировкой. Оджиро-сан оказалась невысокой женщиной со светлыми волосами, в ничем не примечательной одежде; она тепло поприветствовала и обняла Изуку, как старого друга. Изуку учтиво кланялся ей, осторожно оглядываясь: ещё в прихожей заметил минималистичность внутреннего обустройства квартиры. Здесь было довольно пустовато, но очень опрятно и свежо: будто Изуку правда ждали с нетерпением. А он всего-то написал однокласснику, что хотел бы встретиться. Дверь одной из комнат отворилась. — Мидория-кун, здравствуй! — прозвенел Оджиро Маширао и осветил тёплой улыбкой, въезжая в прихожую. — Давно не виделись! Изуку опустил глаза и замер. Комок в горле оказался колючим и противным настолько, что чуть ли не навлёк моментально рвотный позыв: колёса инвалидной коляски, на которые опирались некогда сильные руки Оджиро-куна, скрипели навязчиво, давили на уши. Изуку еле выдавил улыбку, сдержав наплыв истерии. Его никто к такому не подготовил. В комнате Оджиро, заполненной книжными полками, будто появившимися здесь не так давно, нашёлся террариум с ящерицами; постучав по стеклу ногтем, Изуку разглядел их чешуйчатые переливающиеся спинки и вертящиеся во все стороны хаотично глаза. Он помнил, что у этих животных есть удивительное свойство отращивать заново отброшенные хвосты. Изуку думал, что Оджиро должно было напугать такое. — Шоджи рассказывал, как у вас дела в классе, — юноша перемещался всё ещё не так ловко, но было видно, что он постепенно привыкает к новому способу движения. — Сейчас, надеюсь, с тобой всё в порядке? — Да, к-конечно, вот, э, позавтракал сегодня, — Изуку неуклюже взмахнул руками и тут же начал искать место, куда бы присесть или облокотиться; Оджиро засмеялся. — Нет нужды наклоняться ко мне, стой, как тебе удобней, — и кивнул, принимая навязчивые мысли друга: не ты первый, не ты последний. — Зато теперь ты гораздо выше меня, разве не круто? С каких пор он настолько поддерживающий, что грудь болью сжимает? Изуку прислонился к стене и закрыл лицо руками. — Прости пожалуйста, я совершенно не был готов к чему-то такому… Не знаю, как должен реагировать. — Всё окей! Самое главное, что мы встретились и можем общаться теперь, — поспешил заверить Оджиро. — Никто не виноват в том, что случилось. — Как это вообще произошло? — Изуку схватился за волосы. Ему же обещали, что всё придёт в норму. — Что-то связанное с нервной и опорно-двигательной системами, которые повредились после травмы, я не врач, не особо вникал, ахах, — Оджиро помахал руками. — В конце концов, это было единственным решением. — Мне… никто не сказал. Я ничего не знал об этом, — Изуку скривился. — Мне так жаль. — Я слышал, как тебе было тяжело всё это время. Помнил, как ещё в больнице ты остро отреагировал на мою травму. Мне тоже очень жаль, что не предупредил перед встречей, но это, если честно, выглядело бы жуть как странно, да? — Оджиро усмехнулся. — Шоджи посоветовал не писать тебе об этом, к тому же, в момент, когда я сообщил всем остальным о том, что со мной происходит, тебя не было в чате. — И чуть помедлил. — В новостях тоже говорят всякое. Тебе, не знаю, м, может, нужна помощь? Изуку свёл брови. Он не понимал. Оджиро улыбнулся и приблизился к нему, тактично, но с явной теплотой хлопая по боку — до чего мог достать. — Оказавшись в таком положении, я начал по-настоящему ценить многие вещи, которые считал обыденными. Я многое потерял, я больше не в состоянии заниматься борьбой, уж тем более стать героем… Но жизнь не заканчивается на этом, верно? Раньше я думал, что та минута, когда этот злодей, напичканный наркотиками, бросился на меня, роковая для меня. Но это не совсем так. Напичканный. Изуку опустился перед другом на колени, поражённый. Его глаза стало щипать. — Если уж я смог, то и ты не опустишь рук. Я понимаю, что бывает очень больно собрать себя снова по кускам и двигаться дальше, — Оджиро со смешком провёл руками по своим коленям и посмотрел прямо в глаза Изуку; его лицо осветила улыбка. — Если есть возможность ухватиться за что-либо светлое, не отталкивай это ради темноты. Изуку сморщил нос. — Ох, эм, прозвучало слишком… слащаво? — Оджиро неловко хохотнул. — Прости, я не хотел смущать тебя или… Изуку потянулся к нему руками и крепко обнял, прижимая к себе, будто это правда могло помочь сдержать слёзы. Коляска скрипнула. Противоречия в мыслях, эмоциях и ощущениях разрывали, и, боже, Изуку точно разрыдается, ещё секунда — взорвётся. — Мне нужно было услышать что-то вроде этого. — Он отстранился, чтобы вытереть слёзы и посмотреть на растерянного Маширао. — Ты очень сильный человек, Оджиро-кун. За открытым окном шелестела листва, звенело искренностью лето, в террариуме топтались ящерицы, оставляя следы на стекле; из соседней комнаты доносился запах выпечки. Оджиро-сан позвала мальчишек на чай. Изуку бодро покатил друга на кухню, озарённый воспоминанием, что пришёл пригласить его на праздник. Этот день должен стать их общей отдушиной.***
Вечером того же дня Изуку позвонил Шото по видеосвязи. Они договорились об этом заранее, поэтому чувствовали себя вполне расслабленно, лёжа на своих кроватях. Изуку сомневался, удобно ли Шото в таком положении на футоне, но тот выглядел абсолютно спокойно; сам же Изуку выбрал ракурс, с которого не было бы видно его количества мерча со Всемогущим — хотя Шото, конечно, знал о его наличии. — Я… не знал, что всё настолько. Плохо, — Изуку шмыгнул. — Всемогущий уверял, что Оджиро помогают врачи… что ему предоставят лекарства. Его лицо уже не было заплаканным, за эти часы юноша успел успокоиться и привести себя в порядок, но синева под глазами всё ещё виднелась даже в таком качестве видео и в свете одной прикроватной лампы. — Мы сами совсем недавно узнали от Шоджи, пока тебя не было. — Выходит, они хорошо общаются. — Похоже на то, — Шото свёл брови в сожалении. — Прости, что не рассказал сразу. Отныне буду более честен с тобой. — Н-ничего страшного, я просто не ожидал. Оджиро-кун славный парень, я рад, что пообщался с ним спустя столько времени. Он пообещал посетить праздник, если удастся! Шото кивнул на проблеск радости. Это хорошо. — Как ты сам? Как себя чувствуешь? — Н-нормально, волнуюсь немного перед выступлением, вот и всё, ха-ха! — Если тебе понадобится какая-то помощь, ты всегда можешь обратиться ко мне, л-ладно? — Спасибо. Щёки Изуку чуть порозовели — Шото хотел верить, что виной всему освещение, отчаянно хотел — и тогда Мидория поспешил прикрыть лицо руками, не перестав, впрочем, тянуть губы. — Если всё пройдёт благополучно и мирно, когда я разберусь со всеми гештальтами и отвечу на все вопросы кого-либо, — он заёрзал на месте, растягивая гласные тоном, которого Шото ещё не доводилось слышать от него ни разу, — как смотришь на то, чтобы прогуляться вместе? Шото подскочил бы, если бы не лежал на этом дурацком футоне, внезапно показавшемся таким неудобным (разве не с самых малых лет ты спишь на таких?). — Да, разумеется, — едва не растерял лица он. — Иида и Урарака уже согласились? — Они, конечно, тоже могут присоединиться, но мне бы хотелось, чтобы это были только мы вдвоём. — Только мы? — Если ты не против, — Изуку стал накручивать шнурок от капюшона толстовки на палец. Тодороки следил за каждым движением. — Разве не об этом ты сам просил в сообщениях? К тому же, кажется, я задолжал тебе мороженое. — Верно. — Так, ты согласен? Шото сглотнул. — Конечно. — И выждал паузу, прочистив горло (Изуку не прервал звонок, ждал, что Шото хочет добавить). — И почему ты вдруг так решил?.. — Мне посоветовали сосредоточиться на свете, а не тьме, — Изуку мягко усмехнулся. — Есть много чего, о чём предстоит рассказать тебе. Мне бы очень хотелось, чтобы ты знал. — Потому что я твой друг, да? — с трепетом сердца спросил Шото. — Мы ведь друзья? И вдруг почувствовал какую-то странную тоску, грудь словно пронзило иглой. Изуку улыбнулся тепло. — Конечно, мы друзья. Шото проглотил неизвестно откуда взявшуюся… обиду? Ему не было понятно, почему стало так неприятно от подобного обращения, которое отпечаталось на языке послевкусием. Гарь, как после того самого сна. Шото боялся даже предположить, кем на самом деле может оказаться незнакомый алхимик — до фестиваля на календаре блестела пустотой пара-тройка квадратов. Изуку продолжал тихо рассказывать обо всём, что услышал от Оджиро, Шото внимательно слушал, стирая историю браузера. На открытой вкладке ютуба зияло чёрным прямоугольником поставленное на паузу видео.***
Сколько же времени прошло с тех дней? Воспоминания роились над головой и жалили наконечниками колючими звёзд. В общежитии 1-Б ненавязчиво шумел телевизор, плавно вливаясь в диалог ребят, сидевших на диване и наслаждавшихся покоем. Пахло ацетоном и лаком для волос. Нейто увлечённо щебетал что-то своей однокласснице Пони Тсунотори (что удивительно, тоже блондинке, как удачно), пока та внимательно вслушивалась в то, как он заботливо добавляет слова на английском, чтобы ей было понятнее. — Таким образом, «мерзавец» с русского буквально означает «человек, который мёрзнет», изначально так называли преступника на особой смертной казни в древние времена, — он накрасил розовым последний ноготь и заулыбался ей в большие чёрные глаза. — А ты расскажешь что-нибудь про свою родину? Я навострил рожки! Пони хихикнула на сравнение — Нейто явно отсылался на её собственные рожки, однако староста 1-Б Кендо Ицука закатила глаза так, будто юноша намекал на свои рога, демонические, не видимые никому. Атмосферу умиротворения прервал сигнал: кто-то посторонний собирался посетить общежитие их класса — минуту спустя через двери прошёл красноволосый парень с тёмной повязкой на лбу. Нейто запомнил его: ещё на Спортивном фестивале он находился в одной команде с Бакуго Кацуки. — Киришима-кун, верно? Чем можем помочь? Скоро отбой, — дружелюбно, но в меру строго отозвалась Кендо. — Возможно, многие ребята уже легли спать. — Да, я всего лишь на минутку, зашёл к другу Тетсутетсу, мы договорились, — Киришима показал клычки и сверкнул. — Я не побеспокою вас. — С каких пор ты называешь Тетсу другом? — Нейто, не переставая разглядывать, встал с дивана и насупился. — Только не говори, что он нашёл мне замену в твоём лице, я не вынесу-у! Если бы Кендо умела стрелять лазерами из глаз, Нейто умер бы в ту же секунду. — Не задерживайся, хорошо? Вы всегда можете встретиться днём, — девушка махнула рукой, позволяя пройти к комнатам. — Спасибо за понимание! — Киришима буквально светился. Что-то в его облике невероятно напрягало. Взбухшие вены на локтях, плечи, которые точно стали шире с прошлого раза, как они виделись. Нейто хмыкнул и с разрешения Пони последовал за парнем, поправляя складки штанов от пижамы. — Ты точно знаешь, где комната Тетсу? Я могу проводить тебя. — О, спасибо, он написал мне свой этаж! — Должно быть, дело очень срочное, раз ты так подорвался к нему, — Нейто стал показательно осматривать наспех одетую майку Киришимы и растянутые штаны с кучей карманов. И трясущиеся руки. Сильно трясущиеся. — В-верно. Как у наркомана. Нейто опасно сощурился. — Надеюсь, вы приятно проведёте вечер, — начал он, вставая прямо перед дверьми лифта. — Э, спасибо… — ответил Киришима, заходя. Ему было ощутимо неловко — недоброжелательность сочилась прямо из пор Мономы, заполняя пространство вокруг. — Я не договорил. Не заставляй меня искать вас обоих по всей стране. Тетсутетсу — мой друг тоже. И если что-то произойдёт — не вздумай его в это втягивать. Голубые глаза Мономы потемнели. Киришима нахмурился. Двери лифта закрылись. Нейто сложил руки на груди и повернул голову: Кендо выглядела растерянно — совсем как и его отражение на металлической поверхности.***
…Кацуки долгое время смотрел в своё отражение в раздевалке, оттягивал оранжевую футболку с большой буквой А, напечатанной спереди, и поджимал губы. Его взгляд был сосредоточенным и хмурым, поэтому одноклассники не подходили к нему, решив лишний раз не надоедать. Рассматривая декорации сцены, на которой ему предстояло выступить сегодня вечером, Кацуки щурился, не зная до конца, какие чувства испытывает. Рядом, справа от него, устанавливали реквизит и проверяли костюмы ребята из первого Б: Монома Нейто, вжившись в роль, отдавал шуточные приказы под давлением строгости взгляда Кендо, однако вскоре умерил пыл и рассмеялся по-доброму над её замечанием. Завидев, что Кацуки за ним наблюдает, Нейто повернул голову, смягчил улыбку и кротко помахал ему. Кацуки сильнее вжал голову в плечи и зашагал прочь. Оставалась всего пара часов до запуска гостей на территорию Академии. Нейто проводил его взглядом, передёрнул плечами и продолжил разговор с друзьями. Первый А также готовился к своему выступлению: когда классы поддержки и общеобразовательные подготовили отдельные зоны развлечений, а первый Б небольшой спектакль, одноклассники Мидории решили устроить небольшой концерт с Джиро Кьёкой в главной роли. Изуку попытался запомнить, как правильно завязывать галстук — девочки любезно сделали это за него, — но позже понял, что не повторит такое никогда в жизни. Зато ему удалось запомнить все движения, которым научила Мина: возможно, позже он сможет наладить общение с Каминари, разучивая с ним танцы для коротких видео. Изуку мечтательно прикрыл глаза; надежда теплилась в сердце, и пусть Айзава-сенсей предупредил его о фестивале как о последнем выходном, Мидории хотелось верить, что будущее для него не потеряно. В этой школе, в окружении друзей, может быть, ему удастся всё исправить и очистить руки, окроплённые кровью, загладить свою вину бесконечную. Иида-кун в своей манере рассказывал о степени важности концерта, его обычная речь ускорилась, вероятнее всего, от волнения перед публикой — Очако смеялась рядом, поправляя ему складки жёлтого пиджака. Изуку тоже ужасно тревожился из-за того, что придётся выйти на сцену перед кучей народу, но его успокаивала мысль, что он будет танцевать в массовке и не привлечёт слишком много внимания. — Урарака-кун, я очень ценю твою помощь как друга, но мне всё ещё кажется, ты затянула мой галстук слишком сильно, — отчеканил Иида, пытаясь выправить аксессуар. — Мне нечем дышать здесь! — Ты просто чересчур беспокоишься, отдышись, ещё добрый час до начала, — хихикнула Очако и, воспользовавшись причудой, подлетела повыше, чтобы потрепать друга по голове. — К тому же, перед нами выступает первый Б. Иди на улицу, проветрись, выпей своего любимого сока. Она подмигнула, на что Тенья фыркнул: «Старосте не положено проветриваться по пустякам!», однако собрался и вышел на свежий воздух. Изуку по-доброму рассмеялся над ситуацией. — Ты ведь тоже как на иголках сидишь? Может, пойдёшь вместе с ним? — Очако опустилась на пол и придвинула стул, чтобы сесть напротив. Изуку мотнул головой. — Мне будет спокойней, если останусь за кулисами, пока не начнётся. Если я сейчас пойду и увижу, сколько народу пришло на нас посмотреть, я не вернусь точно, — юноша снова рассмеялся, и Очако поддержала его; пальцы её были заняты заменой бинтов на руке друга. Девушка не подметила этого в разговоре, но шрамов стало заметно больше. — Вообще, я очень рад своему возвращению. Тому, что меня уговорили в этом участвовать. Это правда… очень здорово. Урарака заулыбалась и скромно потупила взгляд. — Это я попросила ребят дать тебе роль в представлении. Мне не хотелось, чтобы ты стоял в стороне и просто наблюдал, пока остальные вовлечены в процесс. — О, правда? — Это было бы ужасно несправедливо. Ты настоящий пример героя для меня, Деку-кун. И я… мне было приятно как-то помочь тебе. Как ты всегда помогаешь другим. Иида-кун не хотел особо рассказывать, что произошло в Хосу, но вам явно пришлось там несладко. Бакуго-кун ещё тогда стал очень мрачным, а уж после пропажи Киришимы-куна… — Я понимаю. — Поэтому мне показалось, что тебе хорошо бы почувствовать себя так, словно всё вернулось в норму! А оно действительно вернётся, рано или поздно. Мы все переживали за тебя. — Она стала мять низ пиджака. — Или я слишком навязчиво себя веду с тобой… Изуку взял её за руки, чтобы Очако посмотрела прямо ему в глаза и увидела блики искренности в них: — Это очень ценно. Спасибо большое, Урарака-сан. Девушка засмущалась, но не убрала рук. Они бы долго ещё сидели так рядышком, глядя друг на друга, если бы не раздался крик Ииды, который, видимо, всё же запутался в собственном галстуке и просил помощи. Очако помахала Изуку на прощание и удалилась. Чтобы не оставлять друга в одиночестве — оно ему вредно как яд сейчас, — она предложила Тодороки подойти к нему; тот молча кивнул — не понял намёка. — Привет, — мягко поздоровался Изуку и хихикнул на то, как смешно выправлена рубашка Тодороки. — Ты удивительно спокоен, мне бы так держаться. — Так похоже? — Шото заломил бровь. Внутри у него нарастала тревога, но не перед сценой, перед тем, что разрасталось снежным комом, грозясь продавить собой всю окрестность. Юноша пожал плечами и чуть наклонился, чтобы тронуть наплечник костюма Изуку. — Тебе идёт этот цвет. — Думаешь? Кажется, слишком яркий. — С волосами хорошо сочетается. Я думаю. — Шото в задумчивости ткнул себе пальцем левую щёку, не замечая словно благодарности Мидории. — Не мог понять, может, пока девочки там всех красят для выступления, попросить их прикрыть мой шрам. Изуку нахмурился — Шото не сразу осознал, почему. — Зачем ты хочешь прикрывать его? — Некрасиво, — он пожал плечами. — Никому такое не понравится. — Мне жаль, что тебе некомфортно из-за него. Тодороки наклонил голову. Изуку звучал твёрдо. — Он… не болит уже давно. — Мне так не кажется. Шото вскинул брови от удивления. Прежде они не затрагивали эту тему, да и едва ли была нужда. Шото не хотелось распространяться, а Изуку был слишком вежлив и добр для своего же блага, чтобы звучать каким-либо образом бестактно. — И вообще, если кто-то по этой причине списывает тебя со счетов, он ничего не понимает, — Изуку подбоченился, осмелев. — Ты можешь понравиться любому. — Любому? — Кому угодно! Он заулыбался и, хлопнув ладонями по коленям, встал, чтобы заглянуть за штору и посмотреть одним глазком зал. Шото хотел спросить о чём-то ещё, но не решился и просто высунул голову, повторяя за другом. — Кто-нибудь из твоей семьи придёт? — бодро поинтересовался Изуку, всматриваясь в пятна бледные лиц. — Нацуо-кун, Фуюми-сан? — Возможно, — Шото сцепил зубы, думая об отце. — А твоя мама? — Должна прийти! Она всегда страшно волнуется за меня, поэтому я не стал сильно её упрашивать. — Моя, скорее всего, включит прямую трансляцию. Я всё равно расскажу ей всё в письмах. — Ох, письма! — Изуку отпрыгнул от штор и сцепил пальцы, весь источая восторг. — Ей понравилось то оригами? — Я ещё не отправил, — Шото вынул прямо из кармана белый конверт, аккуратно запечатанный. — Ты носишь его всё время с собой? — Ещё не всё из заметок перенёс сюда, буду дополнять, — Шото прикусил ноготь большого пальца. — Мне кажется, она хочет с тобой увидеться. — Ты уверен? — радость заставила веснушки разбежаться по лицу: неужели Тодороки-кун рассказывал о нём своей матери! Изуку скромно спрятал руки за спину. — Если она не будет против, я бы с удовольствием! Шото потянулся к плечу Изуку, сдерживая дрожь. — Тогда, может… Тот раскрыл уже рот, чтобы оправдать неловкий момент, заполняемый чем-то уже не пригодным для публичности (кругом люди. кругом люди), как вызывающий звонкий голос заставил обоих обернуться и замереть. — До чего же вы медлительны, однако! — блондин в костюме инопланетного принца проследовал к ним, растягивая улыбку. — За двадцать глав не смогли решить то, что можно было и за две. Как долго будете тянуть с этим? Тодороки и Мидория обменялись взглядами, полными непонимания. Шото нехотя убрал руку. Нейто заметил этот жест и стал походить на довольного кота. — Монома-кун, очень интересный наряд для выступления, — вежливо заметил Изуку, не зная, как лучше ответить на странное высказывание. — Не терпится увидеть, какой спектакль вы подготовили! — Уж поверь мне, зрелище такое, что голову потеряешь, — Нейто посмотрел на Тодороки из-под опущенных век и усмехнулся. — Впрочем, не посмею солгать, имею я интерес и к тому, чем сегодня удивите нас вы. Кого-нибудь ещё украдут? Покалечат? Убьют? Изуку почувствовал, как ладонь Шото на его локте полоснуло нестерпимым жаром, и почти рефлекторно потянулся остановить друга, который двинулся в сторону Нейто — ученик Б класса не шелохнулся, только стал шире улыбаться. — Чего ты добиваешься этими разговорами? — ощерился на него Тодороки, не убирая, впрочем, пальцев Изуку со своего рукава. — Что ты планируешь? — Это я у тебя должен спросить, — бодро парировал Монома; удивление на миг отразилось на его лице при взгляде на Мидорию, который выказывал ни капли агрессии, только тревогу. — Ваш сенсей не познакомил класс с маленькой девочкой, за которой теперь приглядывает Большая Тройка Академии, боится, вероятно, что кто-то из вас всё же сотрудничает с Лигой. — Закрой свой рот, — Шото начал по-настоящему злиться. — Что ты вообще можешь знать о… — Маленькая девочка? — перебил Изуку и резко оживился, не скрывая волнения неосторожно. — Тебе что-то известно о ней? — Какая интересная реакция, — Нейто приставил палец к губам, полностью проигнорировав слова Тодороки. — Известно столько же, сколько сенсей удосужился рассказать. С твоего позволения не стану утомлять тебя речами, кучеряшка. — Аа, да, конечно, прости за это, — Изуку почесал затылок, понял, что слишком бурно среагировал на новость о совершенно обычной девочке. — Возможно, будет лучше спросить его самого! — Возможно, — протянул эхом Нейто. — Пока представление не началось. Изуку, ободрённый этой фразой, подскочил на месте и побежал на поиски учителя. Тодороки и Монома остались наедине; последний наклонил голову, округлив синие глаза, и причмокнул. На мрачное выражение лица Шото он показал букву V указательным и средним пальцами. Шото передёрнуло от этого жеста. Он спешно покинул Нейто — тот, как ожидалось, должен был засмеяться, но Шото ничего не услышал. Айзава сенсей находился за сценой, среди деревянных балок и картонных декораций. Изуку устремился к нему, неловко проходя через препятствия, оставив пару пятен краски на костюме. — Сенсей! Сенсей! Мне нужно поговорить с вами, срочно! — юноша наконец подбежал и только сейчас заметил, что сенсей идёт с кем-то. — Ой, простите. Навстречу ему сверкнули жёлтые радужки глаз незнакомца. Дыхание перехватило. — Мидория-кун, вернись за кулисы, — устало и — к чему это? — предостерегающе сказал Айзава. Мужчина рядом с ним, напротив, весьма заинтересованно уставился на юношу. — Твоё срочное дело ведь может подождать? — Аээ… Изуку нервно сглотнул. Мужчина сравнился с ним — для этого пришлось согнуться напополам без преувеличений, с таким внушительным ростом — и оттряхнул пыль с плеч жёлтого пиджака; его строгий серый костюм в облипку контрастировал с ярким нарядом Мидории, который явно был ему великоват в талии. Мужчина еле слышно усмехнулся, заметив похожие оттенки их волос — у Изуку по спине пробежали мурашки от этого звука. Тот герой, который присутствовал при захвате Восьми Заветов. Невозможно спутать с кем-либо другим. Факт, что Эри недавно могла быть где-то здесь в Академии, подтверждал и это. Значит, лучше пока что не искать её. Пока что. — Мидория-кун, да? — заинтересованно проговорил мужчина. — Мне о тебе рассказывали. Опасно. — Оу, в самом деле? — Мидория едва сохранял спокойствие под пристальными взглядами. — Ээ, и кто же? И ч-что рассказывали? Опасно. — Твои учителя, наставники, — уклончиво ответил Ночноглаз. Изуку вспомнил, как тот ученик из Большой Троицы кричал его имя в особняке Чисаки. Сэр Ночноглаз. — Ну что же ты, посмотри мне в глаза. Изуку отчаянно избегал встречи взглядов, но хватка на его плече становилась сильнее с каждой секундой, будто угрожая. Юноша поднял глаза и только осознал, что Ночноглаз находится чересчур близко. Показалось, какая-то вибрация едва ощутимая сотрясла воздух. Изуку не моргал, копируя мужчину. Опасно. Если так задуматься, он не выглядит настолько сильным. Возможно, предоставится шанс сбить его с ног. В случае чего. Айзава на заднем плане хмурился, следя за ними двумя. Он тоже не проблема. Изуку сделал над собой усилие и отогнал жестокие мысли. Ночноглаз же выглядел так, будто смог их прочесть. И ужаснулся. — Надеюсь, мы ещё встретимся, Мидория-кун, — протянул он бесцветно, шумно выдохнул и выпрямился. — Рассчитываю на это. — Да. Я тоже, — Изуку теперь смотрел на него снизу вверх, но не чувствовал, что мужчина возвышается над ним. В атмосфере застыло напряжение. Взрослые удалились. Аояма и Мина позвали со спины; находясь на свету, они блестели макияжем и предвкушением сцены. — Мидория-я, дорогуш, время подходит, пойдём с нами! — сказали они почти в унисон и потащили за руки. Их выступление вот-вот должно было начаться.***
Изуку опомнился только тогда, когда его вывели прямо на деревянный помост, а в глаза забили лучи софитов и экраны телефонов зрителей. Если бы сцена располагалась не на свежем воздухе, а в закрытом пространстве, было бы куда сложнее перевести дух. Ударили барабаны, зазвучали гитары, прожекторы направились прямо на лица первого А класса. Изуку вдохнул побольше воздуха в грудь, и в этот момент Кьёка Джиро поприветствовала всех присутствующих в микрофон. Музыка заиграла, ноги принялись повторять в такт движения, отточенные репетициями долгими. Песня, сочинённая самой Джиро, повествовала о юном герое, который стремился к высотам, к эталонам, которых видел не раз в пылу битвы; его главным стремлением стала возможность вызывать улыбки на чужих лицах и вдохновлять на свершения своим примером. Пусть лирика и была несколько проста, но она отзывалась в сердцах потрясённых, мелодия только усиливала впечатление. Джиро пела, эмоции окрашивали радугой вечернее небо, сюжет всё нёсся, дальше-дальше, ускоряясь и не позволяя отдохнуть. К концу первого припева дышать стало легче, ритм более не казался столь быстрым не угнаться никогда. Ожидание долгое этого дня, этого момента, заточённого в три минуты, стоило всех стараний и волнения. Пока Изуку был на сцене, ему не нужно было бояться ядовитых взглядов, изучающих его как бы исподтишка, недосказанностей или незнания слепого, неспособности объяснить простые вещи. Изуку хотелось бы, чтобы песня звучала бесконечно. Он отдался ей весь, зная, что это продлится недолго. Среди зрителей находилась и маленькая девочка с белыми волосами, на руках её держал Мирио Тогата. В больших глазах ребёнка отражались гирлянды, разноцветные фонари, тысячи украшений, флажки, целые карусели неизведанного-манящего веселья, того, чего Эри всегда не хватало. Крепкие руки оберегали от падения, страшно совсем не было. Девочка была в полном восторге от всего, что её окружало — её привели сюда прямо из интерната, чтобы поднять настроение, по инициативе Большой Тройки Академии и Айзавы. Стоило песне зазвучать, как реальность стала ещё ярче, хотя казалось, что дальше некуда. Первокурсники в жёлтых и оранжевых образах слаженно исполняли номер, искря в стороны причудами: вот взвилась до небес ледяная скульптура-декорация, вот прозвучала череда фейерверков-взрывов, и вдруг весь зал на несколько секунд поглотила невесомость! — Герой! Герой! Он там! — закричала Эри вне себя от радости и тыкнула пальцем в сторону выступающих. — Деку! Мирио вздрогнул: в толпе их не могли услышать, но испуг окатил волной холодной. Это имя, он ведь знает, кто это, точно знает. Эри кричала изо всех сил, румянец играл на щеках, улыбка же Мирио сползла настолько быстро, насколько пришло осознание. — Мирио? Не может этого быть. Тамаки протянул руки, чтобы принять Эри, но Мирио никак не отреагировал. Его взгляд был прикован к первокурснику на сцене, за которым неотрывно наблюдала девочка, улыбаясь впервые, широко, от уха до уха; Эри была счастлива, что встретила своего героя снова, эмоции били через край. Мирио скорчил лицо так, будто его сейчас стошнит. Тамаки встревоженно проследил, куда он смотрит — Тогата осёкся и отвёл глаза. — Что случилось? Ты увидел кого-то? — Амаджики наконец увидел парня с тёмными кудрями, и его лицо мгновенно приняло страшный вид. — Это… тот самый. Он подорвался к сцене с видом человека, готового на убийство, Мирио стал его оттаскивать как мог. — Тамаки, нет! Это не может быть он! — Ошибиться вдвоём одновременно невозможно. — Подумай об Эри, обо всех гостях, учениках, учителях! Об Эри! — Мирио схватил Тамаки свободной рукой за плечо, в другой продолжая держать девочку. — Нельзя поднимать суматоху прямо сейчас. Остынь. — Мирио, я из-за него теперь беспричудный. Нельзя просто так говорить мне остыть, мы даже не знаем, каким образом он оказался в том же самом месте в тот день, — Тамаки звучал пронзительно-холодно и даже не думал переходить на шёпот; к счастью, Эри обратила всё своё внимание только на сцену. — Я сообщу полиции. — Нельзя, они здесь для охраны, а не для новых доносов, — Мирио безуспешно пытался вразумить друга. — Тогда сэр Ночноглаз должен знать. Если он не узнал всё раньше них самих. Реестр учеников с фотографиями и личными делами ему могли предоставить. Тогата поджал губы так, что они побелели. — Подождём окончания концерта, ладно? Эри хорошо сейчас, давай не будем портить ей вечер. — Почему один я злюсь?.. — заметил тише Тамаки. — Как бы вёл себя ты, если бы у тебя отняли дар? Мирио знал, что Тамаки тяжело. Мирио не мог представить, какие мысли преследовали его по ночам, но Мирио не был равнодушен, отнюдь. Его душа разрывалась на части виной. Он был готов сделать всё, что в его силах, чтобы помочь другу: совместные прогулки с Эри, остывшее кофе из автомата в обеденный перерыв, то, как Мирио от кровати его не отходил ещё в больнице, всего этого не было достаточно, конечно, но что ещё оставалось? Учителя мельком давали надежде воссиять над головами, что причуда Эри поможет вернуть всё на круги своя, но Мирио лишь замечал, как он сам, его Солнце, начинает гаснуть. Лишь девочка с белыми волосами скрашивала дни. Сдавшись, Тогата пообещал обязательно поговорить с сэром насчёт мальчика. Песня оборвалась на выдохе. 1-А класс вышел на поклон, а после скрылся в кулисах под громкие овации и аплодисменты. Эри улыбалась. Ей было достаточно увидеть Деку ещё один раз.***
Выпорхнув за полотна кулис, ребята отдались захватившему облегчению от выполненной миссии: публике понравилось! Они вернули людям улыбки! Изуку нашёл себя в объятиях всполошившихся девочек и парней: даже Иида, наплевав на регламент старосты, который сам составил, обхватил его руками и поднял над землёй, крепко к себе прижимая. Музыка продолжала звучать издалека, программа фестиваля шла своим чередом, в атмосфере застыло воском приятное ощущение тепла. Изуку искал глазами Тодороки, но его нигде не было. К ученикам подоспел Всемогущий, чтобы поздравить с успешным номером. Очако выпустила раскрасневшегося Изуку из объятий, оставляя сенсея наедине с учеником. — Это было замечательно, малыш, — похвалил Тошинори искренне. — Рад, что ты повеселился с друзьями. — Мне было очень приятно видеть улыбки на лицах! — Изуку почувствовал жёсткую, но бережную ладонь в волосах, и чуть взвизгнул от удовольствия: наставник трепал его по голове, выражая гордость. — Это было так здорово! Тошинори разделял полностью восторг. — Мой мальчик, ты славно поработал сегодня, это очень ценно. Я правда очень горжусь тобой, — мужчина помедлил. — Но вообще, м, я пришёл ещё и за тем, чтобы предупредить тебя. Тсукаучи вернулся в город, завтра, думаю, он будет допрашивать тебя в участке. В последнее время даже меня он не вводит в курс дела, не знаю, чего следует ожидать. Возможно, за тобой даже приедут. Изуку поджал губы. Ему уже говорили об этом, и взгляд Ночноглаза на пару с Айзавой-сенсеем не предвещал ничего хорошего. Изуку ведь не глупый мальчик. — Просто… хотел пожелать удачи? Верю, что всё будет в порядке! — Всемогущий поднял кулак в жесте подбадривающем. — А пока что посвяти вечер тому, чтобы радоваться со всеми вместе и не жалеть ни о чём! Кацуки Бакуго в одиночестве направился ко входу в школу — путь к нему лежал через Комнату Страха ребят с общеобразовательного курса. Изуку подумал, что самое время послушаться совета наставника. …Поблагодарив с горячим сердцем Всемогущего, Изуку последовал за Кацуки и оказался в коридоре под стадионом — здесь во время Спортивного фестиваля располагались комнаты ожидания для участников. Кацуки скрылся в одной из них, и Изуку робко открыл дверь, не решившись постучать. — М, Каччан? — он осторожно просунул голову в проём; Кацуки не испугался, видимо, догадывался, что за ним следуют. — Ты спустился, а все угощения разобрали. Я-я прихватил тебе, самое острое. Будешь? Кацуки не выдавал ни одной эмоции — в любой другой ситуации он бы по меньшей мере нахмурил брови и съязвил бы что-нибудь. Не в ситуации, в которой они оказались сейчас. На фоне резко побледневшей от горя неизмеримого кожи его синяки под глазами наводили ужас. Изуку сглотнул. — Я понимаю, что, возможно… то есть, нет, с полной вероятностью, эм, тебе… в общем, если нужна будет помо… — Иди веселись со своими друзьями, задрот, — бесцветно сказал он, отвернувшись. — Что толку тянуть улыбку на потеху уродам, которые только и ждут нашего следующего несчастья. Я этим лицемерием сыт по горло. Изуку опустил взгляд виновато, продолжил стоять, протянув коробочку с угощением, будто бы завис. Кацуки выдохнул. — Слушай, ну что тебе нужно от меня? Может, оставишь меня в покое хоть раз в жизни? — он говорил вяло, но после повысил голос. — Прекращай уже… — Об этом я и хотел поговорить. Изуку стиснул кулаки. Именно сегодня. Потому что завтра уже не будет возможности. Ему просто необходимо это сказать. — Потому что, какие события ни происходили бы, я всё не мог перестать идти за тобой. Мы не друзья, — он сделал шаг вперёд и пошатнулся от своих же слов, — уже нет. Друзья детства… это всегда было словно неприятным клеймом для тебя, верно? А я всегда меньше всего хотел быть каким-то грузом тебе. Если вдруг оно служит лишь оковами, мешающими двигаться дальше, я… я оставлю тебя. Кацуки расширил глаза. Изуку согнулся как можно сильнее под гнётом боли оброненных фраз и подступающей к глазам влаги. По дороге сюда он настраивал себя на спокойную речь, без эмоций, репетировал фразы, почему в нём столько всего накопилось? — Я не могу знать, как тяжело тебе было всё это время и как тяжело тебе сейчас, мне правда очень, очень жаль. Этот фестиваль и эта школа, все светлые дни с одноклассниками, с тобой, всё может закончиться для меня сегодня. Как только мне представится шанс, как только я отвечу за свои ошибки, я покину тебя. Покину тебя и больше не стану отягощать своим присутствием, — его плечи дрожали, но зарыдать в полный голос, как требовала того душа истерзанная, почему-то не получалось. Изуку просто стоял, согнувшись, и часто-часто моргал, то ли пытаясь прекратить поток слёз, то ли надеясь, что заплачет окончательно. — Если бы я только мог хоть как-то отмотать время и… Исправить всё. Вернуть Киришиму. — Эй. Перестань. — То, что случилось, я просто не мог… мне так… Разве не аттракцион невиданной щедрости — дать ему последний луч надежды, чтобы быстро его забрать? Кацуки встал со своего места и подошёл ближе. Изуку лишь почувствовал, как сильные сухие руки обвивают его шею и спину и чуть сдавливают, — и задержал дыхание. Кацуки обнимал его. По-своему, несколько неуклюже и будто боясь прикасаться (вдруг в Изуку целых костей не останется? вдруг с ним что-то снова случится, если как-то неправильно подышать?), но Кацуки обнимал Изуку. В голове крутилось бесчисленное количество мыслей в этот момент, Изуку не знал, должен ли он обнять покрепче в ответ или оттолкнуть, ударив посильней, может, расплакаться? Он был бы счастлив остановиться на последнем, но слёзы предательски не вытекали наружу, только щипали глаза. Коробочка с едой выпала из рук. Кацуки долгое время не отпускал, хоть и старался не прижимать к себе сильнее. Руки Изуку держал при себе, боясь как-то испортить момент, но, когда всё-таки решился обнять в ответ, Кацуки не позволил этого сделать, испугавшись будто. Оба не знали, что сказать. — Бесишь, — процедил сквозь зубы Кацуки еле разборчиво. — Невыносимый. — Каччан… — Думаешь, я всё понимаю? Да ни черта я не понимаю. Изуку выдохнул. Ох, это он о том разговоре на тесте, в котором их поставили в пару? Как много дней с тех пор прошло. Как сильно изменились они оба за это время. Изуку наконец сжал Кацуки за плечи в ответ — так они простояли ещё несколько мгновений. После Кацуки фыркнул и отпустил окончательно: лёгкий жест рукой дал понять, что он разрешает сесть рядом, прямо на край стола. Изуку, позорно шмыгнув, устроился справа. Такояки из коробочки осталось целым и довольно вкусным; Изуку почерпнул самую каплю соуса, но его лицо всё равно покраснело от остроты — Кацуки на это тцыкнул в насмешке беззлобной. Сам он спокойно окунал шарики плотного теста в красную жижу и съедал целиком. Ему вроде даже нравилось. — В детстве тебя вообще рвало от такого, — хмыкнул Кацуки, отправляя в рот последнюю вкусность. — Сладкого бы себе чего-нибудь взял. — Я уже объелся, если честно, — Изуку улыбнулся благодарно. — И ты знаешь, что я больше что-нибудь мясное люблю! — От шоколадок ты никогда не отказывался, однако. — И ты всегда отдавал мне свои. До определённого момента. Комната снова заполнилась молчанием. — Тебе ведь потом поставили брекеты, да, Каччан? — Не начинай. Самое уродливое, что только может быть на свете. Изуку рассмеялся. То, как Кацуки отзывался о тех временах, пусть и коротко, но своим обычным разговорным тоном голоса, теплило грудь. Вот бы всегда было так. — Странно помнить всё это, — Изуку устроился поудобней и вдруг хехнул от внезапного осознания. На вопросительный взгляд Кацуки он добавил тише, но значительней. — Ты сгорел в лаве, Каччан. Кацуки непонимающе склонил голову. — Когда мы переправлялись через реку по бревну, ты сказал, что внизу — бушующая лава, — продолжил Изуку с улыбкой. — А потом ты свалился. Не помнишь? — Нет, — твёрдо и холодно. И это было ложью. Кацуки помнил всё. — Мне жаль, если тебе больно вспоминать о тех днях. Наверное, всё, что связано со мной, приносит тебе неприятные ощущения. Прости. Кацуки сжался сильнее, обнял себя за колени и свернулся на краю, выглядя совсем… обезоруженным. Уязвимым? — Может, я вообще собирался начать по новой. С чистого листа, в новой школе, с новыми людьми, — бубнил он угрюмо. — Это сложно, если ты рядом. Как чёрт из прошлого. Сложно, когда пытаешься завести новых друзей, а все вокруг говорят о друге детства, с которым хотелось бы оборвать все связи. Изуку сдвинул брови в сожалении. — Может, и мне хотелось чего-то нового. — Я знаю, Деку. Я знаю. — Нам обоим просто немножко не повезло в этом? — Скорее всего, задрот. Изуку заулыбался снова. Кацуки повернулся к нему, чтобы посмотреть, как веснушчатое лицо вновь начинает светить чистой эмоцией: такая редкость в эти хмурые дни беспокойства и тревоги. Как бы Бакуго ни хотелось отгородиться, он продолжал наблюдать со стороны за сменой ярких красок к отчаянию и тоске в лице Изуку. Может, им обоим никогда и не предназначалось расстаться. Но ведь Изуку сказал, что покинет его. Кацуки нахмурился. «Потерять ещё одного?..» — Как у тебя с этим вообще, поди всё же лучше, чем у меня, а? — Кацуки выпрямил ноги и откинул голову. — Староста и щекастая о тебе только и трындят, когда пропадаешь. — Они правда мои очень хорошие друзья, — Изуку кивнул, переполненный искренностью. — И Тодороки? — на удивление, Кацуки не назвал прозвища, спросил с какой-то осторожностью явной. — С тобой вечно в общежитии таскается. Изуку не ответил, только несмело кивнул во второй раз и скромно потупил глаза. Кацуки поджал губы. Изуку решил увести диалог в другую тему и хихикнул. — Помню, как ещё в младшей школе ты восхищался, цитирую, «крутыми старшими мальчиками». Было очень забавно. — Прекращай. — В этом ведь нет ничего постыдного, Каччан. Всё в порядке, никто не осудит. — Дело не в этом, — сказал Кацуки мрачно, согнувшись. — Просто я… не до конца разобрался ещё в этом плане. — Это… тоже нормально. Я тоже пока в раздумьях. Не то чтобы мне вообще хотелось отдавать большее предпочтение чему-то одному. Ну очевидно. Что ещё ожидалось от такого как Изуку. — Девчонки говорили что-то о тебе. С общеобразовательного, — прочитав удивление на его лице, Кацуки надулся. — И парни тоже. В столовой чуть ли не во весь голос обсуждают. Не то чтобы мне было интересно. — Как странно… — Изуку в задумчивости почесал подбородок: с самых ранних лет он был крайне убеждён, что его внешность, характер, личность, что угодно, не в состоянии привлечь в… таком плане. Уж тем более, когда к этому прилагалась беспричудность. Впрочем, с приходом в Юэй эта череда, видимо, прекратилась, признавать такое было непросто. — О, помнишь своего друга из средней школы, темноволосый такой, м, ещё с выбритым затылком, ну, знаешь? — Не помню имени. — Ахах, просто в один момент, честно, не знаю, как так случилось, но он начал, кхм, оказывать мне? Знаки внимания? — Ну и стрём. — Но он правда был очень симпатичный? — Причёска, и всё, — Кацуки сморщил нос пренебрежительно. — Не знал, что ты фанат такого. — Возможно! Изуку засмеялся. Кацуки же притих. — А я собирался покрасить Киришиму, знаешь, — пробормотал он, помолчав. — У него уже начали отрастать тёмные корни, и я купил банку красной краски. Стоит на полке теперь. Может, мне на себя вылить? М? Как думаешь, говори. — Я думаю, тебе хорошо и так. — Задрот. Ну вдруг мне пойдёт? — Светлые волосы очень красивые, Каччан, не крась их. — Что же мне тогда делать? Вопрос поставил тупик. Изуку расслышал безысходность щемящую в голосе, Кацуки не мог сказать это с такой интонацией, чтобы просто поинтересоваться, куда же деть несчастную банку краски. Горло сдавило виной. После всего, что они пережили вдвоём, о чём сумели вспомнить сейчас, Изуку не имеет права рассказать о том, что не даёт спать по ночам, терзает так мучительно, передаётся ядом по воздуху, постепенно отравляя и Кацуки. Обстоятельства сложились таким гадким образом, так несправедливо, что только сбегать в лес и выть. А Изуку сбегать уже нельзя, теперь за ним следить будут тщательней, теперь любой неверный взгляд — ошибка смертельная. Гадство. Изуку был готов прямо здесь признаться во всех грехах, надеясь даже на то, что после Кацуки просто отшибёт память, но хотя бы станет легче от признания, как вдруг зазвонил телефон. Изуку дёргано принял звонок. На другом конце Мина — всё ещё в компании Аоямы, судя по щебету на французском на фоне, — попросила со всей любезностью принести ещё что-то из реквизита. Одна из декораций слетела после выступления, никто не пострадал, но её следовало починить до того, как о произошедшем узнали бы учителя. — Иди давай, без тебя не справятся совсем, — Кацуки фыркнул и мягко ткнул в бок. — Я в порядке буду. Как и всегда, чтоб ты знал. Изуку не хотелось уходить, но Кацуки смотрел так, что было ясно, отказы не принимаются. В конце концов, Изуку правда немало времени провёл здесь. Странное тягучее, как нуга, ощущение зародилось внутри в районе сердца. Это было вроде как даже приятно. Изуку попробовал помахать рукой, прощаясь. Конечно, Кацуки всегда будет делать вид, что он в порядке. — И вообще, если начистоту, — Изуку обернулся, чтобы увидеть, как Кацуки вновь сворачивается калачиком, становясь меньше в два раза, — смотреть изнутри — херня какая-то. Не работает. Пробовал, не получилось. Ну, топай. Изуку не понял, к чему это он. Кацуки продолжил грызть себя, грызть беспощадно, совсем один в пустом здании. Пахло гарью и карамелью.***
Шото так же прошёл через Комнату Страха, ранее, чем это сделал Кацуки — буквально проскользнул через свисающие с потолка тёмные ленты, имитирующие джунгли, и поднялся к одной из классных комнат. Не имело значения, какой именно — здание всё равно было пустым. Впрочем, камеры видеонаблюдения никто не выключал, а система защиты работала исправнее обычного, улучшенная специально для такого праздника, поэтому Шото с трепещущим сердцем скрылся от посторонних глаз, постоянно стирал историю звонков и поиска, боящийся неизвестной угрозы, которая лизала спину фейерверками. ???: Парень, здесь просто куча полицейских кругом, ты уверен? Тодороки: Их не должно было быть здесь. По крайней мере, в таких количествах. Мне очень жаль. ???: Возможно, перенесём на другую дату? Тодороки: Я не могу позволить этому случиться в какой-либо другой день, у нас совсем нет времени. ???: Становится опасней. Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь. За большим окном взорвался настоящий салют. Шото, никогда не видевший его, ещё и так близко, вздрогнул. Тодороки: Вы в радиусе действия? Прошу вас, постарайтесь не попасться. — Тодороки-кун? Шото чуть не подпрыгнул на месте и неосторожно ахнул. В следующую секунду его тело сковало настолько, что зажигалка выпала из руки — к счастью, фитиль не был зажжён. — Стой, где стоишь. И не шевелись. Тот, кто точно не был Изуку, но звучал как он, прошёл в класс и встал перед Тодороки: у того от злости забурлившей зашевелились желваки на скулах. Действие причуды забирало способность двигаться, но говорить пока что позволяло. Шинсо пнул зажигалку в угол, чтобы не мешалась под ногами, и посмотрел под потолок — камера наблюдения не мигала красным огоньком, значит, не была включена. Полностью обвитый бинтами по образу мумии, Шинсо подолгу не мигал, отлично входя в роль, а куски кожи, выглядывающие из-под белых лент, развязанных будто чтобы придать хоть какой-то человечности облику, только сильнее сбивали с толку. Шинсо, вопреки своим стремлениям стать героем, не гнушался выглядеть зловеще. — Денки нервничает? — проскрипел он металлически, тембр настоящий смешался с голосом Мидории, придавая ему по-странному красивый эффект. Почему-то Каминари он называл по имени. — Или твои проделки, м, Тодороки-кун?***
Изуку выбежал на улицу и направился сразу в сторону общежития — на первом этаже точно должно было остаться что-то из запасного реквизита. Гости фестиваля уже не стояли перед сценой, а разбрелись по всей территории, поэтому не было нужды пробираться через толпу. Его окликнул высокий женский голос. — Мидория-кун! Юноша обернулся: к нему подошла миловидная девушка невысокого роста в укороченных джинсах и светлой футболке с рукавами-фонариками в оборках. В руках у неё был кружевной зонтик от солнца, хотя светило давно ушло на покой, уступив луне. Свежий ночной воздух свербел в носу. — Здравствуй! Видела тебя со сцены, ваш номер был такой классный, очень здорово! — Простите, мы знакомы? — Изуку смущённо оглядел её с головы до ног, пытаясь усердно признать хоть что-нибудь из черт лица или одежды. — Ах, прости, мой внешний вид и правда немного смущает, ахаха! — девушка поправила большие круглые очки и, улыбнувшись пошире, помахала рукой, словно находилась вдалеке. Её мягкие вьющиеся волосы дёрнулись от движения. — Привет! Я Тору. Хагакуре Тору! Изуку показалось, что он ослеп или у него помутился рассудок от впечатлений накативших — что угодно, любая отговорка должна сработать, лишь бы не воспринимать действительность, не такой, как она предстала сейчас. Нет, такого не может ведь быть, как Хагакуре-сан, пропавшая без вести почти что полгода назад, стоит сейчас перед ним и улыбается как ни в чём не бывало? Как он вообще в состоянии её видеть? Что случилось с её причудой невидимости? Это ошибка. Ошибка. Какого чёрта никто из класса не знал о её возвращении? Тору же продолжала расхваливать выступление 1-А, словно разлуки никакой и не было, словно её не похищали злодеи, словно она виделась с Изуку каждый день в классе, с такой невинной улыбкой, что резко начало тошнить. Изуку перестал что-либо понимать, его начало пошатывать, ощущение было такое, будто по голове ударили чем-то со всего размаху. Поэтому он и не заметил сразу, как к ним приблизились несколько полицейских — в глазах двоилось, невозможно сосчитать. Двое, четверо? — Спасибо, Хагакуре-сан, дальше мы сами, — сухо и рвано отчеканил один из них. — Мидория Изуку, вы подозреваетесь в содействии преступлению и умышленном сокрытии правды следственным органам, что также карается по закону. Его подхватили под локти. Сильные и жёсткие руки в перчатках. Он не успел даже вздохнуть. — Н-на каком основании? — прохрипел юноша, когда на его запястье нацепили специальный наручник, блокирующий на время действие причуд. — Стойте, почему так резко… — Вы обещали, что наручников не будет, — Хагакуре отступила, сминая оборки; она больше не смела смотреть Изуку прямо в глаза. — Он ведь только подозреваемый! Изуку выкрикнул её имя в панике, его охватил страх, кромешный ужас, всё перед глазами плыло, голова кружилась, ноги подкашивались. Что происходит! — Прошу, только не сейчас, я уверен, это какая-то ошибка… — он пытался вырваться, ощущая себя совершенно беспомощно. — Мне обещали перерыв до этого дня! — И день закончился. У вас есть право молчания, всё, что вы скажете сейчас, может быть использовано впоследствии против вас в суде. Полицейские были неумолимы, холодны, абсолютно равнодушны: ни просьбы Хагакуре, ни крики Изуку не могли их остановить. Оставалось только упираться ногами, звать на помощь (Всемогущий?..), пробовать хоть как-то образумить и умолять не сжимать так немилосердно побитые и без того руки. На полпути к воротам за их спинами раздался мощный взрыв — Изуку обернулся и не смог даже закричать от ужаса: необузданная стихия объяла здание, пыша жаром. Паника окутала всю территорию Юэй, гости бросились врассыпную. Деревянная сцена начала обваливаться, продавцы ларьков побросали свои товары и смешались с толпой. Воспользовавшись замешательством, Изуку вырвался из рук полицейских и рванул прямо в здание. Его тянуло туда непреодолимо, никто и ничто не могло стать преградой. …Несколькими мгновениями ранее Каминари нажал на переключатель — зазвучала сирена, оглашая всё здание протяжно и с тревогой. Призрак Киришимы на другом конце коридора задохнулся, сверля кровавым взглядом двух пустот — теперь они служили ему глазами. Денки смотрел на него, не отрывая руки от рычага; жёлтые глаза светились в темноте тяжёлым, сильным чувством. Денки знал, что Шинсо после этого его, наверное, убьёт. Уже ничего нельзя было исправить. Нестерпимо пахло гарью, дым плотной завесой застилал глаза, блоки рушились и грозились рухнуть прямо на голову в любой момент. Изуку сразу зашёлся в болезненном кашле, но он зашёл уже слишком далеко, чтобы его кто-нибудь вытащил. Не видя перед собой ничего, он бежал, натыкаясь на стены, от вспышки адреналина не разбирая, горит ли он сам или просто так кажется от пылающих досок кругом. — Каччан! — снова кашель. Так он долго не протянет. — Каччан, отзовись! Если он не выберется оттуда сейчас, он рискует погибнуть в обломках и огне. Изуку продирался, склонив голову, страх подступал, окружал, как и стихия, однако, спустя, казалось, целые часы — всего несколько минут — со стороны выхода, наполовину заваленного обломками, послышался знакомый голос, зовущий по имени. Изуку вздохнул с облегчением, признав Кацуки, и закашлялся ещё сильнее. Его, успевшего покрыться копотью и грязью, вытащил из завала кто-то из героев и сразу же отдал в руки трясущегося в лихорадке Тошинори. Всё объял хаос. Катастрофа разрушила быстрой поступью Академию, и хоть пожарные подоспели и сразу принялись тушить, огонь уничтожил значительную часть здания. Система безопасности не сработала в ту самую секунду, когда на территорию ворвались поджигатели. Шото Тодороки не успел прибежать вовремя — ревел и плакал. Учеников, преподавателей, героев и гостей увели подальше от эпицентра, чтобы пожарные спокойно завершили свою работу. Глядя с расстояния на масштаб трагедии, Изуку заторможенно следовал указаниям, но в последнюю секунду взвыл, не по-человечески, по-звериному, и бросился обратно к зданию, отчаянный, раненый окончательно. Всемогущий остановил его, крепко обнял, прижимая голову и слушая громкие рыдания. Все вокруг принимали их горечь, даже полицейские выключили лампы, чтобы не резали глаза. Юэй горела. Злодей в тёмном плаще, болтая ногами, сидел на краю крыши одного из зданий совсем неподалёку и наблюдал не без упоения, как от знаменитой геройской школы валят столбы дыма. — Я понял твою метафору слишком буквально, — Даби хмыкнул и упёрся подбородком о поставленные на колени руки. — Пиздец твоей шараге. Зато какое представление! «С огоньком», действительно. Жаль лишь, мне нельзя было зажечь лично — синий цвет слишком узнаваем. Он повернул голову: в стороне сидел седой джентльмен в старомодном костюме с большим воротником и широкими штанами. Его необычно закрученные усы опустились под натиском скорби и сожалений. Даби ухмыльнулся, разрываемый гордостью за себя и свой план. — Интересно, когда же мы встретимся снова, братишка, — протянул он в пустоту, неизвестно кому. — Буду ждать с нетерпением.Заметки>> Неделю назад, 23:07: Сегодня он впервые улыбнулся по-настоящему. Улыбнулся мне.