***
Тамаки Амаджики тяжко вздыхал, сжимаясь в комок на неудобном жёстком стуле участка. Уже второй месяц он ожидал своей очереди, учитывая безмерное количество свидетелей и подозреваемых в столь непростое время, и наконец, его пригласили на допрос. — Ничего серьёзного, лишь подстраховка, не красней так. Вероятно, ты просто забрёл не в тот район, верно? Тамаки кивнул, нервно жмурясь. Внутри адское желание почесать ладони множилось: своего рода привычка во время волнения сильного. — Тебя нашли совсем недалеко от… заведения, в котором, как позже выяснилось, находилась группа людей, поддерживающих деятельность преступной Лиги. Судя по твоему внешнему виду тогда, ты попытался дать отпор? Тамаки снова кивнул. Нет нужды оправдываться или объясняться, когда ни в чём не обвиняют. Знать о диалоге с самим лидером Лиги никому не обязательно. — Что ж, по данным экспертизы, ты не подвержен влиянию никаких, так сказать, аморальных убеждений сих участников. Не вижу ни одной причины задерживать тебя здесь и отнимать ещё больше времени, к тому же, ты здорово помог одним своим нахождением вблизи той локации поймать нескольких нарушителей. Благодарим. Тамаки, задевая лбом лампу, потирая ушибленное место, вышел из кабинета, в который даже не была заперта дверь. Целых два месяца он боялся продолжать поиски некоего Даби, который мог привести к Мидории — неизвестно, чем бы завершился подобный подозрительный манёвр, пока Тамаки был на учёте. Освободившись сейчас, он, пусть и с угасшим несколько рвением, ввиду течения времени, станет искать снова. По слухам из внутренних источников, Кая Чисаки поставили в статус «неизвестно», так что найти и его не следует и мечтать. «Если Мидории известно хоть что-нибудь о его местоположении, возможно, я сумею… вернуться», — рассуждал Тамаки. Не заметить просто огромного рослого парня, опять шумевшего на пару с полицейской, было просто невозможно. Тамаки примерно помнил его лицо, да и все на участке, видимо, натерпелись его выходок и оглушительного смеха (серьёзно, когда он уже отсюда свалит?). — Ты тоже на боях был? — гаркнув приветствие, Инаса протянул руку. Тамаки ощутил себя совсем крохотным по сравнению с ним. — Аээ, нет… Нет, на боях не был ни разу. — Эт зря, очень много пылких ребят упустил! Ой, в смысле, — встретив осуждение взглядов со стороны, Инаса тут же исправился, — ну их, и хорошо, что прикрыли! Дай поговорим в сторонке, раз тебя тоже освободили на сегодня. Тамаки беспомощно поплёлся за ним, не имея смелости отказать. Чесотка усилилась, как и желание раствориться бетоном в ближайшей стене. — Я здесь… по ошибке, честно. Сказали, больше опрашивать не будут, — осторожно добавил Амаджики, как бы намекая, что очень, очень-очень хочет уйти. Этот весьма шумный парень пугал его. — Блин, везунчик! Я уже вон скока мучаюсь с ними, воюю! Ну нравились мне ребятки на зрелищах, что уж поделать. Не значит же это ведь, что я поощрял зверства всякие, — Инаса энергично закивал и резко наклонился, заставив Тамаки вздрогнуть. — Держу пари, пара-тройка из этих доходяг сами ходили и ру-ко-плес-ка-ли. Вот зуб даю, ходили. А меня в предрасположенности к преступностям обвиняют, чудилы. Циферки какие-то в личном деле пишут. Тамаки сглотнул, понимая, что под «доходягами» Инаса подразумевает служащих участков. — И, эээ, что собираешься делать теперь? — Ты же кого-то ищешь? По глазам вижу, ищешь, туда-сюда рыскаешь, хех. Иначе зачем тебе было ползти в такую глушь к преступникам всяким? А вот Инаса обо всём догадался! — стук кулаком по груди. — Колись, на кого нацелился. Мне можно доверять, правда, никто почему-то надолго не остаётся, но я секреты не выдаю, не-а! Экстравертность этого парня была отличной от Мирио, более… режущей, неприятной, сковывающей. Тамаки всё на свете бы отдал, чтобы снова стоять с Мирио наравне, снова прислушиваться к нему и класть голову на плечо, ища успокоения, но Мирио сейчас далеко, Мирио запретил искать мести, Мирио не может понять. Сглотнув ещё раз, набрав в лёгкие побольше воздуха для смелости, Тамаки делает крошечный шаг вперёд — настолько крошечный, что Инаса, кажется, его даже не замечает. — Я ищу бывшего первокурсника Академии, Мидорию Изуку. Вроде как, его прозвище Деку? Я не… — Угу, угу! — перебивает Инаса медленную речь Тамаки с загорающимися глазами. — …уверен, что он сможет помочь мне в поисках одного злодея, но он явно был замешан в одном крупном событии, повлиявшем на меня. И я, мм, я хотел бы… хоть какую-то информацию получить. — Ага, ага! Ну значит вместе пойдём! Как так выходит, что все поголовно этого мальчонку ищут? — Инаса загоготал и больно захлопал Тамаки по спине. — Что он за зверь такой? Мне показался щупленьким, когда впервые увидел. — Тебе удалось столкнуться с Мидорией? — недоверчиво сощурился Тамаки (неслыханная дерзость!). — Он как-то навредил? Напал первым? — Ваще нет! Убегал как миленький, пока я его в угол не загнал. Тамаки хмыкнул. Как же тогда этот парень пробился в преступную группировку? Мотнув головой, Тамаки сделал ещё один шаг навстречу, уже не такой крошечный. — Расскажи всё, что знаешь, пожалуйста. Я отплачу тем же, хоть та операция и была конфиденциальна. — Замётано! Чувствую, наконец-то сотрудничество с кем-то будет пло-дот-вор-ным! Когда Инаса сжимает ладонь до хруста в костяшках, Тамаки всё больше начинает жалеть, что не может развернуться и убежать к своему солнцу. Теперь солнце осталось без пожирателя, но, возможно, чисто в теории, Тамаки удастся вернуть свою прежнюю форму поскорее, потерпев присутствие неизвестного горланящего недоразумения с мощными руками и клыкастой улыбкой.***
Шинсо теперь не заходит в бар. Собирая волосы отросшие в пучок, закрепляя какими-то завалявшимися резинками, Каминари надевает красную рубашку и встаёт за стойку. Район необщительный, закостенелый, и его без протеста обучают всему нужному, чтобы смешивать алкоголь и разливать по стаканам. В первый и последний раз при виде его в подобном обличии в подобной обстановке, Шинсо померещился звон от пролетевшей мимо уха пули, и он, развернувшись, скрылся за углом. Колени дрожали от тревоги. Отговорить Денки от подобной работы, впрочем, Хитоши не стремился, тем более, деньги не были лишними. Денки научился пить алкоголь, немного, маленькими глотками, но возвращать его в трезвое состояние было всё ещё затруднительно. Шинсо не возвращался на квартиру подолгу, пропадал неделями. Сама мысль, что он может пересечься с Мидорией или Тодороки, побуждала сломать что-нибудь, свои кости или стену. Когда дверь в морг снова оказалась открытой, он крепче сжал в руках дубинку (добытую правдами и неправдами). Разумеется, его уже ждали, сверкая улыбками. Он не вслушивался в их слова. Он даже не попытался обработать вопросы, которые задавали эти люди из мафии, а спросить они явно хотели о чём-то гнилом. Гнилом гнилом гнилом Мидории, которого он хотел прихлопнуть, которого он хотел зарезать, придушить, уничтожить, растоптать, сдать… — Всем стоять! — рявкнул Хитоши, сам испугавшись громкости своего голоса, и зажёг глаза фиолетовым. Прежде чем успел испугаться, он сам замер на месте, не ожидая, что сработает. Все мужчины стали неподвижны. По его велению. Хитоши шумно сглотнул, слышно было только движение крови в висках. Лишь спустя минуту, в которую незнакомцы едва ли дышали, Хитоши осознал, что его причуда активировалась сразу на нескольких. Ох. Это… многое меняет. Прежде ему и не снилось такое. Он ещё раз обвёл глазами комнату, чувствуя, как с нарастающей скоростью теряет здравый ум, обратно пропорционально осознанию опасности. Реальность поплыла морщинами, но он не мог засмеяться своему маленькому триумфу в лицо, не мог заплакать от осознания, как низко он пал. Сил на что-либо, кроме мысли «это поможет в дальнейшем», не было. Он потребовал дать ему пистолет и быстро набрал Каминари. Шинсо: сегодня. готовься, я пригоню машину Денки долгое время не отвечал, но было видно, как он что-то печатает и стирает. Каминари: через часс?? Шинсо: ты не понял. сейчас же. Каминари: мы так не догоааривалист эээ у меня ещё полчама до закрытия Шинсо: за эти полчаса я уже всё закончу. Хитоши не стал даже просматривать, что Денки (опять пьяный? дубина) написал в ответ, он помчался к своей квартире, сквозь холод и сильный ветер, с ухмылкой заметив, что свет горит в одной комнате. — Собирайся. Мы поедем за деньгами. Как удачно сложилось, что Изуку остался в этот вечер один дома. Впрочем, если вечно бдящий Тодороки увязался бы следом, Шинсо справился бы с обоими. Изуку, с удивительной покорностью, последовал за ним — увидев автомобиль, неловко заметил: — Не знал, что у тебя есть машина. — Она не моя. И всё, что в багажнике, тоже не моё, — усмехнулся Шинсо, садясь в кресло водителя. Изуку почувствовал кожей страх. — Ты… украл это всё? — шок перетёк в сожаление. — Зачем. — Чтоб незваных гостей, в том числе и тебя, накормить, — Хитоши повернулся к заднему сидению, уже не боясь зелёных глаз, нет, он не боится, он этому чудовищу сердце разорвёт. — А ты думал, откуда у нас деньги? — Ты же вроде ходил на работу? — Умоляю. Думаешь, на одних сменах в морге заработаешь? Это тебе не героем людей спасать. — Отвернулся и положил руки на руль. — Поедем с тобой к круглосуточному, там кассу и прикроем. — Выпусти меня из машины. Как Изуку ни дёргал ручку, она не поддавалась. — Нет, ты поедешь со мной. — Это аморально. — Ты человека убил, и будешь мне про мораль затирать? — смех раздался такой ядовитый, что Изуку только к самому концу поездки осознал, как больно стискивает зубы. — Раз трусишь, можешь рядом постоять, посмотреть. Изуку не мог сбежать, не мог даже протестовать или просить передумать, Хитоши был неумолим, и куртка отцовская его неумолимо трещала под силой ветра, и Изуку сам чувствовал, как дрогнет в одной толстовке. В крошечном магазинчике на углу был всего один покупатель в такое позднее время. Изуку понимал, что, если Шинсо хотел бы нажиться на чужой кассе, он мог бы выбрать место получше. Нет, очевидно, это было лишь предлогом, чтобы завести подальше от квартиры. Чтобы никто не нашёл. Нет, чтобы Тодороки не нашёл. Напряжение продлилось недолго: дождавшись очереди у кассы, Шинсо спокойно, с протяжным усталым вздохом, достал прямо из кармана пистолет и приставил ко лбу перепуганной продавщицы. Изуку задержал дыхание, сильнее сжимая пальцами ткань маски на пол-лица. Минуту заполнило только перемигивание старых ламп под потолком, казалось, всех одновременно, даже самого Шинсо, сковало осознанием угрозы. Ещё одна минута молчания. Он медленно развернулся, не разгибая руки с оружием. Теперь дуло было направлено прям меж глаз Изуку, на расстоянии не более метра. Изуку инстинктивно захотел шагнуть назад, но Хитоши всем видом показал, что это может стать его последней ошибкой. Изуку осторожно поднял руки вверх. Тишину норовило разорвать криком. — Что это значит. — Я так давно мечтал об этом, не представляешь. Не двигайся, пристрелю сразу, — тихий голос Хитоши дрожал, но рука удивительным образом оставалась тверда. — Эти двое будут нашими свидетелями. Так мне спокойней. — Прошу, у меня дома дети, — жалобно прошептал пожилой покупатель, стоявший в очереди перед ними; он пригибался к земле, едва стоя на ногах от ужаса. — Какое мне дело до твоих отпрысков? — ядовито, но безучастно выплюнул ему Шинсо и снова повернулся к Изуку, принимая более удобную позу. — Когда уже конец твоему лицемерию? — О чём ты. — Заткнись! Когда уже ты сам откинешься? Сколько ещё мне терпеть! — Хитоши затряс рукой с пистолетом, и остальные трое в помещении пригнулись. Хитоши плакал. — Почему ко мне приходят неизвестные люди, которые ищут тебя, и грозятся меня убить? Что это всё значит! Изуку по-прежнему не шевелился, глотая новую информацию, ощущение мнимое боли холодило кончики пальцев и ушей. Если он постарается выхватить оружие у Хитоши из рук, могут пострадать люди. Может пострадать и сам Хитоши. Неважно сейчас, кем были эти люди. Сейчас важно, как остаться в живых и спасти двух свидетелей. Почему он не применяет свою причуду? — Давай успокоимся. Ты хочешь поговорить? — спокойно, насколько мог, выдавил Изуку. — Что это были за люди? Кто меня искал? — Мафия какая-то! — Шинсо схватился за пистолет уже двумя руками. — Стрелять буду! Скажи мне, какого чёрта на тебя ещё и иностранная мафия нацелилась? В какое дерьмо ты успел вляпаться? — Я не знаю. Честно не знаю. Опусти пистолет, прошу. — Не подходи, мать твою! Череда выстрелов, направленных вразнобой в стороны. Изуку ощутил, как пуля стремительно пролетела в паре сантиметров от его уха, и схватился за голову, вскрикнув. Хитоши округлил глаза от ужаса, будто бы противясь самому себе и с самим собой борясь, и накинулся с воплем, пока Изуку оставался беспомощен. Под звуки их драки в истерике выбежали из магазина продавщица и покупатель. Хитоши схватил Изуку за волосы и несколько раз с силой приложил его голову об пол; пистолет от резких движений благополучно укатился куда-то в угол. Ослабевшие болезнями, оба тяжело дышали, пытаясь ударить посильней — Изуку прилетело по челюсти и в грудь, Хитоши в ногу и шею. В ход пошёл даже карманный нож, который Хитоши выхватил из чужого кармана замызганной толстовки. Изуку закашлялся от пропахшей сигаретным дымом куртки Хитоши и, воспользовавшись секундным замешательством, отпихнул его со всех оставшихся сил, помчался в угол. Хитоши оттащил его за брючины, Изуку свалился носом вниз и издал вопль боли, однако его рука всё же дотянулась до пистолета. С большим трудом, он встал и рывком направил его прямо на Хитоши. Тот сглотнул, медленно поднимаясь и не отрывая глаз. Изуку посмотрел на него, потом на свою руку, и прошептал: — Какого хрена мы вообще творим… Прежде чем Шинсо успел что-либо сделать, Изуку вытащил судорожно все пули, они со звоном покатились по дешёвому кафелю. Эти звуки будто внутри что-то разбередили-разбудили-изувечили, и Шинсо опомнился, но только потянулся руками, как к дверям подбежал запыхавшийся Каминари. Отрезвевший от надвигающегося мороза. Он с силой оттащил Изуку на улицу (прикрикнув Шинсо, чтобы убирался тоже, но не следом). Неспешно, чтобы не привлекать ненужного внимания, они вдвоём скрылись около какой-то детской площадки, пустующей и холодной от приближающейся зимы. — Как ты узнал, что мы здесь? — Изуку утирал рукавом разбитый нос. Больно и металлически. Кажется, Хитоши всё же пырнул его пару раз в живот. — Хитоши сам написал. Примчал как смог, как знал, что он что-нибудь выкинет, — Денки всё равно умудрился запыхаться и облокотился о перила, чувствуя, как мороз пробирает до мурашек. Его воображение живое рисовало драку, которую ему не удалось лицезреть. — Что теперь будешь делать? Изуку покосился на него, шмыгнул кровью и, помедлив, ответил: — Я хотел… мы с Тодороки хотели уйти. Ещё дальше, к самой границе. Нужно скрыться, хотя бы на время. — Правда? И ты пойдёшь… вместе с ним? — Денки закивал, имитируя доброжелательность. — Очень смело. Не боишься, что может сдать? Изуку поморщился, но это отозвалось сильной болью, и Каминари с тихим успокаивающим шиканьем принялся ему помогать. Его движения были аккуратны, и это настораживало. — С чего бы ему… Почему ты говоришь так? — Пойми правильно, милаш, ни один человек в мире не стал бы так жертвовать ради тебя, не имея какой-либо выгоды, — голос его был тихим, почти что напевным: «тихо-тихо, не дёргайся, давай я помогу». — Пройдёт время, и ты сложишь паззл в голове. Что с Академией случилось, что с тобой. Изуку хотел оттолкнуть его, но Каминари буквально заставил оцепенеть и слушать, мягко придерживая за плечо. — Подожди. Причём здесь Академия? — Думаешь, откуда взялась Хагакуре-чан с толпой полицейских? Почему здание загорелось? Сам посуди, после этого он как миленький прибежал и тебя спас, как принц на коне. Я не утверждаю, — Денки поднял руки в жесте сдающегося, — но лично мне кажется, всё это — слишком хорошо выстроенный план. — Каминари-кун, как ты можешь!.. — Ну же, ты умный, Мидория, раскинь мозгами, пока ещё целые. Его слепая преданность, его безотказность, когда дело доходит до тебя. Его связи, боже, ты даже не знаешь про его семью! Кто в здравом уме покинет деньги, славу и титул наследника героя номер один ради преступности? Прямо сейчас он ведёт тебя в ловушку, разве не очевидно? — Но зачем ему это? Ты противоречишь сам себе. Он меня сдать хочет или себя героем выставить, по твоим словам? — Не могу знать, честно. Вполне вероятно, он и за тех, и за этих. Как это проверить? — Бога ради, Каминари, если ты сейчас… — Изуку рывком сбросил его руки с себя и сделал шаг назад, хмурясь. Каминари повысил голос. — Даби его брат. Изуку поперхнулся кровью и закашлялся. Проглотив испуг, стал хрипеть. — Самый старший из детей Тодороки. Без вести пропавший, — Денки продолжал и продолжал, тихо, но пронзительно, и у Изуку от воспоминаний того чёрного алтаря в доме Тодороки голова закружилась. — Теперь он состоит в Лиге Злодеев, ты наверняка слышал о нём, может, пересекался где-нибудь, м? Изуку сглотнул. — Он… знает? — Да. Нет. Я… не уверен, то есть, — Денки едва заметно смутился, заволновался, понимая, как сыпется его теория, его игра. Когда он спохватился, стало уже поздно. — Слушай, да это неважно совсем! Знает Тодороки или нет, если они сработались, тебе плохо будет, понимаешь? — Мне нужно сказать ему, обязательно… подобрать нужный момент, я не знаю… это большая трагедия, — Изуку замотал головой, жмурясь от переизбытка чувств. Денки, разозлившись, схватил его за плечи и затряс. — Тебя убить хотят, а ты думаешь, как бы не разбить ему сердце! Хоть раз блять головой подумай! Подумай, что может случиться! — Твоя догадка абсурд! Как мне верить! — Хотя бы раз сделай, как мне нужно! — истошный крик Денки застрял между висков. Изуку взял его руки в свои и крепко сжал. — Знаешь, Каминари-кун, я тоже умею наблюдать. И я заметил, что ты и Шинсо-кун стали довольно близки за это время. А Шинсо-кун весьма недолюбливает меня… очень недолюбливает, хах. — Шмыгнул ещё раз сломанным носом. Живот болел и, кажется, кровоточил… — Если человек грозится тебе пистолетом, это что-то да значит. А сам я убил твоего лучшего друга. У вас обоих есть все шансы меня ненавидеть. Отсюда вытекает вопрос. Денки увидел пустоту в глазах Изуку. — Не желаете ли вы рассорить меня с Тодороки, чтобы уничтожить нас по отдельности? Денки побледнел при взгляде на такого Изуку. Денки даже не проследил за своими руками, которые будто машинально потянулись к чужой шее и начали душить. Он не говорил что-то разборчивое, его голос был больше похож на агонию умирающего, он сильнее и сильнее сжимал Изуку, крича и шипя, пока тот отбрыкивался как мог и отпихивал его тело, внезапно налившееся силой, внезапно ставшее таким тяжёлым и непобедимым. Разряды тока перебивали речь Денки, и, задыхаясь, Изуку не мог различить и звука. Мгновения спустя, он сумел вырваться и рванул прочь, напуганный, разозлённый, обескураженный, слабый. Каминари не стал его догонять, он сел на продрогшей земле и заревел во всю глотку. Сообщения от Шинсо тревожные тревогатревога сыпались уведомлениями в его разбитом телефоне, и косматые тени уже следовали из переулков и всех щелей. Всё кончено, и Каминари это знал.