🍂🍂🍂
Оставшийся день до вечера Тэхён просидел у себя в комнате, отказываясь спускаться на обед, меньше всего сейчас желая объяснять хёну и бабушке, почему у него такой побитый вид. Поход к Миндже ничего не дал. Они только поссорились, чуть до драки дело не доведя, а потом разошлись по своим домикам. Миндже не проронил больше ни слова, с каменным лицом отвернувшись от Тэхёна, которому в этот момент дышать больно было, и ушёл, не удостоив взглядом на прощание. Вот такая вот дружба. И тем не менее, даже несмотря на такое пессимистическое поведение Миндже, Тэхёну не хотелось верить, что именно он выдал его тайну. Будь на его месте, к примеру, Бен — вот тогда другое дело. В последнее время он сам довольно часто интересовался у омеги, как там волки поживают и не надоел ли им Тэхён. Это сказано было без всякой злобы, а Тэхён и не обижался. Да и зачем? Миндже друг ведь. А друг ли?.. На Хосока Тэхён даже не думал, потому как прекрасно знал, что хён не способен на такое. Он всегда спасал его от гнева госпожи Ким, прикрывал и делал поблажки, спуская всё на самотёк, прося только осторожным быть. И Тэхён был. Всегда был, не давая в обиду и хёна, если попадался всё же Чирён. Здесь такая же ситуация, и Хосок не мог так поступить с ним, зная, что волки стали неотъемлемой частью маленькой души Тэхёна, который раз и теперь уже точно навсегда впустил их туда, лично заперев двери. Правда, сейчас всё ощущалось иначе. Будто кто-то нарочно взял и отворил эти двери, выгоняя оттуда всё хорошее и светлое, на котором держался лисёнок. То хорошее и светлое, которое очень нравилось Тэхёну, с каждым днём перерастая в нечто большее, чем просто привязанность и необходимость видеть. То хорошее и светлое, к которому Тэхён прикипел всем сердцем, желая быть вместе и более не расставаться, пока звёзды на небе не перестанут сверкать. Единственное, что сейчас Тэхён хотел сделать, — так это плюнуть на всё и сбежать отсюда к Рикки, чтобы вымолить у него прощения, даже если он ни в чём и не виноват, и обнять его, чтобы лёгкие заполнить до краёв спасительным бергамотовым ароматом. Но нельзя. Нельзя рисковать ещё больше и подвергать опасности дом волка. Если верить словам Чонгука, то за ним следили. И где вероятность, что и сейчас это не сделают, если омега решится пойти? Однако, пожалуй, больше всего на свете Тэхён хотел доказать свою невиновность. Не только Рикки и его деревне, но и самому себе. Ким отказывается верить, что его предали близкие люди. Потому что это невозможно. Они не могли так подло поступить!.. Умывшись и распутав воронье гнездо на голове, Тэхён, переодевшись в пижаму и немного успокоившись (хотя голова до сих пор раскалывалась от непрерывного потока мыслей и переживаний, приправленных страхом за жизнь Рикки), решил немного поспать, чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя и спуститься хотя бы к ужину, не вызывая подозрений. Уснуть получилось не с первой попытки и даже не с восьмой, а когда на омегу наконец навалилась дремота, в его комнату громко постучали, отчего лис подскочил, как током ударенный, на постели, расфокусированным взглядом пытаясь понять, что происходит и неужели Чонгук опять к нему пришёл, но только уже через дверь. Видеть злого альфу не хотелось от слова «совсем», ибо тот опять начнёт сыпать проклятиями и обвинять Тэхёна во всём на свете, пугая омегу этими своими антрацитовыми глазами и угрожая расправой. Ещё и это ледяное море его. Тэхён точно не сдержится и заревёт в голос, что делать крайне не стоит. Не хотелось тем самым подтверждать слова Чона и загонять себя в ловушку. Ведь тогда получится, что Чонгук был прав абсолютно во всём, а Тэхён не будет в это верить. Не будет! Никто не виноват. Ни Хосок, ни Миндже и ни он сам. Уданшань сами нашли их, без его «помощи». Стук повторяется, и Тэхён, прочистив горло и похлопав себя по щекам, отгоняя остатки дрёмы, спрыгивает с кровати и семенит к дверям, отворяя их и впуская в тёмную комнату свет. Уже вечер? Он так долго ворочался на кровати, пытаясь уснуть, что даже не заметил, что густые тёмные сумерки опустились на обитель, а небо постепенно теряло свои тёплые краски, отдавая власть холодным. — Ты спал, что ли? — на пороге стоит Хосок-хён, взволнованно оглядывая лиса с ног до головы, подмечая у себя в голове, что выглядел омежка неважно. Будто проболел целую неделю простудой и до сих пор в себя прийти не может. — Извини, если разбудил. — Всё нормально, хён, — натянуто улыбается Тэхён, что выходит так себе, конечно, но хёну необязательно знать, что у него мир буквально на глазах рушится, пока не узнает и не найдёт предателя, чтобы наконец очистить свою совесть перед волками и доказать Чонгуку, что он был не прав. — Уже ужинать пора? Я сейчас переоденусь и пойдём. — Ещё нет, но ты всё равно переодевайся, — Хосок пытается это скрыть за широкой улыбкой, пряча руки за спину, но Тэхён всё равно замечает нервозность омеги. И его природный запах — брусника в меду — сегодня слишком приторный, что выдаёт хёна с потрохами. — Там это… — Чон запинается, и Киму это ещё больше не нравится, медленно стягивающим с себя пижамную рубашку, во все глаза смотря на Хосока, пытаясь понять, что происходит. — Короче, одевайся и пошли. Сам всё увидишь. — Хён, что-то случилось? — всё же задаёт крутящийся на языке вопрос Тэхён, когда они уже спускаются вниз по лестнице. — Куда мы идём? — В главный зал, — спокойно отвечает Хосок, похлопывая его по плечу. — Если будешь хорошим мальчиком, то всё обойдётся. Если же нет — они это сделают. — Они?! — встрепенулся Тэхён. — Кто они? Что ты имеешь в виду? — Тэхёну это не нравится. Желание куда-то идти сразу пропадает, а слова хёна, словно молоточком маленьким, бьют по голове. Сердце начинает стучать так быстро и громко, а по телу неприятные мурашки бегут. Кто они? Зачем Хосок это сказал и теперь молчит, как партизан, не смея дать ответ на многочисленные вопросы Тэхёна, желающего узнать правду здесь и сейчас, чтобы потом была возможность убежать. Потому что по ощущениям его не в главный зал ведут, где обычно собираются на медитации старейшины деревень, слушая молитвенные песни и речь от главного монаха небесной обители, а в тюремную камеру. Когда тяжелая дубовая дверь, ведущая в зал, отворяется, в нос сразу ударяет запах ладана и ещё каких-то жжённых пахучих трав, от которых голова кружиться начинает. Здесь повсюду стоят либо свечи, либо маленькие китайские фонарики, придавая комнате унылый и весьма неприветливый вид. Нет окон, нет дверей, кроме входной, ни мебели и чего-то, что напоминало о том, что здесь кто-то хотя бы раз на дню бывает. Куда хён вообще привёл его? Что это за место? Реально тюрьма, как и думал Тэхён, на ватных ногах идя сюда, пытаясь не нервничать и дышать спокойно. Правда, спокойно дышать не получается, когда Тэхён замечает, что в комнате они не одни. В метре от себя он видит бабушку, которая неотрывно смотрела на него, сжав губы в тонкую полоску, сверкая глазами, что могло означать только одно — она чем-то недовольна. И очень скоро омега на себе прочувствует всё её недовольство. Неподалеку от Чирён он видит ещё одного человека, перекатывающего с одной руки на другую красное яблоко, улыбаясь как-то уж слишком неестественно, будто потяни ты сейчас за ниточки — и от улыбки этой обманчиво-широкой не останется следа, показывая миру настоящее лицо этого человека. Позади него, словно тень, стоят ещё двое, и вот теперь, кажется, можно паниковать смело. С ним будут разговаривать. Скрыто, чтобы ни одна душа чужая не услышала об этом разговоре, чтобы никто не пронюхал и не смел рассказать кому-то. И тема этого допроса, как бы Тэхёну не хотелось отрицать это, была ясна, как белый день. «Не может быть… Неужели это всё-таки я привёл их? Неужели Чонгук-хён был прав?..» — Тэхёна опутывает паника, стискивая горло своими костлявыми руками. Он уверен, что и слова вымолвить не сможет, ибо страх сковал его тело, парализуя будто, и он не слышит даже, как его зовёт кто-то по имени, пытаясь обратить на себя внимание. Однако, когда это делает госпожа Чирён, Тэхён отмирает, становясь по стойке смирно, сглатывая образовавшийся комок страха в горле, моргая быстро-быстро, чтобы не показывать им своих слёз. — Зачем же так громко, Чирён-сан? Можно и тише, он ведь не глухой, — смеётся хрипло один из мужчин, тот самый, у которого яблоко в руках, подходя вплотную к омеге, сжавшегося в один комок, когда встречается глазами с альфой. Он садится на одно колено рядом с Кимом и, продолжая сладко улыбаться, походя на Чеширского кота, протягивает Тэхёну яблоко, тряхнув головой, отчего его длинная каштановая чёлка закрыла глаза. — Добрый вечер, Тэхён-и. Ты ведь не против, если я буду так тебя называть? — Тэхён отказывается верить этому обольстительному тону, но всё равно кивает заторможено, не смея прикасаться к яблоку. А вдруг в нём сыворотка правды? Или ещё что, что поможет им выведать все тайны у Тэхёна. Не тут-то было! Тэхён им ничего не скажет, даже если получит потом по полной программе от бабушки. — Ну чего ты так надулся, словно мышь на крупу, я ведь ничего тебе не сделаю. Не обижу и не закричу, как это сделала твоя бабушка. Меня, кстати, Йонг зовут. Будешь со мной дружить? — Зачем я здесь? — пропускает мимо ушей жалкие попытки понравиться Тэхён, подняв голову и храбро посмотрев на мужчину. За спиной ощутимо похолодало, что означало одно: Хосок покинул это место, оставив его один на один с монстрами. И дела были бы куда лучше, будь эти монстры простым воображением, а не гадами, которые могли уничтожить целую деревню ни в чём не повинных людей. Тэхён выдержит эту напасть. Выдержит и не даст в обиду своих друзей, которые приютили его в своём поистине волшебном мире, который и омега обязан защищать. Да, он знает оттуда лишь двух нисколечко не похожих друг на друга братьев, но этого достаточно, чтобы Тэхён рискнул всем и не сдался. Каким он тогда человеком будет после этого, если сам окажется изменщиком?.. — Ага, — хмыкает альфа, поднимаясь на ноги и отворачиваясь. Тэхён скользит взглядом следом, выдыхая мысленно, что справился с этой маленькой задачей, пряча мелко трясущиеся руки в карманы толстовки. Становится почему-то так душно и жарко в помещении, что омега чувствует даже, как по спине скатывается капелька пота. — Значит, идти на контакт ты не хочешь? Хорошо, — он возвращается на своё изначальное место и переводит своё внимание уже на Чирён. — Пробуйте вы. Как и обещал, у вас есть минута, чтобы всё-всё мне рассказать. «Минута на что?..» — Тэхён не успевает закончить свою мысль, как перед ним в одно крохотное мгновение вырастает Чирён, садясь перед ним, и хватает за локоть больно, заставляя зашипеть. — Немедленно говори, где находится деревня волков! — в отличие от мужчины, Чирён не стесняется кричать, всем своим воинственным видом говоря, что зла и щадить за щенячьи глазки не намерена. Тэхён ещё никогда не видел свою бабушку такой неконтролируемо злой, способной сделать ему больно. Хочется сбежать от неё, вырвав руку, и спрятаться в месте, куда она ни за что не заглянет. Он пытается вырвать руку, но хватка, наоборот, усиливается, отчего у омежки слёзы на глаза наворачиваются. — Я… — сипит Тэхён. — Я ничего не знаю… — Не ври! Не смей мне нагло врать в лицо, мальчишка! — шипит на него змеёй женщина. — Как ты посмел меня ослушаться и спутаться непонятно с кем?! Как посмел сбегать каждый день к этим выродкам самого Сатаны, а сейчас ещё и защищать их?! Не разочаровывай меня ещё больше, Тэхён. Быстро говори, как к ним пройти. И не вздумай что-то утаить — сама лично выпорю. — Я правда ничего не знаю, отпусти, пожалуйста, бабушка, — слёзы вновь катятся по бледным щекам, а сердечко вот-вот выпрыгнет от страха из груди. Внутри всё заледенело и, громко ухнув, упало, разбившись о землю. Это доверие? Или хорошее отношение к бабушке? Что это?.. — Отпусти-и-и, — хнычет лисёнок, но Чирён и не слышит его будто. — Как мне теперь в глаза людям смотреть? Как, по-твоему, я должна это снести? Как мне теперь доказать, что мой внук не предатель своей семьи, который за смазливые мордашки продал её? Как смеешь отрицать то, что уже давно известно, ещё и слёзы лить, которые тебе ничем не помогут?! Немедленно говори, где находится их деревня! — кричит Чирён голосом, пропитанным яростью. — Нет! — отбривает в ответ Тэхён, хотя это больше походит на отчаянный визг, чем на чёткий и уверенный ответ. Он вырывает, наконец, руку из цепкого захвата и, утирая ладошкой слёзы, впивается нечитаемым взглядом в женщину. Надо будет — и клыки покажет, но ни за что не признается. — Я ничего тебе не скажу! Ничего! Вы все не достойны их! Не достойны, чтобы ступать на их землю и претендовать на их жизнь, будто они — ваши вещи! Они сами по себе, вы — тоже, и не нужно их трогать. Они ничего никому плохого не сделали и не пожелали, в отличие от вас, которые ненавидят их и презирают ни за что. Ни одна, ни одна из твоих глупых страшилок, бабушка, не подтвердилась! Они ничего мне не сделали, а лишь научили дружить и любить, в отличие от тебя, которой вечно что-то не нравится во мне. Словно… — Тэхёну не хватало дыхания, а из-за слёз перед глазами всё казалось размытым. — Словно ты жалеешь, что я твой внук. Никогда меня не поддерживаешь, а только осуждаешь и учишь, — больно? Да. Нестерпимо больно. Словно на части мелкие тебя разорвало и, посмеявшись над твоим поражением, ушло, потоптавшись на разбитом уже не тебе, а просто — ничто. Но так ведь было всегда? Тэхён ни в одном своём слове не сомневается. Ведь, что бы он ни сделал, всё, по мнению Чирён, плохо. Только дядя и хён оценивали, подсказывали, как правильнее, а бабушка… Ей всё равно. Особенно в те моменты, когда омега делает это без её ведома и одобрения. — Да как ты смеешь мне такое говорить, бессовестный мальчишка!.. — Чирён не верит своим ушам. Не верит и не хочет верить, оробев от неожиданной атаки в свою сторону, растеряв все слова, что в горле комом застряли. А как пылко омега защищает этих!.. И как же это, господи, похоже на его слова в тот день… — Минута прошла, — напоминает о себе Йонг, постукивая указательным пальцем по своим наручным часам, обращая тем самым на себя внимание омег. — Мне очень жаль, что мы стали свидетелями семейной перепалки, но обстоятельства не требуют больше времени. Поэтому, Тэхён-и, — альфа вновь улыбается этой свой отвратной улыбочкой, и лису хочется ударить его, — либо говори ты, где прячутся твои друзья, либо мы спросим у твоего друга. — Друга? — цепляется за эту фразу Тэхён и забывает как дышать, на несколько секунд выпадая из реальности, когда за теми двумя мужчинами, стоящими в тени, показывается знакомая тёмная макушка. — Нет, — шепчет в пустоту Тэхён, чувствуя, как внутри всё болеть начинает пуще прежнего, а сердце ухает вниз, булькая где-то в животе. А он подходит ближе к Йонгу, смотрит совершенно без стыда и капли совести, отчего у Тэхёна буквально ноги подкашиваются. — Пожалуйста, не надо… — продолжает умолять неизвестно кого Тэхён, пытаясь сделать шаг навстречу, подбежать после и встряхнуть хорошенько, чтобы одумался и молчал тоже, не смея рушить образ друга, но его останавливает Чирён, вцепившись обеими руками в хрупкие плечи лиса. — Итак, — скрипуче тянет альфа. — Скажи нам, дорогой Миндже, это правда, что твой друг Тэхён-и ходил на запретную зону и встречался там с нашими врагами — волками? — Да, — кивает быстро Миндже, не собираясь ничего скрывать и отнекиваться, стараясь не смотреть на побелевшего и одновременно посиневшего Тэхёна вообще. — Тэхён уже как полмесяца к ним ходит, общается с ними и называет друзьями. А один ему даже вроде как нравится. — Не смей! — вопит раненым зверем Тэхён, желая уже было ломануться вперёд и впечатать в это беспристрастное лицо кулак, но бабушка не даёт и с места двинуться, приказывая замолкнуть. — Не смей о них говорить, мерзкий предатель! — Его зовут Рикки, — продолжает ровно Миндже, смотря на Йонга, улыбка которого постепенно превращалась в жуткий оскал. — Его природный аромат — это бергамот. Можете ориентироваться на него, когда будете искать их деревню. К сожалению, я не знаю дороги и уверен, что и Тэхён там не был, поэтому ничего путного вам он не скажет больше. — Я тебя ненавижу, слышишь?! Ненавижу, Миндже! И жалею, что рассказывал всё тебе! Клянусь, если мы когда-нибудь встретимся, я разорву тебя, жалкий лис! — плюётся ядом в его сторону Тэхён, не зная, как ещё выместить свой гнев. — Ты прекрасно знаешь, что они могут сделать с ними, но всё равно рассказал и не сожалеешь, что этим можешь убить целую деревню! Ненавижу! Ненавижу-ненавижу-ненавижу! — слёзы высохли, а на сердце звенящая пустота. Его будто и нет вовсе. Вырвали и растоптали. Причём руки, которым он доверял. И напрасно… Чонгук-хён был прав во всём, в каждом своём слове. И именно его Тэхёну нужно было слушать, а не собственное «я», которое кричало о том, что он поступает верно. Все вокруг — предатели, которые стараются лишь на благо себя. На остальных плевать. Мир окончательно сгнил, и сегодня омега себе это подтвердил. — Уведи его отсюда, — приказывает Йонг Чирён, что женщина и делает, утаскивая несопротивляющегося омегу за собой. — Миндже, — обращается к мальчику мужчина, поглаживая по голове, — ты тоже можешь идти. И передай своему папе, что уже завтра вашего отца выпустят на волю. Сувон, — Йонг поворачивается к своим людям, дожидаясь терпеливо, когда Миндже покинет зал, и говоря, наконец, то, о чём мечтал практически всю свою жизнь, выдыхая это так сладко, что от приторности всё вязнуть на языке начинает: — Можете приступать, — и откусывает наконец кусок от яблока, которое сегодня почему-то никому не понравилось. Ни Чирён, ни Миндже, ни Тэхёну. А жаль. Вкусно ведь…🍂🍂🍂
Тэхёна заперли. Впихнули пренебрежительно в комнату и приказали никого не впускать и тем более выпускать, даже в туалет. «Пусть хоть в штаны писается», — заключает могильным голосом Чирён и запирает дверь, громко хлопая ею так, что косяки задрожали, а штукатурка посыпалась. — Ну и ладно, — отмахивается от неё Тэхён, садясь на кровать и закутываясь в одеяло, думая лишь о том, как ему сбежать отсюда и предупредить волков об опасности. Правда, как это сделать — он ума не приложил, ведь ему даже окно закрыли, словно он преступник какой-то. Хотя о чём это он? Он ведь и есть преступник. Предатель, который не сдавал врага своим. И не сдаст. Ни за что и никогда. А эти даосы слишком тупы, чтобы найти деревню и как-то навредить ей, зная лишь то, что один из её жителей пахнет бергамотом. Проклятый тэхёнов язык! И зачем он только всё подробно описывал этому подлецу Миндже? Ох, о нём лучше вообще не вспоминать, иначе никакая дверь омегу не остановит. Ярость всё ещё бурлила в нём, и Тэхён клянётся, что обязательно отомстит бывшему другу, иначе не успокоится до конца своей жизни. Он посягнул на его. На его, Тэхёна, волка, рассказав о нём тому типу с яблоком, который непременно этим воспользуется не в самых лучших целях. Он отомстит. Он сделает это с превеликим удовольствием, дайте только выйти отсюда. Так, сморённый собственными тяжёлыми мыслями, Тэхён сам не замечает, как проваливается в глубокую пучину сна, охотно принимающего беспомощного омегу в свои объятия. Однако даже во сне отдохнуть и набраться сил не получается, потому что и там кошмар настигает его в виде Чонгука, который обещал, что если с его семьёй что-то случится, то он непременно придёт и заставит поплатиться. Что он и делает, заходя так же без приглашения в комнату омеги, и подходит к спящему Тэхёну, без раздумий осуществляя своё обещание — раздавить. Тэхён просыпается мгновенно, пытается отцепить от себя руки и закричать, чтобы его услышали и пришли на помощь, но волк и шанса ему малейшего не даёт, смеясь ровно так же гадко, как это делал недавно Йонг. Или давно?.. Тэхён подскакивает на кровати, весь взмокший и растрёпанный, пытаясь восстановить дыхание и прийти в себя. — Это сон, просто сон, — утешает себя омега, наконец взяв себя в руки. Чонгука здесь и не будет, потому что окно закрыто и никого не впустит. Жалюзи закрыты, через которые даже солнце не просачивается… почему-то. Сейчас что, вечер? Тэхён ведь, вроде, только что проснулся, а значит, по идее должно быть утро… Или он целый день проспал?! Неудивительно, что на часах уже шестнадцать часов, а возле двери его стоит поднос с едой, к которой Тэхён и близко не прикоснётся, хоть и голодный очень. Видимо, кто-то приходил к нему, а он даже не слышал, слишком устав от вчерашних происшествий, которые теперь надолго останутся в памяти семилетнего омежки. И нетрудно догадаться, кто приходил. Хосок-хён, конечно, он его не оставит, даже несмотря на указы госпожи. Всё же не сдерживаясь и отламывая кусочек от уже холодного тоста с апельсиновым джемом, Тэхён хочет уже было отправить его в рот, но так и замирает в движении, когда до его носа доносится запах… дыма?.. Очень сильный запах, будто кто-то что-то жжёт у него прямо под окном. Тэхён оставляет тост не тронутым, что сам валится из рук, когда лис, словно в тумане, медленно подходит к окну и поднимает жалюзи, тут же жалея, что сделал это. Тэхён готов поклясться, что в этот момент у него сердце остановилось, а внутри что-то оборвалось, безжалостно утягивая в неизвестную пучину оставшееся, ещё подающее признаки жизни. Когда они только приехали впервые в обитель, Тэхёну понравилась своя комната тем, что вид из окна был просто потрясающим: деревья, казалось, достают своими пушистыми тёмно-зелёными верхушками до самых облаков, щекоча их, а горы, обнимающие их, добавили некой таинственности своим вечным туманом, который, как покрывало, окутывал их. А после полюбил и за то, что где-то там, в зелёном царстве, спряталась деревня Рикки, скрывая их ото всех невзгод. — Боже мой, — Тэхён прижимает дрожащие ладошки ко рту, глуша рвущиеся наружу рыдания. — Пожалуйста, нет… Не надо… — они сделали это. Уданшань нашёл их и наказал на свою вселенскую радость, показав волкам наконец, кто здесь главный. И наказали они не только их, но их дом, убежище — их лес. Огромные участки леса были в огненных языках пламени, пожирающих всё на своём пути беспощадно. Он не утихал, а продолжал разрастаться и разрастаться, ярким буйным пламенем следуя дальше. Бедные деревья валились на землю, сдаваясь во власть огню, плакали и просили пощадить, но разве это кому-то нужно? Чёрный столб дыма заполонил небо, отчего мир погрузился в серость, без капли солнца и малейшего шанса на спасение. Вверху над кровавым пламенем кружились птицы, спасаясь бегством, но другого выхода не было: дом, утонувший в огне и искрах, уже не спасти. — Рикки-хён! — Тэхён не помнит себя, когда бежит к двери и колотит в неё что есть мочи, выбраться из своего заключения желая и бежать на помощь, чтобы спасти своё лисье счастье и дышать научиться заново. — Откройте, откройте эту дверь! Пожалуйста, умоляю! — горячие слёзы катятся по щекам, обжигая их, а Тэхёну провалиться сквозь землю хочется от того, что помочь никак не может, от разъедающей серной кислотой беспомощности. Что здесь сидит, когда там Рикки в опасности и, возможно, только и ждёт его, чтобы вместе спастись. — Откройте! — вопит не своим голосом омега, срывая, кажется, голосовые связки. Первое, что летит в треклятую дверь, — это ваза. Потом статуэтки и поднос, на котором был тэхёнов завтрак и обед одновременно. Дальше фотоаппарат, подаренный дядей Исылем, потом кашпо с каким-то растением. Следом летят и аккуратно сложенные вещи из шкафа, в которых Тэхён путается, падает на пол и плачет, плачет так, что душа ныть начинает. Тэхёну дурно. У него, кажется, температура поднялась, а живот скрутило. Воздуха не хватает, словно лёгкие водой заполнены. Когда раздаётся скрип открывающейся двери, Тэхён мгновенно меняет свою сущность на лисью, снося с ног Хосока-хёна, когда тот и понять ничего не успевает, оказываясь поваленным на пол. Тэхёна не волнует сейчас ничего. Он несётся вперёд, игнорируя крики Хосока, выскальзывая на улицу быстрее молнии, стремясь только к заветному пустырю. На улице было ещё хуже. Небо словно взорваться хотело от красноты, а крыши домиков были окутаны едким сизым дымом. Невозможно было дышать, а огонь и не думал прекращать, продолжая свирепствовать. И почему никто из живущих и гостящих здесь людей не обращает на это внимание, будто так и должно быть? Почему у омеги от этой картины сердце на кусочки разрывается, а они ходят, занимаясь своими делами, с каменными лицами, как ни в чём не бывало?! «Хён, я иду, я иду…» — как мантру повторяет в голове Тэхён, уже достигая было ворот обители, радуясь своей маленькой победе в этой схватке, но радость длится совсем недолго. Стоило ему только подбежать к воротам, как на его пути откуда ни возьмись вырастает большая бурая лисица, грозно распушившая хвост и оскалившаяся, демонстрируя свою силу и превосходство. И гадать не нужно, кто это. Сама Чирён предстала перед маленьким белым лисёнком, всем своим видом говоря поворачивать обратно, если не хочет калекой остаться. Но Тэхён не слушается. Пытается пробиться вперёд, но тут попадает в ловушку, решив просто обойти бабушку. Чирён вцепляется ему в загривок острыми зубами и припечатывает к земле всем своим телом, приказывая тем самым подчиниться и перестать сопротивляться. Омеге ничего не остаётся сделать, как сдаться. Он ничего не может сделать большой и сильной лисице, которой противиться даже на ментальном уровне сложно. Уже будучи в человеческом обличии, Тэхёна опять возвращают в полуразрушенную комнату, впихивая его туда и закрывая за собой дверь, чтобы никто не видел устроенный беспорядок. Тэхён хочет уже что-то сказать, готов даже на колени встать перед бабушкой, лишь бы та позволила пойти к Рикки и убедиться, что пожар не навредил ему и с ним всё хорошо, как и с его деревней, но не успевает и рта раскрыть, как его щёку обжигает пощечина. Больная и приводящая в чувства. Всё затихает в одно мгновение. Мир теряет свои звуки, а тишина опускается на это маленькое помещение, желая расплющить будто. Тэхён уже ничего не слышит и не понимает, переставая плакать, когда Чирён берёт его за подбородок и поворачивает лицом к себе, заставляя посмотреть в глаза, в которых холод плескался, и слушать себя: — Вспомни, Тэхён, кто твой друг и кто твоя семья. Приди в себя уже, наконец, и перестань реветь. Ты им ничем не поможешь, — она показывает пальцем на окно, за которым игралось вдалеке пламя. — Они — уже прошлое, к которому мы не относимся, поскольку это их дела с даосами, а завтра у тебя начнётся будущее. Без них и этих твоих истерик. Ты прав, я не умею тебя слушать, не умею с тобой ладить, но и ты этого не хочешь, отбрыкиваясь от меня, — она обхватывает ладошками раскрасневшееся и зарёванное лицо внука и целует в нос, прижимая после к груди. — А одна я ничего не могу. Поэтому ещё раз прошу тебя: вспомни, кто тебе друг, а кто — враг, и выбери правильную сторону. Не становись на сторону проигравшего, это не к лицу семье Ким. Значит, и тебе тоже. Ты — лис, и это главное. Понимаешь, о чём я? Ты ведь не глупый мальчик, — Чирён заканчивает и поднимается на ноги, выпуская из рук притихшего омежку, выдыхая. — Завтра мы возвращаемся в Фуцитами. Здесь нам нечего больше делать. Билеты уже заказаны, поэтому будь лапочкой и собери свои вещи. Сегодня ночью с тобой останется Хосок, чтобы ты ещё что-то не вздумал выкинуть, но, я думаю, ты и так всё понял. Ведь понял же? — Да, — хрипит Тэхён, стараясь не смотреть на довольную Чирён, чтобы не разреветься перед ней позорно, закусывая истерзанную нижнюю губу до бусинок крови. — Вот и хорошо. Хорошо? Да, может быть. Но только для Чирён. Не для Тэхёна. Именно таким омеге и запоминается небесная обитель Уданшань. Объятая клубами медленно рассеивающегося дыма и красным заревом на небе, скрывающим сверкающие звёзды, вырисовывающие их имена. Здесь он оставляет свои мечты и первую любовь. Здесь он оставляет настоящего Тэхёна, который умел искренне улыбаться и который знал двух братьев-близняшек волков, которых различать было очень просто. Один — бесконечно холодное море, другой — приторный и яркий бергамот. Казалось бы, близняшки — должно быть, все одинаковые, но, видимо, нет. Или это просто Тэхён так думает. Это и не важно уже. Ведь, как сказала бабушка, завтра у него начинается будущее, и кто он такой, чтобы противиться госпоже. Всего лишь белая лисичка, которая слишком замечталась. Только и всего…Конец первой части.