Днём ранее…
Найти Чонгука с утра пораньше вплоть до обеда не получается. Он словно испарился, сквозь землю провалившись, когда нужен был Тэхёну как никогда прежде. Не думал омега, конечно, что когда-то будет сам его ходить и разыскивать, спрашивать у каждого встречного, не видел ли кто альфу. До домика, где жили Чонгук и Югём с другими ребятами, омега не дошёл, так как его припрягли идти работать на кухню помогать готовить, поскольку сегодня пройдёт фестиваль мастерства кунг-фу, куда они все приглашены и «обязаны явиться, ничего не знаю» — как сказал профессор Ен. Поделившись быстро своей находкой и умозаключением с Чону во время перерыва, Тэхён, оставив друга сидеть на стуле в полном шоке, попытался ещё раз найти Чонгука среди альф, которые помогали развешивать украшения к фестивалю на домики, но вновь безрезультатно! Зато увидел Миндже, руководящего сим процессом. — Ты уверен, что не видел его? — спрашивает ещё раз Тэхён у Пита, попавшегося ему на пути с декорациями в руках. — Это важно, поэтому, пожалуйста, вспомни, где ты его в последний раз видел. — В столовой, а дальше не знаю, куда они смылись, — передёргивает легкомысленно плечами парень и хочет уже было шагать дальше, но омега опять преграждает ему дорогу, выглядя донельзя серьёзным, будто не узнай он сейчас, где пропадает Чонгук, то случится что-то нереально плохое. — Слушай, ну я правда не знаю, где он. Скорее всего, тоже где-то помогает местным готовиться к фестивалю. — Чёртов альфа, — пыхтит рассерженно Тэхён, пропуская всё же Пита вперёд. Это закон подлости, наверное. Когда не надо — Чонгук тут как тут, а когда действительно нужен — его и след простыл. А может, он не хочет показываться на глаза, потому что знает, что Тэхён всё вспомнил? Может, и так. После того, как правда всплыла наружу, много стало понятно Тэхёну. И его тяга к Чонгуку, в чьём характере проявлялись черты Рикки, и его постоянные попытки влезть в жизнь омеги, и многое-многое другое, что сейчас просто покоя Тэхёну не давало. Он полный осёл, что не замечал под носом такую подсказку раньше, грезя только о встрече с Рикки. Интересно теперь, а где сам Рикки? Он остался учиться в Пусане или же просто поступил в другой университет Сеула? Как они выжили, как спаслись? Как жили всё это время? И зачем изначально нужно было скрывать всё от Тэхёна, когда Чонгук (омега не сомневался в этом) обо всём понял с первой их встречи? Ну да, месть. Но почему тогда остановился? Пожалел? Проснулась совесть, и понял, что подобное слишком жестоко? В любом случае — спасибо ему, но вопросы на этом не заканчивались. Они росли просто в геометрической прогрессии, а Чонгук и не думал на горизонте появляться. Хорошо. Значит, на фестивале поговорят. Там-то уж волк никуда не денется от Тэхёна. Когда они закончили помогать на кухне, их всех отправили готовиться к фестивалю. Как попало (что под руку попадёт первым) одеться им не разрешили, и поэтому пришлось похлопотать над своей внешностью, чтобы не опозориться перед присутствующими на фестивале. Это их традиционный праздник — значит, выглядеть нужно тоже соответствующе, а не абы как. Всё-таки позволив Чону сделать и ему макияж, Тэхён, ёрзая весь от нетерпения на стуле, рвался скорее уже на площадь, где будет проходить всё главное и интересное, увешанную ленточками, гирляндами, фонариками и прочей красотой, от которой дух захватывало. Однако сам фестиваль, как и кунг-фу, что им продемонстрируют местные, позволив даже, наверное, поучаствовать, не так важны, как поимка Чонгука и поиск укромного места, чтобы альфа уж точно не отвертелся от вопросов и им никто не смог помешать. Накинув пиджак, чтобы не замёрзнуть ночью, Тэхён с Чону наконец выходят из домиков, шагая прямиком к площади, где уже играла музыка, а столы наполнялись всякими вкусными угощениями для приезжих. — Ты слишком палишься со своей серьёзной миной, — говорит Чону, когда они приходят на площадь. — Ты отпугиваешь народ от себя, перестань. — Чону, ты же знаешь, что мне не до праздников, — укоризненно смотрит на друга Тэхён. — Мне срочно нужен Чонгук. — Небось раньше ты к нему так не спешил, — усмехается омега. — Стоило узнать, что он близнец твоего Рикки, и смотри, какое осложнение на голову дало. Весь день только о нём думаешь и трындишь. — Да как ты не понимаешь?! — злится на лиса Тэхён. — Он нужен мне, чтобы наконец избавиться от кучи вопросов и спокойно жить дальше. — Смотри, чтобы ответы на твои вопросы тебе хуже не сделали. — Не каркай, пожалуйста, — морщится Тэхён, вздрагивая. Что уже может случиться плохого? Его и так хватило сполна. Теперь начнётся только белая полоса. Рикки жив, они скоро встретятся (Тэхён очень на это надеется!). И всё встанет на свои места. Не будет больше ничего плохого, чёрного и грязного в жизни омеги — только лучшее. Чонгук появляется в толпе не сразу, как и Тэхён не сразу замечает его, отчего-то держащимся в стороне от своих друзей, к которым упорхнул Чону (точнее, к Югёму). Видимо, они опять сблизились по инициативе альфы, и Тэхёну почему-то кажется, что больше он больно Чону не сделает своими поступками. Более того, они все, включая его, Пита и Есана, извинились перед Тэхёном за то, что тогда помогали Чонгуку. Прогресс есть, наверное. Не всё ещё потеряно у этих альф. — Я надеюсь, ты ничего такого, как в прошлый раз, не выкинешь, ибо мне столько усилий пришлось приложить, чтобы более-менее замять то, что ты учудил в храме, — предупреждает Тэхёна Исыль, когда они встречаются у столов со вкусностями. — Можешь не переживать, я не собираюсь больше ничего такого делать, — заверяет его лис. Сегодня у него по плану Чонгук, а не Миндже, которого… Кстати, где он? Только что стоял неподалёку от них с Исылем, но куда-то подевался. Как и Чонгук. Стоп, что? Тэхён не верит собственным глазам, протирая их. Он же ещё не совсем сошёл с ума. Ровно минуту назад Миндже и Чонгук стояли на своих местах, в метрах от него, но стоило только Тэхёну отвлечься на дядю, как те куда-то подевались. Что ещё за фокусы? Тэхён, оставив Исыля одного и отложив недоеденный рисовый пирожок (хотя он очень голодный от этих всех переживаний и потрясений), пошагал быстро к тому месту, где недавно стоял Чонгук, оглядываясь по сторонам. Может, ему просто почудилось? И их вообще тут не было. Да быть того не может. Лис решительно подходит к тем монахам, с которыми стоял до этого Миндже, выпытывая у них кое-как, куда тот ушёл, солгав, что хочет с ним поговорить и извиниться за своё поведение. Те же отвечают, что отправили его в малый храм, чтобы он забрал оттуда что-то из посуды, показывая за спину Тэхёна на каменное строение. Тэхён поворачивается круто на пятках, едва не скользя по земле, цепляя глазами этот храм, спрятавшийся за голыми деревьями. В голову почему-то ничего хорошего не лезет, и омега спешит найти Югёма, чтобы у него расспросить, не задумал ли чего его дружок. Тэхён ничуть не удивится, если та мысль, проскочившая мимолётом в его голове, подтвердится. Но если это и впрямь так, то… то просто катастрофа! Это не сравнится даже с дракой Тэхёна и Миндже. Это хуже и опаснее в сотни раз, а если учитывать, что Чонгук теперь в курсе, из-за кого точно всё случилось, то… — Ох, боженьки! — Тэхён отказывается верить в это. Не нужно это сейчас. Никому не нужно. В особенности Чонгуку, чей характер и непробиваемый настрой, если тот что-то задумал, погубят его. — Югём! — кричит на всю площадь Тэхён, лавируя между людьми, пытаясь в толпе найти альфу. — Ким Югём! Тот находится в компании Чону, с которым они стремятся было в середину площади, откуда вид открывался на бой кун-фу самый что ни на есть потрясающий, когда Тэхён настигает их, оттаскивая обоих за локти в сторону, ловя на себе недоумённые взгляды. — Тэхён, ты че… — начинает было Чону, но Тэхён прерывает его, обращаясь к Югёму: — Югём, пожалуйста, скажи, где сейчас твой лучший друг Чонгук? — Тэхён, ты опять… — Помолчи, Чону, не до этого сейчас. Югём, — лис кладёт ему руки на плечи. — Где Чонгук? — Да здесь где-то был в толпе. А в чём, собственно, дело? — ещё больше теряется в лице парень. — Вы с ним не ссорились? Он ничего тебе не говорил насчёт Миндже? Или ещё что-то странное делал сегодня? — Ты можешь нормально объяснить, что происходит? — встревает меж них Чону, смотря во все глаза на переполошённого Тэхёна. — Только что я видел Чонгука и Миндже поблизости, но стоило мне только отвлечься, так они оба испарились будто. Я спросил у монахов, с которыми стоял Миндже, и те сказали, что отправили его за посудой в малый храм. А если Чонгук пошёл за ним? — С чего ты решил, что он пошёл за Миндже? Может, он в туалет захотел? — Прямо в тот момент, когда ушёл Миндже? — Всякие случаи бывают. — Он ведь не знаком с Миндже, — говорит Югём, кажется, тоже понимая, к чему клонит Ким. — Зачем ему идти за ним? — Да брось! Я знаю про него и это место, так что можешь не притворяться, — отмахивается Тэхён, нервно притоптывая ногой. Прошло уже достаточно времени, чтобы вернуться из того же туалета, если Чонгук и правда в него ходил. Так почему его ещё нет?! — Оу, — только и может из себя вытянуть Югём. — Вот оно как. — Может, Чонгук решил отомстить Миндже за то, что он сдал их деревню тому уроду, который поджёг лес, — говорит Чону, не веря своим же словам. — Именно об этом я и хочу сказать вам уже как минуты три, — Тэхён не может успокоиться. У него сердце заходится, словно сумасшедшее, а по телу неприятная дрожь прокатывает. — Тогда вперёд к этому храму, — первым срывается с места Югём, а за ним и обе омеги. Альфа почти уверен в том, что только что сказал Чону. Ведь изначально, узнав, куда они едут, Чонгук не принял это приглашение, хоть они тогда и победили, предпочитая остаться в Сеуле. Однако буквально перед поездкой передумывает, заваливаясь полупьяным к Югёму в квартиру, лопоча там что-то на китайском, но угрозы в сторону даосов и Уданшань Югём расслышал чётко. Кто же знал, что пьяный бред по типу «сожгу их к чертям собачьим» или «найду и убью этих ублюдков» окажется правдой. Чонгук вообще мирный, на рожон не любит лезть, если только по делу или когда задевают кого-то из его близких друзей. Но, похоже, и это неправда. Может, поэтому Чонгук и вёл себя молчаливо после того, как они пришли из его деревни. А ведь он сам предложил сходить туда, ещё и карту нашёл, сказав подкинуть Тэхёну, чтобы тот тоже обязательно пошёл. Видимо, после всколыхнувшихся прошлых воспоминаний он и решил воплотить угрозы в жизнь. Ещё и день выбрал подходящий, чтобы никто не спохватился, когда фестиваль будет в самом разгаре. — Придурок, — шипит себе под нос Югём, сам мечтая убить этого мстителя. Пусть только попробует что-нибудь такое выкинуть! Когда они наконец достигают храма, то делятся, чтобы побыстрее найти Чонгука в этом двухэтажном здании, в котором народу кот наплакал. Отличное место, чтобы совершить какое-нибудь плохое дело. Тэхён предпочитает отправиться на поиски один, ибо уверен, что он и без ребят сможет остановить альфу, если тот и впрямь что-то задумал против Миндже. И зачем только Тэхён тогда при всех напал на омегу, ещё и потом рассказав всё ребятам? Но кто же знал тогда, что Чонгук — это брат Рикки, который приехал сюда вовсе не потому, что соскучился по родным просторам или посмотреть, как тут всё поменялось, а уже с изначальной целью? Какой всё-таки расчётливый этот Чонгук! Всё продумал, предусмотрел. Даже завидно. Не повезло только тем, кто вошёл в его план под названием «Уничтожить», ибо это альфа мог. Неконтролируемый гнев у него ещё в детстве замечался, что уж про сейчас говорить. С одной стороны, Тэхён понимал, что чувствует волк, как сильно гложет его эта боль, с которой справиться трудно очень, но с другой… Он и сам хотел придушить Миндже, но сейчас это желание отпало совершенно. Тэхён не убийца. И Чонгук тоже не убийца! Он просто мальчик, которому в прошлом сделали очень больно, раскромсали буквально душу, лишив всего, отчего и хочет сейчас сделать так же обидчику, но это жестоко. Он не такой. Он изменился, поменялся совершенно за прошедшие года. Чонгук ведь пощадил Тэхёна, значит, и милосердие ему не чуждо. Можно только восхититься, как сильно он любит свою семью. Он готов на всё ради них, даже на такой гнусный поступок, но это того не стоит. Жизнь — вот наказание для тех людей, которые тогда сожгли их деревню. Мгновенная смерть лишь облегчит всё, когда как жизнь не отпустит и не перестанет напоминать о том, что было. Только бы успеть найти Чонгука и вбить ему это в голову до того, как он уже натворит дел. Когда по носовым рецепторам бьёт холодным и отчего-то солёным, как слёзы, морем, Тэхён, заручившись надеждой, бежит прямо на него. Останавливается у какой-то двери, открывая её и влетая в молитвенный зал, весь усеянный тысячами огнями, как и положено этому месту. Омега на секунду даже забывает, зачем он здесь, пока глазами не находит Чонгука и Миндже. Последний к стене прижался от страха, не чувствовал себя ни живым, ни мёртвым, судя по виду. Иначе и быть не может, когда к твоему горлу приставлено острое лезвие катаны. Катана. Самая настоящая катана, которую твёрдо держал в одной руке Чонгук, даже не заметивший Тэхёна, смотря только на сжавшегося предателя перед собой, что под нос себе молитвы шептал. Смешно. Значит, как отправить на смерть несколько сотен жизней — это норма, а как своей лишиться, тем самым ответив за свой грех, — нет? Тэхён забывает весь алфавит, пристыв к полу, даже звук боясь издать, парализованный страхом не меньше бедного Миндже. Слова застревают в пересохшей глотке, а воздуха в помещении стало на десятки раз меньше. — Шепчешь молитвы о спасении, но с такой лёгкостью смог отправить всю мою деревню на тот свет, — холодно начинает Чонгук, не отводя глаз от омеги, в которых огонь бушевал с самого первого дня, когда он только услышал, что они едут в Китай. Оно стоило того, чтобы приехать сюда и успокоить душу, избавившись от того, кто всё когда-то и начал. — Не тех богов молишь, мальчишка. Они не помогут тебе. Я и глазом не моргну, если вздумаешь сбежать, воткну лезвие прямо в глотку. Тэхён оживает, когда откуда-то доносится шум, сдерживая собственный страх и панику, что сковывали потихоньку тело омеги, унимая дрожь в коленях и окликая альфу по имени не своим голосом: — Чонгук!.. Имя волка эхом прокатывается по пустому залу, заставляя Чонгука отогнать чёрный туман в голове и обернуться, увидев омегу в нескольких метрах от них с Миндже, который тоже обратил на него внимание. — Пожалуйста, Чонгук, — просит Тэхён, сглатывая комок, стараясь дышать ровно и спокойно, маленькими шажочками приближаясь к волку, чей воинственный вид только нагонял больше ужаса. Кажется, просто так оставить в покое Миндже он не собирается, особенно если учитывать, как твёрдо в его руке лежала рукоять катаны, чьё холодное лезвие ещё хранилось возле горла омеги. — Я прошу тебя, отпусти его. Если… — уф, как же ноги трясутся, словно сломаться хотят, как веточки, — если ты это сделаешь, то никакого удовлетворения не получишь. Подобным не заглушить боль, ты ведь понимаешь это. Отпусти Миндже. Он достаточно поплатился. — Ещё шаг — и я перережу ему горло, — словно не слыша Тэхёна, вещает угрожающе Чонгук. Лис останавливается, готовый поклясться, что ещё немного — и у него точно сердце остановится. Где Чонгук только нашёл эту катану чёртову? В зале экспонатов оружия, что ли, который был в Висячем храме? — Я вижу, ты всё понял наконец. Узнал, да? — волк коротко усмехается, а у Тэхёна от его ухмылки поджилки затряслись. — Это хорошо. Только непонятно одно: зачем останавливаешь? Разве не того же хотел, когда в драку полез? — Я хотел, но это лишь спасение для таких негодяев, как они, — спокойно отвечает Тэхён, смотря на Миндже, прилипшего к стене. — Жизнь сама накажет их по заслугам, не трогай его. Ты ведь не убийца, Чонгук. И не каратель. Ты выше и лучше этого. Убери катану, не дури. Не порть себе жизнь. — Она и так испорчена, что ещё может быть хуже? — глаза альфы вновь темнеют, и Тэхён уже не надеется, что сможет вразумить Чона. — Всё, что есть сейчас у меня, — это лишь благодаря моим родителям, которым пахать пришлось в три раза больше, ибо после пожара мы остались без всего, — Чонгук поворачивает голову к Миндже. — Без средств к существованию, без одежды, документов, без дома — без всего! Как и многие другие из тех, кто выжил. В двенадцать лет я видел, как люди сгорают заживо и вопят о помощи, а ты стоишь и ничего не можешь сделать, — глаза щиплет, в лёгких воздух спирает. — Если бы не моя тётя, которая работала в городе, приютившая нас, мы бы сгинули на улице. И за это я должен пощадить? За то, что вы набивали брюхо рисом и спали на мягких кроватях, тогда как мы рады были любой крошке хлеба, а самая мягкая перина для нас — прогнивший с клопами внутри матрас? Чудные соседи, что сказать. Заживо… сгорели заживо. Молили о помощи. Умирали… от огня, голода. Тэхён прикрывает глаза, не в силах что-то сказать в ответ. Его словно молнией пронзило, сразив наповал, забрав душу. За такое не прощают. За такое не дают милость. За такое наказывают по заслугам. Их отвлекают Чону и Югём, тоже ворвавшиеся в зал и застывшие от вида открывшейся картины. Может быть, у них как-то получится справиться с Чонгуком и его гневом. Тэхён точно не в силах что-то сделать. У него в голове такие ураганы бушуют, которые любезно предоставляли картинку того, что сейчас сказал Чонгук. — Чонгук, ты чего? — хочет тоже подойти к нему Югём, круглыми глазами от шока смотря на друга, но, услышав предупреждающий рык, замирает, закрывая собой Чону. Кто же знает, что волчья сущность Чона задумала. — Совсем, что ли? Отпусти его! Брось эту херню и пошли отсюда. Этим ты ничего не добьёшься! — А как тогда мне поступить?! — кричит альфа так, что сердце в комочек сжимается. — Кому мне «спасибо» сказать за то, что они отняли у меня всё и даже больше? — Я знаю, что это бессмысленно, — подаёт наконец голос Миндже, обращая на себя внимание. — Но я прошу у тебя и всего твоего рода прощения. Я знаю, как больно кого-то терять, и знаю, что виноват. Меня заставили тогда всё рассказать. Господин Йонг, чтоб его черти сожрали в аду, угрожал моему отцу, а после и мне, чтобы я всё рассказал. Я спасал отца. Я не мог иначе, я был ребёнком. Мне очень, очень жаль твою семью, но то, что уже было, не вернуть. — И этого хватит, по-твоему? — шипит Чонгук, надавливая лезвием на открытый участок шеи омеги, откуда кровь начинает показываться. — Хватит, чтобы забыть всё, что тогда было и случилось?! Ты… — Чонгук задыхается от боли, от горечи, от слёз, что просились наружу. — Ты и твои монахи, которым ты так верно служишь, ненавидели нас изначально. Если бы вы позволили нам жить тогда в мире, то ничего бы не было! — Нужно что-то срочно сделать. Или он точно прирежет его, — шепчет сбивчиво Чону Югёму, цепляясь за его плечо. — Но что? — растерянно спрашивает Югём, пытаясь быстро найти ответ в своей голове. Тэхён просыпается будто, не смея больше стоять столбом на месте, ибо если не сейчас, то дальше уже может быть поздно. Он смаргивает слёзы, выпрямляет спину и, игнорируя оклики Югёма, смело шагает прямо к Чонгуку и Миндже. Всё случается словно на автомате: Тэхён подходит (точнее, подбегает), отталкивая Чонгука от Миндже резче, чем хотел, слыша на периферии сознания возглас Чону, которого схватил Югём, чтобы тот не бросился к лису. Тяжёлая катана опускается, касаясь лезвием пола, глухо ударяясь о него. Тэхён, закрыв собой Миндже, смотря пристально на обескураженного Чонгука, вздыхает глубоко, складывает ладони перед собой и садится на колени перед альфой, склоняясь перед ним в покаянии. Тишина наступает в зале настолько оглушительная, что Тэхён перестаёт слышать что-либо вообще, говоря то, к чему всю жизнь себя, кажется, готовил, но не думал, что так больно будет. Так, словно тебя через мясорубку пропустили и выплюнули. Именно выплюнули, а не выкинули. — Я прошу у тебя прощения, Чон Чонгук, — слова даются с трудом, но на душе становится ощутимо легче. — За то, что потревожил ваш мир. За то, что познакомился с твоим братом и более не смог его оставить одного. За то, что доверился не тому, не послушав тебя. За то, что не помог, когда так нужен был. Пожалуйста, прости меня. Мне очень жаль, что вам пришлось пережить столько боли. Рядом с ним падает и Миндже, копируя его позу и тоже прося прощения по новой, но лёгкость на душе длится совсем недолго. Освобождения не происходит. Поскольку следующее, что слышит Тэхён, действует на него как удар хлыстом, рассекающий тело на две части. — Что мне с ваших извинений, — глухо отзывается Чонгук, отбрасывая катану в сторону и отшатываясь назад, так и не сумев сдержать слёз. — Они мне брата всё равно не вернут. Тэхён чувствует, как у него весь кислород резко заканчивается, а сердце на клочки разрывается. Он поднимает голову, встречаясь с бесцветным взглядом Чонгука, качая головой в неверии. Нет. Просто… Нет… Это невозможно! Такого быть не может! Тэхён не верит в это. Что вообще сейчас за чушь сказал Чонгук? Что значит «брата не вернут»? Откуда? Он разве куда-то уходил?.. — Когда мы бежали из дома, полыхающего в огне, Рикки оступился и упал, отчего его ударило по голове и придавило балкой. Ушибы были незначительные, когда мы его вытащили, но потом в результате этого чёртового удара по голове у него обнаружили рак. Обнаружили поздно и делать операцию не было смысла. Он просто медленно умирал у нас на глазах, а мы и сделать ничего не могли. Ладно дом, но родного человека, который ничем не заслужил этого, — Чонгук сглатывает, кусая больно нижнюю губу. — Не прощу. Никогда не прощу… Тэхён как из-под толщи воды слышит удаляющиеся шаги Чонгука, а за ним и Югёма, который наверняка был в курсе и этого. Он не чувствует рук Чону на своих плечах, прижимающего его к себе и что-то успокаивающе шепчущего ему. Весь мир обмер, перестал вращаться, потеряв все краски, став чёрным. А как это — Рикки умер? Это… значит… его нет? Нет?.. Какое противное слово «нет». Оно не нравится Тэхёну. Рикки не умер, вы что? Чонгук опять просто зло пошутил, как обычно и поступал. Это всего лишь шутка! Ха-ха!.. Рикки жив, и Тэхён обязательно встретится с ним. Его лисье счастье не покинуло его, вы что? Это неправда. Неправда… Не… Правда. Это правда. Рикки больше нет. От него остались лишь воспоминания и только. Более ничего. Всё исчезло. Как и сердце омеги, воющее сейчас от боли так сильно и неистово, что хотелось вырвать его из груди и выкинуть, чтобы ничего не чувствовать. А с ним Тэхён словно недогоревший костёр, медленно тлеющий. Вдох-выдох. Главное — не задохнуться. Почему всё смазано? Тело не реагирует, превращаясь в один натянутый нерв. Один… Два… Три… Все рвётся, крушится, ломается. Отчаянный вопль всё же сдержать в себе не удаётся, ибо только что Тэхёна лишили его жизни. Лишили его Рикки-хёна…🍂🍂🍂
…Надо, им очень надо поговорить. Да. Тэхён готов слушать. — Я знаю, что всё открывшееся тебе здесь — не то, что ты хотел бы услышать, но позволь мне начать, — начинает Чонгук, делая несколько шагов к притихшему Тэхёну, который лишь кивнул и обнял себя руками. — Когда… когда пожар утих, мы — те, кто выжил — собрали всё уцелевшее и отправились в столицу, надеясь хоть там найти пристанище. Всё было жёстко: каждый был сам за себя, и некогда было медлить. Помогать кому-то — значит убивать самих себя. Родители сгребли нас в охапку с Риком, и мы отправились к сестре отца, которая жила в собственном доме, удачно выйдя замуж. Нам повезло, они согласились нас приютить. Отец сразу же отправился восстанавливать документы, чтобы приступить к работе в больнице, а папа искал работу. Нашим обучением занималась тётя. Четыре года прожив в Пекине, родителям удалось поднакопить денег и уехать из страны, купив небольшой домик в Пусане, хоть тот и был чёрт знает где расположен от центра. Особо долго радоваться не пришлось, потому что у Рикки начали проявляться первые симптомы. Его положили в больницу на обследование, а я стал ходить в школу один, познакомившись с Югёмом. Он тогда очень сильно помог мне привыкнуть к новой школе, да и вообще к стране. Даже со мной в музыкальную школу ходил, поддерживал меня. Чонгук садится на край небольшого столика, доставая из кармана красную фенечку Тэхёна, которую тот потерял недавно, кладя её на крышечку своей шкатулки, в которую он складировал всякое интересное ему барахло когда-то. — Врач сделал заключение. Рак головного мозга. Мы, естественно, согласились на химиотерапию, но… как ты понимаешь, хороших результатов это не дало. Рикки просто переехал в больницу, а с ним и папа. Терапия лишь оттянула нам время, — так спокойно. Почему Чонгук так спокойно говорит об этом? Тэхён изо всех сил сдерживает новую порцию боли, сковавшей тело, а он… так смиренно всё рассказывает. — Я не буду тебе рассказывать, в кого он превратился из-за этой болезни, но хочу сказать, что он не забывал тебя и тоже хотел встретиться. Он не держал зла на тебя, поэтому не вини себя в том, что было. Этого уже никто не оценит. О, нет! Ну зачем Чонгук сказал Тэхёну это? Это конец. Больше сдерживаться не получится. Да и надо ли, когда в груди всё полыхает? — Когда Рика не стало, — голос почему-то леденеет, что очень не нравится омеге. — Мой папа, он… Он чуть было не свихнулся от потери. Если бы не психологи, то, наверное… Наверное, он превратил бы меня во второго Рикки. — Как это? — всё же подаёт голос лис. — Во всех смыслах этого слова, — отвечает Чонгук, кивая. — Он заставлял меня заниматься теми вещами, которые любил мой брат, покупал одежду, что носил мой брат, его именем иногда меня звал. Клянусь, в эти моменты, хоть так и нельзя говорить, я ненавидел своего брата. Меня как Чонгука папа забыл, видя лишь во мне моего близнеца. Это было ужасно. Словами не передать, что я тогда чувствовал в эти моменты. Ещё и отец просил подыгрывать ему. В общем, спасался я только в школе и на подработке. Господи!.. Волосы дыбом встают от услышанного. До какой степени просто надо было обезуметь от боли из-за потери сына, чтобы считать своего второго сына первым, который умер? Тэхёну даже представить такое страшно. — Понимаешь теперь, чего я так разозлился тогда в универе на конкурсе? Кстати, прости меня за это. Я тогда знатно напугал тебя, как, впрочем, и в другие разы, — это ещё мягко сказано. — Когда я встретил тебя, то думал о том, как отомстить тебе. Первые мысли были именно такие, но потом… Не знаю, что случилось. Меня это уже не интересовало. Ты мне понравился, и я… — Чонгук улыбается коротко, ероша волосы на затылке, облизывая сухие губы. — Не так важно, в общем. Мне просто захотелось тебе понравиться, что у меня вышло очень и очень тупо. Сначала с этим твоим Хёну-хёном, потом с этим пейнтболом. Клянусь, я вовсе не хотел тебя затащить в постель, я бы никогда так не поступил с тобой. Может, я и не ангел, но и не последняя скотина, чтобы так обходиться с омегами. Парни тогда неправильно меня поняли, и ты это услышал, отчего потом мне пришлось держаться от тебя подальше, чтобы ты успокоился. — Почему? — Тэхён шмыгает носом, вытирая влагу с щёк. — Почему ты ничего не рассказал мне раньше? Про Рикки и что ты его брат? — А ты бы поверил мне? — задаёт встречный вопрос Чонгук. Он прав. Не поверил бы. Ни за что бы не поверил. — Мне захотелось, чтобы ты сам всё понял, поэтому и молчал. — Твои родители... Они продолжают, ну… — Нет. Слава богу, нет. Психологи и отец смогли убедить папу, что я — это я, а не Рик. А потом у меня появилась сестра — Аврора, и папа не отходил от неё ни на шаг, даря свою заботу и любовь ей. — Аврора? — На самом деле, её зовут Рора. Аврору она уже сама придумала, наша утренняя звёздочка, — улыбается Чонгук, представляя свою сестрёнку, с лихими кудряшками на голове и большущими глазами, как у Бэмби. — Твои родители очень сильные, раз смогли такое пережить и стойко шагать дальше. — Другого выхода не было. Ни у кого из нас. Если бы дали слабину, то неизвестно, где бы сейчас были. Возможно, тогда бы и мы с тобой не встретились, а тут вон как. Пересеклись. Говорил же, что всё, что неизбежно, всегда случается, хотим ли мы этого или нет, — волк отрывается от стола и подходит к лису, вручая ему всё же самолично красную фенечку в руки, что пара его чёрной. — Хорошо, что Рикки стащил её у меня и подарил тебе. Благодаря ей, возможно, мы все и нашлись. Тэхён берёт фенечку в руки, проводя пальцем по её плетению, и кивает интенсивно, соглашаясь. Да, они все нашлись. Вот только дарителя Тэхён больше не увидит. Никогда — большой срок. Омега не уверен, что вытерпит эту разлуку. Лучше бы они никогда и не пересекались. Пусть бы пришлось ждать ещё двенадцать лет (или больше), но Рикки бы остался жив. Лучше бы Тэхён не знал ничего. Лучше бы… Но, может, не всё так плохо, как кажется? По крайней мере, у Тэхёна есть Чонгук, маленькая частичка прошлого и… Рикки? Может быть, может быть… Омега больше не сдерживает слёз. В этом нет смысла, Чонгук поймёт. Поэтому Тэхён сам первый тянется к волку напротив, обнимая его и прижимая к себе. Может, так не будет очень больно? Не только ему, но и Чонгуку тоже. Потому что схожестей у них теперь столько, что не счесть. Оба знают, что такое терять. Оба знают, что такое захлёбываться в боли и тонуть в ней. Оба знают, когда семья ждёт от тебя маски, а не тебя самого. Оба знают, что такое любить и знать, что взаимности никогда не будет. Или уже будет?..