Аккуратно выползая из кокона рук спящего альфы, Тэхён старается без резких движений освободиться от Чонгука (он прижимал его всю ночь к себе, не отпуская), чтобы собраться и сбежать из комнаты волка скорее, чтобы перед утренним обходом учителей не быть застуканным. За окном только начинает светать, солнце лишь просыпается, прокрадываясь тусклыми лучами в комнату, и уже вскоре проснётся вся Уданшань. Наступит новый, последний день в этом месте, а дальше — Сеул. Тэхён несказанно соскучился по столице за этот промежуток времени, что они провели здесь. Как и в прошлый раз, он покинет его другим человеком, вновь оставляя частичку себя в этом месте. Например, детские мечты и первую любовь. Пусть они останутся там — в красивом лесу, где пропадал в детстве лис. В новом же мире будет всё по-другому. И мечты, и заботы, и проблемы, и Тэхён. Он тоже меняется. А ещё альфа — Чон Чонгук, которому он дал вчера зелёный свет, позволив войти в свой мир, отдав ключики от всех замков его души в руки.
Найдя свои вещи, разбросанные частями по полу, Тэхён, поглядывая периодически на кровать, чтобы не разбудить Чонгука, натягивает на себя одежду и мышкой выскальзывает за дверь, прикрывая её. Спускается быстро к дверям, что вели на улицу из домика альф, воровато оглядываясь по сторонам. Только бы профессора ещё спали и не решили прогуляться по обители, дабы полюбоваться рассветом! Тэхён, кажется, быстрее молнии добирается до своего домика, заскакивая туда стрелой, шагая сразу прямиком в умывальню, где набирает воды по самые края в деревянную ванну, выливая туда чуть ли не половину своего геля для душа. Конечно, до конца смыть с себя запах волка не получится, но хотя бы притупить его можно. Никто не должен знать, что было вчера ночью между омегой и Чоном. Особенно дядя Исыль. Ему пока рано знать такое. Если узнает он — значит, и до бабушки вскоре дойдёт, а этого допустить никак нельзя. Тэхён пока не готов к этой войне, которая непременно случится, этого и отрицать не стоит.
Просидев в ванной добрых два часа, Тэхён наконец выходит из неё, весь раскрасневшийся и сияющий, как медный таз, который надраили до блеска. Он отправляет своё ханьфу в стирку, а после пытается пройти незамеченным в комнату, чтобы урвать ещё немного сна, но сталкивается в гостиной с Чону, решившим попить водички. Естественно, тот налетает на Тэхёна цунами, заваливая расспросами о том, где он был всю ночь и куда пропал с фестиваля. Скрывать что-то смысла нет, поэтому Тэхён, усиленно краснея щеками, ерзая на месте от покалывающей боли в пояснице, сидя в мягком кресле, рассказывает всё как есть. За те пятнадцать минут, что ушли на рассказ, Чону успевает сменить, кажется, около десяти лиц — начиная от вселенского удивления и заканчивая истинной радостью за друга, что наконец-то принял правильное решение, сойдясь с Чонгуком.
— Я рад, правда рад за вас. Ты всё сделал верно, — хвалит его Чону, хлопая по плечу. — Вместе вы сможете всё.
— Пока ещё рано что-то говорить, — улыбается уголками губ Тэхён. — Я ведь его почти не знаю. Помню только мальчишку, что пугал меня своими чёрными глазищами, как и сейчас делал, в общем-то. Я знаю слишком мало настоящего Чонгука, так что говорить о более высоких чувствах к нему пока рано.
— Это минутное дело, — отмахивается Чону. — У вас сейчас столько времени будет узнать друг друга. Ты привыкнешь к нему, и мыслей, чтобы расстаться, у тебя больше не возникнет.
— Я тоже этого хочу. Правда. Не представляю себя почему-то больше с другими альфами. И Чонгука от себя отпускать к другим не хочется. Хах, — Тэхён обхватывает ладошками лицо, поджимая губы, — кажется, это называется собственничеством. Это нормально такое чувствовать, если учитывать тот факт, что вы вместе только несколько часов?
— Нормально, — кивает Чону, улыбаясь широко. — Чонгук тебе нравится, с этим не поспоришь. И раз ты выбрал его сейчас, то выбрал бы и в другой раз, если бы судьба не была так жестока к Рикки. Согласись, мечтать о человеке, для которого ты был другом и неизвестно ли переросла бы эта дружба в нечто большее, — глупо. А упустить того, которому ты действительно нужен, — глупо в квадрате.
— Верно…
— Ну и, — Чону дует губы, складывая ладошки вместе, — он твой первый альфа. Так что это тоже немаловажный факт. Кстати, — омега подползает к другу ближе, сияя любопытными глазами, — как прошло? Ну, это… Ты понял меня. Чонгук супер, да?
— Чхве Чону, пошёл к чёрту! — отпихивает от себя смеющегося лиса Тэхён, пыхтя чайником, опять краснея безбожно. — Я не собираюсь тебе ничего рассказывать.
— Почему? Я твой друг, ты должен мне всё-всё рассказать, чтобы я тоже пока морально подготовился к такому.
— Это… — Тэхёну не хватает воздуха, что накалился вдруг, а в голове уже всплывали картинки прошедшей ночи. Все касания и ласки, все взгляды и слова. Вся боль, что после сменилась сладким удовольствием, поглощающим тебя с головой. — Приятно. Очень приятно.
— И всё? — видели мем с серым зайцем и его вытянутой мордой? Вот Чону сейчас так же выглядит.
— А что ты ещё хочешь от меня услышать? Не рассказывать же мне тебе всё… там, как было и…
— Пестик и тычинка сошлись, да? — лыбится довольно Чону, поигрывая бровями, делая пальцами неприличный жест.
— Беги! — хватая подушку с диванчика, пыхтит разгневанно Тэхён, собираясь догнать этого бестактного вертлявого лиса и наподдавать по одному месту.
Кажется, жизнь налаживается. Душа понемногу-помаленьку снова склеивается, а думать о потере не так уже больно. Рикки всё равно останется жить в воспоминаниях Тэхёна, пронизанных солнечным светом.
Он будет жить у него в сердце, и любить его омега тоже не перестает до скончания веков. Но любовь эта будет тихой, неприметной и ненавязчивой, понятной только для самого омеги. Она будет жить этим маленьким цветком у него в груди, не претендуя на большее.
Сейчас у Тэхёна другое задание. Сейчас у него начнётся новая история — с чистого листа, можно сказать. Но на сей раз он не будет начинать её один. Рядом с ним будет стоять человек, с полуслова понимающий, что такое боль, и уже знающий, как её осилить, не потерявшись в зыбучих песках.
Всё будет хорошо.
Хорошо. Да…
Поскольку сегодня последний их день пребывания в Китае, в небесной обители Уданшань, туристам разрешается посетить любую достопримечательность в этом месте без сопровождения всяких гидов и профессоров. Весь день в твоём полном распоряжении.
Тэхён же, просыпаясь ближе к двум часам дня, не горит желанием побродить по местным храмам в этот тёплый и солнечный денёк октября, что на следующей неделе сменится ноябрём, решает сначала чего-нибудь поесть, а после улизнуть незаметно на вересковое поле в лесу, что когда-то было местом встречи омеги и Рикки-хёна. Не хочется сегодня ни с кем видеться, общаться, хочется немного побыть одному, привести мысли в порядок, распрощаться наконец с детством и шагнуть в новый мир. Так он и поступает, предупреждая Чону, что идёт гулять за пределы соснового леса, и просит не говорить, если вдруг Чонгук придёт к ним в гости, куда омега пропал точно. Альфе лучше не знать, куда и зачем именно лис отправился. Тэхён должен сделать
это сам, без посторонних. Чонгук хоть теперь и не считается посторонним, наоборот — он теперь ближе всех, в буквальном смысле этих слов, но он бы точно не одобрил эту вылазку. А ругаться Тэхён не хочет.
Тэхён спокойно преодолевает ворота, затем сосновый лес, достигая прогалины, а после, ведомый своими воспоминаниями, топает в сторону поля, что, скорее всего, сейчас уже не пестрит фиолетовыми цветочками, а дерево и вовсе погибло, под которым обычно любили валяться лис с волчонком, считая облака на небе и давая каждому название. Тогда летом, когда вереск был в самом цвету, запах был невероятен от маленьких цветочков, напоминающий мёд.
Спустя примерно час ходьбы Тэхён, собрав штанинами, кажется, все колючки, выходит наконец к полю, замирая на мгновение, погружаясь мысленно в воспоминания из детства, которыми он жил всё это время, мечтая попасть сюда и вновь порезвиться в своём истинном обличии. Только не один. А с Рикки. Жаль, что альфа так и не сможет больше увидеть эту красоту. На удивление омеги, вереск ещё не отцвёл, красуясь своими лиловыми веточками-соцветиями. Короткие и мелкие листья, чем-то напоминающее иголки можжевельника, царапают ладошки, когда Тэхён прикасается к ним. Удивительно, но даже зимой вереск может оставаться зелёным, выглядывая из-под снега. Тогда он напоминает какой-то хвойник своими острыми конусовидными листьями. Дерево, хоть и сломанное временем, всё же стоит на месте, без единого листочка, и омега идёт прямиком к нему, опускаясь рядом на землю, опираясь спиной о ствол, закрывает глаза, перебирая в руках сорванную кисточку соцветия, погружаясь в тишину леса, нарушаемую лишь ветром, гуляющим меж вереска, тревожа его покой.
Как хорошо! Так спокойно на душе сразу. Вечно бы так сидеть и не думать ни о чём. Проблемы уже не кажутся проблемами, дела уходят на второй план, а всё плохое забывается. Тэхёну так не хватает в душном городе этого чистого терпкого запаха леса, растений, живущих в нём, деревьев, что играются с ветром, если тому вздумается побеспокоить их. Наверное, в прошлой жизни Тэхён не покидал пределы леса, оставаясь всегда в нём, чувствуя себя здесь как никогда уютно и спокойно. Цивилизация — это хорошо, но зелёные просторы всё равно этого не заменят.
Омега поджимает под себя колени, вдыхая в себя глубоко этот насыщенный запах трав, стараясь запастись им до следующей вылазки куда-нибудь за пределы города. Именно здесь, на этом самом месте, когда-то Тэхён спрашивал у Рикки про нужность звёзд. Здесь он когда-то нашёл на небе их имена, собранные в одно созвездие. Что ж, пусть. Пусть это останется здесь навсегда. И тот Тэхён, и те мечты, и много, много чего ещё, что так хотел воплотить в жизнь Тэхён вместе с Рикки. Омега плачет не от боли — нет. Он плачет от безысходности ситуации. Надо отпустить, надо оставить всё здесь и не идти ко всем остальным с тем, что уже есть. Тэхён хочет по-новому. А старое пусть останется в прошлом. Лис не хочет его больше касаться, задевая раны.
— Я знаю, что ты сейчас в лучшем из миров, — говорит Тэхён, смотря на небо, на котором мирно проплывали пузатые облака. — Я знаю, что тебе я
там не нужен и ты бы не хотел, чтобы я грустил. Я не буду, обещаю. Теперь у меня есть друзья, которые не бросят меня и не предадут. У меня есть Чонгук, твой близняшка, которого я очень постараюсь полюбить всем сердцем точно так же, как это было с тобой, Рикки, — омега переводит взгляд на вереск в своих руках и выдыхает, ощущая чётко, как с души словно камень спадает. — Я тебя отпускаю, Рикки-хён. Будь счастлив, а мы будем счастливы здесь, чтобы ты, смотря на нас, улыбался
там.
Двенадцатилетним мальчишкой Тэхён помнит волчонка. Именно таким он и останется в памяти омеги: улыбающимся, вредным и счастливым. Таким же остаётся и Тэхён рядом с альфой, но ключевое слово — здесь. На новой странице будет всё по-другому. Там будет новый Тэхён, его новые мечты, друзья и брат Рикки. Детство остаётся затерянным тут, меж красивых цветков вереска, находя домик теперь там.
Ещё несколько часов Тэхён проводит на поле, просто валяясь на траве и наблюдая за небом, а после собирается в обитель. По пути назад рвёт несколько соцветий вереска, чтобы засушить и отправить в свой гербарий как некое напоминание об этом прекрасном месте, в котором он так любил бывать со своим другом-волком. Больше, Тэхён надеется, он не вернётся сюда. Китай тоже останется в воспоминаниях. К вереску присоединяются ещё другие листочки кустарников, хвойных веточек и сухие цветы, которые вот-вот должны завянуть. Получается целый букет. Для гербария то, что нужно.
Уже выходя из соснового леса, Тэхён оглядывается назад, кидая последний взгляд на этот мир, который поглотило вечернее солнце. Теперь омега спокоен. Он всё сделал правильно. На душе больше не скребут кошки. Это тоже не может не радовать. Правда, ноги гудеть начинают от долгой ходьбы, но ничего. Тэхён всё равно доволен, заходя в обитель с лёгкой улыбкой на губах, с пушистым букетом листьев и растений в руках. Как раз оставшееся время до ночи можно посвятить тому, чтобы разложить всё по книгам, точнее, по учебникам, которые привёз с собой Ким, чтобы заниматься в свободное время. Что ж, хоть для чего-то они сгодились, ибо омега даже не притронулся к ним за прошедшие дни. Как-то не до учёбы было. То одно, то второе — успевай только нервную систему менять. Но плюс есть, хоть и был он добыт большой ценой: больше никаких секретов про семью Тэхёна. Про папу и ненависть бабушки к роду волков. Приезд в Уданшань вообще на многое открыл глаза.
— Я пришёл! — кричит Тэхён на весь домик, аккуратно кладя на столик свой будущий гербарий, снимая с себя джинсовку и ботинки, оставаясь в мятной толстовке и тёмно-синих джинсах, топая к умывальне, чтобы помыть руки. Чону встречает его куда-то уже собирающимся, выбирая между кроссовками или чёрными тимберлендами, точно такими же, как и у Тэхёна. — Куда-то собираешься?
— Да. Хотим с Югёмом забраться за колонну, что небо «подпирает».
— Понятно, — забирая со столика распавшийся букет, омега направляется в комнату, но уже у двери слышит возглас Чону, заставляющий чуть ли не подпрыгнуть на месте и испуганно уставиться на друга: — Ты чего?
— Ну… — Чону сглатывает, нервно посмеиваясь, чем только ещё больше запутывает Тэхёна. — Ну, короче, там у тебя гости, будь готов к этому, — а после шёпотом, одними губами: — Прости.
Блять.
До Тэхёна сразу доходит, что за «гость», и мысленно уже отправляет Чону в ад, потому что не прикрыл его, а это значит — надо что-то срочно такое придумать, чтобы Чонгук вдруг не разозлился, что его обманули. Хотя… Чего омега распереживался? Он просто ходил в лес, собирал растения, чтобы сделать гербарий, и всё. Ничего страшного не случилось. Но Тэхён всё равно не был готов к такой скорой встрече с альфой. Смущения не избежать, ибо стоит только посмотреть на него, то вся прошедшая ночь перед глазами появится. Ох, как же стыдно будет смотреть в глаза волка.
«Значит, смотреть на него тебе стыдно, а вчера верхом сидеть на нём тебе было норм?» — посмеивается над ним разум, и Тэхён непременно бы ударил его по лицу, будь тот человеком.
Выдохнув и облизав пересохшие губы, Тэхён отворяет дверь, крепко сжимая свободной рукой листья, заходит внутрь, включая свет в комнате, сразу же натыкаясь взглядом на Чонгука, сидящего на кровати лиса, подогнув под себя одну ногу, обнимая подушку Кима. Создаётся ощущение, что до этого альфа так и сидел, гипнотизируя взглядом дверь, дожидаясь прихода омеги. Только вот улыбки на его лице нет и грамма, а глаза опять темнее ночи, что говорит об одном — наврать не получится. Придётся объясниться, почему Тэхён сбежал в лес, не предупредив, ещё и наказав Чону, чтобы тот его прикрыл перед волком.
Тэхён, стараясь вести себя как можно непринуждённее и спокойно, не выдавая своего волнения, прикрывает за собой дверь и двигается в сторону туалетного столика, чтобы положить туда свои растения. Переводит взгляд на альфу, что не сдвинулся даже с места, и спрашивает, прочистив горло:
— Ты давно ждёшь?
— Нет, недавно пришёл, — отвечает Чонгук, а Тэхён мысленно выдыхает. — Примерно часа два назад, может, меньше.
Чёрт возьми!..
— Почему не ушёл, раз меня нет? Кто знает, сколько бы меня ещё не было.
— Хотел увидеть тебя. Ты ведь так быстро упорхнул утром, даже шлейфа своего запаха не оставил, а потом и вовсе пропал на весь день, — передёргивает плечами Чонгук, кладя подушку на место, и упирается локтями себе в колени, сцепляя руки в замок. — Ты не ждал меня, верно?
— Ну, — Тэхён опирается спиной о края туалетного столика, улыбаясь натянуто, — нет. Я не ожидал тебя увидеть здесь, у себя. Думал, мы на ужине встретимся, а после погуляем по Уданшань, — именно так и хотел поступить Тэхён. Однако все планы рухнули, и теперь омега чувствует себя немного не в своей тарелке. Так теперь вообще-то всегда будет. Это нормально, что Чонгук потерял его и хотел видеть, поэтому и остался дожидаться, ведь они теперь пара. Тэхёну стоит это зарубить отныне себе на носу и понять, что больше его пространство не принадлежит только ему и ещё раз ему. Чонгук имеет полное право захаживать туда. Особенно после вчерашнего…
— От тебя пахнет лесом, — говорит Чонгук, чем сбивает с толку Тэхёна на минуту. Он втягивает носом запах сухих трав, что ни с какими не спутаешь, мягко окутывающий омегу, и, не находя в нём практически своего, чертыхается, правда, как — лис не расслышал.
— Это очевидно, я ведь там и был, — кивает на букет Тэхён.
— От тебя не просто лесом пахнет, — поясняет Чонгук, выпрямляясь. — От тебя домом пахнет.
Почему у него такое непонятное выражение лица? Это значит, что всё хорошо или всё плохо? Тэхён не понимает. Какой-то тупик. Но запах моря слышит отчётливо. И вроде бы он не опасен. Это может значит, что всё нормально? Они не собираются поругаться, а просто разговаривают.
— Это проблема? — спрашивает Тэхён, поворачиваясь корпусом к альфе, что хмурится и мотает головой, отчего уже потерявшие карамельный цвет пряди волос лезут в глаза.
— Нет, вовсе нет.
— Значит ли это, что бури не будет?
— Бури нет, — немного помедлив, отвечает Чонгук. — Но мелкий дождик обещается.
— Дождик не проблема. Мы не сахарные, не растаем, — Тэхён улыбается, беря крем для рук и кидая его в волка, чтоб очнулся уже и перестал себя вести каменным изваянием. Тот ловит ловко тюбик, действительно отмирая и улыбаясь в ответ. Но отправляет его обратно его хозяину с вопросом вслед:
— Почему ты не сказал, что пойдёшь в лес?
— Если вкратце, то так было надо для меня. Лично для меня. И не смотри так хмуро на эти листочки и растения, — омега вновь собирает в букет свои находки, поправляя каждый листик. — Ты не имеешь права меня ревновать
к нему.
— А я ничего и не сказал, — хмыкает Чонгук, толкая язык за щёку, сверкнув глазами, откидываясь руками на постель и вытягивая ноги перед собой. — Это букет. Просто букет.
— Правильно, — кивает Тэхён, игнорируя холодные нотки в голосе альфы. — Который ты мне сейчас поможешь разложить по книгам, чтобы он засох и я смог сделать из него гербарий. Ведь поможешь?
— Конечно. Что делать надо?
Ближайшие пятнадцать минут уходят на расфасовку листьев на страницы учебника по английскому языку, за что Тэхён мысленно попросил прощения у профессора Брау. Чонгук, на удивление омеги, не разговорчив, спокойно вытирает грязные листья влажной салфеткой и вкладывает его в книгу, сидя рядом с Тэхёном на полу возле кровати, что они превратили в импровизированный стол.
— Надо будет потом не забыть подписать каждый, — говорит Тэхён, делая мысленно пометки у себя в голове, вкладывая последний лист криптомерии в страницу английского, закрывая аккуратно его после, стараясь, чтобы другие растения не выпали из своих «домиков». Ещё бы довезти это до Сеула как-то в целостности и сохранности.
— Странно, — хмурится Чонгук, привлекая к себе внимание омеги, что вопросительно поднимает брови. — С грязными листьями возился я, но остался чистым, что не скажешь про тебя. Что у тебя на щеке?
— Где? — спохватывается Тэхён, усердно пытаясь оттереть с щеки грязь рукавом толстовки. — Здесь? Всё?
— Нет, ниже.
— Тут?
— Да, но левее.
— Куда леве… Ах! — Тэхён напрочь забывает о грязной щеке, которая, похоже, и не была никогда чумазой, когда Чонгук цепляет его подбородок пальцами и тянет на себя, впиваясь в губы омеги, вкус которых мечтал почувствовать ещё с утра, как только проснулся, а лиса рядом не оказалось.
Чонгук целует глубоко, пуская в ход язык, хозяйничая им во рту омеги, лижет и кусает губы, покорно открывающиеся, отвечая ему, ловя все вздохи, проглатывая их жадно. Альфа тянет Тэхёна к себе за поясницу, усаживая на своих бёдрах, окольцовывая талию, не давая отстраниться. Тэхён обнимает в ответ, касаясь грудью его, кладя руку на щёку, пытаясь отстраниться хоть на миг и сделать спасительный вдох, ибо кислорода становится совсем мало. Напор альфы слишком силён, Тэхён не в силах с ним бороться. Чонгук наклоняет голову, проходится языком по нёбу, пламенея с каждой секундой, а когда слышит тоненький всхлип омеги, то вообще голову теряет. Он рычит, тянет ближе, словно хочет вжать в себя Тэхёна, чтобы никому и никогда больше не отдавать его. Губы лисички — что-то за пределами реального. Уже только за право попробовать их можно планеты взрывать и новые миры воздвигать в их честь. Они пьянят, заставляют спину мурашками приятными покрываться, забывать обо всём на свете, кроме омеги перед ним.
— Чонгук… — Тэхёну удаётся оторваться, хватая заветный кислород ртом, но ненадолго, ибо Чонгук и не думает отпускать, целуя вновь. — Чонгук, постой… подожди…
— Тихо, — шипит альфа недовольно, укладывая омегу на пол, а сам нависая сверху, залезая холодными руками под толстовку, оглаживая стройные бока.
Тэхён разводит ноги шире, позволяя альфе полностью лечь на себя. Тот, пользуясь покорностью омеги, вновь прижимается к чужому рту, целуя рвано, немного грубо. Лис прижимает волка к себе, скрещивая ноги за спиной Чонгука, зарываясь пальцами в волосы на затылке парня, сжимая их несильно. По телу опять ток бежит, и Тэхён уверен: не остановись они сейчас — то, что было ночью, непременно повторится и сейчас, чего допустить никак нельзя.
Что это такое вообще? Опять Тэхён взрывается в руках Чонгука, желая больше, чем то, что ему даёт альфа. Это немыслимо просто. Омега и не думал, что будет так охоч до чужих ласк и поцелуев. Это что-то новое, открывшееся только благодаря Чонгуку.
— Всё, стой, хватит, — отстраняется от Чона Тэхён с громким чмоком, дыша часто и заглядывая ему в глаза, что горели сейчас так же неистово, как и у самого лиса. — Сюда могут в любое время войти, и если увидят нас таких, то сплетен потом не оберёмся.
— Учись отвечать за свои поступки, Тэхён, — говорит Чонгук, поднимаясь с омеги и садясь между его разведённых ног. Тэхён подрывается следом, смотря растерянными глазами на альфу. — Даже если они довольно ужасны и могут кому-то навредить своей правдой, то это не делает тебя не ответственным за это. Поэтому переставай врать и говори мне только правду и только её.
До Тэхёна доходит не сразу о чём речь, а когда «лампочка загорается», то пыхтит возмущённо, чем вызывает улыбку у Чона, пихая волка, говоря рассерженно после:
— Так это ты меня проучил, получается? Да? Офигел? — он опять пихает Чонгука в плечо, сдерживаясь, чтобы не налететь на него с кулаками. — Противный альфа, не буду больше с тобой разговаривать.
— Эй, — смеётся Чонгук, пододвигаясь к разозлённому наигранно Тэхёну, развернувшегося спиной, скрестившему руки на груди и вскинув подбородок возмущённо. — Это всего лишь маленький урок, чтобы так больше не поступал со мной.
— Ты чуть не съел меня, ты в курсе?
— И что? Ты вкусный. Вчера я в этом убедился, а сейчас ещё раз подтвердил, — чмокает в пунцовую щёку Чонгук, обнимая за талию и укладывая подбородок омеге на покатое плечо. — Не дуйся, малыш, я больше не буду.
— М-малыш? — вспыхивает Тэхён, забывая про свою злость, сражённый наповал таким обращением, посмотрев на альфу.
— А кто ты? Так же куксишься сидишь, — треплет его по голове Чонгук, смотря на омегу ласково и совершенно влюблённо. Повержено. — Могу как-нибудь по-другому называть, если не нравится.
— Например?
— Ну… детка, солнце, золотце?..
— Перестань! — рокочет Тэхён, опять краснея и поворачиваясь обратно к волку лицом, сразу же обнимая за шею. — Тебе доставляет удовольствие смущать меня, что ли? Из-за тебя я чувствую себя варёным раком.
— Ты просто не привык к ласке, — оглаживает его щёку Чонгук. — Со временем это станет обыденностью.
— Мне кажется, это невозможно.
— Почему?
— Разве с тобой можно соскучиться?
— Это комплимент?
— Считай, что да.
— Засранец…
— Несколько минут назад я был малышом, а теперь уже засранец?! Что за непостоянство, Чон Чонгук?
— Я довольно ветреный.
— Тогда нам стоит расстаться, — ляпает Тэхён, не подумав.
— Давай забудем эти слова навсегда, хорошо? — весёлый настрой словно ветром сдувает, а Чонгук на глазах становится донельзя серьёзным, теряя улыбку.
Тэхён сглатывает, кивая и обнимая Чонгука, проглатывая слова обратно. Сердце почему-то неприятно ухнуло в груди. Ведь самое страшное теперь заключается в другом. Не потерять друг друга — вот новая цель. И достичь её будет не так просто, как кажется со стороны.
---
Идея насчёт «прогуляться по Уданшань» не умирает до конца. Повалявшись ещё немного на кровати, позволив Чонгуку себя заобнимать и зацеловать до покалывания на губах, тем самым оставляя на омеге свой запах, Тэхён всё же вытаскивает альфу на воздух. Ночью в обители красиво: на горы, окутанные туманом, смотреть можно вечно. Завтра они уже будут дома и ещё не скоро смогут надышаться природой, поэтому нужно было ловить момент, чтобы хоть как-то подкормить свою истинную сущность, сидящую в душе. Ну и просто спокойно пообщаться, узнать друг друга ближе. Омеге сейчас это необходимо, чтобы быстрее привыкнуть и уверить себя, что он не ошибся, когда выбрал Чонгука. Что сердце правильно ему подсказало, не наврав. Чонгук же придерживался другого мнения: для него, похоже, важен был лишь физический контакт, чтобы поцеловать и обнять можно было, давая волю чувствам. Ему надоело уже «разговаривать». Хотелось действовать и привязывать лиса к себе всеми цепями мира.
— Идём, — тянет за собой сопротивлявшегося альфу, наигранно хнычущего, что они покидают тёплую комнату Тэхёна.
Однако стоит только выйти на улицу, ступив на крыльцо, то весь настрой гулять пропадает, стоит только наткнуться взглядом на Миндже, стоящего на последней ступеньке, замершего так же в движении, как Тэхён с Чонгуком, что чуть не врезался в спину омеги, не понимая, чего тот резко затормозил. Ответ приходит мгновенно, стоит только поднять голову и увидеть Миндже. Альфа воздухом едва не давится от негодования. Какого чёрта? Что он тут делает? Каким наглым и бессовестным надо быть, чтобы самому прийти к тем, которым сделал больно?
— Что тебе надо здесь? — громче, чем хотел, спрашивает Чонгук у омеги, чем пугает своим возгласом, пронизанным злостью, Тэхёна, заставляя выйти из оцепенения. Он тоже не понимает, что тут делает его бывший друг, смотря на него вопросительно.
— Я искал вас и вот… нашёл, — отвечает Миндже, поправляя чёрные волосы и сглатывая вязкую слюну, ибо альфа выглядел не очень дружелюбно, а острое лезвие катаны, приставленное к его горлу, он никогда не забудет. Но не осуждает, потому что понимает — заслужил. В полной мере. Как и вся Уданшань. Ничего другого и нельзя было ожидать от того, кто тогда своими глазами видел всё и пережил.
— Зачем? — спрашивает Тэхён, ещё больше ничего не понимая, чувствуя, как к сердцу подкатывает тревожность.
— Мне нужно вам кое-что показать и рассказать. Завтра вы уедете отсюда и никогда, скорее всего, не вернётесь. Не прощу себя, если всё вам не расскажу. Поэтому, пожалуйста, идите за мной. Я вас прошу довериться мне.
— Тебе? — усмехается Чонгук. — Лучше иди отсюда, пока я…
— Чонгук, — Тэхён останавливает альфу, поворачиваясь к нему и заглядывая в глаза. — Давай дадим ему шанс. Пусть расскажет то, что хотел. От нас ведь не убудет. Да и страшного уже ничего не произойдёт.
— Ты серьёзно? — альфа не верит своим ушам, уставившись изумлённо на омегу, нервно кусающему нижнюю пухлую губу. — Ты собрался разговоры вести с этим, — он коротко указывает на притихшего Миндже, ждущего их на той же последней ступеньке крыльца, дожидаясь согласия. Он обязан убедить их пойти за собой и показать. Так хотели многие. Так хотел его отец. — После всего того, что он сделал, ты хочешь дать ему шанс? Только не говори мне, что уже простил его.
— Нет, не простил, но и проигнорировать его не могу. Он тоже жертва, ты же знаешь, — пытается достучаться до разума Чона Тэхён, что пламенел с каждой секундой, в корень не разделяя решения лиса. — Пожалуйста.
— Только ради тебя, — заключает могильным голосом Чонгук немного погодя, скрипя зубами. И хотя единственное, что ему сейчас хотелось сделать, — придушить Миндже, разулыбавшегося сразу, когда получил добро, ведя их куда-то за собой, за домики обители, что уже считались нежилыми, используясь как амбары, противиться топящим глазам Тэхёна волк не в силах.
Преодолев эти домики и свернув к крутому склону, Миндже, уверяя их, что осталось немного, шагал вперёд, выходя за пределы ограждений. Останавливаются они на каменистой дорожке, дальше которой шло небольшое пространство, скрытое деревьями, что словно обнимало в кольцо это место. К удивлению, сорняков не было, а посреди площадки вообще виднелись какие-то сооружения из округлых камней, наваленных в небольшие пирамиды. И пирамидок таких здесь было несколько десятков.
— Что это такое? — спрашивает Тэхён у Миндже. Он догадывается, но…
— Это кладбище, — отвечает Миндже. У Тэхёна открывается рот от услышанного, а глаза округляются. — Это кладбище волков из деревни. Вернее, того, что от них осталось от пожара.
Тэхён в шоке. В полном шоке. Он забывает обо всём, даже про гулко стучащее сердце в груди, смотря то на Миндже, то на Чонгука, что застыл, кажется, примерзнув к земле. Каких волков, какой деревни? Той самой, в которой когда-то жил Чонгук? То есть кто-то похоронил останки людей здесь, на этой небольшой площади? Кто-то пришёл после пожара и помог невинным погибшим? У Тэхёна сейчас голова лопнет от вопросов.
— Тэхён, ты ведь помнишь тот день не так ли? — начинает Миндже, сцепив руки за спиной, чтобы не показывать, как они дрожат. — Когда ты пытался сбежать и помочь. Помнишь ведь людей, спокойно ходящих по обители, занимающихся делами? Так вот нам приказали ничего не делать. Йонг-ши всегда учил нас бояться волков. Нас всё время этому учили. Никто и подумать не мог, что род этот вовсе не опасен и похож на нас. Мы верили байкам больше, чем реальности, — он тяжело вздыхает. — Цель нашего главного предводителя — уничтожить и поработить, показать превосходство над этими хищниками. И он сделал это через тебя, меня, сказав, что убьёт моего отца, если я всё не расскажу, и через остальных жителей, которых он до смерти запугал. Мы не могли помочь вам тогда, — омега смотрит на Чонгука, смаргивая слёзы. — Но помогли потом, когда пожар утих. Мы нашли вашу деревню, несмотря на все угрозы Йонга-ши, и перенесли останки сюда, похоронив по-человечески. Мы не знали ваших имен и фамилий, поэтому сделали так, — он указывает рукой на пирамидки камней. — Вся Уданшань виновата перед вами, но хотя бы так, хотя бы так мы отмаливаем наш грех, что позволили тому ублюдку совершить. Его, кстати, не стало через месяц-два после трагедии. Причину смерти так никто и не определил, да и всем плевать было. Он не достоин был того, чтобы по нему скорбели. Я очень виноват перед вами, — Миндже склоняет голову пристыженно, не хотя смотреть в глаза омеге и альфе, — и я знаю, что моего «прости» мало, чтобы что-то исправить. Но хотя бы так, вы будете знать, что у Уданшань ещё есть сердце.
Тэхён не знает, что можно сказать на такое. Он совершенно растерян, забыв вообще про весь алфавит, сбитый с толку подобным признанием. Он всю жизнь считал, что Миндже предал его по собственной воле, желал смерти ему, а оказывается, он также пострадал, как и Тэхён. Любой бы поступил на его месте так, как сделал он. Семья — самое дорогое, что есть у человека. А для ребёнка подавно. Эти твари знали, куда давить, чем угрожать и чем пугать, поэтому у них и получилось всё. Чего не ожидал вообще омега — так увидеть это место. Оно не завалено хламом, не забито мусором, здесь всё аккуратно и чисто, как и положено кладбищам. Здесь тихо и спокойно, никто не потревожит душу, давая полное умиротворение. Пожалуй, за это можно и поблагодарить даосов, что всё же ослушались и перенесли останки людей, что были убиты огнём, сюда, ближе к лесу, к храму.
— Спасибо, Миндже, — подходит к омеге Тэхён, кладя руку на плечо и выдавливая из себя подобие улыбки. — И прости, что обвиняли, не разобравшись во всём до конца.
— Нас учили любить, а мы только и делали, что ненавидели. Когда же пришёл ты, то доказал, что любовь не равняется ненависти. Её вообще нет, потому что никто плохого нам ничего не делал. Жаль, что мы поздно это осознали. И ещё, — Миндже ныряет куда-то в карман куртки, доставая оттуда какую-то маленькую серого цвета баночку, — здесь лежит плёнка из твоего фотоаппарата. Она единственная сохранилась, когда ты разбил его, — Тэхён в неверии смотрит на плёнку со снимками в руках Миндже из его «мыльницы», которую ему подарил дядя Исыль. Там же… там же фото. Те фото из того времени. И, возможно, даже с Рикки. У лиса глаза слезиться начинают, когда находка Миндже попадает к нему в руки.
— Миндже… — шепчет одними губами Ким, прижимая к груди заветные будущие снимки, которые он непременно распечатает в Сеуле, силясь не заплакать. Невероятно. Просто не верится в это!..
— Надеюсь, у вас всё сложится наилучшим образом, — дарит Тэхёну улыбку Миндже, поворачиваясь, чтобы уйти. — Иди к нему, думаю, твоя поддержка ему нужна как никогда прежде.
Тэхён не сразу понимает о ком речь, мыслями уже в столице печатающий фотографии. Он поворачивается лицом к альфе, дабы сообщить о плёнке, на которой, возможно, будет запечатлён его брат, как сталкивается лишь с пустотой, ибо Чонгука на месте не оказывается. Тэхён бегло осматривает местность, забеспокоившись, что волк куда-то пропал, пока он говорил с Миндже.
Чонгук же никуда не ушёл. Стоило только подойти ближе к этому месту, как ниточки, что всегда связывают всех волков в стае, начали вновь сверкать блёклыми огоньками, что до этого молчали всегда. Чонгук не мог спутать это чувство ни с каким другим, а когда догадка подтвердилась, то не смог больше стоять на месте и слушать, что там говорит Миндже. Ноги сами несут к центру этого места, а на глаза слёзы наворачиваются, когда альфа слышит
их. Он с головой окунается в счастливые воспоминания детства, когда всё было хорошо. Когда все улыбались и жили мирно, не зная тревог и хлопот.
Дом. Он чувствует себя так, словно домой вернулся. Словно после мороза зашёл в дом и бежишь скорее к теплу, чтобы согреть руки и красные от холода щеки. Так и сейчас. Альфа ничего подобного уже давно не испытывал. Нет боли, нет тяжести в груди — одна лёгкость и смирение. Его стая, в которой в будущем он бы, возможно, стал вожаком, просто уснула вечным сном. Им среди звёзд хорошо и спокойно, ведь даже там они счастливы, не помня зла.
Что не скажешь о Чонгуке.
Все эти годы она сжирала его, меняла до неузнаваемости и притупляла человечность. Она приказывала отомстить, стать жёстче и не щадить никого, если кто-то встанет на пути или обидит. Она закаляла характер, но в лучшую ли сторону? Чонгуку ведь чуждо это. Но она всё равно выиграла. Жестокость. Её показали ему со всех сторон. Чонгук устал от неё, потому что превращается сам под её чарами в непонятное что-то. А с Тэхёном не хочется быть таким. С Тэхёном хочется быть лучшим во всём.
— Чонгук-а? — тишину рассекает тихий голос омеги, заставляя волка выпрыгнуть из своих мыслей и обернуться. — Ты как? — Тэхён подходит ближе, кладя руку на плечо.
— Нормально, — кивает Чонгук, вытирая влагу со щёк и шмыгая носом. — Просто… просто я… я их чувствую. Не знаю, как это объяснить. Словно что-то вспыхивает в груди и сразу же гаснет. Я пытаюсь ухватиться за них, но не выходит. Мне так больно, Тэ… так…
Чонгук не договаривает. У Тэхёна земля из-под ног уходит, когда он смотрит в тёмные глаза напротив, в которых дрожали слёзы. Омега не выдерживает, сокращая между ними расстояние, и порывисто обнимает за шею, прижимая к себе. Руки альфы сразу же обвивают его талию, с силой сжимая омежье тело. Тэхёну хочется истерично закричать, потому что ещё никогда прежде ему не доводилось видеть, как альфы плачут, особенно такие сильные, как Чонгук. И это не признак того, что он тряпка или размазня, а признак его большого сердца, что он такой же человек, как и все, способный на эмоции. Он не камень, что не умеет плакать. У Тэхёна язык не повернётся сказать, что Чонгук слабый мужчина. Он столько всего пережил, столько всего вытерпел, и сейчас совершенно нормально, что он не смог сдержаться. Омеге и представить страшно, какие только воспоминания пробудились в памяти волка, стоило ему только почувствовать свою стаю.
— Гукк-и, — шептал омега, гладя его дрожащими пальцами по волосам, утешая как ребёнка. Он отстраняется, целует коротко в лоб, нос, скулы, стирая с них слезинки. — Я с тобой, я с тобой, — как мантра, и альфа слышит это, слышит и тянется к приоткрытым губам лиса, глуша свою боль в этом поцелуе. Он солёный, горький, но очень необходимый. Как глоток воздуха. Чтобы вспомнить, что больше не один, а значит, и боль делится на два. Это успокаивает. Даёт надежду, что всё будет хорошо.
Потому что:
и ещё раз, все хором — всё будет хо-ро-шо!..
🍂🍂🍂
— Спасибо, Югём. Ты не представляешь сейчас, какое доброе дело сделал, — благодарит в суматохе альфу Тэхён, набирая попутно на телефоне номер, чтобы вызвать такси, игнорируя шум в коридоре университета.
— Рад, что помог. Может, у тебя получится достучаться до него, — говорит Югём, улыбаясь натянуто. Из всех тех, кто действительно мог вправить мозги Чонгуку, так это Тэхён. Больше некому. И лис бы давно так и сделал бы, если бы тот ходил на пары, не забив на них, как только они вернулись в Сеул из Китая.
Тэхён в тот день, когда они возвращались, старался как-то подбодрить альфу, быть рядом столько, насколько это возможно, пока дядя не видит. Чонгук был серее тучи и чувствовал себя паршиво после увиденного, потеряв свою привычную улыбку и блеск в глазах. Словно он не здесь и никого не слышит. Это по-настоящему пугало Тэхёна. Он понятия не имел, как выволочь Чонгука из этого состояния, пытаясь делать как волк — просто быть рядом, когда Тэхён сам почувствовал, словно тебя плитой придавило, услышав, что Рикки больше нет.
Нужно было время, чтобы хоть немного прийти в себя после пережитого в обители, но Тэхён задвинул пока свои переживания и мысли в пыльный ящик, ставя Чонгука на первое место. Хотелось как-то помочь ему, вернуть улыбку и показать, что всё хорошо. Достучаться и уверить, что сейчас его стая в лучшем из миров. Тэхён себя так утешал, это помогало немного. Чонгук вроде и слушается, ведёт себя как обычно в первый день учёбы, а потом пропадает со всех радаров, говоря Югёму, что заболел и на больничном до конца недели. Болезнь эта ясна как день, но Тэхёна беспокоит другое.
Омега, как только они приехали в Сеул, сразу отзвонившись с отчётом бабушке, опуская пока разговор о папе, добавляет во всех соц. сетях, где только есть, Чонгука к себе в друзья. Волк принимает его заявки, но на сообщения не отвечает. Тэхён звонит ему, узнав номер у Югёма, говорит с ним, но в голосе, как и в словах, слышит фальшь. Это непривычный Чонгук говорит. Это какой-то другой альфа, которого омега не знает совершенно. А может, это и есть истинный Чонгук? Кто ж знает…
Три дня лис терпит эту «болезнь», а после, плюя на собственные мысли, что возможно своим визитом он потревожит покой Чонгука, которому и так несладко, выпрашивает у того же Югёма адрес студии, где работает Чонгук фотографом со своим другом и едет туда после пар, твёрдо настроенный поговорить с волком и привести его в чувства. Как оказалось, он часто там зависает, даже больше, чем в квартире собственной, поэтому Тэхён не должен прогадать, когда будет стучаться в студию, что находилась в центре города в одном из многоэтажных зданий на восьмом этаже. Опять же от Югёма Тэхён узнал, что студию они эту арендуют, устраивая там фотосъёмку, так как площадь позволяла сразу организовать три декорации для снимков.
Поднимаясь в лифте и мысленно придумывая контраргумент на каждое «не хочу» Чонгука, Тэхён, поправляя сумку на плече, выходит, ищет глазами дверь под номером «893» и направляется к ней. Стучится коротко сначала, но ответа по ту сторону не дожидается, поэтому жмёт на звонок до тех пор, когда не слышит копошение, какие-то ругательства и щелчок открывающейся двери.
— Тэхён? — Чонгук заспанный, с всклоченными волосами на голове, окидывает омегу взглядом, будто не веря, что лис стоит перед ним. — Ты что тут делаешь?
— И тебе привет, — не дожидаясь приглашения, Тэхён сам заходит внутрь студии, потесняя назад альфу, что одет был в синие рванные на коленках джинсы и чёрную футболку, демонстрируя тем самым свои многочисленные татуировки на правой руке. — Как здоровье? Тебе уже лучше?
— Вроде того, — приглаживает непослушные вихри на голове Чонгук, кисло улыбаясь уголками губ. — Проходи.
Студия действительно большая, с несколькими комнатами и панорамным окном, за которым бушевал центр Сеула. Посередине стоял стол, на котором валялись какие-то папки, бумаги, фотоальбомы и две фотокамеры. Ну и еда, точнее — то, что от неё осталось и уже требовало себя выкинуть в мусорку. Здесь три площадки для фотосессии: одна в правом углу, другая ближе к центру и последняя в самом дальнем углу перед широким окном. Первая была посвящена Рождеству, так как скоро сезон, вторая в атмосфере влюблённых, с цветочками в кашпо и гирляндой из сердечек. Последняя же была просто кровать с шелковистыми бордовыми простынями, окружённая прожекторами, которыми здесь всё практически было заставлено, начиная от маленьких и заканчивая высокими. Выполнена преимущественно в светлых тонах, если не считать кожаные диванчики.
— А где печать фото проходит? — спрашивает Тэхён, снимая с себя верхнюю одежду и кладя её на пуфик.
— Там, — указывает пальцем на одну из дверей Чонгук, плюхаясь на диванчик и закрывая глаза. — Так зачем ты здесь и как нашёл?
Тэхён удивлённо приподнимает брови, дар речи теряя на миг от такого вопроса.
— От Югёма узнал, — отвечает тихо Тэхён, не отводя глаз от альфы, распластавшегося на диванчике. Не сразу, но замечает бутылки из-под соджу и алюминиевые пивные баночки, ещё больше хмурясь. — А ты, я смотрю, какими надо таблетками лечишься, — он подходит, склоняясь и подбирая пустую баночку. — Что за дела, Чонгук? Ты в пьяницы решил податься?
— Ты пришел меня уму-разуму поучить, да? Всего-то выпил немного, чтобы голова не болела. А болезнь… Считай, это была дезинфекция организма.
— Тебе смешно? — вскипает Ким, кидая баночкой в альфу, чтоб прекращал строить из себя непонятно кого. — Ты учёбу пропускаешь, являясь последним курсом. Так нельзя, Чонгук. Почему я должен ходить на учёбу, а ты нет, хотя мне тоже непросто. Почему я забиваю на себя, звоню и пишу тебе, беспокоюсь, а ты пьёшь в студии и валяешься целыми днями? Так, по-твоему, должны выглядеть нормальные отношения?
— Это позавчерашние ещё, — Чонгук дует губы, кивая на бутылки. — Сейчас я трезв.
— Может, тогда ответишь на вопрос, что с тобой происходит? — Тэхён скрещивает руки на груди, прожигая Чона взглядом. А тот и не думал шевелиться, даже не смотря на омегу.
— Я сломался чутка.
— Что?
— Сломался, говорю. Как конструктор или велосипед… Я похож на велосипед? — безобидно спрашивает Чонгук, поднимая голову и встречаясь глазами с тэхёновыми, что готов был уже как минимум убивать и как максимум материться на чём свет стоит, ибо волк бесил его своим апатическим состоянием неимоверно. — Ты не оценил юмор, правда, — альфа улыбается лучисто, пододвигаясь к омеге, садясь уже напротив него и тянет руки к талии Кима, заставляя того сделать шаг вперёд. — Мне было нужно время, чтобы прийти в себя. Оно немного затянулось, но ничего, я догоню, что пропустил, не переживай. Вообще забудь про это. Я рад, что ты пришёл ко мне, беспокоился, — а как иначе, думает Тэхён. Неужели он сомневался в том, что омега не найдёт его и не придёт? Какого он вообще мнения о Тэхёне? Что он думает про него? Жаль, что мысли читать люди не умеют. Тэхён бы с удовольствием воспользовался этой способностью. — Скучал по тебе, моя радость, очень скучал, — пыхтит обиженно (лису не показалось) Чонгук, а после приподнимает чуть низ свободной толстовки Кима, залезает головой под неё, прижимаясь к мягкому животу Тэхёна щекой, обнимая за бёдра, притягивая ближе, отчего омега чуть не падает на альфу.
«Какого?..» — пищит ультразвуком мысленно Тэхён, краснея безбожно, чувствуя, как кончики ушей даже начинают пылать, а по телу липкие мурашки побежали. Чонгук ведёт себя как ребёнок. Это вообще не свойственно ему. Тэхёну даже страшно становится от этой мысли, потому что он совершено обескуражен и не знает как быть, не придумав ничего больше, как положить руки на плечи парня.
Спрятался. Чонгук спрятался. Как мило… и жутко странно одновременно.
— Чонгук, хватит, — Тэхён всё же находит в себе силы отстраниться первым и делает шаг назад, одёргивая толстовку назад, пытаясь отогнать от себя смущение. — Что с тобой? Ты уверен, что не заболел?
— Я просто обнял тебя, и это значит, по-твоему, что я болею? — скептически смотрит на него Чонгук, откидываясь обратно на спинку дивана. — Кстати, — говорит он, щёлкая пальцами, и тянется куда-то к столику, стоящему рядом. Он берёт какой-то увесистый конверт в руки и протягивает его Тэхёну. — Я распечатал ту фотоплёнку, которую ты мне отдал. Здесь двенадцать фото, как и было там.
Тэхён хочет уже было взять, но альфа резко одёргивает руку назад, награждаясь вопросительным взглядом.
— Я отдам его тебе, но только после того, как ты согласишься на кое-что.
— Что именно? — не понимает Тэхён.
— Поехали со мной в Пусан, к родителям.
— Что?! — вскрикивает Тэхён, уставившись на совершенно спокойного, как удав, волка большими изумлёнными глазами.
