Пусанские огни многоэтажек, неоновых вывесок и фонарей беспорядочно проносились по лобовому стеклу, и это завораживает немного, отвлекает от мыслей и расслабляет своими мягкими жёлтым, зелёным, голубым цветами. Но только не Тэхёна, сидящего на переднем сидении, вцепившегося в ремень безопасности намертво, будто приклеили, на сто шестнадцатый раз прокручивающего у себя в голове речь, как он поздоровается с родителями Чонгука, как представит себя и будет отвечать на вопросы, которые обязательно будут. По салону «вольво» приятно шествовала какая-то попсовая музыка, о которой минуту назад оповестил радиоведущий, но и это не помогало унять волнение и дрожь в руках.
Да. Чонгуку удалось убедить Тэхёна(спустя целую неделю!) на выходных поехать с ним в Пусан к родителям, которые, по его словам, уже давно хотят познакомиться с ним. Но не для того, чтобы четвертовать Кима, припомнив ему его оплошность, а чтобы узнать ближе того, кто являлся другом их погибшего сына, о котором он не забывал до самого конца.
Тэхён не хотел ехать. До последнего отнекивался, находя сто причин. Во-первых, это неловко и ужасно смущает. Во-вторых, они едут туда на выходные — значит, будут жить там все вместе в квартире у Чонов, что вообще никак ни в стиле Тэхёна, ибо жутко неудобно. Чонгук же его мнения не разделял, повторяя раз за разом, что даже не он был инициатором этой встречи, а отец с папой, значит, и переживать, накручивая себя заранее, не стоит. Омега никому там не помешает, да это и невозможно, ведь он теперь парень Чонгука. Рано или поздно всё равно пришлось бы познакомиться. Также они проведут всего день в квартире, а потом уедут на дачу, в старый дом, оставшись там на другой день, поскольку дом этот располагался ближе к кладбищу, где похоронен Рикки. Туда тоже предстояло сходить, и Тэхён отказывался пока представлять это. С одной стороны, хотелось это сделать, встретиться с Рикки хотя бы так, а с другой — отчего-то боязно. Словно увидь это холодное мраморное надгробие — и внутри Тэхёна опять что-то сломается. Чонгук же и здесь заверял, что будет всё хорошо, потому что он не один, альфа рядом. Что ж, да. Альфа рядом. Но от этого не легче. Сердце всё равно не на месте было от этой затеи.
Всё же сдавшись, Тэхён соглашается на приглашение Чонов, успокаивая себя тем, что волки — вполне дружелюбная и гостеприимная семья, если судить по детству. Они не придерживались старых порядков и правил, живя свободно, являясь не гомофобами*, приучая и детей своих к этому, потому что любить — это не стыдно. В отличие от семьи Тэхёна, где консерватизм и выбор «не того» приравнивались к греху. Может, так бы и не случилось, если бы не папа лиса с его провальной влюблённостью в «не того».
— Ты похож на дикобраза, который вот-вот стрельнёт своими иголками, — нарушает тишину Чонгук, мягко посмеиваясь с лиса, кладя ладонь на бедро омеги и сжимая его, выводя того из оцепенения, вынуждая посмотреть на себя и всё же выпустить из рук ремень.
— Я нервничаю, это совершенно нормальное явление. Будь ты на моём месте — вёл себя так же, — хрипит Тэхён, прочищая горло после долгого молчания. Половину пути он попросту спал, вторую — с открытом ртом слушал, как подпевает разным певцам альфа своим звонким голосом, а когда они уже въехали в Пусан, завис, как старый компьютер, уставившись в одну точку. Даже живот неприятно закрутило от волнения, а Чонгуку всё хихоньки, ведь это не ему знакомиться придётся.
— Мы едем ко мне домой, Тэ, а не на казнь. Успокойся, тебя никто там не слопает и уж точно яда не подсыплет в чай.
— Поверю тебе на слово, — улыбается всё же в ответ на улыбку Чонгука омега. — Долго ещё?
— Нет, минут десять, если в пробку не попадём, — отвечает альфа. — Родители с Авророй уже ждут нас. Отец сказал, что папа там всего наготовил, будто на праздник, переживая не меньше твоего перед встречей с тобой.
— Ох, Боже, — выдыхает Тэхён, съезжая немного с сиденья, выпятив нижнюю губу. — Надеюсь, всё пройдёт хорошо.
— Я с тобой, лисичка. Если что, прячься за меня, — подмигивает ему Чонгук, хлопая по бедру, сворачивая куда-то в переулок, чтобы сократить путь и не попасть в пробку, что к вечеру в центре собирается умопомрачительная.
Живёт семья Чонгука в ухоженном и чистом районе с детской площадкой рядом в многоэтажке на десять этажей. Чоны же обосновались на первом. Выскакивая из машины и накидывая на плечо лямку рюкзака, Тэхён поднимает голову на вечернее небо, которое постепенно закрывали тучи. Видимо, снегу с дождём всё же быть, как передавал сегодня по радио ведущий.
Заходя в подъезд, Тэхён, вцепляясь в руку Чонгука, мысленно считает до десяти, чтобы успокоиться, когда они подходят к нужной двери и звонят в звонок. Когда по ту сторону слышится копошение и замок щёлкает, Тэхён, кажется, достигает апогея своего волнения, что обожгло щёки, когда железная дверь отворилась и на пороге появился, по всей видимости, глава семьи, Чон Веймин — отец Чонгука.
— Ну наконец-то добрались! — улыбается мужчина, отчего ямочки на щеках и морщинки вокруг глаз проявляются. — Залетайте скорее! — уже после, когда дверь захлопывается, а Тэхён с Чонгуком оказываются в небольшой прихожей, он обнимает сына крепко, хлопая по спине.
— Я тоже рад тебя видеть, отец, — широко улыбается Чонгук, вдыхая в себя родной сердцу аромат мяты и лимона. Он дома. Спустя большой промежуток времени он снова дома. Потрясающее чувство!
— Ну я же просил меня дождаться! — ворчит папа Чонгука, Хвавун, появляясь из-за угла, вставая по стойке смирно, увидев гостей. — Чонгукк-и, — тянет к нему руки, заключая в объятия и целуя в щёку, силясь не заплакать.
— Привет, пап, — отстраняется альфа, подходя после к притихшему Тэхёну, наблюдающему с лёгкой улыбкой на губах воссоединение семьи, обнимая его за плечи и говоря: — Отец, папа, это Ким Тэхён — мой омега. Как и обещал, доставил в целостности и сохранности. Прошу любить и не задавать миллион вопросов.
— Здравствуйте, — кланяется лис, отмирая наконец, ловя на себе внимательный взгляд родителей Чонгука. В нём не было презрения, как надумал себе Ким, а наоборот — тепло, от которого спокойно на сердце делалось.
Чон Веймин и Хвавун прекрасно дополняли друг друга. Альфа был выше на две головы, статный, широк в плечах. На красивом лице прослеживались линии морщин, но они вовсе не отталкивали, а наоборот добавляли некого шарма. Омега ниже, тоньше, мягче. Лицо выполнено тонкими чертами, глаза светло-карие с длинными ресницами. Когда смотришь на них, в голову сразу приходят два пазла, две половинки, которые скрепились однажды и разорвать их не удалось ещё никому. Они столько всего пережили, вытерпели, но всё равно не сломались, сопротивляясь судьбе изо всех сил, одержав победу в итоге. Это восхищает. Наверное, столь сильных и непоколебимых духом людей Тэхён видит впервые, и рад, что наконец-то познакомился с ними, хоть и боялся очень.
— Чон Хвавун, — тянет руку первым папа Чонгука, которую лис легонько пожимает. — А это мой муж — Веймин. Мы очень рады видеть тебя в нашем доме. Надеюсь, ты не устал в дороге и знатно проголодался, потому что, пока вы всё не съедите, я вас из-за стола не выпущу.
Квартира оказывается достаточно большой, с современным ремонтом, выполненной в стиле минимализма. Кухня, переходящая в зал, три спальни и ванная комната. Четыре окна с бамбуковыми жалюзи, диваны и кресла, обтянутые серебряным бархатом. Мебели немного, но пуфиков и журнальных столиков, по подсчётам Тэхёна, несколько штук, на последних обязательно стояла какая-нибудь ваза, внутри которой красовались либо икебаны, либо сухоцветы. Ничего лишнего, всё в меру и под стать основным сдержанным цветам квартиры — белому, серому, металлике.
Как только они проходят в кухню, Тэхён, отвлекаясь от довольно болтливого Хвавуна, рассказывающего о том, как он вместе с мужем и дочкой готовили разные вкусности, чуть ли с ног не валится, когда мимо него пролетает чёрный ураганчик, визжащий радостно на всю кухню: «Оппа!», запрыгивая на Чонгука. Альфа поднимает на руки свою сестру, обнимая счастливо рокочущую Рору, примостившую голову на его плече. У Тэхёна едва лицо не трескается от милоты, представшей перед глазами. Такого Чонгука он ещё не видел: совершенно счастливого, с горящими глазами и улыбкой в пол-лица, согревающей даже в лютый холод. Тэхён как-то слышал одно выражение: «Есть на свете такие счастливые лица: глядеть на них всякому любо, точно они греют вас или гладят» и сейчас был готов подписаться под каждым словом, ибо в душе что-то расцветало весенним цветком, щекоча внутренности бархатистыми лепестками, когда смотрел на такого Чонгука. И горячо на сердце делается, как никогда до этого не было, чего пугается Тэхён не на шутку, но быстро всё списывает на то, что он слишком переволновался перед встречей, садясь за стол, знакомясь с Авророй, что категорически отказалась сидеть где-то ещё, кроме колен брата.
— Ты похож на принца из книжки, которую мы недавно читали в садике, — заключает девчушка после небольшого диалога с лисом, разглаживая свой подол клетчатого платьица. — Только я не помню название, — она выпячивает нижнюю губу, морща нос точь-в-точь, как и Чонгук. Тэхён замечает это и сам же краснеет от собственного открытия. — Ты мне нравишься, можешь жениться на оппе.
— Аврора! — прикрикивают на неё родители вместе с Чонгуком под общий смех, пока Тэхён едва не выплёвывает воду обратно на себя, краснея, кажется, всем телом, теряя заветный кислород в лёгких на несколько минут. — Женятся альфы, а омежки, как ты, выходят замуж, — щёлкает по кукольному носу сестры Чонгук, разулыбавшись довольным котом, бессовестно радуясь смущению Кима, который наконец-то оттаял. — Но мне нравится ход твоих мыслей.
На сей раз схватывает подзатыльник Чонгук от отца, говорящего, чтоб тот прекращал смущать гостя, который точно скоро взорвётся от красноты.
Ужин проходит весьма приятно. Веймин и Хвавун если и спрашивали, то только по существу, не переступая грани, знакомясь постепенно, не торопясь. Тэхён смело может сказать, что родители Чонгука — чудо, очень воспитанные и приятные в общении люди. Даже и не скажешь, что их сынок может вытворять такое, за что хочется иногда прибить, чтобы не строил из себя невесть кого. Единственная тема, которую они не задели за столом, — так это Рикки. Это тоже не могло не радовать. Нарушать сложившуюся атмосферу не хотелось от слова «совсем». Больше всех Тэхёну понравилась Рора. Более живой и непоседливой девчонки он ещё не видел, болтающей и спрашивающей Тэхёна обо всем на свете, что только в голову приходило, под конец ужина спрыгивая с колен брата и перебираясь на соседний стул с лисом.
Смотря на Аврору, действительно утреннюю звёздочку, сияющую ярко, Тэхён невольно вспоминает себя в детстве, когда так же, как и волчонок, сидящий перед ним, тянулся ко всем, стремился подружиться и поболтать о чём-нибудь детском, а не только об уроках и правилах. Впоследствии именно они и сделали Тэхёна таким, какой он сейчас. Довольно закрытым в проявлении чувств, местами холодным, похожим на дикобраза, как и сказал сегодня Чонгук. Как он вообще смог понравиться альфе? Ладно в детстве, тогда он ещё вёл себя непринуждённо, без всяких ледяных баррикад перед собой, открытым и искренним в проявлении эмоций, но сейчас… Почему омега только сейчас об этом задумывается? А ведь и правда — почему?..
Когда время близится к одиннадцати, Аврору отправляют спать, поскольку завтра рано вставать в садик. Она обнимает каждого, целуя в щёку, желая добрых снов всем. Тэхёну тоже достаются обнимашки и чмок в щёку. Кажется, он и впрямь ей понравился, раз был удостоен традиций семьи Чон. После её ухода к себе в комнату, Тэхён предлагает Хвавуну помочь с уборкой, на что тот отнекивается, но омега всё равно настаивает на своём. Альфы же проходят в зал, где садятся на диван за просмотр телевизора, что негромко что-то трещал.
— Ты глаз от него не отрываешь, — по-доброму усмехается Веймин, замечая, как Чонгук, даже находясь в зале, продолжал наблюдать за Тэхёном, уместив голову на спинке дивана.
— Извини, — отрывается от своего занятия Чонгук, поворачиваясь лицом к отцу. — Просто я никогда бы не подумал, что когда-то эта картинка, что всегда в мыслях только была, станет явью.
— Он мне понравился, — заключает старший альфа, а у Чонгука глаза загораются, как у ребёнка, от услышанного. — И папе, думаю, тоже. Тэхён милый, начитанный и воспитанный омега. Кажется, теперь я понимаю, почему он тебе понравился. Если хочешь знать, нас с папой не колышет, что он лис, а ты волк. Мы готовы принять и поддержать любой твой выбор, сын, главное — чтобы он был осознан и взаимен. Ты ведь уверен в нём?
— Да, уверен, — кивает парень, зачёсывая длинную чёлку назад, кусая губу. — Иначе бы не привёз его в Пусан к вам.
— Я рад, что у тебя всё хорошо, — кладёт ему на плечо руку Веймин, кивая. — Но больше всего я рад тому, что Тэхён на тебя положительно влияет. Мы ведь оба понимаем, если бы не он, то ты бы ещё не скоро к нам приехал.
— Думаю, теперь я буду мотаться к вам чаще — точнее, мы, — откидывается на диванные подушки Чонгук, прикрывая глаза.
День чудесный. Всё прошло лучше, чем себе мог представить Чонгук. Тэхён, как и предполагал альфа, понравился его родителям, а это уже много значит для волка. Последний раз он был дома в мае, и то всего пару дней, уехав обратно в Сеул. Не потому не приезжал, что был завален учёбой и работой, а потому что чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Страх, что хоть и сидел глубоко в душе, что папа вновь назовёт его именем покойного брата, не давал покоя, но сегодня… Сегодня всё прошло великолепно. Рядом с Тэхёном не было этого противного ощущения. Только улыбка и неподдельное счастье.
— Почти всё убрали, — говорит Хвавун, ставя последнюю тарелку в шкафчик. Тэхён кивает, сворачивая полотенце, которым вытирал посуду, помогая старшему омеге с уборкой. — Устал? Загонял я тебя.
— Нет, что вы, всё хорошо. Это было бы неприлично — не поучаствовать в уборке, — отмахивается Тэхён, прислонясь спиной к кухонной тумбе и кладя на неё полотенце.
— Я очень рад, что мы познакомились с тобой. Раньше я только слышал о тебе, не имея возможности встретиться. Не думай, пожалуйста, что мы как-то виним тебя в случившемся — нет, — Хвавун вымученно улыбается, тяжело вздыхая. Неприятная тема. Учитывая, какой был вечер, то говорить о боли, которой натерпелся за века вперёд, не хочется. — Ты ассоциировался у меня всегда со светлячком, что сиял для моих сыновей, — Тэхён замирает от услышанного, смотря на Хвавуна неотрывно. — Сначала для Рикки, теперь вот для Чонгука. Мир и правда тесен, раз свёл вас вместе. Кто бы мог подумать, правда? Рикки очень хотел увидеться с тобой до того, как покинет нас. Ты всегда был и будешь оставаться для него самым лучшим другом, помни это, пожалуйста, — Тэхён кивает заторможено, вздрагивая крупно. — Чонгук не такой, как Рикки. Ты и сам это знаешь. В детстве он ни к кому не тянулся, предпочитая компаниям друзей одиночество и спокойствие, что не скажешь сейчас. Пожалуй, ты первый человек, с которым он хотел подружиться, но не знал, как это правильно сделать. Это много значит, понимаешь? Я очень много совершил ошибок, и сейчас, когда мой сын счастлив, я безумно рад видеть его таким. Он счастлив с тобой, я это вижу. Поэтому и согласился привезти тебя к нам, потому что уверен в тебе. Тэхён, — Хвавун поворачивается корпусом к омеге, — это личное, я понимаю, и о таком не спрашивают обычно, но я это сделаю, потому что мне важно это знать как родителю, который знает, что такое боль, и не хочет, чтобы его ребёнок испытывал его на себе, — Тэхён на миг теряется от такой речи, чувствуя, как страх шевельнулся в душе. — Скажи мне, только честно, — делает акцент на последнем Хвавун, — ты любишь Чонгука?
Единственное, что сейчас слышит Тэхён, — так это громкие уханья его сердца, булькающего где-то под ногами. Тишина в кухне становится настолько оглушительной, что омега на минуту выпадает из реальности, балансируя меж двух миров. Ком в горле достигает невероятных размеров, а по спине липкий холодок бежит, отчего волоски дыбом встают. Это не просто вопрос. Это дуло пистолета, приставленное к виску. Дальше — либо всё, либо ничего. Наплести какую-нибудь ересь не получится, потому что Хвавун настроен серьёзно, его тяжелый карий взгляд буравит Кима насквозь, парализуя будто. Лис все слова, похоже, забывает, в действительности, не зная, как ответить старшему омеге так, чтобы тот его понял и не ударил. Это ведь возможно? Хвавун может так сделать? Страшно. Очень страшно разочаровать человека, что ждёт от тебя ясного и чёткого ответа.
Любовь — это высоко. Тэхён ещё пока не обрёл крылья за спиной, чтобы добраться до этой вершины и понять, что это такое. Какое оно на вкус, чем пахнет и как выглядит. Чонгук ему дорог, ему хорошо, легко и вполне просто с ним. Это тоже что-то значит, ведь если бы не было «чего-то», чему пока нет названия, омега не отдался бы ему. Это «что-то» ещё неясное, нечёткое. Тэхён не знает, как это обозвать, но оно всегда проявляется, когда альфа рядом. Привязанность? Может быть. Слабость? Да, есть и такое. Тяга? Безусловно. Симпатия? Конечно! Любовь? Нет ответа.
— Ну-у, — прочищает всё-таки горло Тэхён, подбирая быстро в пустой голове нужные слова, нервничая как никогда прежде. Словно экзамен сдаёт. — У каждого человека своё понятие о любви… Оно растяжимое, и нельзя сказать, что конкретно вот это любовь и…и-и подума… — голос даёт петуха, когда омега встречается глазами с Хвавуном.
Всё. Экзамен провален.
— Понятно, — прерывает лиса мужчина, заиграв желваками на лице. — Тогда вопрос меняется, — опять? Сколько ещё вопросов провокационных он собирается задать Тэхёну? —
С кем ты встречаешься?
Что?
— Простите?.. — Тэхён не очень понял суть вопроса.
— Я спрашиваю, с кем ты встречаешься: с Чонгуком или с его
лицом?
Тэхён немеет от услышанного вопроса, готовый поклясться, что сердце у него в груди сейчас остановилось. Температура в комнате поднялась настолько, что Тэхён от жара, окатившим всё тело, вот-вот рухнет на пол. Он не верил тому, что услышал. Просто… Как? Как вообще можно такое думать? Это… низко. Настолько низко, что словами не передать. Разве Тэхён такой? Разве такого монстра увидел в нём Хвавун, лишь потому, что тот не ответил ему? Только поэтому?
— Я знаю, что тебе нравился Рикки. Однако с ним у тебя ничего не вышло, а первая влюблённость самая сильная. Поэтому я и спрашиваю: ты встречаешься с Чонгуком, именно с Чонгуком, а не с его лицом, которое предположительно принадлежало бы Рикки?
— Это… это не так, нет, — не своим голосом шепчет Тэхён, мотая головой, хлопая глазами, в которых застыло изумление, неверие в происходящее. Кто-нибудь ущипните его, можно даже стукнуть! Сказать, что он поражён до глубины души — ничего не сказать. Думал ли он когда-нибудь о таком? Конечно же, нет! В голове просто не укладывается такая мысль. Омеге нужно срочно куда-нибудь сесть, лечь, можно всё сразу, иначе он точно упадёт в обморок от переизбытка эмоций, захлестнувших его, стискивая в свои объятия, сдавливая грудную клетку.
— Подумай об этом. Пока ещё можно всё исправить и не делать больно, — заключает мёртвым голосом Хвавун, что звучит как приговор, без единой эмоции на лице, ловя на себе неверующий взгляд. — Пойдём я покажу тебе комнату, — будничным тоном говорит громко Хвавун, улыбаясь широко, и, подходя к побелевшему Тэхёну, берет под руку.
Истерике быть. Тэхён теперь не уснёт. А Чону оказался прав, когда помогал собираться Тэхёну, что нужно было взять с собой бутылочку алкоголя, чтобы после выдохнуть, понять, что всё хорошо, зря волновался и выпить, успокаивая нервы. Что ж… Тэхён бы очень хотел сейчас напиться вусмерть, чтобы на следующий день не помнить ровным счётом ни-че-го.
— Ты им понравился, — говорит Тэхёну Чонгук, когда они остаются одни в гостевой комнате, где будет сегодня ночевать лис. Альфа же займёт место на диване в зале. Комната хоть и небольшая, темноватая из-за того, что не имеет окон, но Тэхёну нравится. То что нужно, чтобы привести в порядок мысли, да и себя тоже, после разговора с Хвавуном. Но об этом позже. Сейчас главное держать лицо перед Чонгуком, чтобы тот не заподозрил чего и не устроил допрос с пристрастиями.
— Я рад, — садится на край красиво заправленной кровати Тэхён, сцепляя руки в замок на коленках. — Они у тебя хорошие. А Рора очень на тебя похожа.
— Правда, — усмехается по-доброму альфа, облизав губы. — И чем же?
— Мимикой, — серьёзным тоном отвечает Тэхён. Так словно не с волком говорит, а с учителем, доказывая теорему. — Ну и вы оба достаточно милые.
— Достаточно? — переспрашивает Чонгук, оторвавшись от стены и, подойдя к омеге, садится напротив него на корточки. Альфе не показалось, когда они остались одни в комнате, что с Тэхёном что-то не так. Он снова «спрятался», закрыв свою ракушку и поэтому между ними опять витало раскалённое напряжение. — Что тогда по-твоему будет являться «не» достаточным? — альфа накрывает его холодные ладошки своими, заставляя тем самым посмотреть на себя.
Тэхён не улавливливает даже сути вопроса, не помня что он вообще до этого говорил, ибо все его мысли были заняты словами папы Чона. Лучший способ избавиться от них —переключиться полностью на альфу, сидящегося перед ним, что лис и делает: наклоняется немного вперёд и касается своим лбом лба Чонгука, прикрывая глаза.
— Я очень устал, — Тэхён говорит шёпотом, но знает, что его слышат и услышат. — Давай мы продолжим завтра, когда я буду выглядеть не как желейная масса.
— Хорошо, — Чонгук утягивает его на пол, сам садясь на него, и сажая после себе на бёдра омегу, пригревшегося у него на груди. — Только посидим так немного и я уйду. Мне нужна твоя энергия, чтобы выжить эту ночь без тебя.
— Нас разделять будет только дверь, — улыбается лениво омега, сам себе удивляясь: стоило только Чонгуку «взять его на ручки», погладить по спинке и всё — плохое уже не кажется таким громадным, а губы сами расплываются в улыбке. Ни это ли считается волшебством?.. — Ты можешь прийти ко мне в любой момент.
— Не могу, иначе это будет выглядеть очень двусмысленно, — поясняет волк. — Я не хочу, чтобы утром ты краснел перед родителями, потому что понятное дело уйду я к тебе не в судоку играть.
— Это было бы забавно, — хихикает Тэхён, отрывая голову от плеча альфы, обнимая удобнее парня за шею. — Только я не умею в него играть.
— Так я тоже, — пожимает плечами Чонгук, улыбаясь при этом довольно, спускаясь руками к пояснице омеги и подтягивая к себе ближе. — Но фишка в том, что мы бы и не стали играть. Занялись бы куда более интересными вещами, — Чонгук целует Тэхёна коротко в шею, в линию челюсти, опускаясь после уже на губы, дорвавшись наконец до желаемого. Весь вечер итак сдерживался, чтобы не затискать на глазах у всей семьи смущённую донельзя лисичку, что держалась вполне хорошо под натиском расспросов. Тэхён зажмуривается, отрывая покорно рот и целуя в ответ, кусая волка легонько за нижнюю губу, льня ближе к груди Чонгука, чтобы сердце к сердцу, как никогда до этого чувствуя себя на «своём месте».
Как лис и предполагал, уснуть сразу не получается. Он всю ночь пилит взглядом натяжной потолок, закутавшись, как гусеница, в одеяло, ибо ночью его морозило так, словно температура поднялась. Скорее всего, и она была, потому что голова разболелась неимоверно, давя на виски, отчего пришлось встать и нарыть обезболивающее в рюкзаке.
Ближе к двум часам ночи лис сам думает, что хочет пойти к волку. Чонгука хотелось рядом, чтобы под боком лежал и обнял обязательно, успокаивая своим прохладным морем. С недавних пор омега начал подмечать, что этот запах больше не противен ему. Да, ассоциации с ним не самые радужные из-за Атсуши, но, смотря на Чонгука, в него хотелось укутаться, как в одеяло. Он немного переплетался со второй нотой в аромате Чона — бергамот, — хоть тот и был едва слышен, но сочетание этих родных двух сердцу ароматов сводило с ума и одновременно приносило чувство защищённости.
То, что сказал ему Хвавун, не умещалось в голове. Тэхён боялся вслух такое произнести и не знал даже, что так можно. Как? Тэхён ведь не знает Рикки, когда тот стал взрослым. В его голове лишь лицо двенадцатилетнего мальчишки, что никак не вяжется с лицом Чонгука. Да, они близнецы и, по сути, правильно, лицо одно, но для Тэхёна они разные!
Думал ли Тэхён, когда соглашался стать парнем волку, о том, что у него лицо Рикки? Думал ли об этом, когда позволял касаться себя, целовать, обнимать? Нет! Громадное жирное нет! Это гнусно, это гадко, это по-скотски отвратительно! Бесстыдно и аморально. Как только Хвавуну пришла эта мысль в голову? Только потому, что Рикки был первой любовью Тэхёна? А это вообще любовь была? Тэхён был сопляком, принимая каждое хорошее отношение к нему за чистое «люблю тебя тоже». Да это у всех детей так. Кто конфету дал, тот хороший и добрый. Кто похвалил, автоматически попадал в рай без очереди. А уж если ещё и по щёчке потрепал, назвав милым, то всё — это судьба.
Тэхён только сейчас это понимает, будучи взрослым, что ни о какой любви к Рикки и речи быть не может. Точнее, сейчас, лёжа на кровати, прожигая взглядом дырку в потолке. Конечно, Рикки дорог лису. Как друг, как человек, как альфа. Он много фантазировал у себя в голове об их встрече и розовом продолжении, как в романах, но жизнь — не книга. Она жестока и любит подкидывать сюрпризы. Тэхёну было больно терять эти мечты, осознавать и принимать, что Рикки больше нет. Но всё сравнительно быстро заживает, когда Чонгук рядом. Именно Чонгук, а не его
лицо.
Заснуть выходит ближе к четырём часам. Просыпается Тэхён лишь от того, что очень хочет пить, словно до этого не пил дня два. Он поднимается с кровати, приглаживая волосы на голове, что смотрели в разные стороны, шлёпает босыми ногами к дверям, приоткрывая их уже, норовясь выйти, но так и пристывает к порогу, с зажатой дверной ручной в руке до побеления костяшек, когда слышит голоса, идущие из кухни. И разговор этот — явно не лучшее начало дня.
— Какого чёрта, папа? — сдержанно переспрашивает Чонгук, сидя за столом и сжимая в руке кружку с кофе, силясь не раздавить её от злости, что колючей проволокой сковала тело. — Что ты опять себе надумал там? Зачем ты вообще завёл этот разговор с Тэхёном? Я ведь просил без лишних вопросов.
— Чонгук, ты не слышишь меня, что ли? — Хвавун сам на грани, чтобы не стукнуть сына, что ослеплён будто, приворожён, отнекиваясь от всего, не хотя слушать и понимать. — Я напрямую спросил у него, любит он тебя, а он нёс какой-то бред про то, что это понятие растяжимое и тому подобное. Включи голову и задумайся, нужны ли тебе такие отношения? На чём они построены? Как долго выдержат? И самое главное: кого в тебе видит Тэхён — тебя или твоего брата?
— Хвавун, ты перегибаешь палку, — вступается за омегу Веймин, за что мысленно Тэхён благодарит его за это. Хоть кто-то ещё на его стороне. — Тэхён мог просто растеряться от такого вопроса в лоб. Разнервничался мальчишка, вот и наплёл всякого.
— Хочешь сказать, если к тебе подойдёт кто-то из коллег в клинике и спросит: «Любишь ли ты своего мужа?», ты растеряешься и скажешь: «Нет»? — закипает всё дальше Хвавун, продолжая гнуть своё.
— Мы с тобой давно вместе, а Чонгук с Тэхёном лишь недавно начали встречаться. Чего ты от них хочешь?
— Быть уверенным, что он не причинит боли моему сыну, — вот чего!
— Так, всё. Я не хочу слушать это дальше. В полдень мы поедем к Рику, а после — на дачу. Переночуем там и в Сеул.
Тэхён не слышит дальше, что они говорят, так как Чонгук, по всей видимости, решил пойти к нему. Он мчится на кровать, закутываясь в одеяло, ложась лицом к стене, и закрывая глаза, притворяясь спящим, когда альфа заходит и тихо прикрывает за собой дверь. А после подходит к кровати, ложится рядом, обнимая одной рукой за талию аккуратно, видимо, чтобы не разбудить, прижимая плотнее к себе, зарываясь носом в пепельные пряди на затылке, что всегда пахли сладко, как и сам омега, успокаивая себя и пошатнувшиеся нервы после разговора с родителями. Чонгук засыпает достаточно быстро, в отличие от Тэхёна, изучающего уже бежевые обои, в которые чуть ли носом не вжимался.
Отлично! Просто прекрасно! Тэхён говорил, что у него предчувствие плохое, перед тем, как ехать? Говорил. И вот, не подвело. Благодаря ему Чонгук поссорился с папой. А Хвавун в свою очередь, возможно, с мужем.
Нести за собой счастье — точно не про лиса.
🍂🍂🍂
Хвавуна Тэхён не застаёт за завтраком, он уже ушёл на работу, в отличие от Веймина и Роры. Никоим образом не показывая своего разбитого состояние, омега улыбается на шутки старшего альфы, хоть как-то разбавляющего напряжённую атмосферу, которую почувствовала даже Аврора, спрашивая совсем тихо, чтобы никто не услышал, что с лисом. Тот отмахивается, говорит, что не выспался, и провожает девочку с Веймином до дверей, собирающихся кто на работу, а кто в садик.
Если Авроре и можно наврать, улыбнуться и подмигнуть, чтобы не беспокоилась, то с Чонгуком такое не прокатит, что глаз от него не отрывал за завтраком, видя омегу насквозь. Поэтому сразу атакует вопросами, когда Веймин с Ророй скрываются за дверью.
— О чём вы вчера говорили с папой?
Тэхён вздыхает тяжело, так и не сумев скрыть своё помятое состояние от альфы.
— Почти о том же, что было за ужином, но в более уточняющей форме.
— Вот как, — вскидывает правую бровь Чонгук, взглядом говоря, что ответ его не устроил. — Значит, не хочешь говорить правду?
— Если скажу, то ты обязательно поссоришься с папой, чего я очень не хочу. Вчера он был очень счастлив видеть тебя, и разрушить это… подобно кощунству.
— Мы уже поссорились, так что не переживай попросту, — толкает язык за щёку Чонгук, скрещивая руки на груди.
Он явно не в духе, отчего и лицо сурово, а взгляд чёрный, не внушающий доверия. И всё это из-за Тэхёна. Как исправить, как помочь — неизвестно. Тэхёну самому бы помощь не помешала, чтоб встряхнули хорошенько и привели в чувства. А как всё мило начиналось…
— Чонгук, я не хочу поднимать эту тему. Давай опустим её, пожалуйста. Иначе я расклеюсь окончательно, пожалев, что вообще согласился приехать, ведь мой приезд ничего хорошего не принёс в итоге. Только ссору. Не задавай мне никаких вопросов, ладно? Просто будь рядом, ты ведь обещал мне это, — Тэхён подходит к нему, садится рядом на диван, приклеиваясь к боку, обнимая за руку и тычась носом, как слепой котёнок, в плечо.
Чонгук и не собирался спрашивать. Поднимать эту тему хотелось меньше всего, тем более думать об ответе лиса на вчерашний вопрос родителя. Отец прав: они только начали встречаться, о высоких чувствах пока рано говорить. Звучит как утешение, но хотя бы так, чем совсем ничего, ибо волк внутри альфы продолжал скулить, жить в холодном одиночестве. Чонгук обещал себе, что не будет торопиться, что будет терпеливо ждать и помогать Тэхёну вылезать из скорлупы, воспитывая в нём, что проявлять свои чувства, эмоции на людях — не стыдно. Они ведь не грешат, а просто любят, в этом нет ничего постыдного. Тэхён же так не считал, во многом благодаря своей семье, приучившей его к сдержанности, робости и холоду. Он и правда льдинка, которую очень хочется растопить Чонгуку, но даже так, с иголками наружу или без, альфа не собирается отпускать омегу от себя, потому что всё для себя уже давно решил. Тэхён —
его. И идите к чёрту со своими стереотипами.
Так они и валяются на диване до полудня, как и говорил Чонгук, смотря какую-то дораму по телевизору. Тэхён, устроив голову на бёдрах альфы, свернувшись калачиком, так и лежал, не смея двинуться, наслаждаясь лёгким поглаживаниям по голове и перебиранием своих волос. Так умиротворённо и почти «не болит» больше. С Чонгуком правда всё забывается, перестает казаться громадным и страшным. Эта сила не подвластна для понимания Кима, но это нравилось, приятно скребло в груди и опять сбивало привычный ритм сердца.
На очереди старый дом Чонов, что находился на окраине Пусана, рядом с рекой Накдон-ганг, до которого пришлось ехать почти час. Действительно у чёрта на куличках. Тэхён всего четыре дома насчитал жилых, а все остальные пустые, потому что жить тут и работать где-то в центре города очень сложно. Во-первых, асфальт здесь давно сменился простым гравием; во-вторых, магазинов особо не наблюдалось, да и район достаточно тёмный, хоть и виднелись огни Пусана. Довольно холодно, потому что близко к реке и удалённо от центра, а транспорт ходит туда если раз в день, то уже хорошо. Прибрежный домик сам по себе небольшой, каркасный, из дерева. На крыше виднелась потёртая коричневая черепица, труба, несколько широких стекольных окон, выходящих на четыре стороны света. Есть небольшая терраса, на которой стоял стол и два складывающихся стула, на которые нападали сухие листья. Убранство дома тоже, как в квартире Чонов, не пестрило, находясь на своём месте, гармонируя с основными цветами дома. Ничего лишнего, всё как нужно, если хочешь, чтобы ничего не мешало, и так же, как и в квартире, много ваз с икебанами, сухими цветами и суккулентами в маленьких горшочках. В доме также есть камин, который Чонгук обещал растопить, когда они вернутся от Рикки.
По пути к кладбищу Тэхён просит Чонгука заехать в цветочный, чтобы купить вереск, которому (омега уверен) Рикки очень обрадуется. Кладбище встречает холодом, пронизывающим тебя насквозь, и мокрыми листьями под ногами, прилипающими к ботинкам. Железные ворота скрипят, когда они входят внутрь, пугая несколько птиц, сидящих неподалёку на голых деревьях. Смотреть на каменные плиты и венки на них сложно. Тэхён уже успел съесть свою губу до крови, когда они подходят к нужной могиле.
Они останавливаются у чистой, ухоженной могилки, окаймлённой небольшим заборчиком. Тэхён не может поверить, что это происходит в реальности и сейчас, читая имя Рикки на мраморном надгробии, готов умереть за мальчишку сам, чтобы тот только жил и радовал своей улыбкой мир. Не при таких обстоятельствах они должны были встретиться. Слёзы не должны были обжигать щёки, а горло сжимать в тиски, а наоборот — плакать от счастья, что встретились наконец. Глаза хочется себе выколоть, лишь бы не смотреть на надпись на плите.
Чонгук что-то говорит брату: про то, что сдержал обещание и привёл Тэхёна к другу, но омега слышит его как из-под толщи воды. Опускается на сырую землю, кладя пушистый букет вереска из фиолетовых цветов, пахнущих мёдом, так и примерзает к месту, сдерживая рвущиеся наружу рыдания. Чонгук оставляет их ненадолго, целуя в макушку Кима, что не реагирует никак, говоря, что будет ждать у машины. Он не хочет это видеть. Слёзы омеги — слабость, но без них сейчас никак. Тэхён должен проплакаться, отпустить и осознать, что Рикки не вернуть, и подняться на ноги, пообещав другу, что всё будет хорошо. Признаться, утренние слова папы сами, словно гвозди, врезаются в сознание, когда Чонгук оглядывается на секунду, увидев, как Тэхён подошёл ближе к надгробию, поглаживая его любовно, шепча что-то солёными от горьких слёз губами. Чонгук уверяет себя, приказывает, что в этом поступке нет ничего такого, отчего руки сжимались бы в кулаки и лицо краснело от злости. И ладно бы злость, Чонгук бы пережил как-то…
Ревность.
Чистая, неподдельная, в самом извращённом проявлении. Ревновать омегу к брату, даже будучи покойным, у альфы уже, похоже, в привычку вошло. И ничего нельзя поделать. Чонгук не может её побороть, хоть и понимает частью мозга, что это неправильно и вообще из ряда вон выходящее. И снова слова Хвавуна перед глазами, как неоновая вывеска, орущая сиреной.
Вот же блядство!..
Тэхён сам не знает, что рассказывает Рикки, не отрывая взгляда от крупной надписи, но на душе заметно легче становится. Он заставляет себя встать, вытереть слёзы и попрощаться с Рикки теперь уже точно «навсегда», обещая, что никогда не забудет его и навеки останется лучшим другом. Отходит от могилы, прижимая ладошки к груди, улыбается напоследок и разворачивается круто, ища глазами Чонгука, стоящего у машины и пинающего сырые листья, марая обувь, засунув руки в карманы дутой куртки.
Ноги сами к нему несут, как к единственному источнику тепла и свету в этом холодном месте. Лёд трогается, Тэхён это отчётливо понимает, осознаёт. Ведь на самом деле у него больше никого нет, кроме Чонгука. Он единственный такой же потеряшка, как и Тэхён, который хочет тепла и любви. Мы не берём в расчёт друзей; перед ними ты не обнажаешь душу, показывая содержимое, как и тело. Так правильно, так нужно и необходимо.
Неизбежно. Тэхён влетает в Чонгука на всей скорости, сцепляя руки в замок на его талии, лицом зарываясь в его грудь, наслаждаясь теплом и позволяя последней слезинке упасть на землю, разбившись об неё. Чонгук обнимает, прижимает к себе так, будто боится, что тот отпустит и выберет другого, успокаивая себя и свои взбушевавшие мысли.
— Едем домой, лисичка? — спрашивает альфа, вытирая оставшуюся влагу с любимых щёк, целуя каждую после поочерёдно.
— Да, — кивает Тэхён. — Но сначала в магазин.
— Зачем?
— Хочу чего-нибудь выпить. Крепкого.
— Ого, Ким Тэхён, ты собрался напиться, — смеётся Чонгук, открывая перед лисом дверь машины.
— Я думаю, это мне сейчас не помешает, — хрипло отзывается Тэхён, залезая в «вольво». Напиться ему хотелось ещё со вчерашнего вечера. Сегодня он воплотит эту мечту в реальность, потому что забыться хотелось неимоверно, чтобы притупить боль. Интересно, будет ли хоть один день в жизни лиса, когда ничего не будет происходить?
Выбор падает на крепленое вино, хоть Чонгук и предупреждает, что оно достаточно крепкое и мозги превращаются в кашицу после второго бокала. Тэхён не слушается и берёт сразу две. Самое то. Хотя, возможно, на утро ему будет очень и очень плохо, зато язык развяжется. Чонгук не перечит, ему наоборот весело от такого настроя омеги попьянствовать. Сложно представить, что с ним случиться может, если судить по прошлому разу, когда они пили в домике после пейнтбола. И лучше бы не знал, как впоследствии узнаётся, потому что омега и правда становится разговорчивым, хоть и продолжает держать дистанцию, выкладывая Чонгуку всё как на духу. О всех своих переживаниях, о мыслях о папе и его самоубийстве, о семье, которая никогда не встанет на его сторону и не примет волка, не став с ним даже встречи искать — не то, чтобы поговорить. И эти рамки, все эти правила, обычаи и прочая лабуда, которую Чирён усиленно пихала все эти годы в голову Тэхёна, показывая, как нужно «правильно», совершенно не учитывая факта, что омега родился неправильным, въедались в него вирусом. Неправильно сидел, неправильно ходил, неправильно слушал и здоровался с гостями, неправильно вёл и показывал себя. Неправильно любил. Поправка:
полюбил. Неужели все беды только от этого? Разве любовь равна боли? Тэхён как-то иначе себе представлял. Ожидания не стали соответствовать реальности.
— Я ведь колючка, правда? — спрашивает Тэхён, отгоняя мушки перед глазами, сидя на полу возле камина, в котором приятно потрескивали дрова. На полу стояли вино, два фужера и небольшое количество еды.
— И что с того? — не понимает Чонгук. — Ты мне нравишься любым, даже с колючками.
— А если я не растаю?
— Ты ведь колючка, а не льдинка.
— Я замерзшая колючка, поэтому отвечай на вопрос!
— Хорошо-хорошо, — успокаивает Кима альфа, посмеиваясь. — Я тебя растоплю. Буду греть, греть, и растоплю, как масло на солнышке.
— Я ведь отличаюсь ото всех тех омег, с которыми ты встречался? — болтая фужером в воздухе, наблюдая за красной жидкостью, пыхтит Тэхён, подперев щёку рукой.
— Не думал об этом. И даже сравнивать не буду, не проси.
— Но почему ты всё же выбрал меня?
— Ты знаешь ответ, — голос твердеет, отчего по спине мурашки проносятся. — Заканчивай с глупыми вопросами.
— А вот Рикки-хён мне бы ответил, — смеётся звонко Тэхён, делая глоток, ёрзая на месте.
Чонгук на имя брата оборачивается, впивается внимательным взглядом в пьяного омегу, что, кажется, уже равновесие не держал. Дошёл до кондиции, когда не помнишь, кто ты, но твой язык работает быстрее мозга. Чонгуку это не нравится, ибо всё, что следовало за именем близнеца, приносило одно — разочарование, горькую боль в груди и злость. Зачем Тэхён опять его вспомнил? Чего братцу надо от них, раз он опять начал захаживать в голову лиса? В такие моменты Чонгук ненавидел своего близнеца, что всё равно был впереди планеты всей, даже будучи на том свете.
— Так несправедливо-о, — тянет гласный Тэхён, дуя губы и ставя фужер на пол, сжимаясь весь в комочек. — На свете столько плохих людей, но всевышний забрал почему-то Рикки, хотя он никому ничего плохого не сделал, — вообще-то сделал. Чонгуку. Полжизни ему отравил. Но омеге об этом знать необязательно. — Почему именно он должен был погибнуть, почему не кто-то другой? Это так злит меня. Бесит, — хмыкает он, клацая языком. — Несправедливо-о, — повторяет он, и Чонгук понимает, что пора заканчивать с выпивкой, потянувшись уже за бокалом, чтобы отобрать, как замирает в движении, остановленный рукой Тэхёна, упиравшейся ему в грудь. По глазам ясно — дальше грянет гром и разверзнется как минимум земля. — Несправедливо, что
ты остался жить... — говорит так, словно бритвой по вене режет, но Чонгук не чувствует боли, забывая, как дышать, уставившись широко распахнутыми глазами в стеклянные глаза Тэхёна.
Земля и правда уходит из-под ног. Чонгук падает в эту глубокую ямину, совершенно отказываясь понимать услышанное. Неужели папа оказался прав? Неужели Тэхён с ним только потому, что у него
его лицо? Это была не просто пощёчина, а именно жестокий удар прямо в спину от родного человека, что стал ближе всех. Эта боль безмерна, рвёт на части и разъедает серной кислотой. Тэхён хоть осознает, что сейчас сказал? В прямом смысле пожелал ему смерти.
— Ну извини, что разочаровал тебя, — говорит хрипло Чонгук, возвращаясь на место, сдерживая ярость, что подкатила к горлу, опаляя кожу, плавя сознание. Воздух стал дымом, от которого лёгкие сдавливает и выплюнуть их хочется. Вернее то, что от них осталось. Надо. Ему срочно надо выйти на улицу, иначе он попросту задохнётся.
— Эй, не хмурься, а то морщинки на лбу появятся. Я пошутил, — допивает своё вино Тэхён уже в полудрёме, забывая сразу, о чём вообще говорил минуты назад. Алкоголь сделал своё дело. Помог забыться.
Зато Чонгук не забудет уже никогда.
---
Голова разрывалась от боли, а во рту пустыня Сахара. Тэхён открывает глаза, жмурясь от солнца, не сразу соображая, где он и что с ним происходит. Тело всё затекло, а руки словно онемели. Он так и спал всю ночь возле камина, сидя на полу, прислонившись головой к креслу? Или он просто упал с дивана, стоящего неподалёку? Кто ж теперь вспомнит.
— Никогда больше пить не буду, — бубнит себе под нос Тэхён, когда стоит в ванной и пытается привести себя в порядок, чтобы Чонгук не испугался его, как увидит. Кстати, где он? Тэхён его не нашёл в доме, значит, тот был на улице? Последнее, что помнит Ким, — так это то, что альфа куда-то выходил, оставляя омегу одного, и, видимо, не дождавшись его прихода, Тэхён так и уснул на полу, ибо дойти самостоятельно до дивана казалось тогда невыполнимой задачей. Хорошо хоть не тошнило, учитывая сколько он вчера влил в себя этой горькой гадости.
— Чонгук! — кричит Тэхён, когда выходит на улицу, закутываясь в куртку, поскольку морозное утро у реки не самое приятное. Ночью, видимо, выпал первый снег, а лужицы покрыло тонким слоем узорчатого льда. — Куда он делся? — оглядывается по сторонам лис, спускаясь с террасы.
Машина на месте, значит, уехать альфа никуда не мог. Но и прятаться у него не было смысла от Тэхёна. Или было? Омега не уверен, что не сболтнул вчера чего лишнего, что всегда подводило его, стоило только выпить алкоголя. Тэхён проходит немного вперёд, вставая ближе к пригорку, за которым виднелась синяя река, молчаливо омывающая каменистый пляж.
— Проснулся уже? — омега едва не подпрыгивает на месте от испуга, когда слышит вопрос за спиной. Он, оборачиваясь, натыкается взглядом на Чонгука, стоящего в метрах от него. Но даже так на приличном расстоянии Тэхён отшатывается от альфы, делая шаг назад, передумывая улыбаться приветливо, когда в нос бьёт аромат альфы — бездушный, заставляющий покрываться инеем и застегнуть до носа куртку. Чонгук выглядел так, будто всю ночь бродил где-то по лесу, борясь со своими демонами, уставший и вымотанный от собственных мыслей. Его взгляд убивает, режет, обжигает. Он пустой, в нём лишь угольки потухшего недавно пожара тлеют, и этого хватает, чтобы Тэхён всё вспомнил.
— Где ты был? Я волновался, — начинает с этого омега осторожно, боясь делать шаг вперёд, пытаясь быстро придумать в голове оправдание, которое непременно поможет развеять холодную атмосферу. Он был пьян! Совсем не соображал, что нёс!..
— Неужели? — звучит хрипло, насмешливо. — Звучит как анекдот, правда.
— Чонгук, ты чего?
— Ничего. Собирайся, мы выезжаем.
— Уже? Ты не собираешься попрощаться с родителями и сестрой? Они ведь ждут тебя.
— Со своей семьёй я разберусь как-нибудь сам, не лезь в это и лучше иди в дом за своими вещами. К десяти нам надо быть в столице.
— Почему ты грубишь мне? — спрашивает омега, не в силах отвести взгляда от Чонгука.
— А как надо вести себя? — скрежещет волк, пригвождая лиса к земле, не давая шанса оправдаться. — Может, как Рикки-хён? — у Тэхёна внутри всё коркой льда покрывается, в полной мере осознавая, как задели Чона его пьяные слова. Решил пошутить? Шутка явно не удалась, чего стоить будет лису очень многого. — Ну прости, к сожалению, я не он, такой, какой есть, и исправлять меня не надо.
Тэхён больше ничего не говорит. Молча идёт в дом, собирая вещи, кусая нижнюю губу, силясь не заплакать. Всю дорогу до Сеула они проводят в полной тишине. Тэхён давился в машине солёным морем, но и как исправить всё — не знал. Не представлял, как быть теперь, когда так всё обернулось. И гадать не надо, как всё для себя рассудил Чонгук. Лучше бы альфа наорал на него, накричал или вообще ударил, а не делал вид, что омеги в машине не существует, давя своей мощной аурой. Теперь, что бы ни сказал ему Тэхён, всё будет воспринято ложью. Как бы сильно Тэхён ни хотел убедить его в обратном, доказать, что слова его папы не оправдались, а сказанное про брата — просто эмоции, не более, которые не вовремя обнажили себя. Тэхён не хочет терять друг друга, не хочет отдаляться и строить вокруг стены. Он только-только привык к волку, к его рукам и запаху. Чётко распланировал в голове их дальнейшую жизнь, отношения, а сейчас что? Они поругаются из-за этого?
Тэхён — эгоист, отпускать своё не хочет. Поэтому предпринимает попытку поговорить уже тогда, когда они подъезжают к общежитию омеги. Он хватает мёртвой хваткой Чонгука за руку, когда тот, опять же не проронив и слова, хотел развернуться и уехать, оставляя омегу у разбитого корыта. Не выйдет! Тэхён не отпустит! Докажет, что всё сказанное вчера — бред, он не стоит того, чтобы они потеряли друг друга. Тэхён потерял Рикки, но потерять сейчас Чонгука… Нет. Нет-нет-нет! Тэхён не отпустит, нет!
— Чонгук! Постой, пожалуйста, — он ждёт, когда альфа повернёт к нему голову. — Давай поговорим, я очень тебя прошу.
— О чём? — устало спрашивает Чонгук, отцепляя руку лиса от своей. — Ты разве вчера не наговорился? Мне хватило.
— Я понимаю, ты злишься и, возможно, даже ненавидишь меня, но то, что я тогда ляпнул, не является правдой. Клянусь, я не хотел этого. Столько всего произошло за эти выходные, и я… — воздуха в лёгких совсем не хватает, а голос дрожит. Сердце чувствует неладное, скулит, как и лис внутри Тэхёна, требуя прекратить эту пытку. — Я счастлив, что ты жив и с тобой всё в порядке, и ни в коем случае не считаю тебя ошибкой, которую совершил всевышний, дав возможность жить именно тебе. Прости меня, мне очень стыдно за свои слова. Я…
— Тэхён, хватит! — обрубает его на слове Чонгук, предупреждающим голосом, пропитанным нарастающим негодованием. — Переставай, правда. Я всё понял, можешь выдохнуть.
— Но тебе больно, я же вижу, — ох, да ладно? Видишь наконец?
— А как ещё я должен вести себя? — нервно усмехается Чонгук, толкнув язык за щёку. — С улыбкой на губах и весёлым настроением? Омега, который мне дорог, которого я люблю, вчера мне буквально смерти пожелал, так как, ты думаешь, каково мне сейчас? — Тэхён хотел поговорить, всё объяснить, но оказался совсем не готов. Удар приходит точно в цель, едва не сгибая омегу пополам от тупой боли. — Значит, я занимаю его место, так? — раз, и краски перестают существовать. — Со мной ты согласился встречаться только из-за лица, что принадлежало брату? — два, и Тэхёну хочется истерично заорать. — Поэтому позволял обнимать, целовать? — три, новый гвоздь в крышку гроба. — Поэтому без особого сопротивления отдался мне тогда в Уданшань? — четыре — Тэхён не дышит, открывая и закрывая рот, как рыбка, выброшенная на сушу. Чонгук полосует по живому, чётко в цель, не промахиваясь, не давая Тэхёну и шанса на восстановление. Никакие мази, таблетки не помогут. Лис испортил всё сам.
Са-а-м! — Вопрос! А кого ты видел всё это время перед собой: меня или Рикки?
— Остановись… — дрожащим голосом просит Тэхён, закрывая глаза, так и не сумев сдержать слёз, покатившихся по щекам.
— Кто бы мог подумать просто! — цедит сквозь плотно сжатые челюсти альфа, сам еле держась на плаву, чтобы не сойти с ума от боли в груди, достигнувшей размеров Вселенной. — Такой славный омега, милый и послушный ребёнок в семье, а так прогнил изнутри, что позавидовать можно. Так кто из нас мерзавец, кому слово «маска» — второе имя? Я хоть немного нравился тебе? Ты вообще в курсе был, что есть такой Чон Чонгук, который влюблён в тебя по уши? Знал, конечно, знал. Чем и воспользовался. Ну как, понравилось? Посмеялся?
— Чонгук, перестань, пожалуйста! — тараторит Тэхён, делая шаг навстречу, но Чонгук отшатывается от него, как от чумного. — Ты несёшь полную бессмыслицу! Всё не так, как ты подумал…
— А как ещё мне надо думать? Как Рикки? Тогда я буду тебе нравиться?! Тогда я буду соответствовать твоим идеалам?! Тогда тебе будет не противно?!
— Ты не противен мне, не противен! — кричит омега, плюя на то, что они стоят возле общежития, где их могут услышать. Не до этого как-то. Вообще плевать. Конец близко, Тэхён это чувствует, отчаянно цепляясь за эту соломинку, пытаясь спасти тот цветочек от увядания в груди, что распустился благодаря волку. Его теплу и улыбке. Его запаху и рукам, в которых уютно было. — Я вижу и чувствую вот здесь тебя, — он бьёт себя в грудь, где сердце трепыхалось, как загнанное, — а не твоего близнеца! Я о нём не помню совершенно, когда ты рядом. Ты всех заменил!..
— Блять, какой же ты всё-таки… — Чонгук усмехается криво, тряхнув головой, возводя глаза к небу, что вот-вот готово было пролить первые капли. — Я не хочу больше слушать это враньё. Топись в нём сам, без меня, — альфа срывает одним резким движением с руки чёрную фенечку, что пара красной, выбрасывая её куда-то на землю. Тэхён давится всхлипом от этого действия, сжимая холодные ладошки в кулаки. — Не подходи ко мне больше, понял? Никаких больше фальшивок, с меня достаточно цирка.
— Чонгук… — Тэхён пытается взять его за руку, успеть перехватить эту тонкую ниточку меж их пальцев, но его ладонь откидывают назад, награждая убийственным взглядом, сопровождающимся предупреждающим рыком.
Альфа уезжает, скрываясь сразу с горизонта, но Тэхён и этого не видит, судорожно пытаясь найти фенечку Чонгука, выброшенную в грязь, не замечая противных капель со снегом. Слёзы застелили глаза, а боль достигала высшей точки, захватывая всё тело.
... Меня тянет к тебе неведомый магнит.
И помочь от меня сможет лишь аконит…
Аконит? Поможет? Разве? Не помог Атсуши, тогда почему сейчас должен?
Потому что Тэхён чувствует сейчас себя так, будто осиротел во второй раз.
