Аконит

      — Ты хоть помнишь, что произошло? — спрашивает Югём у Чонгука, сидящего за столом и прихлёбывающего из кружки чай, с полотенцем на шее и ещё влажными волосами после душа. На часах уже двенадцатый час дня или около того, а Чонгук заставил себя встать только недавно, и то только потому, что Югём его растормошил вставать и пить отвар, который ему приготовил Тэхён, наказав заставить выпить, уйдя после на экзамен.       — Относительно, — отвечает заторможено Чонгук, кивая головой. По крайней мере, у него ничего не болит и на тот свет отправиться не хочется. Суставы немного ноют, но это терпимо по сравнению с тем, что было, когда тот ушлёпок на него напал со спины, тем самым помешав нормально перекинуться в человека.       Когда он очнулся в первый раз, на бодрствование сил не было от слова «совсем». Осушив залпом бокал воды, он сразу же отключился. Уже не возился и не ворочался, а спокойно спал, восстанавливая силы. Пробуждение было куда приятнее, чем первое, потому что под боком ужиком пригрелся Тэхён, что-то там шепча себе под нос (Чонгук не разобрал ни слова), но сон опять не заставил себя долго ждать, и, уже убаюканный запахом фрезии, Чонгук проспал как убитый весь оставшийся день. Выспался, наверное, за два года вперёд. Отлежал все конечности, и волосы превратились в гнездо, но зато живой, здоровый и чётко видящий перед собой предметы, а не размытое нечто.       — В выступлении ты участвовать не будешь, так как оно уже в эту пятницу, — продолжал говорить Югём, гремя посудой и что-то там колдуя над плитой, хлопая шкафчиками. Чонгук уже оценил ущерб, устроенный другом на его маленькой кухне, выполненной в мятном цвете с деревянной столешницей, на которой сейчас творился хаос из продуктов, но и возразить нельзя, ведь Югём ему обед готовит как самый настоящий лучший друг, который и в огонь, и в воду за тобой. — Вчерашний зачёт тебе поставили автоматом. Мы с ребятами наплели, что ты очень сильно заболел, и показали поддельную справку, которую, кстати, не забудь отнести нашему куратору, чтобы прогулы не пришлось отрабатывать. Экзаменов у нас всего два, но в среду конференция по диплому: надо будет рассказать, что будешь делать на практике, которая начнётся с середины января и по март. После экзамены, предзащита и защита. Дальше диплом, и мы свалим из этого универа, ура! — смеётся злодейски Югём, ставя перед Чонгуком на стол тарелку с супом из морепродуктов, выводя того словно из транса. — Лопай. Если скажешь, что невкусно, дам в нос. Я его полдня варил! — плюхается на соседний стул, сложив локти на край стола, а на ладони уместив лицо. — Чувствую себя папулей, который кормит своего сынулю. Давай, зая, ешь, — хрюкает от своих же слов парень, ловя на себе обалдевший взгляд.       — Югём, ты слишком громко и много говоришь, — тряхнул головой Чонгук, выпрямляясь и беря в руку ложку. — Я не успеваю обрабатывать полученную информацию. Меня не было в универе всего ничего, а ты рассказал столько, сколько за полгода не было сказано.       — Скажи спасибо Тэхёну, что ты вообще можешь хоть что-то слышать и обрабатывать, а также быть причастным всё ещё к учёбе, — грозит пальцем Югём, заламывая брови. — Ты нас всех чертовски напугал, братишка. Нахрена ты вообще полез к этому Джею? Какая разница, что он там нёс за чушь, он в дрова уже был, а ты, как омежка, заистерил и с кулаками на него. Точнее, с зубами и рыком, — хохотнул невесело альфа. — В следующий раз будешь пить строго по выданным мною граммам.       — Я в следующий раз вообще пить не буду, — хмурит лоб Чонгук, отправляя в рот ложку с супом. Шипит, потому что обжёгся, мысленно называя себя олухом. — Как вы вообще догадались попросить Тэхёна провести обратный обряд?       — Мне Чону подсказал. Изначально хотели тебя в больницу отправить, но Чону сказал, что Тэхён как-то говорил, что видел, как всё делается, и знает, что надо, чтобы спасти твою тушку.       — И он без раздумий согласился? Это ведь так выматывающе. Он хоть на ногах стоял после того, как всё закончилось?       — Сначала он, конечно же, испугался, но быстро взял себя в руки и командовал кораблём. Таким решительным я его ещё не видел. По крайне мере, у него всё получилось, и ты сейчас в адеквате. Слушай, — Югём пододвигает свой стул ближе к Чонгуку, — я знаю, что вы повздорили тогда тоже, на репетиции, но опять хочу дать тебе совет, хоть ты их и не любишь, — Чонгук поморщился, но всё равно кивнул. — Вот он сейчас придёт, я уверен, что придёт после экзамена, так ты не тупи и помирись с ним. Ты сам знаешь, как тебе хреново без него, и Тэхёну ты тоже нужен. Он любит тебя, и, что бы там ты ни говорил, он это доказал, вытащив тебя буквально с того света.       — Я тебя услышал, Югём, — возвращаясь к супу, отвечает Чонгук.       Он и сам это хорошо знает. Давно знает, когда Тэхён пришёл к нему в первый раз, раскаиваясь о сказанном. А то, что он сделал для Чонгука, это подтвердило. Чонгук сам в это не верит до конца, но Тэхёну он действительно нужен, он нуждается в альфе, и не потому, что у него лицо Рикки. Будь важно лишь оно — стал бы рисковать собственным здоровьем и помогать, а также таскаться за ним, пытаясь извиниться и вразумить горделивого волка? Чонгук хотел проучить его, показать их привязанность, и вовсе не одинокую, исходящую только от Чонгука. Проучить не получилось, ибо сделал он только себе хуже. Сам запутался, не зная, чему и кому верить, затерявшись глубоко на этом дне.       Просить Тэхёна остановиться было подобно удушью. Чонгук сам до конца не понимал сути того, что просит и на что подписывается. Жить без Тэхёна? Это как? Он ведь всё время в голове, не уходит, но остаться не просит. Вот такой вот парадокс. Чонгук, сколько себя помнит, всегда любил омегу. Что тогда в детстве, не понимая этого свербящего чувства в груди, когда на глаза попадался худенький мальчишка с растрёпанными платиновыми волосами и большущими янтарными глазами, которых Чонгук не видел ни у кого больше, что сейчас. Рикки подшучивал тогда над ним, говоря, мол, какой из него кавалер, если он даже заговорить с омегой боится? Чонгук и не отрицал этого, потому что не знал как понравиться и завоевать хоть на минуту внимание Тэхёна, что только о его близнеце думал. С ним изначально не получилось нормально сблизиться: только ругань одна была, да синяки. И удивляться было нечему, когда Тэхён рассказал ему о том, что боялся как огня его в детстве и видеться не хотел. Ещё это море его. Это нетипичный запах для альфы. Чем оно пахнет, это ваше море? Для каждого своим, кто был там или нет. Чонгуку он тоже не нравился, но и вторая нота его не устраивала, потому что досталась от близнеца. Может, в сочетании море и бергамот и был прекрасен, как газировка из холодильника на жаре, но опять же — не для Чонгука. Рикки в этом плане повезло больше, потому что второй нотой его стала терпкая вишня, доставшаяся от папы. Как всегда, выиграл.       Отец часто говорил и учил, что раз ты альфа, то обязан защищать свою семью, сберегая их улыбки. Чонгук так и делал, слушаясь Веймина всегда неотрывно, стараясь подражать. Альфа защищал, как умел, правда, но защищал, даже своего егозливого близнеца, который всех покорял своей улыбкой и обаятельностью. Чонгуку же и здесь достались колючки. Правда, одного маленький волк тогда не учёл: защищая своих близких, нужно не забывать и про себя, потому что от Тэхёна выстроить стену не получилось. Он всё равно пробил её, особо не заморачиваясь и не осознавая даже, что стал для Чонгука стимулом выйти в свет и попытаться заговорить с людьми, стараться открываться миру, а прежде всего — родителям, забывая про свой ящичек с барахлом, которое он любил перебирать часами, вспоминая, как и где нашёл или получил ту или иную вещицу. Рикки смеялся и над его увлечением плести фенечки, но сам же первый стащил у него одну из самых красивых, которую Чонгук сам хотел подарить Тэхёну, тем самым закапывая топор войны меж ними. Но не успел. Вообще ничего не успел, а после и вовсе старался забыть.       В Пусане они создали свой маленький мир. Пусть поначалу и очень бедный, так как отца всё никак не хотели переводить в клинику, где зарплата стоматолога гораздо выше, чем в обычной больнице. Солнце выглянуло им из-за туч, но грело недолго, потому что Рикки стал плохо видеть и его постоянно мучили головные боли. А дальше снова в ад, в самое пекло. Чонгук так устал тогда от боли, от слёз и мучений, что пришлось вынести, когда Хвавун видел в нём Рикки. Ненависть к близнецу сама просыпалась раз за разом, Чонгук ничего не мог поделать. Это зло, эта жестокость и мир, что окружал его, сделали из него того, кем он сейчас является. Измениться, может, и получится, но точно не одному.       Если Чонгук и знал до этого, что такое «любить», то только благодаря Тэхёну. Омега появился в его жизни неожиданно, спонтанно, опять руша все баррикады и преодолевая зыбучие пески, ведущие к его оледеневшему сердцу. Всего одно касание, взгляд и голос, запах сладкой фрезии, и Чонгук опять был повержен и растоплен. Как так можно вообще? Тэхён ведьма, не иначе. Хотелось тогда только отомстить, показать лису хоть долю тех страданий, что вынес он, чтобы вспомнил и боялся ходить, но передумал. Меньше всего ему хотелось видеть слёзы в янтарных глазах. Тэхён гораздо красивее, когда улыбается и светится, а не когда плачет. История омеги растопила все льды окончательно. Уже неважно было кого лисичка любит, кто для него важен и какой он, — Чонгук захотел его себе. Всего. Чтобы смотрел на него, чтобы слушал его, чтобы видел и улыбался для него и из-за него. Не только тело, но и душу пожелалось себе забрать. Чонгук поздновато понял, что опять влюбился, позабыв о своём близнеце, что незримо волочился рядом, как проклятье.       Очевидно, что Тэхёну нравился именно Рикки. С ним всегда было весело, легко, но в Тэхёне он видел лишь друга. Хорошего и милого друга. Жаль, что до Тэхёна это дошло не сразу. Чонгук влюбился, пожалел, потом заново влюбился и опять пожалел. А что сейчас? Он столько всего гадкого наговорил лису, когда они приехали из Пусана, но Тэхён всё равно пришёл к нему. Зачем? Чонгук — не Рикки, становиться им не собирается и меняться точно. Тэхён и это принял. Потому что тоже полюбил незаметно для себя, всю холодность и колючки, море и грубость — да всё. Ведь полюбил же? Чонгук надеется на это. Иначе зачем всё это было, если нет? Смысл так убиваться только из-за лица? Тэхён спокойно может выбрать любого альфу, и тот с радостью встанет рядом. Истинным омегам всегда проще в выборе себе партнёра, как и чистокровным альфам. Чонгук вон нечистокровный, вот и дожидался своей очереди, пытаясь учить омегу смотреть на себя и тоже выходить из своей ракушки. Было отвратительно, если честно. Ещё более отвратительно было услышать те слова на даче. Но даже так, даже после Чонгук соврёт, если скажет, что у него появилось отвращение к омеге или что-то подобное. Он опять лишь влюбился и сказал, что чего бы ему этого ни стоило, но изживёт из головы его омеги лицо близнеца. И как Чонгук понял от Югёма, у него это вышло.       Осталось только дождаться Тэхёна и спросить о том, что хотел сделать уже давно, услышав именно то, что требовала душа, сердце. И почему-то на сей раз волк не думал о проигрыше.

🍂🍂🍂

      В английском языке слово «влюбиться» — «fall in love», что дословно переводится как «упасть в любовь». Отсюда вопрос: в любовь можно упасть? Как, например, в сугроб или реку? Тэхён не очень уверен насчёт этого, но точно для себя знает, что его любовь падает в море. В чистое, с бирюзовыми волнами, искреннее, с землистым запахом, как после дождя. Кажется, это называется петрикор. Возможно. Ведь у каждого своя ассоциация с морем.       Раньше Тэхён думал, что никогда не осмелится подойти к нему, ведь боялся, тем самым подтверждая свою гидрофобию. Сейчас же ему хотелось научиться плавать, чтобы, как все, насладиться этими волнами, прохладой и, наконец, намочить хотя бы ноги. Хосок-хён никогда не пускал его одного на их пляж, что находился за деревней, ведь неподалёку то самое ущелье, в которое бросился Атсуши. Тэхён — послушный мальчик, он слушался своего хёна. Сейчас же благодаря Чонгуку он ничего не боялся и был готов победить эту фобию тоже.       Высидеть на экзамене и сосредоточиться на билете вышло не сразу, ибо все мысли заполонял альфа. Хоть Тэхён и наказал Югёму целый список того, что он должен будет сделать, когда Чонгук проснётся, всё равно душа болела за волка. Тэхён впервые за кого-то так переживал, беспокоился и готов был проводить всё время возле кровати больного. Наверное, из него бы вышла отличная сиделка, как пошутил сегодня Чону, пытаясь отвлечь друга хоть немного от мыслей о Чоне, перед тем как зайти в аудиторию и вытянуть билет. Сдать нужно было обязательно, чтобы сохранить стипендию и получить повышенную за хорошую учёбу, поэтому, взяв себя в руки, как и мозги, Тэхён с отличным результатом вылетает из аудитории, несясь в общежитие, чтобы переодеться и поехать к Чонгуку. Такси он ещё перед тем, как зайти в комнату, заказал.       — Ким Тэхён, ты сошёл с ума, — смеётся над собой омега, решая, какую ему рубашку надеть: персикового цвета или же светло-голубого, немного большую ему в плечах. Выбор падает на вторую.       Сумасшествие это или помешательство, а может, его кто-то и приворожил, но Тэхён сам себя не узнавал, и меняться не хотелось. Хотелось любить и быть любимым. Но исключительно только Чонгуком. Других признавать Тэхён не собирается. Дорвался мальчик до желаемого. Оказывается, влюбиться и любить — это не одно и то же. Тэхён не уверен, что эти слова ещё смогут описать то, что бушевало сейчас в душе у лиса, нервно перебирающего в руках лямку рюкзака, когда он ехал в машине. Там не только, как в книжках, бабочки с козочками вальс танцевали, но и соловьи свои песни напевали. Там весна, ласковая и пушистая, утопающая в ярких лучах солнца, что наконец выглянуло из-за туч. Кажется, Тэхён прикоснулся к своей мечте. Вот так легко и воздушно на сердце ему не было давно. Чонгук точно колдун, не иначе. Подумать только, ещё несколько месяцев назад Тэхён убегал от этого человека и яро доказывал себе и ему, что любит другого. А что сейчас случилось? Другой позабылся, чувства остыли, оставляя после себя недолгое послевкусие, и уже не казался мечтой. Мечты ведь тоже могут меняться. Люди тоже. Вот и Тэхён изменился.       Вот так всегда. Чего не хочешь — обязательно настигает, и тогда уже не кажется это неправильным, не похожим на остальных и коверкающим тебя. Тэхён упал. Но не в лужу или же грязь, как посчитала бы его бабушка, узнай обо всём, а в любовь. В море под названием Чонгук. Пусть будет сложно, пусть будет непросто и, возможно, его родня отвернётся от него, но Тэхён никогда не посмеет пожалеть, что выбрал себе в пару волка. Он уверен в нём больше, чем в себе, знает, что нужен ему как воздух, потому что сам чувствует то же самое. Вот так вот: сначала убегал, боялся и предупреждал не подходить, но стоило только раз разрешить альфе коснуться своего сердца, как то откликнулось сразу же, охотно принимая эту ласку, это добро, которое омега мало видел в жизни, и глагол меняется на бежит. Секрет взаимности прост: дать человеку то, чего у него никогда не было. Объятий, нежности, поцелуев и банальной вежливости, показывающей, что ты тоже человек и твоё мнение имеет место быть и должно быть услышанным.       Выращенный в рамках Тэхён и думать о таком не смел, пока не появился Чонгук, буквально перевернув весь его мир с ног на голову, показывая, что действительно важно сейчас, а не тогда, в прошлом. Он и не делал особо чего-то сверхъестественного, просто дал Тэхёну то, о чём он долго грезил: свободу, чувство того, что ты живой.       Немного страшно, и волнение мурашками ползёт по спине, когда Тэхён выходит из лифта и подходит к нужной двери, набирая выученный за эти дни пин-код. Югём уже должен был уйти к себе домой, поэтому Чонгук сейчас один. Тэхён осторожно входит, разувается и вешает своё пальто на вешалку, собирая своё мужество и шагая в зал, откуда доносился голос волка.       Тэхён останавливается у порога в зал, почему-то замирая на месте, когда Чонгук поднимает голову, замечая его наконец, но не переставая говорить по телефону с, видимо, отцом, сидя в кресле. Омега так и остаётся каменным изваянием, прислонившись плечом к косяку, не прерывая зрительного контакта с альфой. Почему Тэхён раньше не находил голос Чона таким красивым? Или находил?.. Слава богам, что он вообще говорит и не было никаких осложнений после пережитого им расщепления. Чонгук хоть и сильный волк, но всё равно это крайне пошатнуло его организм, который он усиленно восстанавливал во сне, отчего и поговорить-то толком нельзя было. Меньше всего лису хотелось будить Чонгука и мешать его покою. Сейчас же он здоров вполне, сидит нога на ногу, весь такой бед-бой из дорам, в излюбленной чёрной футболке и джинсах с дырками на коленях. Тэхён сам себя мысленно по щекам хлопает, потому что слёзы на глаза почему-то наворачиваются, когда лицезришь такого Чонгука, проводя параллель с тем, которого увидел Тэхён, когда пришёл его спасать.       В помещении горит лишь одна лампа, очерчивая каждый предмет чёрным контуром, создавая причудливые тени на полу. На часах только начало седьмого вечера, а за окном уже темно, словно ночь глубокая. Снегопад сегодня особенно сильно разбушевался в столице, накрывая каждую местность города в белое покрывало. Зима вступила в полную силу. Неудивительно, ведь на следующей неделе уже Рождество, а там — Новый год. Сеул сейчас утопает в гирляндах и лампочках всех цветов радуги, отчего своими бликами доставали даже высоких многоэтажных зданий. Чонгук заканчивает говорить с отцом и, выключая телефон, откладывает его в сторону на журнальный столик, разделяющий расстояние между креслом и небольшим диваном-софой. Двухкомнатная квартира Чонгука совсем не такая, как можно подумать, глядя на парня. Она светлая, даже очень, много пастельных тонов, и лишь только спальня альфы была тёмной, не похожей на весь остальной интерьер. Кажется, там и обитали все демоны, а здесь же он спасался, сидя в кресле и наблюдая за городом через окно, за непрерывным потоком машин и светом от фар.       — Привет, — прочистив горло, говорит Чонгук, кивая на диван. Тэхён отмирает и подходит, садясь на указанное место. — Как прошёл твой экзамен?       — Всё отлично, — Тэхён как будто заново учится говорить. Будто до этого и не говорил вовсе. Почему-то очень смущает творившаяся в квартире обстановка. — Остался ещё один на следующей неделе, и всё. Семестр закрыл, — улыбается уголками губ омега. — Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? Ты всё сделал, что сказал тебе Югём? — заваливает следом вопросами лис, дабы не дать молчанию захватить время.       — Нормально, не переживай, — заверяет его Чонгук. Ему тоже не нравится натянутая атмосфера, но так надо. Он готовился полдня, придумывая речь, которую вряд ли осмелится сказать ещё раз. — Отвар, конечно, ужасен, но я всё выпил.       — Хорошо.       Минутная заминка, и Чонгук поднимается с кресла, перемещаясь на диван, садясь неподалёку от Тэхёна, пока не решаясь нарушить расстояние. Рано. И только после того, как лис разрешит.       — Тэхён, я должен извиниться перед тобой за то, что наговорил тебе тогда, когда мы вернулись из Пусана, — он набирает в лёгкие побольше воздуха, а Тэхён поднимает голову, приковывая свой взгляд к волку. Какие извинения? О чём он? Тэхён и думать про это забыл. Сейчас хотелось только одного: обнять альфу и сказать то, что носит на сердце уже несколько дней. — Мне стыдно и за то, что случилось тогда в аудитории, когда ты пришёл ко мне. Мне стыдно, что я месяц вёл себя как придурок, заставляя бегать за мной и унижаться. На самом деле, я не хочу с тобой расставаться и никогда не хотел. Ты ведь знаешь, я люблю тебя и…       — Я тебя тоже, — говорит быстрее, чем успевает подумать, Тэхён, а у самого глаза такие счастливые, с озорными бесятами, заставляя Чонгука замереть на секунду с открытым ртом, тупо хлопая глазами, вызывая смешок у Кима. Это и приводит в чувства альфу.       — Т-ты уверен в этом? — спрашивает неверующе Чонгук, игнорируя тарабанящее сердце в груди, что зашлось сразу бешеным ритмом, услышав такое от омеги. А как же его речь? Все извинения и много-много ещё всякой ерунды, за которую ему стыдно, а теперь это не имеет смысла, потому что Тэхёну… всё равно?       — Что за вопрос вообще? — хмурит брови Тэхён, забавляясь с потерянной реакции Чонгука. Ему удалось его смутить и вывести из рабочего состояния. Вот это да! Куда девалась уверенность этого альфы?       — Ты не шутишь в смысле?       — Разве можно о таком шутить? — негодует омега, совершая первые поползновения к истукану-волку.       — Ну не знаю, — морщится Чонгук, чувствуя себя сейчас так, словно бревно, не умеющее реагировать. — Зачем ты мне такое говоришь? Ведь знаешь, как я отреагирую. Опять полезу к тебе, сделаю своим, а ты снова что-то выкинешь.       — Не выкину! — веселье ветром сдувает, и Тэхён становится донельзя серьёзным. — Мы не будем останавливаться на перерыв, Чонгук. Я не хочу тебя терять. Я весь месяц только о тебе думал, чуть не свихнулся от одиночества, когда ты с какой-то омегой по торговым центрам рассекал…       — Чего? — уставился на него изумлённо Чонгук. — О каком омеге ты говоришь?       — С рыжими волосами. Я тебя видел, так что не ври, — пыхтит чайником в его сторону Тэхён, сжимая кулаки на коленях. Ревновать сейчас хотелось меньше всего.       — Ты про Ники, что ли? Так это парень Есана, он просил меня помочь выбрать ему подарок на день рождения. Ничего не было.       Тэхён медленно сканирует его лицо, словно проверяя — врёт или нет, а потом отворачивается, называя себя мысленно дураком. И чего только он тогда себе не надумал. А сколько слёз пролил, думая, что Чонгук нашёл другого. Всё напрасно, получается. Откуда он мог знать это? Единственное, чего он хотел тогда, — так это выколоть глаза этому Ники, чтобы не пялился на его альфу.       — Стоп, — усмехается Чонгук, двигаясь к омеге, касаясь своим коленом его. — Ты что, следил за мной? — ехидничает, зараза, весело ему. А вот Тэхёну тогда совсем не до смеха было. Его тогда чуть не переклинило от злости. Удивительно, как сердце не лопнуло от такого удара по грудной клетке.       — Нет, не следил, я был с Чону. Ты особо и не скрывался. А Ни-ки, — по слогам цедит Тэхён, поворачивая лицо к волку, — подавно.       — Перестань. Они давно вместе с Есаном. Я лишь только помог. После мы и не виделись.       — Больше не помогай, — бодает его в грудь Тэхён, стирая наигранную суровость с лица, снова улыбаясь. — И никогда, слышишь, больше никогда не ввязывайся в драку. Тем более если собрался менять сущность. Хоть представляешь, как сильно я испугался за тебя?       — Но ты всё равно пришёл и помог, не побоявшись, — Чонгук касается его волос, зарываясь пальцами в серебристые пряди. — Даже после того, как я обидел тебя. Ты спас меня, не задумываясь о себе. Почему? Я так дорог тебе?       — Зачем ты спрашиваешь о таком? — мурашки по спине вновь бегут от этих прикосновений.       — Просто хочу услышать ещё раз, — дразнится, вынуждая раскраснеться, и тычется носом в висок омеги, потираясь о него кончиком. — Мне теперь и жизни не хватит, чтобы отблагодарить за то, что ты сделал.       — Мне хватит того, что ты пообещаешь мне беречь себя и волчонка внутри тебя, — Тэхён реагирует на проснувшуюся наконец тактильность Чонгука, поворачиваясь уже всем корпусом к альфе, и касается ладонью широкой груди там, где принято называть душой. — Он у тебя очень капризный, вредный и дикий, совсем как его хозяин. Еле угомонил его.       — Он просто соскучился по своей лисичке, — хмыкает Чонгук, передёргивая плечами. — Хорошо, я обещаю тебе, что отныне буду вести себя осторожнее. По крайней мере, стараться. Кстати, пока вспомнил, — Чонгук отстраняется, поднимаясь с дивана и шагая к журнальному столику. Он берёт что-то в руки, а после разворачивается и протягивает Тэхёну. Ким хмурится, не понимая поначалу, что это, а после, встав и взяв в руки, видит — это конверт. Конверт с фотографиями, которые он привез из Уданшань. — Забыл отдать, — говорит Чонгук, сунув руки в карманы джинсов. — Ты ведь так хотел их получить, даже со мной в Пусан согласился поехать. Не люблю спойлеры, но там то, что ты хотел давно увидеть.       Рикки. Только это имя проносится в голове. Тэхён не сомневается в том, что на этих фото есть близнец Чонгука. Но так и застывает с конвертом в руках, не решаясь открыть. И хочется, и колется, как говорится. Что случится, когда он увидит эти фото? Опять все воспоминания нахлынут, и они закончат тем, что начали. Тэхён так не хочет больше. Рикки не место между Тэхёном и Чонгуком. Он не имеет права больше им мешать быть у друг друга, отнимая драгоценное время. Тэхён уже попрощался с ним в Уданшань, оставив и его, и себя прошлого на вересковом поле. Допустить ещё раз то, что произошло на даче, когда эмоции взяли верх и Чонгук всё расценил самым наихудшим образом, лис не может.       Несправедливо, что Рикки погиб. Это правда. Он должен был жить, как и его брат. Чтобы они росли, взрослели и шагали по собственным дорогам — это правильно и справедливо. Несправедливо, что Чонгук остался жить… один. Вот какое продолжение этого предложения следовало озвучить дальше Тэхёну, если бы он не забыл в ту же минуту, о чём болтал, будучи пьяным. Несправедливо, что после смерти Рикки Чонгук остался один и на него столько всего свалилось. Папа, школа, работа, чтобы хоть немного выглядеть как все школьники. Рикки ушёл, разбив тем самым счастье, и Чонгуку пришлось по пазлику склеивать эту картинку, чтобы его папа улыбался и перестал плакать.       Чон Чонгук — это море, невероятное и захватывающее своей силой, глубиной. Именно за это Тэхён и полюбил его. То, что он иногда не контролирует себя и свою речь, поправимо. Тэхён на это давно махнул рукой. Это неважно!.. Как-то Тэхён ляпнул Чонгуку, когда они были в домиках, после игры в пейнтбол, что свою любовь к Рикки он сможет доказать, как теорему. Ну, допустим, он это сделал, а дальше — пусто. Ничего в груди не ёкнуло от доказательства. А Чонгук… Ему ничего не нужно было. Ни доказательств, ни тупых теорем. Вот и вся математика, которая вроде как точная, а указывала всё время не на того. Глупая. Глупый. Глупый Тэхён.       Он не открывает конверт. Тэхён лишь плотнее его запечатывает и бросает куда-то под ноги, не провожая взглядом. Не хочет. Больше не хочет. Хватит с него прошлого. Впереди Чонгук, и именно на него смотрит омега, видя в нём своё спасение от кошмаров и клетки, в которую хотела всё время посадить его бабушка. Хватит бессмысленных надежд и мечт, надоело ждать. Тэхён устал быть один. Он хочет быть с Чонгуком.       — Мне они не нужны, — говорит тихо, но Чонгук слышит каждое слово, притаившись, словно хищник, готовясь прыгнуть на свою добычу, стискивая челюсти, чтобы не ляпнуть лишнего. Он хочет послушать, услышать Тэхёна. — И в Пусан я поехал с тобой не из-за них, а потому что хотел, чтобы ты был счастлив. Ты был очень рад увидеть родителей и сестру, что я подумал… — Тэхён кусает нижнюю губу, делая несмелый шаг вперёд, сцепив руки перед собой, не зная куда ещё их деть. Чонгук молчит, но смотрит так цепко, что душа наизнанку выворачивается и тянется навстречу. Голова кружится, но омега упрямо игнорирует это. — Я подумал, что хочу так же, как и они, быть причиной твоей улыбки. Я не очень смелый в проявлении чувств, ты это знаешь, но готов был побороть и это. Однако свернул не туда, обидев тебя. Хотел столько тебе тогда рассказать, сказать, что несправедливо не то, что ты живёшь, а твой близнец нет, а то, что тебя бросили. Ты остался один после смерти брата. Тебе очень многое пришлось пережить, я правда восхищаюсь тобой, без шуток. Хотел бы я быть таким же смелым, как ты…       — Для омеги ты достаточно смелый, — хрипло отзывается Чонгук, но Тэхён не даёт ему закончить.       — Но самого главного я тебе так и не сказал! — сокрушительно признаётся лис, склонив голову к плечу. Ох, как же сердце барабанит в груди. Почему стало так душно в помещении? Кто накалил воздух? — Ты мне очень дорог, Чонгук-а. Клянусь, мне представить страшно, что бы произошло со мной, если бы мне не удалось спасти тебя. Я всегда думал, что буду бояться тебя и ненавидеть, обходить пятью дорогами, но, как оказалась, каждая из пяти — и все к тебе. Я спрашивал себя: «Почему? Почему он?» Сначала думал, потому что ты брат Рикки, а потом понял, что это здесь ни при чём. Кажется, я влюбился в тебя до того, как узнал всё. Мне понадобилось мало, правда? — улыбается от собственных слов Тэхён. Ему всё ещё не верится, что он говорит такое без запинки и заикания.       — А я, кажется, любил тебя всю жизнь, — делает широкий шаг Чонгук, останавливаясь возле Тэхёна.       — Прости, что пришлось так долго ждать. Я маленько заблудился. Примешь меня? — Чонгук улыбается той самой улыбкой, о которой Тэхён говорил ранее, и у омеги дух перехватывает, а ноги подкашиваются.       — Моя радость, — Чонгук тянет руки, заключая Тэхёна в объятия, целуя в макушку и зарываясь носом в волосы омеги. Тэхён опутывает его талию руками, прикрывая глаза, когда слышит мерный стук сердца альфы, и выдыхает, чувствуя, как каждую клеточку тела омывает жёлтым пламенем счастья. Можно вечно так стоять и никуда не торопиться, забыв обо всём. Тэхён абсолютно не против. Так спокойно, тепло и, он уверен, красиво. Они красивые. И чувства у них тоже красивые, несмотря ни на что. — Ким Тэхён наконец-то мой, — смеётся совершенно счастливо Чонгук, отрывая лиса от себя. — Даже не верится, что это реальность, а не мой очередной сон.       — А я докажу, — Тэхён приподнимается на носочки, обнимая руками шею Чонгука, целуя его и прижимая к себе. Альфа реагирует мгновенно, сжимая руками талию лиса, перенимая инициативу на себя, целуя глубже и ненасытнее. Не только Тэхён тут соскучился. Губы омеги — лучшее на свете лакомство, пробовать их на вкус — чистый кайф, которого альфе очень не доставало. Как и всего Тэхёна в целом.       От долгожданной близости в голове каша образовывается, когда Чонгук и Тэхён чувствуют, как их души сплетаются вновь в одну, деля один запах на двоих — море и фрезия, и лишь отдалённо слышится бергамот, но он не уродует эту симфонию — наоборот, добавляет вкуса. Чонгук сминает сладкие губы омеги, кусает и мнёт с каким-то остервенением, заставляя Тэхёна позабыть обо всех рамках приличия и покорно открыть рот, впуская язык Чона. Альфа рычит в поцелуй, проводит по зубам, нёбу, посасывает тэхёнов язык, дорвавшись наконец до желаемого, переставая сдерживаться и морить себя голодом, намереваясь отыграться по полной за прошедший месяц. Тэхёну одновременно хорошо и плохо от такого напора альфы, но он позволяет, потому что сам хочет до горячей волны в районе живота, что сжимается приятно от подобных махинаций Чонгука. Если поцелуи можно считать своеобразным сексом, то окей, Тэхёна только что трахнули языком.       Мысли о том, что он уедет сегодня в общежитие, можно было откинуть сразу. Чонгук не отпускал до конца, пока не уснул, прижимая к себе довольного Тэхёна, улыбающегося во весь рот, хихикая от чуть ли не мурлыкающего у него на груди альфы. Волки умеют вообще мурчать, словно коты? Что ж, тэхёнов волк может. Как и лисы, в общем-то. Так и засыпают, плотно прижавшись к друг другу на чёрных простынях в комнате Чона. Тэхён мысленно делает себе пометку избавиться от чёрного в этой комнате, ибо его тут слишком много.       Непередаваемые чувства! Лёгкость, окрылённость, помешательство и воздушность, словно ты стал облаком и поплыл по лазурному небу. Такое вообще бывает? Тэхёну страшно открывать глаза и сталкиваться с реальностью. Неужели это его константа? Неужели он не будет больше один и ему есть к кому возвращаться, ради кого стараться, кого любить и обнимать? Вау! Это и есть отношения? Или пока рано о таком говорить, если учитывать, что вы вместе всего несколько часов? Да всё равно! Тэхён любит, очень любит. Чонгук захватил весь его мир полностью и без остатка, забрав все ключики от дверей и замков. Можно не прятаться больше или бояться. Можно любить, потому что любить — не стыдно. Любить — это красиво. Это ново для Тэхёна и волнительно, ведь он ни с кем ни разу в своей жизни не строил отношения. Ну и ладно, ну и что. Они вместе — значит, всё будет хорошо. Больше никаких рамок, больше никаких секретов, больше никаких «остановимся». Дальше будет только бесконечность, умноженная на несколько вечностей.       По крайней мере, так Тэхён думает до утра, пока его не будит телефонный звонок. Сонный, выползая из рук Чонгука, омега волочится в прихожую, где оставил рюкзак, и не с первой попытки находит телефон, спрятанным за кипой учебников. На дисплее — «дядя Исыль», и почему-то Тэхёну хочется сбросить. Не зря. Предчувствие омегу не обмануло, когда он слышит от дяди, что бабушка серьёзно заболела и они сегодня же уезжают из Сеула в Фуцитами.       Тэхён пугается не на шутку такой новости, потому что Чирён — это же воплощение силы и непоколебимости. Лис и не помнит, когда она в последний раз болела вообще. Неужто и правда так всё плохо? Но как он поедет, если на следующей неделе у него только последний экзамен в среду? Его никто не отпустит без подписи в зачётке на преждевременные двухнедельные каникулы. Исыль и здесь подсуетился, сказав, что ему поставили автоматом за хорошую учёбу, и велел собирать вещи, ибо он подъедет через час к общежитию.       Взбудораженный подобной новостью, Тэхён не сразу собирается с мыслями, пытаясь не беспокоиться раньше времени. Будить Чонгука совсем не хочется, потому что рано ещё, поэтому, целуя его в щёку, задерживаясь на несколько секунд так, пытаясь надышаться вдоволь запахом моря, чтобы на все две недели хватило, бросая тихое «люблю тебя», Тэхён уходит, набирая сразу такси. Он очень надеется, что Чону сейчас в комнате, чтобы ему всё рассказать, а уже тот Чонгуку, чтобы вопросов не было.       — Только бы всё хорошо было, только бы хорошо, — утешает сам себя Тэхён, пакуя вещи в чемодан.       — Не переживай, — помогая собираться Тэхёну, подбадривает его Чону, которого пришлось разбудить. — Я уверен, твоя бабушка просто драматизирует. У них есть такое, у стариков, чуть что — и сразу на тот свет отправляюсь.       — Я надеюсь на это, — вяло отзывается лис, переодеваясь. Он распереживался не на шутку из-за слов дяди. Ему не нравится, что всё так сумбурно и спонтанно. Ему не нравится, что не получилось нормально попрощаться с Чонгуком и всё придётся делать через Чону.       — Я всё ему объясню, обещаю, — говорит ему Чону, помогая спустить чемодан на первый этаж. — Не думаю, что он будет злиться или обижаться. Это нормальная реакция: твоя бабушка заболела, и ты боишься за неё. Хоть звони мне, когда теперь только встретимся. Думал, что хоть Рождество вместе справим, а тут такое.       — Я тоже буду скучать, Чону, — обнимает друга напоследок Тэхён. Дядя Исыль уже приехал, направляясь к ним, чтобы забрать чемодан. — Если со связью всё будет нормально, я позвоню тебе.       Небо холодное, безжизненно серое, продолжало заслонять солнце, а снегопад только усилился, образовывая уже сугробы на нечищеных тротуарах, одевая в шапки кустарники и деревья. Ветер пронизывающий, заставляющий кутаться в пальто и шерстяной белой вязки шарф, ибо мороз щиплет нос и щёки. Ещё ночью Тэхён грелся в объятиях Чонгука, позабыв о зиме за окном, о ветре и холоде, а сейчас, садясь в машину Исыля, чувствует себя так, словно вновь льдинкой становится.       Какое странное ощущение… Если это и есть ветер перемен, то почему же он такой колючий?..

🍂🍂🍂

      — Я отнесу это сам бабушке, — улыбается кухарке Тэхён, забирая у неё поднос с ужином для Чирён, намереваясь сегодня сам поухаживать за ней.       Прошла уже неделя с тех пор, как они с Исылем приехали в Фуцитами. Деревня встретила их высокими сугробами и нечищеными дорогами. Сейчас работы в садах нет, фруктовые деревья все уснули, закутанные в снежные перины, а ездить по узким улочкам некому. Все сейчас дома, готовятся к празднованию Нового года. На двери и окна вешались гирлянды, снежинки. На калитки принято было вешать хвойные венки, перевязанные яркими жёлтыми лентами. Среди зелёных иголочек прятались ягоды клюквы, рябины, маленькие ёлочные шарики и фонарики. В каждом доме красовалась ёлка — неизменный атрибут праздника, которую и к ним в минка доставили, но украшать её было некому. Тэхён это быстро исправил, позвав соседних ребятишек, чтобы помогли ему с украшениями. Их дом большой, так как является главным минка в Фуцитами и всегда готов принять гостей.       С Чирён, оказывается, всё не так страшно, как рассказывал Исыль по телефону, напугав Тэхёна до трясущихся рук. Просто простыла и просто соскучилась, поэтому и подняла такую панику на весь дом. Тэхён и слова возразить не смел. Это в новинку. Обычно она всегда сдержана, а тут при виде его расплакалась, повиснув у него на шее, не выпуская из своих рук до самой ночи, расспрашивая внука обо всём. И смотрела так странно, так проникновенно, будто уйди сейчас Тэхён, то как минимум рухнет земля под её ногами. Это тоже настораживало. Зато кричащий на весь дом Хосок-хён не вызывал подозрений. Накинулся на Тэхёна, повалив на пол, под общий смех присутствующих в зале. Чирён по случаю приезда внука организовала ужин в его честь, пригласив своих друзей из деревни и ближайших соседей. Половина Тэхёну и не знакома была, но он и думать про них забыл, когда Хосок шепнул ему, что беременный от своего мужа Юнги. Тэхён в этот момент как пил сок, так его обратно на себя и выплюнул. Вот это новость! Самая что ни на есть приятная. Тэхён мало знаком был с избранником хёна, но точно знал, что это долгожданный ребёнок в их маленькой семье. Да и давно пора, сколько можно «жить для себя», как любил выражаться Хосок.       Из-за плохой погоды дозвониться до Чону не вышло от слова «совсем». Поэтому, написав сообщение ему и Чонгуку, надеясь, что связь всё же появится и они дойдут, ушёл спать. Новогодние праздники тоже прошли на ура. Весело, шумно, громко и в компании близких и любимых людей. Жаль, что ещё одного дорогого человека для Тэхёна нет рядом, но он очень надеялся, что и Чонгук сейчас счастлив со своей семьёй, а не пропадает на работе в студии. Сейчас столько праздников, а значит, и заказов море.       Всё шло просто замечательно. Тэхён действительно отдыхал, не грузясь по пустякам, отгоняя от себя мысли, что нужно выкроить время и попытаться поговорить с бабушкой насчёт своей ориентации и объяснить, что у него появился любимый человек. Желательно, чтобы и дядя Исыль где-то поблизости был, чтобы, если что, утихомирить Чирён. Единственный, с кем Тэхён успел поделиться, не боясь быть неуслышанным, — так это Хосок. Тот воспринял это вполне спокойно, пожелав удачи, потому что тоже понимал, как нелегко придётся Тэхёну с консервативно настроенной ко всему госпожой Ким.       И вот сегодня, набравшись всё же смелости, Тэхён под предлогом отнести ужин бабушке идёт на свою расправу. Ноги, как и руки, дрожат, словно листья на ветру, а по виску пот от волнения и страха стекает, но Тэхён упрямо идёт вперёд, сдувая чёлку со лба, мысленно успокаивая себя и думая о Чонгуке. Достигая сёдзи, за которыми находилась комната Чирён, Тэхён ставит поднос на пол, поправляя на себе одежду, набирая в лёгкие воздуха. Неизвестность пугает его, но лгать больше не хочется. Он должен попытаться объяснить Чирён, что он не Атсуши и подобного с ним не произойдёт. Если не получилось у него, то почему не может выйти у Тэхёна? Тэхён не хочет, чтобы на него смотрел какой-то другой альфа, касался его и пытался сделать своим. Весь омега, его душа и сердце, теперь принадлежит Чонгуку и находится под его защитой. Рано или поздно бабушка бы всё равно узнала. Лучше будет, если Тэхён сам ей расскажет всё, а не кто-то другой.       Мысленно прося всех известных и неизвестных ему богов помочь в этом поистине нелёгком деле, Тэхён делает шаг вперёд и хочет уже постучать, но замирает с вытянутой рукой в воздухе, когда за тонкими перегородками слышит голос Чирён и… дяди? Уже слишком поздно; что Исыль делает в комнате сестры, да и ещё разговаривают так тихо, словно боятся быть услышанными. Тэхён хмурит брови, прислушивается, пытаясь уловить каждое слово и понять о чём говорят. Или о ком…       — Это ужасно, Чирён-а, — выдыхает сдавленно Исыль, места себе не находя, ходя зад-вперёд по комнате сестры. — Ты поступаешь ужасно, сестра. Он никогда не простит тебе такого. Ты лишишься его доверия и внимания навсегда. Не поступай так с ним, он ведь ещё мальчишка.       «Что происходит вообще?» — пыхтит недовольно Тэхён, прислонясь щекой к сёдзи, чтобы лучше слышать.       — Исыль, я понимаю тебя и твои слова, ибо просыпаюсь и засыпаю с ними на уме, — говорит Чирён, зачёсывая седую прядь волос назад, лезшую на глаза. — Но не могу иначе. Нашей деревне придёт конец, если мы не сделаем это. У нас за спиной ничего, мы ничем не откупимся. Банки требуют отдать им деньги, не желая больше сотрудничать с нами, пока мы не отдадим им долг. Кроме работы в садах, у людей ничего нет. Лишатся её — останутся совсем без работы. Семьи будут голодать, а половина и вовсе уедет отсюда. Фуцитами перестанет существовать, понимаешь? Я в ответе за каждого и не могу поступить иначе.       — Мы можем попросить кредит в другом банке, — предлагает Исыль, подходя к креслу, в котором сидела сестра, кутаясь в шаль. Столько времени уже прошло, а она всё так и осталась непробиваемой: со стеклянным взглядом, высоко поднятой головой, не позволяющая топтать свою гордость, даже с морщинами на лице Чирён всё так же оставалась по-холодному красивой женщиной. Упрямство в её крови, и, если уж что-то решила, обязательно добьётся этого. Но не такой ценой. — Это могу сделать я в Сеуле, и мы покроем часть долгов им. А дальше отработаем. Наши урожаи лучшие во всей Корее. Даже на Чеджудо не так хорошо всё обстоит с поставками и качеством фруктов.       — Не нужно, брат, — берёт его ладонь в свою Чирён, заглядывая в глаза, произнося дальше непреклонно: — Я всё решила. Он сможет нам помочь и достать со дна. Он спасёт нас от разорения, от косых взглядов. Он поможет нам сохранить наше имя и честь семьи перед другими.       — Но он даже не знает нашего Тэхёна, — предпринимает последнюю попытку вразумить сестру Исыль, сжимая её ладони крепче.       — Завтра узнает. Он придёт знакомиться лично, — хлопает его по плечу Чирён, улыбаясь. — Тэхён ему нравится, он уже видел его однажды в саду, в цветах яблони. К тому же он будет хорошей партией для Тэхён-и, он ни в чём не будет нуждаться.       — Тебе не кажется это странным, что человек из соседней деревни, бизнесмен, приходит к тебе в дом и предлагает помощь, а взамен лишь Тэхён?       — Ничуть, — отворачивается от брата Чирён, дабы не видеть беспомощную грусть в глазах Исыля. — Я же сказала: всё решено. Более не желаю слышать споров на эту тему. Тэхён выйдет замуж за Ван Миншенга и спасёт нашу семью от банкротства. Такова участь омеги — служить дому, слушаться старших и выполнять их желание. А что до любви, от которой никакого толку, и хотелок самого Тэхёна — мне нет дела. У него есть миссия, и он должен её исполнить. Так велит наш закон.       Закон.       Так велит закон.       И ничего больше не имеет значения. Тэхён это запомнил.       А ещё имя. Одно имя, но уже ненавистное всем сердцем. Миншенг. Тэхён и его запомнил, что сейчас красной строкой бежало перед глазами.       Отшатываясь от сёдзи, заставляя себя стоять на ногах, не реагировать на тупую боль во всём теле и сдерживать рвущийся наружу крик боли, Тэхён, закрывая ладонью рот, разворачивается и бежит прочь от этой комнаты, едва не поскальзываясь о поднос с ужином.       Чирён наплевала на него. Прямым текстом это сказала Исылю, что ей всё равно, что там чувствует её внук. Существует она и её желание, которое омега должен выполнить. О чём вообще Тэхён хотел с ней говорить? Она как была бесчувственной и хладнокровной ко всему госпожой Ким, так и осталась. Она бы не поняла лиса, даже не попыталась бы, как и предупреждал дядя. Ей это чуждо, потому что она — закон, и у Тэхёна нет выбора. Она всё за него решила, расписала всю жизнь и решила собственным внуком поправить положение в обществе, выдав замуж за кого-то лиса-богача.       Тэхёна пополам от этой правды ломает, на мелкие куски рвёт, что родной человек так с ним поступает. Для чего Чирён вообще растила его? Для утехи своих желаний? На убой, как скот? Чтобы потом кинуть какому-то альфе — неважно какой он человек, главное — лис, — и радоваться, что статус не сменила? Всё из-за него? Тэхён ненавидит это в Чирён всей душой. И мириться с участью, которую она ему избрала, не собирается. Он уже не маленький мальчик, которого можно ударить по щеке и вразумить. Он больше не один и у него есть силы бороться с Чирён. Тэхён уверен, что есть масса способов, чтобы сохранить своё имя перед деревней, лишь бабушка избрала наиболее лёгкий. Не будет завтра никаких встреч и знакомств. Тэхёну плевать на этого Миншенга: он не знал его и узнавать не хочет. У него есть Чонгук. И никаких больше других альф для Кима не существует.       Желание дальше оставаться в этом доме хоть минуту отпало совершенно. Поэтому, остервенело собирая свои вещи в чемодан, спихивая туда всё сразу, Тэхён, переодеваясь после, идёт к дому Хосока, чтобы просить его альфу отвести его на станцию, где можно сесть в поезд и доехать до Сеула ночным рейсом. Уйти завтра ему явно не дадут, а сейчас, когда время позднее и все ложатся спать, самый раз. Если общежитие будет закрыто, то позвонит Чонгуку. Если его не окажется дома, то попросится к Тэтсуо в квартиру. Он не должен отказать. Никаких слёз, никаких истерик. Тэхён не доставит им такого удовольствия, портя свои нервы.       Хосок, увидев с чемоданами на пороге Тэхёна, сначала пугается, не понимая, что случилось, но омега, не вдаваясь особо в подробности, говорит важное, и Хосок всё понимает:       — Меня хотят насильно выдать замуж за какого-то лиса. Бабушка хочет, не я. Поэтому помоги мне сбежать. Пожалуйста, хён!..       Решение — помогать или нет — Хосок принимает незамедлительно.

🍂🍂🍂

      Утро в Фуцитами морозное, щипающее тебя за щёки. На окнах красовались витиеватые узоры, словно танцующих снежинок невидимый художник изобразил. С серого неба мерно падали редкие снежинки, припорашивая недавно почищенные домработниками дорожки. Ворота уже были открыты, чтобы встречать гостя, что решил наведаться ранним утром, пока половина деревни ещё спит.       Чёрный джип «трейлхок» останавливается возле них, занимая практически всю площадь, и из него выбегает водитель, обходя автомобиль, чтобы открыть дверь своему господину. Снег хрустит под ногами альфы, когда он выходит из машины, надевая на ходу перчатки. К нему навстречу уже бежит домработник госпожи Чирён, низко кланяясь и приглашая пройти в дом. Уже внутри он жестом руки приказывает своим людям оставаться в гостиной, пока он будет беседовать с главой этой деревни.       — Ещё есть время передумать, Чирён, — говорит Исыль, находясь в комнате для гостей вместе с сестрой, держа в руках чашку горячего чая, стоя у окна.       — Мы уже говорили об этом вчера, Исыль, — устало выдыхает лисица, обнимая себя руками, дабы не показывать своего волнения вперемешку с раздражением. Братец всё утро уговаривал её пересмотреть всё же приоритеты, прохода не давал, заверяя, какая это гнусная и несправедливая затея по отношению к Тэхёну. Чирён и сама знает, что поступает неправильно, не спросив даже внука о его желании, но сейчас это уже не имеет значения. Она должна спасти деревню — таков долг старейшины. — Не начинай заново, у меня голова от тебя уже болит. Сейчас Сыльги разбудит Тэхёна, приведёт его, и они спокойно познакомятся с Миншенгом.       — У них разница в возрасте — чёрт знает сколько лет. Сомневаюсь, что у них будут общие темы для разговора.       — Значит, появятся, — чеканит Чирён, метая суровый взгляд на брата.       Когда сёдзи широко открываются, отвлекая Чирён и Исыля от перепалки, заставляя перевести взгляд на вошедшего гостя в строгом классическом костюме, белой рубашке и галстуке, завязанном на красивый французский узел. Он достаточно высок, широк в плечах, отчего казалось, что швы пиджака вот-вот разойдутся, когда мужчина, засовывает руки в карманы брюк. Каштановые волосы аккуратно уложены, открывая вид на высокий лоб, широкие брови и хищные цепкие карие глаза с лисьим прищуром. Прямой нос и волевой подбородок, а тонкие губы в расслабленной улыбке словно замерли. Пожалуй, только из-за улыбки этого человека можно назвать живым, а не слепленной статуей, излучающей золотую идеальность, аристократизм. Гостевая комната наполняется горьковатым запахом шиповника, не оставляя никаких сомнений, что перед ними чистокровный альфа. Таких людей обычно называют толстокожими, ибо любая стрела — будь она больная или нет — от них отскочит, словно мяч от стенки.       — Доброе утро, госпожа и господин Ким, — здоровается чуть хрипловатым, от которого мурашки обычно бегут, голосом Миншенг, улыбаясь шире и отгоняя от себя наигранную холодность. — Как ваше здоровье, старейшина? Вы оправились после простуды?       — Здравствуй, Миншенг-ши, — кланяется ему в ответ Чирён. — Моё здоровье в норме, не переживайте. Как ваша деловая поездка? Прошло всё хорошо?       — Всё чудесно, я всё уладил, как и хотел, — подходит ближе, возвышаясь скалой над лисицей. — Я привёз вам целебные масла, мне сказали, они очень действенные, а также красный женьшень. Это мой подарок вам на Новый год. С прошедшим праздником вас, матушка, — берёт без разрешения руку Чирён и коротко целует в морщинистую мягкую ладонь. — Я могу вас так называть? Мы ведь будущие родственники, — улыбается обаятельно, из-за чего Чирён слегка теряется.       — Обычно родителей принято так называть, но раз у нас особый случай, то как угодно, сынок, — выделяет последнее женщина, улыбаясь в ответ.       — А почему вы молчите? — переводит свой взгляд Миншенг на Исыля, так и не проронившего и слова за всё время, как он вошёл сюда, словно застыв с чашкой в руке.       — За меня уже всё сказала моя сестра, — холодно отзывается Исыль, поправляя съехавшие очки на носу. — Не имею за собой привычки повторяться, — сомнений нет — Тэхёну будет лучше где угодно и с кем угодно, но только не с этим человеком. Они такие разные и никогда не смогут найти общий язык. Даже не зная особо этого Миншенга, что так красиво заливал, чем, похоже, и усыпил бдительность его сестры, Исыль насквозь видел все потайные желания на дне глаз альфы, которые непременно обнажат себя, стоит им только встретиться с Тэхёном. Зачем ему вообще понадобился именно Тэхён, а не, например, какая-то доля от садов или же денег от поставок? Он ведь бизнесмен — значит, ищет для себя выгоду, иначе зачем всё это? В Тэхёне выгоды нет. Или же есть?..       — Вот оно как, — хмыкает Миншенг, пожимая плечами. Ответ его не устроил, но сейчас это не так важно, как цель, ради которой он проехал столько километров, чтобы встретиться лично, увязнуть в янтарных глазах и вдохнуть в себя сладкий, просто с ума сводящий, аромат фрезии. — Тогда следующий вопрос: где же Тэхён-ши? Почему его нет с вами?       — Он ещё спит, Миншенг, — говорит Чирён, успокаивая гостя, кладя руку на напрягшееся плечо. — Я сказала своей домработнице разбудить его. Думаю, с минуты на минуту он придёт сюда.       Миншенг смягчается заметно, снова обворожительно улыбается, но вздрагивает крупно, как и остальные присутствующие в комнате, когда в помещение залетает растрёпанная и запыхавшаяся Сыльги.       — Госпожа… — переводит дыхание девушка. — Госпожа Ким... Тэхёна-ши нет в своей комнате, — как удар грома над головой.       — Как это «нет»? — не понимает Чирён, обходя Миншенга, хмуря брови. — Смотрели во всём доме?       — Да, — кивает Сыльги, увлажняя губы. — Всё обошли, нигде нет. А ещё его вещи пропали. И чемоданы.       — Что?! — вскрикивает Исыль, ставя свою чашку на столик слишком громко, едва не разбивая хрупкий фарфор, широким шагом выходя из комнаты, бегом добираясь до спальни Тэхёна.       Та оказывается действительно пуста. Кровать разобрана, все шкафы и тумбочки от комодов открыты. Видно, что собирался в спешке, скидывая в чемодан всё подряд. Исыль глазам своим поверить не может, смотря на весь этот беспорядок, не желая подтверждать свою догадку, проскочившую в голове. Сбежал. Тэхён сбежал, пока они все спали. Нетрудно догадаться куда и к кому, зная прекрасно, что общежитие не работает до начала второго семестра. Значит, всё узнал. Другого варианта событий здесь быть не может.       — Строптивый мальчишка, — выдыхает тихо Исыль, касаясь пальцами переносицы и качая головой.       — Вы у Хосока были? Может быть, он там? — слышится от Чирён, которая тоже пришла в спальню внука.       — Да, но ничего, — боязно отвечает Сыльги. Меньше всего сейчас хотелось получать от разгневанной госпожи.       — Пришибу его, — шипит змеёй лисица, кипя внутри от негодования. — Куда он мог убежать? Надо было его запереть, чтобы точ…       — Матушка, — ласковое разносится по комнате Тэхёна, отчего Чирён проглатывает свои слова обратно, забывая, о чём вообще хотела сказать. Исыль поворачивается, встречаясь с нечитаемым взглядом Миншенга, стоящим в дверях. — И где же моё сокровище? — у Чирён дух замирает от такого обращения, а в голове настоящий хаос начинается. Что ответить? Как объяснить? А если Миншенг вообще откажется и уедет? Фуцитами заживо сгниёт просто без его денег, которые он посулил за женитьбу.       — Тэхён… Тэхён, он просто… Видимо, случилось что-то с его друзьями, поэтому он скоропостижно и уехал вчера обратно в столицу, не предупредив нас, негодник, — смеётся Чирён, а у самой глаз дёргаться начинает и руки дрожать. — Он у нас добрый мальчик, всем готов помочь, и вот…       Миншенг останавливает её одним взмахом ладони. Лисица умолкает, сглатывая ком в горле. Альфа бегло осматривает комнату его будущего жениха, останавливая свой взор на туалетном столике, на котором тоже словно ураган прошёлся. Взгляд цепляет атласный шёлковый шарф цвета спелых персиков, заваленный какими-то кремами. Наверняка омега повязывал его на свою изумительную шею. Миншенг подходит, в два широких шага уничтожая расстояние меж ним и этим столиком, беря в руки находку, поднося к лицу. Он не ошибся. Яркая фрезия въедается в кожу, отчего перед глазами всё плывёт, а внизу живота сковывает. Чёрт подери!..       — Беру в залог, — кивает на шарф в руке Миншенг. — Отдам тогда, когда вы, господин Исыль, организуете нам встречу в Сеуле. В марте у меня там будут небольшие дела, поэтому уж постарайтесь тогда привести ко мне моё сокровище...