🍂🍂🍂
С раннего утра началась подготовка к приезду гостей. Главный дом загудел, словно ожил после долгой спячки, желая произвести своей гостеприимностью впечатление на другой род. Кто-то был не в восторге от выбора гостей и будущих хозяев садов господина Вана, кто-то, наоборот, верил и надеялся, что работа будет наконец-то и про безработицу забудут. Солнца всегда мало, даже летом, как сейчас, и именно его ждали все, пустив к себе в дом своих прошлых врагов. Миншенг тоже сегодня встал рано, отдавая приказы направо и налево, сказав приготовить ему одежду и подобрать ханьфу для мужа, что ещё спал в их спальне. На помощь Тэхёну отправили Хосока вместе с Лимом. — Хён! — кричит на всю спальню мальчик, быстро-быстро перебирая своими ножками, несясь навстречу к омеге, что только встал, успев едва умыться и привести платиновые волосы в порядок, ловя в свои объятия будущего альфу, чмокая его в бархатную щёчку, прижимая к себе. — Привет, зайка, — смеётся тихо Тэхён, улыбаясь ярко, удобнее подхватывая мальчика под попу. — Привет, Хосок-хён, — машет рукой омеге Тэхён, что присел на пуфик, стоящий около туалетного столика. — Как вы сегодня спали? — Холосё! — быстро отвечает Лим. — Кто-то да, а кто-то нет, — ворчит устало Хосок, тряхнув тёмной макушкой, облокотившись о стол. — Сначала успокаивал истерику Лима, потому что игрушки не хотел убирать, разбросанные по всему дому, а потом Юнги утешал, ибо начальник на его работе ему спуска не даёт. — Ты так делал? — обращается к мальчику Тэхён, заинтересованно разглядывающему пуговицы на его пижаме, будто и не слушая вовсе, будто не про него говорят. — Мы ведь уже это проходили, Лим. Почему ты не убираешь за собой игрушки? Не знал разве, что они тоже умеют обижаться, если их не укладывать спать в домик, как это делает твой папочка с тобой? — Не-ет, — тянет Лим, выпятив нижнюю губу, засверкав глазками. Примерно так Америку детям и открывают. — Я босе так не буду! Не хочу, чтобы мой палавозик от меня сбезал, — Тэхён кивает доверительно, целуя в светло-коричневые волосы альфочку. Единственное, что не даёт ему заскучать и окончательно погибнуть в этом месте (уже даже не доме), — так это любовь к семье Хосока, что просто потрясающая, живущая по соседству. В их минка он частый гость, уже даже имея собственную комнату, где мог прятаться от Миншенга и просто отдыхать от всего, что творилось в Главном доме. Там его личный уголок счастья, куда вход позволен лишь хёну, его мужу и их сынишке, с которым они часто играли и занимались рисованием. Хотя бы так Тэхён мог вспомнить всё, чему научился сам, когда ходил на кружок в школе. — Так, всё, хватит. Милый, беги рисовать на своё место, а я займусь твоим хёном, — Хосок отрывает сына от омеги, похлопывая его по попе, чтобы шёл за столик, что специально стоял для него возле балкона. Лим не спорит с родителем, что оторвал его от любимого хёна, тайком разрешающим всё то, чего не разрешает папа с отцом. — Мне сказали сделать из тебя конфету, чтобы сиял весь, как таз начищенный, — поворачивает Тэхёна к высокому зеркалу Хосок, вздохнув тяжело. — Ты опять похудел, что ли? Или я тебя просто давно не видел? — Ага, целый вчерашний день, — фыркает Тэхён, криво усмехнувшись и сев за столик, где уже стояла тонна косметики. Он потягивается и зевает, щурясь немного от лучика солнца, что проскочил к нему в комнату, коснувшись лица. — Слушай, только давай ты не будешь сереть, как тучка, — кладёт руки ему на плечи Хосок. — Голову выше. Ты ведь знаешь, что нужно сегодня быть красивее всех, а не хандрить, как ты любишь. А ещё улыбаться, — поднимает голову Тэхёна омега, заставляя посмотреть на себя. Красивый. Он красивый. Сейчас, когда Тэхёну двадцать два, он стал настоящим олицетворением омеги: тонкий, с грациозными движениями тела, излучающий изящность. Тэхён и сам знает, что не обделён внешностью, но не хотелось бы дарить эту красоту такому, как Миншенг. Тот был ревнив до ужаса, не контролируя себя совершенно, когда кто-то заглядывался на его мужа, будто сейчас этот кто-то подойдёт и отберёт лиса у него. Куколка. Так его иногда называет Миншенг. Такая же аккуратная, мягко сложенная, фарфоровая. Правда, всегда забывает об одном: фарфор — хрупкая вещь и трещины на нём видны отчётливее некуда. А внутри фарфора пустота такая, что оглохнуть можно. Тэхён так до сих пор и не понял, для чего Миншенгу он нужен: как украшение коллекции, как сервиз, мебель, игрушка для секса?.. Возможно, всё сразу. Только точно не для любви, о которой он часто напоминает. Тэхён ненавидит его. Чистой, лютой и неподдельной ненавистью, желая ему гореть в аду за всё, что он ему сделал и продолжает делать. — Я ещё устану улыбаться перед гостями, — опускает голову обратно Тэхён, поникнув плечами. — Можно я хотя бы с тобой буду самим собой? Хосок кивает, ничего не отвечая. Знает, что это больная тема, которую Тэхён всячески игнорирует. Так ему удобнее, чтобы не думать о спасении, которого ждать не от кого. Сам себе он не поможет, а семья… Какая к чёрту семья? Её уже давно нет. Распалась окончательно, когда Миншенга пустила в свой дом Чирён. Тэхён уверен: сейчас она плачется богу, просит его освободить их, но… разве теперь это возможно? Ответа всё равно не будет. Света ждать не от кого, они лишились всего, завися от Миншенга и его денег. Завися от Тэхёна, который должен вести себя услужливо перед мужем, не зная слова «нет». Иначе… иначе то, что когда-то было в комнате лиса, повторится вновь. Отчаявшиеся, уже не ищут выхода. Вот и Тэхён смирился, что больше никогда не выйдет из этой клетки, лишившись всего самого дорогого. Более того, Миншенг приставил к нему охранника — Джунки — альфу, что следовал за ним тенью, докладывая после Вану. — Что хочешь надеть? — спрашивает Хосок, когда заканчивает с макияжем Тэхёна, бросая взгляд через плечо, посмотрев, что делает Лим. — Не знаю, — пожимает плечами лис, повернувшись в сторону гардеробной. — Что сказал Миншенг? — Что хочет чего-то тёмного и золотого на тебе. — Ну давай такое и подберём, значит. — Ты готов к встрече? — Нет, но меня не спрашивают уже давно, чего хочу я, поэтому нормально. Не переживай за меня. Никто из этих гостей и не поймёт, что меня здесь удерживают насильно и выворачивают, как бельё в стиральной машинке, — невесело хохочет Тэхён, убирая пушистую чёлку с глаз. — Шутник из тебя, конечно, так себе, — закатывает глаза Хосок. Уже после, как они заканчивают, Хосок стучит в дверь, тем самым давая разрешение войти Джунки, чтобы тот сопроводил омегу к Миншенгу, рассказав подробности этой встречи. Тэхён прощается с хёном и Лимом, обещая, что заскочит к ним вечером, после того как закончит играть. Пак Джунки — давний друг Миншенга, которого он пристроил себе в охрану, сделав своей правой рукой. Сначала было сложно привыкнуть к двухметровому мужику, шире тебя раза в три, но после Тэхён свыкся, найдя общий язык с ним, чтобы уж совсем не заскучать. Альфа оказался довольно приветливым, не таким деспотичным, как Ван, требующим от всего контроля, выходя из себя по щелчку пальцев. Именно от Джунки Тэхён узнал, что у Миншенга когда-то была омега, правда, не вытерпела его характера и требований, бросившись под машину, отчего после альфа словно с ума сошёл. Даже психолога посещал, но не помогло, видимо. А того омегу Тэхён понимает как никто другой, ибо сам… Опустим это. — Ваша задача очень проста — быть рядом с Миншенгом и вести себя дружелюбно с гостями. Нужно сделать всё, чтобы эта женщина, госпожа Чон Куифен, так мне её представил Миншенг-ши, согласилась подписать контракт. Если вдруг она и её семья захочет посмотреть сады, то, пожалуйста, не отказывайте и отвечайте предельно тактично на все её вопросы, — рассказывает Джунки, когда ведёт Тэхёна в столовую, где позже состоится чайная церемония с гостями. — Понял, — кивает на автомате Тэхён, придерживая подол длинной шёлковой одежды, чтобы не споткнуться. — Сколько их будет? — Сама госпожа Чон и её сыновья, как я понял. Сыновья. Кто берёт сыновей на подписание договора? Или они оба юристы у неё? Если так, то у Миншенга большие проблемы. Просто так отдать увядающие сады у него не получится. Кому будут нужны убытки после приобретения? Тэхёна оставляют в столовой, сказав ждать здесь вместе с ещё двумя омегами, что будут их обслуживать. Омега встаёт по стойке смирно, выпрямляя спину, пряча руки в длинных рукавах, сцепив ладони. Он выдыхает несколько раз, настраивая себя на нужный лад, доставая из своего чуланчика всё необходимое, чтобы картинка идеальности максимально получилась правдоподобной. Настраивает себя и на то, что вновь придётся терпеть прикосновения Миншенга к себе, к которым никогда, наверное, не привыкнет. Они всегда обжигают, дают чувство неловкости и холода. Их хватило сполна ночью, когда альфа брал его на их постели, не видя и не слыша просьб Тэхёна остановиться, что сжимал в зубах края подушки, дабы не разреветься от боли. В последнее время Миншенгу словно это удовольствие доставляет — делать больно Тэхёну, смотреть, как он ломается под ним, рассыпается, а на утро опять собирает и склеивает себя по кусочкам, потому что помнит — близкие не должны пострадать от его неповиновения. — Фу-ух, — нервничает отчего-то омега, словно в первый раз. На самом деле в действительности как в первый. Всегда сложно врать людям. Тэхён никогда этого не умел, так даже он говорил… Стоп. Тэхён зажмуривается. Не самый подходящий момент для воспоминаний, особенно сейчас, когда должен встречать представителей волков у себя дома. Проходит ещё полчаса, примерно, когда Тэхён слышит голоса и шаги за дверьми столовой, шикая омегам, чтобы приготовились, обходя место чаепития, поправляя попутно подушки и чайники, чтобы те стояли ровно на маленьких деревянных столиках, встав посреди комнаты, считая про себя, чтобы успокоиться и угомонить встрепенувшееся сердце. Он кланяется низко, когда Миншенг распахивает двери, пропуская гостей вперёд, рукой показывая куда следовать, что-то объясняя попутно елейным голосом, на что Тэхён усмехается, сглотнув комок в горле. Когда альфа подходит к нему, то немедля представляет, касаясь талии, прижимая к себе. — Дорогие гости, а вот и мой муж — Ким Тэхён. Мой прекрасный омега, которого я очень люблю и уважаю, чего прошу и от вас. Можешь поднять голову, солнце, — разрешает ему Миншенг, что Тэхён и делает, говоря тихое «здравствуйте», бегло осматривая гостей, но останавливает взгляд лишь на одном из присутствующих, расширяя глаза от ужаса, теряя заветный кислород в лёгких, леденея. Он отчётливо слышит уханья своего сердца, что сразу потянулось к родному, сойдя с ума, а за ним и хозяин, не веря просто в увиденное. Где-то внутри начинает что-то скрести, зудеть невыносимо, отчего хочется всё бросить и уйти, расцарапать грудь, чтобы перестало болеть и ныть. Тэхён вновь погибает. Вновь умирает, рассыпается. Не верит. Потому что три года прошло, три года, чёрт подери! Это попросту невозможно. Это просто либо его разбушевавшаяся фантазия, либо… правда. Правда. Правда, что Чон Чонгук сейчас стоит в нескольких шагах от него, толкая язык за щёку, глаз не отводя от Тэхёна, что в статую превратился, не слыша ничего в эту минуту. — Боже, нет, — шепчет одними губами омега, кусая после щёку изнутри, отводя голову в сторону, моргая часто-часто, чтобы не показывать слёзы. Нельзя. Нельзя, чтобы Миншенг всё понял. Иначе беды не избежать. Да и о чём он вообще? Сейчас вообще главное не рухнуть на пол, ибо ноги подкосились словно, а голова кружиться начинает. Только не упасть, только не упасть… — Нет, — Тэхён покрепче хватается за руку Миншенга, опираясь о неё, силясь не свалиться на пол. А в голове на повторе: только не упасть, только не упасть… Однако Тэхён не выдерживает и двадцати минут. Сбегает трусливым зайцем, на спине просто ощущая обжигающий и липкий взгляд Чонгука, когда он говорит Вану, что идёт в уборную. Едва не спотыкается об столик, улыбаясь чересчур неправдоподобно, дыша так, словно километр до этого бежал. Омега клянётся, что у него внутри всё вверх тормашками стоит, поскольку сидел он практически рядом с волком, который даже не стеснялся пялиться на него бесстыдно, не замечая никого вокруг. У Тэхёна пот по спине бежит от страха, что Миншенг, держащий его за вспотевшую ладошку, всё поймёт, а на лбу испарина показывается, когда он сдувает чёлку с глаз, пытаясь вести себя непринуждённо. Но, видимо, Чонгуку плевать, желающий будто раздавить своим немигающий чёрным взглядом Тэхёна, превратив в лужицу. Тэхён мчится в туалет так быстро, что ноги в конечном итоге заплетаются. Он подлетает к раковине, шлёпая по крану, откуда сразу хлынула вода. Лис подносит дрожащие ладони к ней, набирая, и хлюпает себе на лицо, и ещё раз, и ещё. Пока не сдаётся. Слёзы хлынули из глаз, отчего предметы вокруг становятся размытыми. Из груди рвутся рыдания, и Тэхёну приходится прикусить ребро ладони, чтобы никто не услышал его. Он сваливается вниз, под раковину, ударяя ладонью стену, всхлипывая. На него наваливается такая беспомощность, такой стыд перед Чонгуком, словно на него ведро помоев вылили. Омега никогда и не задумывался, насколько сильно он погряз в этом дерьме, а сейчас… тяжёлый взгляд Чонгука сказал всё за себя. Тэхён — грязный. Отмыться просто так уже не получится, как и отмыть совесть, что запятналась знатно. В голове, словно назло, сразу всплывают все воспоминая тех лет, тех трёх месяцев, когда они были бесконечно счастливы, не стесняясь и не боясь любить. Тэхён так активно пытался всё забыть, а тут хватило всего одного глаза в глаза и всё — мир вновь рухнул. Но гораздо больнее сейчас. Очень больно. — Ну зачем, зачем ты появился здесь? Как? Как нашёл? — спрашивает пустоту Тэхён, снова ударяя стену. — Зачем, когда я уже привык? — хочется истошно завопить. Заорать так, чтобы голоса лишиться. Выпустить наружу всю злость на судьбу и упасть, уснув на несколько дней. А лучше месяцев, пока всё не уляжется. Тэхён не понимает. Просто не верит, что это происходит в реальности. Чонгук здесь. Здесь, твою мать, и его тётя, получается, хочет купить у Миншенга сады. Но она ведь не знает, что Миншенг хочет её обмануть, подсунув совсем не то, что она ожидает. Это заставляет Тэхёна встать и вытереть слёзы. Надо, надо как-то сообщить им об этом, предупредить, чтобы ни за что не соглашались на контракт с Ваном, чтобы потом ему же не платить ещё. Он умывается, вытирая лицо салфеткой бумажной, поправляя волосы. Улыбается сам себе в зеркало, проворачивая в голове кучу идей, чтобы сообщить Куифен о плане Миншенга, а после разворачивается и смело (как ему кажется) идёт обратно. Всё нормально, спокойно. У него получится выдержать присутствие Чонгука, не потеряв сознание от страха. Лишь бы Миншенг ничего не заподозрил, а там преодолимо. Он не позволит разрушить ещё семью и волка, за которую так активно взялся Ван, обхаживая со всех сторон, желая получить деньги, которые явно хотят вложить для добрых дел. Двери открываются, и Тэхён снова тут, губы растягивает в поддельной улыбке. Здесь всё подделка, но видят и знают не всё, а значит, можно лгать. Именно это Тэхён и учился делать на протяжении трёх лет. Трёх лет, что кажутся ничем, когда тот, по кому соскучился ужасно и сейчас думаешь лишь о том, каково это прикоснуться к новому Чонгуку, что возмужал за это время, наверняка заимев нового омегу. Лис гонит эти мысли прочь, потому что не имеет права ревновать. У него вообще теперь никаких прав нет на этого человека. Они никто друг другу. Никто, а когда-то были — всё. И моря, и океаны, и звёзды и луна — всё принадлежало им двоим. Когда-то…🍂🍂🍂
— Чонгук, стой! — кричит Куифен, едва поспевая за племянником, что куда-то подорвался в десятом часу вечера, промчав метеором по гостиной, ругнувшись, что едва не вписался в косяк двери, когда брал свою кожанку. Они приехали от Кимов ещё в обед, и всё это время Чонгук вёл себя больше, чем простое «странно». Его словно подменили. Весь издёргался, сидя как на иголках на чайной церемонии, пребывая глубоко где-то в своих мыслях, а не рядом с ними. Даже на милого Уёна накричал, когда тот попытался узнать его номер телефона по приезде домой. Куифен и Сонёль тогда ничего не поняли, пристыв к земле от рыка альфы, громко хлопнувшего дверцей машины и широким шагом отправившись в дом. Именно поэтому подписание контракта, копию которого для ознакомления женщина взяла себе, решено было пока отложить на ещё пару дней. Миншенг явно негодовал по этому поводу, судя по его посеревшему лицу, но согласился. Ему и деваться, в принципе, некуда, а Куифен не хочет спешить, чтобы вылететь в трубу со своей затеей. — Чон Чонгук, ты меня слышишь или как?! — уже на улице продолжает возмущаться волчица, выбежав следом за взбешённым Чонгуком прям в пижаме и тапочках. — Быстро ответь, что происходит, иначе запру дома и никуда не выпущу! — альфа останавливается, набирая в лёгкие побольше воздуха, пытаясь прийти в себя, но не выходит. — Всё нормально, тётя, — заверяет её Чонгук, уперев руки в бока. На улице уже темнеет, а на небе поблёскивают первые звёздочки. — Мне просто захотелось прогуляться. Не знаешь, где тут находится пруд со старой беседкой? — Да за огородом буквально, — подходит к нему ближе Куифен, разворачивая к себе лицом. — Зачем тебе туда? — На рыбалку захотелось сходить. — А удочка у тебя будет палка и верёвка? — Да, именно. — Так, хватит! — восклицает Куифен. — Объясни, что происходит? Я ведь переживаю. Ты ведёшь себя как вымотанный и загнанный в клетку зверь. Что такого произошло в Главном доме, отчего я не узнаю своего милого племяшку? — Просто прошлое в глаз попало, — бесцветным голосом отвечает Чонгук, горько усмехаясь и запуская пятерню в волосы, сжимая их у корней. Метко попало. Так, что в груди что-то взорвалось. Чонгуку с трудом в это верится, но это многое объясняет. Например, почему ему казалось знакомым имя «Миншенг», а также фрезия, которая до сих пор где-то рядом витала в воздухе. Блять, это просто не укладывается в голове. Что за чёрт вообще творится в жизни Чонгука? Приехал, называется, в отпуск. Приехал, и уехать теперь просто так не получится. От всего, что он сегодня увидел в Главном доме, эту красивую картинку, построенную на лжи, тошнит. Злит, что не понял ничего сразу, не развернулся и не ушёл. Остался ждать, хотя сердце подсказывало, что там, дальше, его погибель. И правда не обмануло! Чонгук чуть не сдох, в буквальном смысле слов, сдерживая себя изо всех сил, чтобы не сорваться с места и не врезать этому мудаку Миншенгу за всё. За то, что отобрал у него омегу, пользуясь им; за то, что хочет влезть ещё и в его жизнь, в жизнь тёти; за то, что просто существует. Так у него ещё никогда не горело, если не считать того дня, когда он приезжал к Исылю, прося сказать адрес, куда они увезли Тэхёна. Все его догадки подтвердились — Тэхёна действительно забрали они. Почему он тогда не настоял, почему не выломал дверь, не припёр к стенке этого двуличного профессора и не выбил из него правду? Это было ошибкой — спустить всё с рук, дав им возможность выиграть. И вот сегодня, когда он встретился спустя три года с Тэхёном, увидел его и выпал из реальности, он не смог что-то сделать. В голове столько было вариантов их встреч, если такая произошла бы. Чонгук бы непременно наорал на него, высказал всё, что о нём и его семье думает, послав куда подальше, но сегодня… завис. Просто обмер, растеряв все слова. Потому что в голове было только одно желание — оторвать от Миншенга его омегу и забрать из этого места, увезти так далеко, чтобы никто не нашёл, и плевать на всех. Когда они уходили, к нему подбежала какая-то омега, всучив листочек, сказав обязательно прочитать, когда они уедут. Чонгук прочитал. Там была просьба встретиться на пруду в заброшенной беседке, что скрыта от глаз плотным цветущим плющом и клёнами. Нетрудно догадаться, от кого это послание. Но волк не мог усидеть на месте, как мальчишка, ютясь по комнате туда-сюда, не зная куда себя деть. Нервы все натянулись, отчего уже хотелось выпустить пар и нормально вздохнуть, а время так медленно шло и шло, что в голову уже прокрадывалась мысль самому пойти в Главный дом и там встретиться с Тэхёном. Он тоже не ожидал его увидеть. Весь побледнел, посинел, позеленел одновременно. Но стойко всё вынес, держась рядом с мужем. Сука… Чонгук даже кольцо на его руке заметил, поблёскивающее на дневном солнце. И на этом всё. Чонгуку стало так гадко, так неуютно в этом доме, из-за чего он просит Сонёля пихнуть тётю, чтобы они заканчивали с этим чаем и ехали обратно. Ему нужен свежий воздух, а не эта фрезия и шиповник. — Мне надо уйти, но я ненадолго, обещаю, — уже спокойнее говорит Чонгук. — Иди в дом, иначе простудишься. — Обещай, что мы после обязательно поговорим, — берёт с него слово Куифен, смотря неотрывно. — Хорошо, — кивает альфа, поворачиваясь к калитке. До пруда Чонгук добирается как в тумане. Сам не замечает, как уже стоит у берега, смотря на рогоз, слушая пение лягушек и сверчков. Глазами находит местами поломанную в крыше беседку, откуда виднелся плющ, и семенит к ней. Сейчас одиннадцатый час, ночь только началась, однако луна уже была полной, отчего было светло на небольшом пруду, на котором явно уже давно никто не купается, если судить по затянувшей тиной воде и сломанному мостику. Чонгук настолько сильно уходит в свои мысли, что даже не слышит шагов, не видит Тэхёна, пришедшего с другой стороны берега. Он явно бежал, отчего приходится на несколько секунд замереть, чтобы восстановить дыхание, а уже после нерешительно подойти к задумавшемуся альфе, касаясь его напрягшегося плеча, возвращая тем самым в реальность. Чонгук стремительно выпрыгивает из своих зыбучих мыслей, поворачиваясь лицом к лису, глазам своим не веря, что это правда, чёртова реальность, а не воображение. Тэхён с ним согласен. Тоже не верит. Их слишком долго не было друг у друга. — Здравствуй, Чонгук, — тихо говорит Тэхён, а у альфы мурашки бегут по спине от его голоса, от своего имени, что прозвучало словно не на родном языке. — Здравствуй, Тэхён, — приветствует его в ответ волк, окидывая оценивающим взглядом лиса с ног до головы. И мир для них останавливается…