Аконит

      Так неловко. Очень непривычно! Словно двух незнакомцев поставили напротив друг друга, дав команду познакомиться. То, что они когда-то были знакомы, жили вместе, и молчим уж про «встречались», кажется чем-то далёким. Чем-то, чего они не знали до этого, словно они… незнакомцы. Да.       Тэхён молчит слишком выразительно, будто язык проглотил, пристыв к земле, не решаясь открыть рот, слушая ветер, гуляющий меж клёнов. Чонгук тоже не торопится начинать, ибо попросту не знает с чего. В голове столько громких слов, вопросов, рвущихся наружу, но альфа ждёт. Стоит непробиваемой скалой и смотрит неотрывно, изучая будто. Так и есть, в принципе. Тэхёна не узнать, а сравнивать с тем, которого знал когда-то Чонгук, на которого имел все права, не стоит. Этот Тэхён старше, холоднее, неприступнее. Он как самая далёкая звезда на небосводе, такая же красивая и ледяная. Тот Тэхён тоже был не солнышком, но новый омега… Чонгук не хочет продолжать, упрямо отгоняя от себя эти мысли. Нет времени на сентиментальности. Он пришёл сюда за правдой.       — Тебя не узнать, Ким Тэхён, — садится на прогнившую в некоторых местах лавочку Чонгук, закидывая ногу на ногу, не разрывая зрительного контакта с лисом. — Или будет лучше сказать — Ван Тэхён, — скрипуче выделяет фамилию альфа, потянув уголки губ вверх, сузив глаза. Чонгук помнит про кольцо. Помнит про руки Миншенга, что сегодня на чаепитии прижимали к себе Тэхёна. Помнит про показушные поцелуи на публику. Он всё помнит. И хочет ударить по этому. Чтобы не одному вариться в супе ревности.       Тэхён на увесистый удар по грудной клетке не реагирует, только голову выше поднимает и руки за спину заводит. Ни на что другое он и не рассчитывал. Где-то далеко-далеко, в глубине души, он, может, и надеялся на то, что альфа обнимет хотя бы его, но мечты есть мечты, они не всегда сбываются. Тэхён весь путь до пруда себе наказывал ни за что не снимать с себя маску, ни за что не показывать Чону, как ему больно и трудно находиться рядом с ним, не имея возможности коснуться и почувствовать ответное тепло от крепких объятий, от рук, которые давали всегда чувство защищённости, надёжности. Альфа наверняка зол на него, и сейчас его мало волнуют нежности. Тэхён здесь тоже по делу. У него есть миссия: предупредить о планах Миншенга на семью волка. А на грохочущее в груди сердце и слёзы у них нет времени.       — Если ты не знал, то в Корее омеги не берут фамилию мужа после свадьбы, только в определённых случаях, когда омега сам этого хочет. Так что не глумись попусту, я на это не отреагирую, — бесцветно говорит лис.       — А разве у вас с Миншенгом не особый случай? Такая пара! Наверняка очень счастливы. На вас так любо было сегодня смотреть на чаепитии, я оценил, — волк хмыкает, нервно стуча пальцами по колену. — Красивая пара. Это даже моя тётушка признает, — Тэхён стискивает покрепче челюсти, не сдержав всё-таки злость, что промелькнула в глазах и которую наверняка заметил Чонгук, расплывшись в довольной улыбке. — А что насчёт деток? Решили, сколько будете заводить? Вы ведь уже в процессе, я так понимаю, учитывая, как от тебя несёт этим невыносимым шиповником, — последнее выходит каким-то рыком.       Тэхён вздрагивает крупно, когда альфа неожиданно подскакивает со своего места, в два широких шага достигая его и хватая за руку, стискивая мягкую ладонь до колючей боли, что по всему телу затем побежала.       — Какой знатный брюлик, — Чонгук присвистывает, вскидывая брови в наигранном удивлении вверх, поджимая после нижнюю губу, рассматривая внимательно кольцо на безымянном пальце лиса. — Дорогое, наверное.       — Отпусти, — Тэхён хочет было отнять руку из захвата Чонгука, но тот и не думает отпускать, на глазах становясь темнее тучи. Скоро и молния грянет.       — Ты с ним спишь, — звучит как вопрос и одновременно утверждение. — Зачем ты позвал меня сюда? Чтобы прошлое поворошить? Чтобы рассказать, как тебе тут круто живётся и ты всем доволен? Чтобы похвастаться чистокровным альфой? Нахера ты захотел встретиться со мной?! — гнев подавить не получается. Он кипит глубоко внутри, захватывая своими лапами остальные внутренности, путая мысли. Чонгуку так хреново сейчас. Так хочется хоть что-то сделать, выпустить пар, размазав кого-нибудь по земле, чтобы дышать стало легче, а в глазах прояснилось. Тэхён действует на него как красная тряпка, и Чонгук не уверен, сколько ещё он сможет сдерживать голодного волка внутри себя. — Что ты вообще здесь делаешь? Зачем появился вновь, когда, сука, у меня всё наладилось? Почему надо было именно тебе оказаться мужем этого ублюдка Вана?! — он цапает за плечи Тэхёна, встряхивая его, как куклу тряпичную.       — Думаешь, ты один задаёшься этими вопросами? — шипит в ответ Тэхён, сдувая светлую чёлку с глаз, тоже разозлившись. — Ты думаешь, мне тут здорово живётся и я всем доволен? Думаешь, я не в шоке от того, что именно твою семью хочет обчистить Миншенг? Ты винишь во всём меня, но подумай хорошенько над своими словами, Чонгук, и спроси ещё раз, но только то, что тебе требуется знать. Не лезь туда, что принято называть «душой».       — Раньше я был частым гостем там, вот решил попробовать, — Чонгук отпускает его, отступая на шаг, и дышать становится значительно легче. Тэхён почти чувствует себя свободным. — Но это было до того, как ты кинул меня, сбежав…       — Я не сбегал! — не даёт закончить альфе Тэхён, хмуря брови. — Я уехал, потому что меня умоляла бабушка.       — Всего два дня, — Чонгук поражённо вздыхает. — Всего два дня оставалось до моего приезда. Почему ты не дождался меня? Почему после никак не связался? Ты бросил меня, исчезнув словно. Я пытался найти тебя, выпрашивал адрес у куратора, даже к Исылю ездил. Готов был в ноги ему упасть, лишь бы он сказал, где ты. Ты ведь никогда не говорил название своей деревни.       А вот это уже больно. Словно острым лезвием по только-только затянувшимся ранам прошлись, не жалея сил. Тэхёну приходится взять себя в руки, чтобы не расклеиться, но всю ту горечь, что сейчас вновь ощущал на себе альфа, он чувствовал отчётливо. Как в первый раз, когда его заперли в комнате и отобрали всё. Во всех смыслах всё.       — Прости, но у меня не было такой возможности, — Тэхён выдыхает со свистом, отворачивая от волка голову, обнимая себя руками, что задрожали. — Дядя тогда помог бабушке найти адрес твоей квартиры, и она приехала ко мне. Она так горько плакала, просила и в ноги падала, чтобы я вернулся в Фуцитами, иначе Миншенг что-нибудь сделает или с ней, или же с кем-то ещё, кто дорог мне. Мне ничего не оставалось делать, как всё бросить и идти с ней. Уже в машине мне что-то вкололи, чтобы я не вырывался по дороге, видимо, а очнулся я уже в своей комнате. Они отобрали всё: деньги, документы, телефон. Заперли меня и сказали сидеть тихо, пока не придёт Миншенг. Он пришёл и в подробностях объяснил, что сделает с каждым из моей семьи, если я не выйду за него. Поверь, он бы сделал это, потому что этот альфа сумасшедший, самый что ни на есть настоящий психопат и моральный урод, которому плевать на чувства других, лишь бы ему было хорошо. Ты думаешь, откуда это всё богатство? — голос всё-таки дрогнул, подводя своего хозяина, когда омега вновь поворачивается к Чонгуку, слушающего его до этого внимательно с каменным лицом. — Миншенг наживается мошенничеством, предлагая выгодные предложения таким вот, как твоя тётя, а после подставляет их, обрисовывая картинку так, что обманутые люди ещё и ему остаются должны. У него есть связи, и он активно ими пользуется.       — И даже в полиции? Почему вы не обратились туда, когда всё только начиналось?       — Здешняя полиция вся проплачена Ваном, они его и выводят всегда сухим из воды вместе с его юристами, а обратиться в Сеул у нас не получилось бы.       — Почему? Вы что в каменном веке живёте, или как? — Чонгуку смешно. Нет, правда смешно, он даже не скрывает этого. Ибо выглядит это всё как большой анекдот.       — А разве нет? — Тэхён кусает щёку изнутри. — Ты всё сам видел.       — Окей, хорошо, — Чонгук смеётся хрипло, почесав щёку, приземляясь на лавочку. — Допустим, что всё, что ты сейчас сказал, правда…       — Ты не веришь мне?! — возмущённо восклицает Тэхён, распахнув глаза.       — Не перебивай меня, — награждает его суровым взглядом альфа, раздражённо фыркнув. — Так вот, если это всё правда, чего твоя родня молчит? Где твоя знаменитая бабуля Чирён-сан и её двуличный братец Исыль? Чего они бездействуют, если всё так плохо? Какого хрена ты за всех отдуваешься, работая и рабом, и личной подстилкой Вана?! — выплёвывает последнее альфа.       — Потому что ни у кого нет больше права голоса, — холодно отзывается Тэхён, сжав кулаки до белёсых отметен от ногтей на ладонях, кусая нижнюю губу. Зачем он вообще до этого распинался? Чонгук его не слышит, ослеплённый злостью. — Миншенг теперь новый старейшина Фуцитами, бабушка лишилась этого поста. Это была её расплата за то, что впустила в свой дом негодяя, отобравшего у неё всё, чего она таким трудом добивалась. Миншенг выставил условие: либо она подчиняется ему, а вместе с ней и я, либо он выгонит нас на улицу без ничего. У бабушки тогда чуть инфаркт не случился, но даже на это Вану плевать. Он просто хотел продать наши сады, чтобы заиметь от них неплохую прибыль, и ему всё равно кому продавать. А дядя Исыль… — сердце снова болезненно ухает, отчего Тэхён зажмуривается на секунду. — Он пропал. Просто исчез из наших жизней после того, как помог меня заманить сюда.       — Потрясающая у вас семья, — только и может из себя выдавить Чонгук, похлопав громко в ладоши. Веселье больше не играет в нём, на его смену пришла тревога и жалость. Противное липкое чувство, знаете ли. Чонгук не собирался никого жалеть, но выходит совсем наоборот, как и всегда. Всё пошло не так, как планировал альфа. Поначалу он думал, что будет просто игнорировать Тэхёна и то, что он ему скажет, но сейчас всё снова катится в пропасть, потому что единственное, что хочет сейчас сделать Чонгук, — так это отомстить. Прижать так этого ублюдка Миншенга, что ему смерть раем покажется. Сколько же он дерьма людям сделал и продолжает делать, а теперь ещё и нацелился на семью Чонгука. Этого он точно терпеть не станет. Он ничего от тёти не получит.       Тэхён кивает, не зная, что сказать в ответ. Чонгук прав, семья у них… Хотя о чём это он? Никакой семьи больше нет. Они все разделились по разным углам. Даже не общаются. Вот так пришлось заплатить Миншенгу за его «доброту» и желание помочь. Ничего ведь этого могло и не быть, если хотя бы раз в жизни Чирён услышала Тэхёна, поняла его и приняла, дав себе возможность всех простить и двинуться дальше, избавившись от прошлого, от валуна, который тянул её всё время вниз, ко дну. Всё могло быть иначе, всё. И не было бы жертв, слёз, разочарований. Ни страха за свою жизнь и близких. Тэхён всего лишь полюбил. Полюбил не того, как того требовали правила и устои. В любви нет ничего плохого, она всегда красива, если взаимна и исходит из самых дальних глубин сердца. То, что омега родился не таким, как всё, имея другую ориентацию, не конец света. Жаль, что этого Чирён так и не поняла, крича о правильности, демонстрируя свою гомофобию. Да, она старше. Да, много пережила и как любой родитель хочет лучшего для своего ребёнка. Вот только «лучшее» складывается из двух составляющих: чего хочет родитель и чего хочет его ребёнок. Уметь слушать и слышать своё чадо тоже целая наука, и, поверьте, то, что он любит «не того», не самое ужасное и страшное, что может случиться с человеком в жизни. Ким Чирён так не считала, следуя своим правилам, но к чему это привело? К раздробленности всей её семьи, которую она берегла, ставя в пример, охраняла её. Сейчас от слова «семья» не осталось ни одной буквы.       — Тогда зачем Миншенгу нужен ты, если его интересовали больше деньги? — Чонгук говорит тихо, но Тэхён слышит, выпрыгивая из своих мыслей.       — Когда-то у него уже была омега, но из-за его деспотичных требований и характера не выдержала и бросилась под машину, прямо у него на глазах. Тогда это знатно пошатнуло его психику. Мне кажется, он увидел во мне его, отчего и захотел себе, чтобы усмирить хотя бы мою строптивость и нежелание быть с ним. Для него это такая игра, но точно не любовь, о которой он часто мне напоминает. На публику мы должны играть идеальность, быть примером, но что творится за кулисами… я не пожелаю никому, — омега сглатывает гулко, проглатывая комок в горле, опять давая себе команду не разреветься перед Чонгуком. Столько всего пришлось вспомнить, столько пришлось достать из памяти, где вся эта чернота была похоронена. Тэхёну дурно её вспоминать. Жизнь и так не сладкая, а если всё это таскать с собой, прокручивая в голове день за днём, с ума сойти можно. Лис даже не уверен в своей нормальности уже. Каждый день — новое погружение в болото, утягивающее тебя в эту тину событий. Хочется уже захлебнуться в нём, но почему-то всегда остаёшься на поверхности. Наверное, потому, что сдаются только слабаки, а жизнь живут — сильные, принимая удар за ударом, продолжая надеяться на ту самую спасительную белую полосу.       — Ты пытался бежать? Просто всё бросить и уйти туда, где бы тебя Миншенг не достал? — Чонгук на удивление спокоен. Злость больше не бурлит в нём, осев желчью где-то внутри, затихнув. Тэхёну не нравится эта спокойность.       Но нравится другое… другой.       Чонгук.       Тэхён зарекался было не реагировать на это, но проиграл. Потому что не думать об этом рядом с альфой не получается. Кто-то мечтает стать астронавтом, кто-то хочет хоть раз побывать в другой стране, кто-то мечтает научиться, к примеру, хорошо танцевать и петь, чтобы стать всемирно известным. У Тэхёна желание простое, самое обычное. И не нужны ему признательность всего мира, награды или другие богатства, которые часто преподносит ему на блюдечке Миншенг, — от них тошнит уже. У Тэхёна желание простое: прикоснуться к Чонгуку и не быть отвергнутым. Не словить на себе презрительный взгляд и не услышать, что от него разит шиповником, перекрывающим даже его собственный природный аромат. Омега знает, что увяз в нём, но если не сможет утихомирить свои хотения, то может попасться, и тогда всем не поздоровится.       — Пытался. И поплатился в тот же день, — говорит поломанным голосом Тэхён, делая неуверенные шаги к лавочке, садясь на край после, подальше от Чонгука, что перевёл всё своё внимание на него. — У Хосока-хёна есть сын — Лим. Как-то я взял его к себе на ночь, чтобы попрощаться с ним, как мне тогда казалось. Миншенг узнал об этом, что я хочу уехать, пока он будет в командировке, и уже ждал меня в комнате возле колыбельки Лима, пока я ходил за его смесью, — приходится сцепить пальцы вместе, чтобы не выдать их очевидную дрожь. — Не знаю, откуда у него взялся пистолет, но именно его он приставил к виску Лима, чётко повторив все мои обязанности мужа, которые я должен выполнять, чтобы он никого не трогал. Миншенг давит именно на то, что является мои слабым местом — это любовь к моим родным. Он ушёл тогда, а я перестал пытаться, — Тэхён улыбается через силу, крутя на пальце ненавистное кольцо, которое тоже обязан носить, что как оковы для него.       — Больной ублюдок, — цедит сквозь челюсти Чонгук, уже устав удивляться. Он трёт ладонями лицо, упёршись после локтями в свои колени. — Что он задумал против моей тёти?       — Наши сады нуждаются в пересадке. Ещё пару лет — и урожайность понизится до нуля. Нужно много денег для удобрений, для покупки новой земли и тому подобное. Они увядают, но покупаете вы по договору только деревья, а не землю.       — В смысле? То есть как только деревья?       — Это тот самый случай про «внизу маленьким шрифтом». Написано заумными словами, отчего незнающий человек, на что Миншенг и сделал расчёт, не разберётся. А после, когда урожай упадёт, выяснится, что всё это время вы не платили ему, получается, за аренду земли, что принадлежит ему. Понимаешь, о чём я?       — Более чем, — кивает альфа, выпрямляясь. Как умно со стороны Вана было это проворачивать, учитывая его доход, который он делит на всех, кто прикрывает его задницу перед законом. Попробуй потом докажи, что не подписывал договор, где всё чёрным по белому.       — Чонгук-а, — Тэхён поворачивается к нему, заставляя посмотреть на себя. Так близко и так далеко. Такой чужой и родной одновременно. Ужасно это осознавать, не перешагнув через себя. Голос собственный даже дрожит, когда говоришь имя волка. Омега позволяет себе эту минутную слабость, рассматривая беззастенчиво перед собой альфу, запечатляя красивое лицо в своей памяти, душе, продолжая уже после: — Уезжайте отсюда. Забирай свою тётю и уезжай. Это будет самым правильным разрешением ситуации.       — Ты меня гонишь? — Чонгук не удивлён такой просьбе, но где-то внутри что-то скрипнуло. Неприятно так.       — Да. Так надо, — кивает в подтверждении своих слов омега. — Я хочу, чтобы ты вместе со своей семьёй покинул Фуцитами.       — Предлагаешь мне спрятаться, сунув голову в песок, как страус? Этот Миншенг так много чего у меня отнял, а теперь ещё и я, когда как никогда близко к нему, должен первым уходить с поля боя? Я волк или кто? С каких это пор лисы стали стоять выше тех, кто может их разорвать на кусочки?       — Сейчас не о твоём задетом эго идёт речь, — пытается достучаться до горделивого волка Тэхён, стараясь не обращать внимание на феромоны альфы, так активно действующие на его мозг, на его лиса, попискивающего внутри. — Сейчас ты должен позаботиться о близких. Миншенг не должен узнать, кто ты.       — А кто же я? — Чонгук снова вспыхивает, как спичка, даже и не думая слушаться, превратившись в капризного мальчишку, с чернющими глазами и напрягшимися желваками на лице.       Тэхён уже собирается было ответить, но вовремя прикусывает язык, оцепенев. Верный вопрос. К кому его теперь может отнести Тэхён? К близким, родным, любимым?.. Все вместе, чёрт его дери!..       — Не уеду, пока не помогу Фуцитами избавиться от этого урода, — Чонгук встаёт на ноги, поправляя кожанку. Тэхён смотрит на него полными ужаса глазами, не веря в услышанное. Даже мурашки бегут по спине. Стало так холодно-тепло на сердце от твёрдых слов альфы. — Если он так хочет получить свои деньги, то хорошо, я устрою ему это, но только на моих условиях, — лис уверен: он не дышит сейчас, смотря неотрывно на широкую спину волка. — Поэтому не смей меня просить убегать и сдаваться. Это и моё дело тоже, — Чонгук медленно поворачивается к сидящему на лавочке Тэхёну, становясь строго напротив, протягивая руку и касаясь затылка, путая пальцы в серебряных прядях, сжимая их несильно в кулак, наклоняясь так, чтобы их лица были на одном уровне. Тэхён не шевелится, как загипнотизированный, наблюдая за действиями альфы, боясь моргнуть. — И ты тоже — мой. А я никогда не любил делиться, — сердце падает в пятки, трепыхаясь там, когда Чонгук касается губами лба Тэхёна, прикрывая глаза на мгновение, втягивая в себя сладкий запах фрезии, пробившийся наконец через завесу горького шиповника. Признаться, альфа ещё никогда до этого не чувствовал себя таким мужиком с большой буквы, как сейчас. Он так ясно чувствует лиса Тэхёна, отчаянно потянувшегося к нему, к его волку, но отстраняется, чтобы не сорваться. Тэхён смотрит на него загнанным перепуганным зайцем, явно не ожидавший такого от волка.       Пользуясь замешательством омеги, Чонгук уходит, чётко планирующий в голове свои последующие шаги. Завтра он обязательно нанесёт визит Миншенгу, и на сей раз он будет готов к любой атаке. Что надо, он для себя узнал. А дальше — дело времени.

🍂🍂🍂

      — Ради кого ты это делаешь? — спрашивает уже пятый раз за последний час Куифен, сидя рядом с Чонгуком в его личной комнате, которую ему выделили в Главном доме, снабдив всем необходимым, как того велел Миншенг перед тем, как уехал в Пхохан-си. — Ради меня? Так я уже сказала, что могла тогда отказаться и всё — мы бы уехали отсюда со спокойной душой. Ради себя? Ради удовлетворения твоего самолюбия? Бесишься, что позволил гадам отобрать у тебя любимого человека? Это тоже, знаешь ли, можно пережить, спокойно найдя другого. Их вон сколько по земле ходит! А сейчас? Что теперь в твоей голове творится? Из-за тебя мне вновь пришлось пить таблетки от давления.       — Тётушка, ну, может, хватит ко мне приезжать и пытаться меня вразумить, — Чонгук вздыхает тяжко, улыбаясь после, чтобы успокоить Куифен, что второй день уже приходит к нему в гости, боясь, что с непутёвым племянником что-то произойдёт. — Со мной всё просто прекрасно, меня никто не съест. К тому же я тут временно, пока Миншенг не приедет с нашими документами, подтверждающими, что ты теперь — полноправная владелица садов Фуцитами.       — Я уже пожалела, что согласилась участвовать в твоём плане, — отмахивается от смеющегося Чонгука женщина, нахмурившись.       План был очень простым. Простым для Чонгука и нервным для Куифен, которой сразу же по приходе всё рассказал Чонгук, как и обещал. Она, конечно, очень удивилась, поразившись сучке-судьбе, которую явно Тэхёну и Чонгуку удалось перехитрить, учитывая, что они встретились там, где того не ждали. Узнав от омеги про планы на деньги Куифен, Чонгук не особо долго раздумывал, что и как ему нужно будет сделать, чтобы засадить Вана. На следующий день он, каким-то чудом, не иначе, сумел дозвониться до Югёма, кратко обрисовав ему ситуацию, а после попросив у него дать ему номер его отца. Отец Югёма — прокурор. Мужчина старой закалки, много чего повидавший, со своими связями в полиции Сеула, где уже точно не получится прикрыться деньгами. Каково же было удивление Чонгука, когда он начал рассказывать про Миншенга и его делишки отцу друга, как тот сразу же понял, о ком идёт речь, ибо, оказывается, тот уже был замечен полицией, но всегда оставался безнаказанным. Всё просто: нужно было найти документы сделок, которые уже провернул Миншенг и предоставить их отцу Югёма, и тогда они смогут его повязать, предъявив за мошенничество. Свидетели тоже будут, а значит, лису не отвертеться.       От Чонгука требовалось следующее: достать документы. Те наверняка хранились у него в кабинете в Главном доме, но, чтобы подобраться близко, нужно было там поселиться. Это альфа тоже продумал, заявившись рано утром к Миншенгу вместе с Куифен, прилюдно сообщив, что они не будут согласны на сделку, если Миншенг не переоформит на его тётю землю, о которой так мало упоминалось в основном договоре. С нескрываемым удовольствием Чонгук наблюдал за тем, как лис становится красным от гнева, явно не понимая, как его раскрыли, но согласился. Это было удивительно, серьёзно, ибо он попросту мог послать наглых покупателей, но, видимо, жадность взяла своё. Мерзкий слизняк.       Так под предлогом посмотреть, собственно, на сами сады и их состояние Чонгук остаётся на время в Главном доме гостем, пока Миншенг не привезёт из города новый договор со всеми подписями и печатями. Это тоже трудно, поскольку сейчас лето, все в отпусках — значит, придётся попотеть. Ну или раскошелиться, чтобы после срубить большой куш. Больше всех от планов Чонгука на Миншенга был в шоке Тэхён. Альфе даже стало жалко его, когда он сказал Вану, что хочет остаться здесь погостить. Он явно бы рухнул в обморок, если бы не стоящий рядом его охранник — Джунки, о статусе которого впоследствии узнал от добрых домработников Чонгук. Это проблема. Он может мешаться под ногами.       Пока всё шло так, как обрисовал себе картинку в голове Чонгук. Он здесь уже второй день и медленно, но верно со всеми знакомится, узнавая что-то новое об этот огромном доме, где полно всякого антиквариата и расписанных в технике гохуа вещей. То, что это сделал и делает внук госпожи Ким, Чонгук тоже узнал от домработников. Кстати говоря о госпоже Ким. Её, кажется, вообще ничего не волновало, альфа даже не видел её ни разу за тем же ужином или завтраком. Тем лучше, ибо с ней бы тоже Чонгук хотел поболтать, высказав всё, что накипело в нём за все эти годы. С Тэхёном они почти не пересекались, он где-то порхал в садах, игнорируя его присутствие. Глупый омежка. Боится, что все в этом доме узнают, кто такой Чон Чонгук. А зря, потому что волк в себе уверен как никогда, считая своей обязанностью помочь деревне Тэхёна. Им неоткуда ждать помощи. Сами они Миншенга не остановят, да и не посмеют против него что-то сказать, рискуя оказаться на улице. Чонгук хочет помочь — и поможет. У него есть для этого всё необходимое, чем он активно и воспользуется, дав бой Миншенгу. Мужик сказал — мужик сделает, как говорится.       — Будь осторожен, прошу тебя, — просит волчица, когда Чонгук провожает тётушку до ворот, где её ждал Сонёль в машине. — Эти люди опасны и жестоки, ты сам это знаешь. Твоё желание отомстить может много стоить всем, в особенности Тэхёну, которого ты так хочешь спасти.       — Я не говорил, что хочу именно его спасти. Просто мне не всё равно на то бесчинство, что творит Миншенг-ши.       — Можешь воротить нос сколько хочешь, но все мы знаем, на что ты рассчитываешь в конце, — хлопает его по плечу Куифен, целуя в щёку.       Чонгук и сам это знает. Иначе бы на всё наплевал. Даже на Миншенга. Но почему-то решил пойти мирным путём, прибегнув к помощи закона, когда мог давно уже увезти отсюда Тэхёна. Конечно, изначально он злился, обижался, но сейчас это не имеет смысла, как и то, что он думал об омеге. К тому же он тоже не святой, и строить из себя ангела не имеет смысла. Он знает, прекрасно знает, что изменой со стороны Тэхёна это нельзя назвать, поскольку Миншенг брал его насильно, а что может сделать один омега против всего мира, вставшего против него? Исыль исчез, Чирён предпочла спрятаться в тени, когда тупо могла воспользоваться своим влиянием на жителей деревни, и они давно бы выперли Вана из Фуцитами без помощи полиции. Альфа вообще предпочитает об этом не думать, чтобы не злиться впустую. Он всё сделает сам. Поможет и деревне, и Тэхёну, дав свободу. А дальше пусть омега сам решит, что хочет для себя. Идти одному, ведь три года прошло как-никак, или же с ним. Может, хотя бы в третий раз у них всё получится?..       Попасть в кабинет Вана становится проблемно, когда путь к нему преграждает Джунки, говоря, что туда вход закрыт для посторонних. Сразу становится понятно, что здесь постарался Миншенг, наверняка дав приказ понаблюдать за волком, знающим больше, чем положено. Единственный, кто мог отвлечь Джунки, — так это Тэхён, за которым тоже было велено следить. И как назло тот вёл себя тише воды ниже травы, херя тем самым весь план Чонгука. Кроме как выцепить и поговорить «по душам» этого осторожного лисёнка, ничего не оставалось.       Находит Чонгук Тэхёна не сразу, еле как сориентировавшись в большом пространстве, что охватывал Главный дом, возле искусственного ручейка, который окружали садовые фонарики. Не одного, а в компании, но и это его не останавливает.       — Посему небо голубое? — спрашивает Лим у Тэхёна, считающегося на длинных рукавах хёна изображения пёрышек. Сегодня они ночевали вместе, а в такие дни именно Лим по договорённости с Тэхёном, конечно, выбирает, какое ханьфу ему надевать. Выбор пал на бело-голубое, на рукавах и подоле которого были изображены серебряные пёрышки, поблёскивающие на солнце.       — Потому что облачка разрисовали их так, — быстро отвечает Тэхён, улыбаясь любопытности Лима, завязывая ему на макушке хвостик, чтобы длинная пушистая чёлка не лезла в глаза. Только с этим милым мальчишкой он может спокойно выдохнуть и отдохнуть от сумасшествия в доме. Миншенг хоть и уехал, но добавилась новая головная боль — Чон Чонгук, которому тоже на всё плевать. Если что-то для себя решил, то обязательно это воплотит, несмотря на опасность, что несёт за собой Ван. Упрямый осёл.       Естественно, его мотив понятен: хочет помочь, не смог пройти мимо, хотя мог, послушав омегу, бросив его гнить тут дальше. Но не смог. Вернулся и залез в логово врага, как та лиса в курятник, нацепив перья. Не совсем лиса, правда, но не суть. Суть в том, что Тэхён боится за него. Что тот раскроется, не усмирив свою гордость. Омега не понимал, что он задумал. Как хочет расправиться с Миншенгом, и зачем остался в Главном доме? Чтобы своим видом напоминать о нечестивости Тэхёна? Чтобы после, как всё закончится (Тэхён на это очень надеется), сделать что?..       — Ты так громко думаешь, что твои мысли слышно даже на приличном расстоянии, — низкий голос заставляет Тэхёна отвлечься и повернуть голову на звук. В метре от себя он видит Чонгука, привалившегося плечом к дереву. И неизвестно, как долго он за ними наблюдает. Это мгновенно вынуждает отвлечься от Лима, нацепив на себя маску непринуждённости. Пора привыкать к его присутствию, наверное. Не впадать в транс от одного взгляда и не дрожать осенним листком. — Чего ты нахмурился сразу? Я ведь поговорить просто пришёл, а не драться.       — Кто это? — спрашивает Лим, подняв глаза за Тэхёна.       — Один упрямый барашек, с которым мне нужно поговорить. А ты пока беги в дом, я скоро приду.       — Как ты меня назвал? — возмущённо пыхтит Чонгук. Он как бы ещё тут стоит и всё слышит.       — Барасек? А у него есть ложки? — интересуется Лим, на что Тэхён не может сдержать смешка. Рожки? Ну-у... Если не знать всего, то да.       — Беги в дом! — хлопает по попе ребёнка Тэхён, подгоняя пытливого Лима в направлении минка, где его должны встретить.       Уже после, когда альфочка скрывается из виду, Тэхён кивком головы говорит Чону следовать за ним, чтобы никто их не заметил. Местом, так называемого, укрытия служит дальняя комната на первом этаже, считающаяся также библиотекой Главного дома. Сейчас в полдень здесь никого, значит, и заметить их никто не сможет, как и подслушать, ибо здесь даже стены умеют слышать, докладывая после Джунки, а тот своему господину.       — Мне нужна твоя помощь, — с ходу, даже не спрятавшись ещё за двумя длинными стеллажами, захламлёнными старыми книгами, отчего запах стоял в помещении соответствующий, говорит Чонгук. — Отвлеки Джунки, пока я буду штурмовать кабинет Миншенга в поисках бумаг, которые его отправят прямиком в тюрьму.       — Что? — не понимает его Тэхён.       — Ты ведь неглупый мальчик, должен понимать, что я здесь не просто так отдыхаю. У вас красиво, не спорю, но мне нужно попасть в кабинет твоего муженька. Там точно есть чем поживиться.       — Не называй его моим «муженьком», прекрасно зная, как я к нему отношусь, — цедит сквозь плотно сжатые челюсти Тэхён. — Что ты задумал? Ты пришёл в мой дом, навёл хаос, а теперь ещё помощи требуешь? Ты разве не понял меня тогда, в беседке? Ты уже должен быть в Сеуле или где-то ещё со своей тётей, а не стоять передо мной.       — Мог бы ограничиться одним «спасибо», а не целым потоком слов, — закатывает глаза альфа, вскинув подбородок. Взгляд цепляется за пылинки, танцующих в лучике солнца, проскочившим в помещении через кружевные занавески, отчего на полу были причудливые тени. — Я здесь, чтобы помочь избавиться тебе и твоей семье от Миншенга. Да, представь себе, во мне проснулось геройство и благородство.       — Ты не понимаешь, что ли?! — Тэхён понижает голос до шёпота, боясь, что их могут услышать. — Это не детская игра в войнушку. У Миншенга столько связей, что он прихлопнет тебя, как таракана, если узнает обо всём.       — Заебись зоопарк! Сначала баран, теперь таракан. Кто дальше будет? — Чонгука это злит. Злит, что Тэхён не уверен в нём так же, как и Куифен, беспокоясь напрасно. Он знает, что делает. Он сам этого захотел. — Я тоже кое-что могу, мне не двенадцать лет.       — А кажется, что да, — Тэхён выдыхает, пытаясь успокоиться. Упрямый несносный говнюк! Он за него переживает вообще-то, потому что знает, как умеет мстить Миншенг. Он не хочет бояться ещё и за волка. Ему и так забот хватает. Но и отпустить его… Тэхён не хочет, чтобы Чонгук уезжал. Не хочет, чтобы тот его слушался и всё равно сделал по-своему, за что омега его и полюбил когда-то давно. — Чонгук, я боюсь, — жалобно сипит Тэхён, заглядывая глубоко в глаза альфе. Чонгук на эти слова морщится. — Боюсь не того, что ты проиграешь, а то, что будет потом, если Миншенг всё поймёт. Он убьёт тебя, я не сомневаюсь в этом, а что мне потом делать? Ты, блин, прекрасно, знаешь, как много значишь для меня, даже сейчас, после всех этих трёх лет! Если я и не сломался до сих пор, то только благодаря воспоминаниям о тебе, — Тэхён тяжело опускает голову на грудь мужчины, хныча по-детски, всхлипывая, стукнувшись лбом, но не позволяя себе обнять, как хочет уже давно. С первой встречи.       — Уже только поэтому я хочу разделаться с ним, — Чонгук понимает. Понимает страх омеги, перенимая его чувства на себя. Понимает, как ему тяжело сейчас, но они должны попытаться. Нет, даже не так. Они должны выиграть, перестав уступать преградам. — Он столько боли тебе причинил и продолжает это делать, а мне что — стоять в стороне? Даже если бы я уехал, то всё равно вернулся за тобой. Не смог бы спокойно жить, зная, где ты и как здесь обращаются с тобой. Ты помнишь, что я обещал тебе в Уданшань однажды? — Чонгук не выдерживает, прижимает наконец к себе крепко, сжимая тонкую талию. Тэхён упирается ладошками ему в грудь, подняв влажные глаза.       Сейчас они так близко, что у омеги голова кружиться начинает от прохладного запаха моря и бергамота, окутывающего его, раскрывая руки для объятий приветливо, зовя к себе. Всё внутри трепетать начинает от этой близости, что последние три года только в грёзах была. Чонгук реальный, тёплый и родной, самый лучший и любимый для омеги. Тэхёну так много хочется ему сказать: как трудно и тяжело ему было без него, как он сильно скучал по нему и говорил себе продолжать бороться со всем только благодаря тому, что, когда-то их пути слились в один. Что когда-то фенечки привели их друг к другу, даже несмотря на значение их цвета. Чёрный и красный — несчастная любовь. Бред! Полный бред! Тэхён сейчас так счастлив, боясь расплакаться от переизбытка чувств, что кипели внутри жёлтым пламенем, опаляя внутренности. Наверное, если бы не Чонгук, прижимающий его к себе, он давно рухнул, ибо ноги перестал чувствовать ещё тогда, когда альфа коснулся его. Помутнение какое-то. Тэхёну сейчас так плевать на весь окружающий мир, лишь бы альфа, его волчонок не уходил от него. Ему безумно не хватало этих искрящих ощущений от близости с родным человеком, от его касаний и голоса. Тэхён как никогда чувствует себя живым. Живым, а не неброским подобием человека, серой оболочкой, что обтягивала кости.       — Что ты не бросишь меня и будешь рядом, если мне нужна помощь, — отвечает Тэхён, водя руками по груди, плечам Чонгука, не смея отвести от него сияющих янтарных глаз.       — Я когда-нибудь нарушал свои обещания? — Чонгуку плохо. Реально плохо. Он так хочет наконец сделать Тэхёна своим, чтобы больше никакие злые силы не смогли его отнять у него. Так долго прятался от этих чувств, скрывался, искал в других, но всё не то. Нет разряда тока от одних прикосновений, нет мурашек, бегущих по спине, нет волнения в голосе и тумана в голове. Как в первый раз. Альфа делает осторожный шаг вперёд на омегу, прижимая к пыльным стеллажам с книгами, отдалённо слыша, как что-то упало на пол. Сейчас весь его мир сосредоточен лишь на Тэхёна. На его Тэхёне. Которого отобрали, спрятали и не давали возможности встретиться, отчего горело в груди всё. Сейчас тоже горит, но приятно. Приятно от того, что своё наконец-то в его руках. Плевать, что было «до», Чонгуку похуй на всех. Тэхён был и есть его омега, и за него он готов бороться до конца. Все заплатят за то, что когда-то отняли их друг от друга.       — Нет, — качает головой Тэхён, обхватывая холодными ладошками его лицо, закрывая глаза, касаясь кончиком носа чонгукова. — Никогда.       — Тогда зачем ты во мне сомневаешься?       — Не сомневаюсь. Боюсь. Боюсь, если с тобой что-то случится, я не вытерплю этого. Меня это сломает, раскрошит окончательно.       — Тише, — Чонгук коротко целует его в уголочек губ, касаясь волос на затылке, опускаясь после ниже, проходясь подушечками пальцев по впадинке на шеи. — Теперь всё будет по-другому. Миншенг больше не обидит тебя, я не позволю ему это сделать. Ещё немного, и ты снова будешь на свободе, лисичка.       — Гукк-и, — выходит так отчаянно, несвойственным голосом, что Тэхён даже пугается на миг. Присутствие альфы действует на него так сильно, что он вот-вот растает, как мороженое на солнцепёке. Воздух такой горячий, а они стоят плотно, приклеившись друг к другу, запутавшись в объятиях, продолжая касаться каждого участка тела, будто доказывая себе, что это всё реальность, а не сладкий сон.       — Ты помнишь, как мы в первый раз поцеловались? — смеётся хрипло Чонгук, расплывшись в яркой улыбке, чувствуя себя сейчас таким влюблённым. — Как я припечатал тебя к кабинке туалета, а ты пытался вырваться?       — Я испугался тебя тогда, — защищается Тэхён, тоже улыбаясь.       — И тем не менее ты мне ответил.       — Да, потому что мне понравилось. И ты мне тоже нравился. Эта была двойная убийственная сила.       — Я планирую повторить этот опыт. Как ты думаешь, у меня получится произвести снова впечатление?       — У тебя есть на это все шансы, — облизывает пересохшие губы Тэхён, и это становится последней каплей.       Чонгук шлёт всех и всё к чёрту, не заботясь о том, что сюда могут войти, ибо сейчас важен лишь Тэхён в его руках, его милая лисичка, по которой он дико соскучился, а особенно по поцелуям. Он прижимается ко рту Тэхёна резко, не дав сделать вдох омеге, проникая сразу языком в рот, целуя нетерпеливо, усмиряя своего голодного зверя. Проходится по ровному ряду зубов, лаская нёбо, сплетая свой язык с тэхёновым. Лис обнимает его за шею, отвечая с не меньшей страстью, путаясь пальцами в волосах волка. И всё, как написано в книгах, преображается: фейерверки взрываются, дыхание останавливается, а на душе соловьи петь красивые песни начинают. Чуть прикусив нижнюю губу омеги, Чонгук отстраняется, давая возможность вдохнуть кислород, прося шёпотом, от которого Тэхён дрожать начинает, а внизу живота теплеет:       — Скажи мне это. Скажи, пожалуйста, Тэ…       Тэхён, явно пребывающий сейчас не в этом мире, не совсем понимает, о чём его просят, но говорит первое, что приходит в голову. То, о чём кричит его сердце.       — Я люблю тебя, — Тэхён сам целует Чонгука, становясь на носочки. — Люблю тебя, мой альфа. Ты нужен мне, очень нужен, — Тэхён звонко чмокает его в кончик носа, потом в щёку. — Люблю тебя, — целует в родинку под нижней губой, выпуская наконец все те чувства, что томились в нём все три ненавистных года. Холода больше нет. Пришла весна. — Мой Чонгук, — рвано выдыхает прямо в губы альфе Тэхён, слыша собственный участившийся пульс, — мой любимый…       Тэхён не договаривает. Чонгук целует его, сливая их дыхания в одно целое. Это становится безумством. Словно соревнованием, кто кого больше поцелует, кусая за губы, впитывая в себя вкус друг друга.        Одна древняя китайская пословица гласит: «Невидимой красной нитью соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на время, место и обстоятельства. Нить может растянуться или спутаться, но никогда не порвётся.»       И это очень верно! Потому что все дороги во всех Вселенных ведут именно к тебе.