🍂🍂🍂
Чонгук едва успевает выскочить из кабинета Миншенга с фотографиями и копиями договоров, которые он отдаст завтра вечером отцу Югёма — Кангу-ши, когда слышит голос Джунки на первом этаже. Уже у себя в комнате, он повторно фотографирует каждый договор и отсылает фото Кангу, молясь, чтобы тот их увидел и ответил ему, сказав время, когда они приедут. Адрес тёти Чонгук уже давно сообщил. Миншенг же приедет завтра с их договором, подтверждающим, что теперь сады принадлежат только Куифен и она имеет полное право делать с ними всё, что вздумается. Тётя, конечно, из-за этого плана переживала сильно, но Чонгук был неумолим, настояв на том, чтобы сады Фуцитами под своё крыло взяла именно Куифен, а не какой-нибудь аферист, запудривший мозги Чирён. Самые «сладенькие», скажем так, договоры Миншенг, естественно, хранил в своём сейфе, что был встроен в рабочий стол. Именно с ним провозился так долго Чонгук, пытаясь подобрать код. Возможно, ему бы ещё какие-нибудь тайны этого кабинета открылись, но время поджимало, действовать надо было быстро. Кто знает, может, Джунки решит вернуться раньше на пост охранника, оставив Тэхёна у хёна одного. Читая около тридцати таких договоров, Чонгук тихо и медленно закипал, как чайник, фотографируя их. Сколько же людей Миншенг обвёл вокруг пальца, заставив плясать под свою дудку. Чёртов подонок. Оставался лишь один вопрос неясен: как он нашёл Тэхёна и его семью? Точнее, Чирён. Как он вообще узнавал о проблемах людей, подворачиваясь в тот момент, когда уже совсем туго, называя себя спасителем? Почему задержался именно на семье Тэхёна? Почему так маниакально хотел заполучить его, даже родственникам смертью угрожал? На этот вопрос ответ должна знать только сама госпожа Чирён, с которой непосредственно всё и началось. Весь ужас, понёсший за собой слёзы, расставания, боль, утраты и прочее. Как аудитор Чонгук понимает тактику Миншенга, но не понимает, почему он зациклился именно на семье Ким. У него рассчитано всё до мелочей, заплачено кому надо. Даже странно, что он хранит копии всех этих договоров в простом сейфе, а не где-то ещё в сохранном месте. Может, и такое есть, Чонгук лишь малую долю кабинета исследовать успел. Когда в руках оказалось то, что альфа так упорно искал, стало как-то не по себе от власти, от силы, которой сейчас обладал волк, найдя слабое место Вана. Спрятав документы в своей комнате, Чонгук, перед тем как пойти к Тэхёну в сад, где они договорились встретиться, не может не остановиться возле лестницы, что ведёт на третий этаж. Где-то там, в одной из комнат, сейчас находится Чирён. Та самая Чирён, о которой так много слышал Чонгук и которую видел всего раз, и то издалека, отметив, что женщина хоть и в возрасте, но статно сложенная и красивая. Вот только красота эта была сухой, замёрзшей очень давно, когда её насильно выдали замуж, распорядившись судьбой. Ноги сами туда несут, и Чонгук не замечает, как стоит перед серыми сёдзи, даже не думая о том, что комната может принадлежать кому-то другому. Хочет уйти, но не может. Другого шанса может не быть, а вопросов уйма к этой женщине, делами которой можно либо ужаснуться, либо восхититься. Чонгук стучит достаточно громко, раздвигая после двери, сталкиваюсь с полной тишиной и запахом терпкого зелёного чая, перемешавшимся с лакрицей. Он входит решительно, закрывая за собой сёдзи, чтобы ненароком кто-то не стал лишним гостем, проходит внутрь и осматривает убранство комнаты. Обставлено всё так, как того требует фен-шуй, без лишних вещей: одно спальное место, один шкаф, одно кресло, один небольшой табурет. На маленьком деревянном столике стоит небольшой красно-коричневый чайничек, явно ещё горячий. В комнате довольно темно, поскольку горело всего две лампы. Угнетающая темнота, явно не приветствующая волка. Есть балкон, длинные синие шторы которого колыхались на ветру, а после и вовсе были отодвинуты в стороны, когда непрошенного гостя обнаруживают. Ким Чирён входит в комнату величественно, со вскинутой головой, скрещивая руки на груди. На ней простое ситцевое, без всяких узоров, бледно-жёлтое ханьфу, а сверху такого же цвета шёлковый платок. Длинные чёрные волосы, местами седые, убраны в высокую шишку, заколотой канзаши. Лицо её не выражало абсолютное ничего, тогда как карие глаза будто ожили, вспыхнув огнём. Ей явно не нравится, что её личную обитель посетил не абы кто, а волк, которых она ненавидит по известным всем причинам. Взглядом она уже давно разделалась с нахальным щенком, посмевшим нарушить её холодный покой, но Чонгук, напротив, чувствует себя более чем неплохо, игнорируя такой настрой. Тэхён говорил, что она очень сложный человек, переубедить её непросто. Чонгук и не будет. Этого и не получится сделать, характер не так-то просто изменить, но сказать то, что камнем висит у него на душе, хочет. — Не думала я, что такое может когда-нибудь повториться вновь, — говорит севшим от долгого молчания голосом Чирён, подходя к своему креслу и садясь в него. Но глаз пытливых всё это время не сводит с альфы. — Всего два раза в этой комнате побывали волки. Первый ушёл ни с чем, а второй? Что тебе нужно? Зачем пришёл сюда, ещё и так бесцеремонно побеспокоив меня? Я смотрю, гости Миншенга в край потеряли совесть. Всем известно в этом доме, что вход посторонним сюда закрыт. — Я не гость Миншенга, как вы выразились, я немного другое, — Чонгук не теряется, вздохнув тяжело. Тэхён не шутил. Эта женщина даже говорит так, что у тебя голова болеть начинает. — Меня зовут Чон Чонгук, и пришёл я сюда, чтобы просто поговорить. Не займу много времени, ибо меня ждут, — если он опоздает хотя бы на пять минут, то Тэхён начнёт волноваться, места себе не находя в мини-саду за минка. — Вы позволите сесть? — Чон Чонгук? — повторяет как в замедленной сьёмке Чирен, кашлянув. Брови её так и взметаются вверх, а лицо вытягивается, когда до неё доходит, кто перед ней сейчас сел на стул. — Это шутка такая? — Раз вы не смеётесь, значит, нет, — разводит руками в стороны альфа. — Как ты нашёл его? — переходит сразу в наступление Чирён, глазам своим просто не веря. Как? Как такое вообще могло произойти? — Случайным образом. Приехал в отпуск, а тут тётя со своим бизнесом. Кто бы мог подумать, правда? Шарик действительно круглый. Пересеклись там, где никто этого не ждал. Особенно вы со своим братом, — выходит громче, чем того хотел Чонгук. Он не будет показывать своё негодование, потому что давно понял — это гиблое дело. Эти Кимы слишком упрямы. — Мир тесен, это так, — соглашается с ним Чирён, усмехнувшись. — Ну, что ж, — она откидывается на спинку кресла, щуря глаза, разглядывая молодого волка изучающим взглядом. — Ты кажешься надежнее, не то что тот. — Тот — это Джихун, верно? — уточняет про возлюбленного Атсуши Чонгук. — Верно, — не удивляется осведомлённости волка во всех их семейных делах Чирён. — Он тоже приходил ко мне. После смерти моего сына уже, правда, наобещав перед этим ему воздушных замков. — Я не судья, чтобы оправдывать его, но ведь именно из-за него вы так ненавидите весь наш род? — он должен был это спросить. — Тоже верно, — лицо Чирён заметно тускнеет. — Мой Атсуши был слишком нежен и инфантилен для этого мира. Наверное, потому, что родился первого марта, в первый день весны, который у нас, лисиц, считается праздником детей. Совсем ребёнок. Хах, ребёнок носил в себе ребёнка, это так странно звучит. Я была готова на всё, чтобы обеспечить и ему, и Тэхёну беспечную жизнь, но он поступил по-своему. Выбрал вас, а не меня, свою семью. Нашёл утешение от моих нотаций в вас, а не в том, чтобы прислушаться хоть раз и вспомнить, что у тебя сын и обязанности, которые исполняют омеги в этом доме испокон веков. Зачем я тебе всё это рассказываю? — она касается устало переносицы, прикрыв глаза. Тяжело. Очень тяжело вспоминать то, от чего всегда пряталась, чтобы не свихнуться от боли. — Вам просто надо было прислушаться к нему. Услышать. Исход мог бы быть другим. Это касается не только вашего сына, но и внука. — Я уже сполна поплатилась за свои ошибки, волк! Не смей давать мне советов или учить жизни. Маловат ещё. — В самом деле? — Чонгук сам не замечает, как загорается по щелчку пальцев. — Вы поплатились? Это называется расплата? Лишение своей короны — это для вас важно? А Тэхён? Тэхён, которого вы продали Вану? Тэхён, которому приходится терпеть этого ублюдка не только морально, но и физически? Миншенг насиловал его, насмехался и сделал своей собственной служанкой, заперев в клетку, посадив на цепь рядом. Это вас вообще не заботит? — Чонгук вскакивает со стула, сжимая кулаки. — Из-за вас и вашего плана по спасению Фуцитами он страдает. Вам этого мало? Вы лишили его всего! Именно вы отняли у него мечты, а не Миншенг, и всё из-за того, что он влюбился в меня. В волка, а они ничего вам не сделали. У вас был и есть шанс помочь ему, но вы продолжаете прятаться здесь, сидя в тени, строя из себя грешницу и мученицу. А что вы сделали, чтобы хоть как-то помочь внуку? Как вы отмаливаете свои грехи? А ваш брат, куда он подевался? Почему его нет рядом с вами? — У меня не было выбора, Чонгук, — односложно отвечает Чирён, опустив голову. Смелость в её глазах угасла. — Мой брат делал так, как я того хотела, а по окончании всего отказался от меня как от сестры. Но даже так — он был безнадёжен в попытках спасти Тэхёна. Миншенг взял под свой контроль всю деревню. Я не знала, каким окажется человеком Миншенг, делая, как мне казалось, лучше. — Лучшим для кого? Вас? Но ведь это не ваша жизнь, почему вы не дали возможности прожить её Тэхёну? — Со стороны кажется, что я не терплю Тэхёна, потому что он белый лис, но это не так, — она поднимает голову. Подбородок у неё задрожал, а глаза стали влажными. Пожалуй, на это Чонгук не рассчитывал. Каменные изваяния тоже плачут, да? Особенно когда идёт дождь. — Я очень люблю его и старалась дать то, чего у меня и Атсуши никогда не было. Но это было всегда не то. — Потому что нужна была любовь, — Чонгук опускается грузно на стул обратно. Ничего не может с собой поделать, но при всех её недостатках Чирён было по-настоящему жаль как человека. — Вы поняли это поздно, так? — Да, — смахивает влагу со щёк женщина, растеряв стальной тон. — Но у вас ещё есть шанс всё исправить, — Чонгук подходит, садится рядом с креслом и аккуратно накрывает своей ладонью руку старой лисицы, обращая тем самым всё внимание на себя. — Я помогу вам избавиться от Миншенга. Вам всем, всей деревне. Завтра сюда приедет полиция. Ваша задача — дать показания и подробно рассказать, как этот урод угрожал вам. Если сможете, то позвоните Исылю, чтобы и у него такая была возможность. Я дарю вам бесплатный шанс попросить прощения у Тэхёна за всё перед тем, как я увезу его, — Чирён словно замерла в кресле, смотря неотрывно на волка перед собой. Можно только гадать, что за буря у неё сейчас творилась в голове. — Тэхён удивительный, он совершенно не помнит зла, поэтому и защищает вас от Миншенга, подчиняясь ему. Отплатите ему тем же. Помогите освободить его и себя в том числе. — И ты думаешь, у тебя всё получится? Думаешь, Миншенг такой дурак и всё обойдётся? — С таким настроем точно нам победы не видать, — фыркает недовольно альфа. — Но я всё равно рискну, потому что люблю Тэхёна и хочу, чтобы он был счастлив, даже без меня. «Всю жизнь овца волков боялась, а съел её пастух». Слышали такую пословицу? Вы позволили выиграть пастуху, Чирён-сан, когда как мы — волки — ни разу вас не тронули. Вывод делайте сами. Чонгук встаёт, отходя на два шага назад, и кланяется женщине, разворачиваясь после и уходя. Странно. Он шёл в эту комнату с намерением поругаться и высказаться, но зачем это? Зачем кричать, когда можно действовать, что он и посоветовал Чирён. Одно только осталось для него скрытым, про что он совсем забыл спросить: почему именно Тэхён так нужен был Миншенгу и почему тот набор цифр, который сегодня набрал Чонгук, заметив, что именно в эту дату и месяц лис совершал свои грязные делишки, судя по договорам, совпал с датой рождения Атсуши?..🍂🍂🍂
Следующая остановка — дом. Чонгук не стал долго медлить, собрав сразу все вещи, чтобы утром встать и поехать к тёте. В обед в Главный дом должен пожаловать Миншенг с документами, а вечером Чонгук и Куифен, якобы приехавшие заключать договор, возьмут его на месте тёпленьким с помощью полиции, которая подоспеет минутами позже. Миншенг даже понять ничего не успеет, а на его оправдания никто смотреть не будет. — Не попадайся ему на глаза вообще, скажи, что заболел и не можешь его встретить, — говорит Чонгук Тэхёну, когда тот провожает его до ворот, где уже стояла машина альфы. — Запрись и никого не впускай, пока я не приеду. Миншенг ничего не должен понять. Эффект неожиданности — вот наш козырь. — Я боюсь, — омега всю ночь не спал после встречи с Чонгуком в саду. Все губы съел от волнения, накрутив себя. Ведь любая мелочь — и Ван всё поймёт. Если уже не понял. Тэхён был предельно осторожен с Джунки, находясь с ним рядом, и за всё это время он ни разу не позвонил Миншенгу. Сердце было не на месте, потому что просто. Очень просто. Тэхён разучился быть мечтателем. Реальность будет ужасна, если Ван всё понял и тоже что-то задумал. Господи, как же всё это достало. Надоело бояться, переживать. Тэхёну уже просто хочется отдохнуть от всего. Чонгук как ураган: прошло всего ничего, как он в Фуцитами, а уже развернул целую революцию. Такова его природа, по-видимому. — Мне очень страшно, Чонгук. Всё так легко складывается. Мне кажется, мы что-то упустили. — Тогда поехали со мной к тёте, — альфа берёт его за руки, сжимая их крепко, перенимая его дрожь на себя. Волнуется. Он тоже переживает, что что-то случится, но отступать ни за что не будет. На кон слишком много поставлено. К тому же документы. Если бы Миншенг всё понял заранее, то избавился бы от них в первый же час после того, как Чонгук попросил остаться в Главном доме. Но те спокойно лежали на своём месте. Если искать странности, то можно найти их везде. Однако Чонгук заниматься этим не намерен. У него другая миссия — помочь Фуцитами. — Останешься там, тебя никто не тронет. — Не могу, — качает головой омега. — Здесь останется бабушка, а я не смею её бросить. А также хён, Лим… — У Хосока-хёна останется его муж. Он сможет о них позаботиться, а твоя бабушка… — Всё равно не могу, — не позволяет ему закончить Тэхён. — Просто пообещай, что обязательно вернёшься ко мне и из этих ворот мы выйдем уже вместе, — вообще плевать, видит их кто-то или нет. Тэхён чувствует, что сейчас как минимум разверзнется земля, если он не обнимет альфу. Он бросается ему на шею, прижимая к себе крепко, моля бога дать им шанс победить на сей раз и любить друг друга без опаски. Чонгук обнимает его за талию, поглаживая по спине, шепча на ухо всякие успокаивающие слова. Не хочется его оставлять, но как бы ни негодовал волк внутри него, а вместе с ним и сердце, несколько часов они должны пробыть друг без друга. — Всё будет хорошо, моя маленькая радость, — Чонгук целует его в щёку, улыбаясь натянуто. — Я вернусь, и ты станешь снова моим. — Хорошо, — интенсивно кивает головой Тэхён, крепко зажмуриваясь и прижимаясь губами к чонгуковым. Словно дежавю. Как тогда, когда они расставились в квартире альфы. — Я всё сделаю так, как ты скажешь. Часы тянутся чертовски медленно, когда Чонгук приезжает в дом тёти, ставя всех на уши, чтобы были готовы к приезду полицейских. Те обещали подъехать к восьми вечера, а в половину седьмого у них якобы подписание договора. Больше всех волновалась Куифен, места себе не находя на кухне, чем и взбешивает Чонгука, мельтеша перед глазами. Ему тоже несладко. Тоже сидится как на иголках, а волк внутри так и нашёптывал всё бросить и идти уже сейчас, не дожидаясь отца Югёма. — И что ты потом делать планируешь? — разрывает тишину в зале Сонёль, опустившись рядом с мрачным, как туча, Чонгуком на диван, который больше делал вид, чем смотрел, что вникал в суть фильма, идущего по телевизору. — Что? — не с первого раза понимает, о чём его спрашивают, Чонгук. Все его мысли сейчас — это Тэхён, который один сейчас там, в логове врага. — Тэхёна ты потом с собой повезёшь или как? Какие у тебя планы на него? — Те же, что и были три года назад. — Любить, кусать и никому не отдавать? — Кусать? — Чонгук поворачивается к нему, нахмурив брови. — Я имею в виду метку, — прочищает горло Сонёль. — У волков это старый обычай, ну, ты знаешь, когда пару награждают меткой, заявляя на него тем самым официальные права. Только я не уверен, распространяется ли это на лисов… — Метка… — Чонгук и не думал о ней. Да, он в курсе, что это один из необходимых этапов вступления в полноправные отношения у волков, когда альфа кусает свою омегу, оставляя на ней навсегда свой запах, смешивая с его, но это древний обряд. Очень болезненный для омеги и непростой для альфы, которому придётся прокусить кожу своей пары. Чонгук не уверен, что хочет нечто подобное сделать с Тэхёном, поэтому лучше об этом вообще не думать. — Не могу я больше, — вымотанная от собственных мыслей, Куифен падает на диван. — У меня сердце сейчас из груди выпрыгнет. Чонгук-а, ты уверен, что полиция всё-таки приедет? — Они написали полчаса назад мне, ты сама видела. Они приедут, не переживай, — сам не знает, кого успокаивает, Чонгук. Их прерывает громкая трель домашнего телефона, от которой Чонгук едва вздрагивает, мысленно ругнувшись трёхэтажным матом на этот старый аппарат, трубку с которого снимает Еын, пролетев метеором из своей комнаты в гостиную. Она коротко с кем-то переговаривается, а после выглядывает из-за угла гостиной, крича: — Чонгук-а, это тебя! — Наконец-то! — хлопает в ладоши Куифен, подымаясь с дивана. — Сонёль, иди заводи машину, а ты, Еын, принеси мой плащ. Чонгук, не сиди столбом, возьми трубку и скажи этим чёртовым полицейским поторапливаться. Полицейским? А разве Чонгук давал Кангу их домашний номер? Он не помнит. Не помнит и того, как подходит к телефону и подносит трубку к уху: — Алло… — Правило хищника номер один: если в кого-то вцепился зубами, лучше его не выпускать из захвата, иначе его тушку кто-то подберёт. Как ушат с ледяной водой. Даже ноги подкашиваются. Чонгук забывает весь алфавит напрочь, пристыв к полу. Он готов поспорить, что в этот момент у него потемнело в глазах, а сердце сделало болезненный кульбит. — Миншенг, — цедит сквозь плотно сжатую челюсть альфа, вдыхая со свистом, чувствуя, как что-то внутри кипеть начинает, проситься наружу. Его природная сущность, его дух, что он носит в себе, его волк. Волк, который оскалился, и ему не терпится сорваться с места, чтобы вонзить острые зубы во врага. — Угада-ал, — тянет противно лестным голосом по ту строну телефона лис, посмеиваясь хрипло. — Ты запомнил меня, это приятно. — Чего надо? — Чонгук вцепляется рукой до опасного хруста в трубку, толкнув язык за щёку. Он не слышит ничего в этот момент, не видит, полностью сосредоточившись на разговоре. Пахнет жареным, и ему это ой как не нравится. Осталось ещё только понять, в чём была ошибка. Или в ком… — Я тут выяснил, что у нас вкусы совпадают на омег, так вот, — Ван нарочно делает паузу, отчего у волка в голове что-то постукивать начинает. — Хочу поделиться своим муженьком и с тобой… — Если ты хоть что-нибудь ему сделаешь — я убью тебя. Тэхён. В голове только он. Чонгуку хочется истерично заорать, добраться в считанные секунды до Миншенга и разорвать его голыми руками. От этого урода можно чего угодно ожидать, и остаётся только надеяться, что Тэхён сейчас в безопасности. Надо было его забрать с собой! Настоять на этом, а не уезжать, оставляя одного. Сука!.. — Тише, волк, не пыхти так громко, — говорит Миншенг, забавляясь. — Приезжай ко мне, поговорим по душам. Но только один, без своих друзей, и денежки мои не забудь. А то кто знает, что может случиться за один твой неверный шаг. — Не трогай его, — Чонгук пытается успокоиться, пытается мыслить правильно, но выходит ровным счётом ничего. В голове только одна картина: как Ван делает больно его Тэхёну. — Не смей даже касаться его, слышишь, сволочь?! — А вот оскорблять не надо, я этого не терплю. Поторопись, волк, иначе можешь не успеть к своей лисичке, — трубку бросают, а вместе с ней у Чонгука отключается голова. Мирным путём? Забыли. Правило хищника номер два: если жертву уже схватили, то выход остаётся один — убрать с дороги похитителя.