Etwas
23 ноября 2019 г. в 20:26
У Людвига дрожат руки.
Людвига преследуют призраки прошлого.
У Людвига шрамы не заживают и кровоточат по ночам.
Людвиг по ночам видит кошмары.
По ночам Людвиг умирает.
И с этим приходится мириться.
Потому что жаловаться некому. Да и от себя самого мерзко.
Stirb! Stirb! Stirb!
В его доме жизнь исчезла.
Пруссию — то, что осталось от Гилберта, когда-то великого и гордого — Иван забирает окончательно. Переселяет к себе и называет Калининградом.
Австрия уходит сам. С жалостью смотрит на совершенно разбитого Германию и уходит.
Потому что ему нужно жить.
А Германия уже мёртв внутри.
Заслужил, наверное.
Людвиг думает, заслужил.
Всё заслужил.
Иногда Гилберт всё же приходит к нему. Раздвигает тяжёлые шторы и убирает осевшую на мебели пыль. Пытается растормошить брата, улыбается ему, только это не работает.
Слишком много он пытается дать тому, кому это не нужно.
— У тебя своя жизнь, — обороняет Людвиг, лёжа на кровати. Бледный, выцветший, больной. — Я это заслужил.
Пруссия качает головой и говорит, что нет.
Все виноваты.
Германия с ним несогласен, но молчит.
Потому что...
Людвиг перестаёт искать причины.
Он продолжает существовать — на жизнь чистый автоматизм совсем не похож — на собрания ходит, с другими странами говорит, предложения какие-то строит, но взгляд — пустой и холодный — выдаёт его со всеми потрохами.
Снаружи — живой человек.
Внутри...
Пустота.
Даже меньше. Потому что пустота — хоть что-то.
В Германии нет ничего.
С этим мирятся. Привыкают.
Все.
Кроме России.
Тот и сам неважно выглядит: круги под глазами и клевание носом выдают недосып, которым Иван страдает. Обстановка накаляется, Украина и Беларусь — тоже. А вследствие и Иван.
— Что с тобой произошло? — спрашивает Людвиг, когда все с собрания уходят, кроме него и Ивана. — Что-то серьёзное?
— Жизнь случилась, — вскользь отвечает ему русский. — А с тобой?
Германия хочет сказать: «Проигрыш».
Или: «Ты».
В крайнем случае: «Война».
Но он не говорит ничего.
И так достаточно.
— Не делай этого больше, — говорит Иван, собирая разные бумаги со стола. — С тебя уже хватит.
— Предел доверия... — тихо спрашивает Людвиг. Статуей застывает и дрожит, как в 45-ом.
— М? Повтори.
— Предел доверия исчерпан?
Иван смотрит на него, всматривается, так, что внутри всё сжимается, и Людвиг пытается угадать, ударят ли его или нет.
— Я не знаю, — честно отвечает русский. — Каждый раз я даю тебе грёбанный шанс, и ты всё рушишь. Каждый, ёбанный, раз. Ты... — он качает головой, отмахиваясь. — С тебя хватит, — повторяет он.
У Людвига от этого, в очередной раз, что-то внутри ломается.