I hate you

Они приезжают к крепости в сентябре. Людвиг не ждал, что его отправят куда-нибудь, где будет спокойно, нет, он знал, что отправят в пекло. Такое, что передышек не будет, лишь винтовка в руках и пулемётные очереди над головой. В итоге, он в составе 8-ой армии оказывается посередине болота. И укреплённой русской крепости перед ними. Позже, после нескольких неудачных атак — в одной из которых большая часть 8-ой армии оказывается мертва — к ним присылают это 18-й полк 70-й бригады 11-й дивизии ландвера. Происходит это, правда, спустя год, когда уже битвы — резня, а всё остальное время — затишье перед бурей. — Чёртово утро, — сонно выдаёт Людвиг потирая руками лицо, — чёртово болото. Чёртов холод. — Оберштурмбаннфюрер! Оберштурмбаннфюрер! — к нему подбегает встрёпанный солдат. Быстро отдаёт честь и тараторит. — Разрешите— — Вольно, — Людвиг делает жест рукой, и солдат ссутуливается. — Что? — Скоро завтрак. Через десять минут. Вы придёте? Нам привезли кофе. — Кофе? — Людвиг зевает. Кто придумал утро и ранние побудки? — Кофе это хорошо. Сколько времени? — Пять утра, оберштурмбаннфюрер — мальчишка стоит с секунду, а затем очень тихо сообщает. — Нападение на крепости состоится через несколько часов. Как мне сказали. — Хорошо. Свободен. Мальчонка кивает и убегает куда-то. Пять утра. Польско-русские земли. Туман и холод. Не самое приятное в его жизни. Хотя сидеть за документами и слушать ложь сутками на пролёт всяко хуже. Поэтому и выбора-то не было. Либо политика, либо фронт. Людвиг выбрал второе. Германия возвращается в блиндаж, чтобы забрать висящий на стуле — вроде оберштурмбаннфюрер, а вещи складывает не так как положено — тренчкот и схватить рядом лежащую фуражку. Выговор сделают, если придёт не в форме. На умывание и приведение волос в порядок у него уходит две с половиной минуты, надевание формы занимает ещё полторы. И в итоге к завтраку он приходит — бегать людям его чинов не свойственно — ровно к назначенному времени. — Герр Крауц, — кивает ему кок, протягивая металлическую кружку с кофе. — Вы как всегда вовремя. — Всё ещё? — спрашивает Людвиг, наблюдая за вполне жизнерадостными солдатами. — Командование молчит? — Простите, герр Крауц, но мне ничего не известно. Людвиг делает два глотка. Кофе горчит. Плохой знак. — Неважно, — резко выдаёт Людвиг, когда замечает подъезжающий грузовик с красным крестом на боку. — Солдаты, готовимся к получению экипировки. «Что за чёрт?» — спрашивает про себя Людвиг, но не двигается особо. Им достаточно часто привозили обмундирование, питание и многие другие необходимые вещи... Но с этим грузовиком что-то было не в порядке. —Спасибо, герр Хаузер, вы очень помогли нам. Сядьте, отдохните, — лейтенант оборачивается в сторону повара. — Повар! Кашу для герра Хаузера. Хаузер смущенно кивает и уходит к столу, получая порцию каши и принимаясь также смущенно есть. «Противогазы?» — удивляется Людвиг, когда достают ящик, а затем вскрывают его. Противогазы. Несколько ящиков. У Людвига складывается картина. — Они же не... — вслух произносит он. Затем слышится тихий, едва слышимый свист. Потом появляется зелёный дым. И несколько немецких солдат падает, выкашливая свои собственные лёгкие. Хлорид бария. Людвиг громко ставит кружку с остывшим кофе на деревянный стол, так, что половина жидкости выплёскивается, и быстрым шагом направляется к командованию. Так нельзя. Это нечестно. Да, они использовали его последние три месяца, но... Людвиг не хочет допустить ещё больше трупов. — Генерал-лейтенант! — Германия входит, нет, влетает в блиндаж. — Вы совсем с ума сошли?! — он указывает на выход. — Я понимаю, что мы проигрываем... но это неприемлемо! — Солдат! — генерал-лейтенант ударяет руками по столу, заставляя Людвига замолчать. — Мне наплевать, что ты Страна. Ты — мой подчинённый. Ты — солдат, а это значит, что ты следуешь моим приказам. — И вы приказываете мне закрыть на это глаза? — Да. И это не обсуждается. Это грызёт изнутри. «И не обсуждается». И Людвиг ничего не может сделать. Scheiße. — Scheiße, — повторяет вслух Людвиг. Что он может сделать? — Думай. Думай. Думай, — Германия виски сжимает, чуть ли череп себе не продавливая. Пытается идею найти. В блиндаж собственный влетает, едва стоящий низенький стол не задевая. Фуражку скидывает и за волосы хватается, в стороны разные их растягивая. Идей нет. По крайней мере таких, чтобы его раньше времени не схватили и не расстреляли. — Если... — мысль приходит запоздалая, — Что если я напишу русским и предупрежу их? Людвиг смотрит на кипу белых листов бумаги и на маленький уголёк, лежащий рядом. — И как я им доставлю послание? Германия заходит в тупик. Их почта не ходит в крепость. Голубей почтовых здесь нет, фронт всё-таки. Следовательно и новость до русских не доберётся. — Scheiße... — шипит Германия, зубы скалит, но от отчаяния и чувства собственной бесполезности. Он даже не знает, когда они собираются хлор использовать! Вдох-выдох. Чувство бесполезности не проходит. Людвиг садится за стол и принимается строчить короткое письмо на криво написанном русском. Что-нибудь он придумает. Он на это надеется.