The goodbye is the hardest part, When we find ourselves back at the start. But I'm not so brave, and I'm not so smart, no. I'm doing you a favor, doing you a favor.
Людвиг стоит в дверном проёме, одной рукой держась за косяк, другой себя обнимая. Смотрит на спящего Ивана и понимает. Людвиг всегда много понимал. Какое-то проклятие.One day you will understand, Why I pushed you away as I ran. And you will find a better man than I am. Trust, I'm doing you a favor, doing you a favor.
Но лучше он уйдёт, чем... Чем он ранит предательством Ивана на короткой дистанции. Брагинский это переживёт. А Людвиг — нет.Despicable. I'm just a bottom feeder, Despicable. I ain't never been a keeper, no. Despicable. Love him then I leave him.
Людвиг готов пожертвовать тем, что происходит между ними ради... Ради чего? Себя? Или страны? Германия выдыхает жалостливо и разворачивается. Лучше он уйдёт, так будет проще им обоим.And if I were you, I wouldn't love me neither. Said if I were you, I wouldn't love me neither. I wouldn't love me neither. Despicable.
— Ich liebe dich, — говорит Германия, смотря своими серыми глазами дикого котёнка в глаза Ивана. Тот хмыкает и кладёт руку ему на щёку, поглаживая. — Ich liebe dich! — счастливо повторяет Людвиг. — Liebe dich! — Я тоже люблю тебя.The boy who fell into the sky, Had no one there to watch him cry. He looked at you with his empty eyes and said: «I'm doing you a favor, doing you a favor.»
Германия на воспоминания только дёргается, горячие дорожки из глаз рукавом пальто стирает. Уходить — больно. Но остаться было бы больнее. Людвиг не уверен, насколько было бы. И могло бы быть больнее, чем сейчас?Despicable. I'm just a bottom feeder, Despicable. I ain't never been a keeper, no. Despicable. Love him then I leave him.
— И снова убегает! — удивляется Пруссия, наблюдая за мельтешащим по коридору братом. — На свидание что ли? — Мне нужно встретится с Иваном, — почти безэмоционально произносит Людвиг, наспех застёгивая пальто, но в голосе, если очень хорошо прислушаться, можно услышать счастье. — Ich werde am Abend kommen! — выкрикивает он и за дверью прячется. — Как маленькие дети... — выдыхает Гилберт, закатывая глаза.And if I were you, I wouldn't love me neither. Said if I were you, I wouldn't love me neither. I wouldn't love me neither. Despicable.
Едва Германия садится в припаркованную машину, его накрывает с головой желание вернуться. Предать себя и тех, кто пытается им помыкать. Лишь бы... К Ивану вернуться. Но рациональность душит, заставляя ключи в зажигании повернуть и педаль газа в пол утопить. Где-то в голове снова мелькает мысль, что Иван это переживёт. Как и многое другое.How I wish I told a different tale. Why we chase the light and his love prevailed. But his blood went cold and his skin went pale. He got a letter in the mail, said: «I'm doing you a favor, doing you a favor.»
Людвиг пытается жить. Честно, пытается. В подушку иногда по ночам плачется, на конференции ходит, маску хладнокровия надевает — она как литая идёт к форме, которую его заставляют носить — и ведёт себя как статуя — кукла — подконтрольная правительству. Полный боли и непонимания взгляд Ивана Людвиг игнорирует. Как и слово «Германия» в обращении. Потому что его место занимает Рейх.Said if I were you, I wouldn't love me neither. Said if I were you... Said if I were you, I wouldn't love me neither...