Двенадцать патронов
3 декабря 2019 г. в 16:50
Иван ненавидит.
Казалось бы, такой как он не может испытывать столь... низкое чувство.
Но это не оправданные теории, разбивающиеся о реальность почти сразу после появления.
Иван ненавидит многое.
Первым в списке, выделенном красным, значится предательство.
На втором месте — Людвиг.
Но до ненависти пустота в груди, где нет сердца, не дотягивает от слова совсем.
Зато Людвиг становится синонимом предательства.
— Ради безопасности, — улыбается немец, смотря на подписанный договор. — Только ради неё.
Обманул его, как ребёнка!
Слишком Иван засмотрелся на внешнюю доброту и чуткость, не заметив тьму за серыми глазами.
Мышонок попавшийся в пасть гадюке.
А так честно говорил, что любит его.
— Мерзость, — отмахивается от этого Иван.
Сердце — которого у Ивана больше нет — замёрзло.
А на эмоции он больше не ведётся.
Слишком они слепы.
Ненависть — огненную бездну в груди — Брагинский использует, чтобы изгнать со своих земель нацистов.
Те, гады ползучие и не очень, пытаются огрызаться в ответ.
Голову ему автоматной очередью снести.
Правда, не работает это.
Пока жив хоть кусочек его земель он будет жить.
Этого ли добивается Людвиг? Убить?
— Товарищ Советский Союз, — К задумчивому Ивану подходит лейтенант Стрижов. — Немцы замечены у границ деревушки, которую мы вчера отбили. Отомстить хотят, наверное, сволочи.
Иван кивает.
Сам знал, что придут.
Всегда приходят.
— С ними так же был замечен их обергруп... — лейтенант пытается выговорить слово, но каждая попытка не удаётся.
— Обергруппенфюрер Людвиг Крауц? — удивляется Брагинский.
Лейтенант кивает.
Повезло так повезло.
На лице Ивана появляется жутковатая, кровожадная улыбка.
— У нас же ещё остались 12,7?
Стрижов снова кивает:
— Восемь ящиков.
— И две пары ДШК я с собой на грузовике привёз, — Иван смеётся. — Слушай, Стрижов. Беги и передай, чтоб ДШК с крабами поставили. Устроим немцам тёплый, русский приём.
Приказ Брагинского выполняют очень быстро.
В итоге, по самым неожиданным точкам стоят четыре ДШК, готовые разорвать — в прямом смысле этого слова, — любого.
На данный момент «любой» — это немцы, крадущиеся к деревне.
Первыми на дорогу, ведущую к деревне, выходит пехота, перебежками крадущаяся от укрытия к укрытию.
Приказ «стрелять» Иван не даёт.
Скажет — пехоту перебьют, а остальные убегут.
Хорошо если просто убегут, а не позвонят авиации, чтоб всё здесь к чертям разбомбили.
Плавали — знаем.
Потому они сидят и ждут, когда из леса выйдут все.
И они выходят.
Несколько бронетранспортёров и один-единственный танк.
«Один танк?» — думает Иван, ожидая подвох.
Подвох оказывается неожиданным.
— Стоп машины! — говорит Людвиг, из танка высовываясь. — Пехота в деревню! Это как-то подозрительно.
Его команду слушают и колонна останавливается.
— Ублюдок, — шипит Брагинский. — Что ж ты не пошёл.
В форме пехоты Иван узнаёт 96-ую пехотную дивизию.
«Подбили их где-то значит. Вот почему танк один. На помощь прислали. Или же...» — Иван в бинокль приглядывается, понять пытается.
— Семёрка, — хмыкает русский, вглядываясь в нумеровку бронетранспортёров. — А где же остальные?
7-я танковая дивизия в неполном комплекте — редкость.
Любая немецкая дивизия в неполном составе — редкость.
Они же, фрицы поганые, парами ходят.
А тут такой подарок.
Ни мотопехоты, ни ПТО, ни стрелкового полка...
Ни-че-го.
Кроме пары "грузовиков" и обшарпанного танка.
В разделение дивизии как-то не очень верится.
Но эти мысли Иван оставляет на потом, осторожно подползая к ДШК.
Один выстрел и один бронетранспортёр в огне.
На звук одного из ДШК поднимаются и остальные.
— Scheiße! — рычит Крауц, заметив горящий грузовик. — Чего стоите?! Огонь!
Обмеревшие немцы на команду дёргаются, движение начиная вместе с пальбой.
Но ДШК как-то это всё перекрывает.
Броню танка не пробьёт, но вот окно механика-водителя вполне.
А добить стоящий танк намного и намного проще.
На эту вполне кровожадную мысль Иван хмыкает, пулемёт на танк направляя — не снайпер, но броня там тонкая.
— Никакой безопасности, нацист...