***
Гарри проснулся внезапно. Резко. Его очередной кошмар оборвался. Пожалуй, самый странный сон в его жизни. Поттер не хотел думать или даже вспоминать о нем ближайшее время. Он решил, что, может быть, сегодня вечером или через несколько дней расскажет Гермионе. Или пошлет письмо Сириусу. Или заведет дневник и запишет. Или никогда больше не вернется к этому. Только не сейчас. Гарри лежал на Драко. Голова — на плече слизеринца, левой рукой Поттер обнимал его за талию. Ноги как-то непонятно переплетены. Сам же Малфой опустил свою голову на голову Гарри, а левую руку положил на переплетения ног. Пальцы на руке легонько подрагивали во сне. Поттер не шевелился, боясь разбудить Драко. Но сон избегал Гарри, поэтому он решил рассматривать то, что он может увидеть, будучи прижатым головой Драко к его плечу. На фоне темных брюк ярко выделялась бледная рука Малфоя. Почти белая. Но она отнюдь не выглядела болезненно, наоборот, будто высечена из мрамора или фарфора. Драко чуть продвинул руку вперед, будто открывал больше обзора для Гарри. В процессе продвижения рубашка немного закаталась вверх, позволяя Поттеру увидеть больше. На фарфоровой руке были трещины. Гарри присмотрелся. Трещины образовывали бледный силуэт. Его было трудно различить, да и рубашка перекрывала добрую его половину. Но Гарри его узнал. Черная метка. По спине Поттера пробежал холодок. Значит, он был прав, Малфой — пожиратель. Гарри не чувствовал ликования или хотя б гордости за свою правоту. А вдруг это все план Волан-де-Морта? Затащить Гарри сюда, чтобы напасть, когда он будет один, без друзей. Или наоборот, как-то навредить друзьям — припугнуть. «А ведь я, и правда, глупый. Хоть в чем-то Малфой был прав. Не может человек измениться за один вечер. Всегда был злым и подлым, а сейчас превратился в обычного добродушного парня. Так не бывает. Нужно скорее сматываться отсюда» — думал Поттер. Он аккуратно убрал голову с плеча, пытаясь не уронить при этом голову Малфоя. Осмотрелся по сторонам. Слева была дверь. Слава Мерлину! Распутав ноги, Гарри отполз на четвереньках на пару шагов и оглянулся. Больше всего на свете он хотел сейчас выйти из этой комнаты, не разбудив Драко. Оказаться как можно дальше от Малфоя. Слизеринец будто понял его желание и во сне повернулся в другую сторону, Гарри не было в его поле зрения. Вздох облегчения, и Гарри двинулся к выходу. Двери открылись. Поттер, выходя, оглянулся. Малфой мирно спал на полу, обнимая свои колени. Он выглядел настолько безмятежно и безопасно, насколько это только возможно. Двери захлопнулись позади. И Гарри поспешил в башню Гриффиндора. В голове крутились только две мысли. О собственной наивности и неосторожности. И о Малфое. О человеке, с которым ему еще вчера было так легко и спокойно, а сегодня он испытывал к нему только страх и отвращение. Сегодня он хотел оказаться как можно дальше от него. Больше всего на свете.***
Драко проснулся в Выручай-комнате. Где уснул, там и проснулся — все логично. Обрывки вчерашнего вечера пронеслись в памяти, как будто Малфой пролистал фотоальбом. И он не смог сдержать улыбки, которая быстро исчезла, стоило ему оглянуться. Гарри нигде не было. — Гарри? Драко еще раз окинул взглядом комнату, крутя головой так сильно, что шея отозвалась резким спазмом. Потирая больное место рукой, слизеринец заметил недалеко от себя закрытую дверь. Выходит, утром перерыв в работе комнаты закончился, выход появился. Малфой впился ногтями в свою ладонь. «О, Мерлин! Какой я наивный! Думал, что поболтал с Поттером, и все! Сразу герой будет думать о жалком пожирателе смерти. Ага, как же! Молодец, Малфой! Раскатал губу. Ты ничего не значишь для Поттера. При первой же возможности он сбежал. Ему плевать на тебя!» — думал Драко, иногда произнося что-то вслух, так, что он даже сам не мог разобрать, что именно. На ладонях следы собственных ногтей жгут руку и вполовину не так сильно, как жжет сейчас сердце. Драко хотелось направить на себя Круцио — в наказание за такую наивность. И на Поттера тоже. Пусть тоже почувствует боль. Ведь из-за него он сейчас совсем один в большой комнате сидит на полу, вжимая свое лицо в колени. Из-за него давит вырывающийся из груди крик. И снова беззвучно плачет. Без слез. Они уже давно закончились, остался только ком в горле. Еще осталось щемящее чувство в груди-чувство собственной бесполезности. Осознание того, что он не нужен тому, кто нужен ему больше всего на свете.