Змееносец

      Дом молчал. Вернувшийся после двух бессонных ночей Франсуа долго молчал, и это было худшим из всех наказаний. Уставшим, холодным голосом он отправил Поля чинить огород, велел не высовываться из комнаты Кайе, а Морису, такому экономически подкованному, напомнил, что ему уже есть восемнадцать, и никто его в такой необоснованной семье силком не держит. Морис стоял, как оплеванный, а Кайя и Поль, который скандал проспал, но которому Кайя все-все рассказала, буравили взглядами братцеву спину. Кайя всегда заступалась за Мориса, но за раненый взгляд матери она была готова пинать его ногами.       До прихода отца Кайя отбывала гауптвахту на кухне, перебирая бобы. С заскочившей на звуки ссоры миссис Лиддл пришла весть, что пол-Лейквью в курсе, что малявка Лейн пересчитала зубы белой выскочке. Она громко похвалила Кайю и тайком сунула ей карамельку. Кайя тотчас сунула гостинец за щеку и опустила глаза долу, будто ни на миг не отрывалась от крупы. На укоризненный вздох Луизы миссис Лиддл громко заявила:       - Брось, Лу, твоя девчонка хоть не таскается ночами на кладбища, как мы в ее возрасте! А как ты, прям перед танцами, уронила в грязь выскочку Амели? Ха! Лишь потому, что тебе шепнули, что Франсуа за неё заглядывался, хотя сама от него тогда нос воротила, пока старуха Лейн свататься не пришла! Все, все молчу-молчу. Доставай карты, назрел у меня тут вопросец…       На кухне было и то веселее, чем в спальне. Papa отобрал книги и лампу, чтобы не превращать наказание в радость. Дверь за его спиной закрылась, щелкнул замок, отрезая Кайю от струящегося из коридора света. С минуту она стояла посреди комнаты, в темноте, ее пробрала запоздалая дрожь.       Все они правы – и мама, и папа, и даже Морис. Поганка Виктория и та права – зачем ей эти косы? Никто так не носит, а сколько сил мать тратит, чтобы их отмыть и расчесать. Кайя видела, что можно сдать их на парики – уж что-что, а волосы у неё были отличные, за них должны дать неплохую цену. Хотя Морис – трус и предатель, не он виноват, а она.       Хватит ли этого, чтобы заплатить за форму и врача?..       Луна светила прямо в окно, и Кайя быстро нащупала в ящике ножницы. На глаза навернулись слезы, и так стало ей душно, так жалко, но она развела лезвия и упрямо закусила губу… как под ногой что-то хрупнуло.       В испуге Кайя выронила ножницы, а снизу раздался голос отца, велевший ей немедленно спать. Кайя наклонилась и увидела раздавленное туфлей яблоко. И ещё одно рядом. И ещё два на ковре. И ещё несколько на кровати.       Кайя в недоумении огляделась. Окно закрыто, в доме своих яблок нет, это точно. Она бы решила, что ей привиделось, но давленое яблоко сладко пахло весной. Кайя на цыпочках, не выдавая шагов через тонкий пол, подкралась к окну и резко распахнула его.       На черепице, прям у окна, по-турецки сложив ноги, сидел ее вчерашний знакомый. Он смотрел на переливающийся вдали город и подбрасывал в руке яблоко. Кайя высунулась, придерживаясь за подоконник – Поль таки допилил ветку, а лестница стояла, прислонённая к забору. С таким ростом парень, конечно, мог и подтянуться, но тогда его обязательно бы заметил Франсуа, сидящий внизу с трубкой. Кайя подозрительно ткнула гостя в плечо, прижала палец к губам и кивком указала на выход. Приятно, чего греха таить, но лишние неприятности ей сейчас совсем некстати.       Парень сверкнул ровной белозубой улыбкой и протянул ей яблоко. Скрипнула черепица, и Кайя испуганно вжала голову в плечи. Но ничего – родители все также негромко переговаривались снизу. Пока она вслушивалась, она не заметила, как он приблизился к ней. Глаза его, как и вчера густо подведённые, смотрели внимательно и недобро. Кайя отпрянула, но он аккуратно, но крепко взял ее за подбородок и осмотрел ее лицо. Потом взгляд его упал на сверкнувшие в лунном луче ножницы, и голос его показался Кайе холоднее Канадского севера:       - Это тебя за вчерашнее?       Маленький тёплый огонек зажегся в груди от такой заботы, и Кайя расслабленно рассмеялась, качая головой. Освободившись из его рук, она убрала ножницы на место и покидала следом разбросанные по комнате яблоки. Парень сидел на ее окне, смурнее тучи, наблюдая за ее передвижениями. Он почти наступил на пол, но половица там была особенно скрипучая, и Кайя метнула в него раздавленным яблоком, яростно шипя «тсссс!» себе в палец. Он нахмурился ещё сильнее, но втянулся обратно в окно.       Кайя, едва касаясь пола, подошла ближе и, почти не стараясь скрыть не красящее юную мэм злорадство, сказала:       - Это сегодняшнее, но оно стоило каждой царапины! Не уверена, как коротко нужно теперь остричь эту овцу, чтобы ещё хоть кто-то назвал ее миленькой… и как зашить такую пасть.       - Да ты страшная женщина. Я трепещу. Можно войти?       - Нет. Где это видано, заходить в спальню к незнакомым девушкам?       - Так давай познакомимся.       - Нет. Ты подозрительный. Откуда у тебя яблоки в феврале?       - Значит сегодня я подозрительный?       - Вчера ты не пытался знакомиться.       Кайя дурачилась, гость улыбался. Они говорили лишь чуть громче шепота, чтобы ни звука не пробилось через хлипкие доски. Кайе приходилось стоять совсем близко, и, хотя ошметки погибшего под ее каблуком яблока отправились в окно, ей всюду мерещился запах.       Быть может, сладко и терпко, спелыми яблоками пахнут стыд и нечистая совесть?       Скрипнули петли – так скрежетали ставни Мориса, будившие Кайю каждое утро. Гость обернулся на звук, и Кайя запаниковала. Она схватила его за отвороты куртки и потянула внутрь, коленом сдвигая его ноги в сторону, чтобы не потревожить предательскую половицу. Парень, вцепившись в Кайю и подоконник, проявил недюжинную ловкость и растянулся на полу совершенно беззвучно. Чтобы не выпустить ни одного полагающегося по поводу удара об стол комментария, Кайя зажала ему рот рукой и притихла, пригнувшись рядом.       - Кайя? Кайя, я знаю, что ты не спишь. Прости меня.       В другое время, Кайя бы, подувшись, условным стуком позвала Мориса к себе, и они до утра бы играли на прощение в карты. Морис бы, как всегда, продул, а Кайя бы простила. Но сейчас черные глаза прожигали дыру в ней, чужая рука – в тонкой ткани сорочки, а от ее лица скоро полыхнут щекочущие щеки занавески. Как еще пол-улицы не сбежалось, как на набат, на безумный стук ее сердца.       Морис еще пару раз позвал ее и, тяжело вздохнув, захлопнул ставни. Кайя одними губами прошептала «извини» своему невольному пленнику и отодвинулась от него. Парень привстал на локтях, приподняв одну бровь и не сводя с Кайи пристального взгляда. В полумраке, он медленно скользил взглядом по ее лицу, волосам, спускаясь вдоль разметавшихся по полу прядей. Кайя внезапно вспомнила о ленте и потянулась под подушку. Золотистый шелк поцеловал ее пальцы, и она уже протянула ленту владельцу, как отчетливо, сквозь щель в полу, услышала свое имя с первого этажа. Родители обсуждали ее.       Кайя всегда знала, что ее сгубит. Любопытство. Об этом всегда говорили ей бабушка, пастор, отец и даже мисс Вашон. Кайя еще в трехлетнем возрасте смирилась со своей неизбежной участью и предавалась своему пороку с наслаждением. Не тратя время на объяснения, она прижалась ухом к щели, не заботясь, что вжала несчастного парня в острые ножки стола. Он, очевидно, опешил и попытался оттолкнуть ее, но, в конце концов, кто заставлял его лезть к ней домой? Не отрываясь от пола, Кайя отмахнулась и, похоже, задела его по лицу. Он перехватил ее руку, но она снова зашипела ему «тссс!», и оба застыли.       Родителей было слышно, как если бы они стояли рядом. Лишь божьим чудом звуки их возни не достигли их ушей так же ясно, как их голоса – Кайю.       - … Лонг разберется, - сквозь трубку цедит отец, шелестя газетой. Луиза грустно вздыхает, и Кайя слышит, как проворачивается ключ в секретере, где родители прячут документы и бренди.       - Нельзя все время на него полагаться, пойдут слухи. Быть может…       - Что может, Лу? Сама мне сказала…       Кайя почувствовала, как ее волосы придавило, и дернулась. Половица все же скрипнула. Если papa застанет их – это даже не конец. Не описать, что тогда будет. Она в ужасе задержала дыхание, но родители продолжали разговор, как ни в чем не бывало. Волосы снова потянуло, Кайя приглушенно ойкнула и повела головой за движением волос. Не удержавшись в неудобной позе, она плюхнулась на бок и так и осталась лежать, прижавшись спиной к чужим коленям.       Куда и к чему прижаты другие ее части тела, она старалась не думать.       - Лонг? Губернатор Лонг? – сквозь раскаленные пули мыслей услышала Кайя. – Так твой отец – капитан Лейн? Только сегодня читал в газете про дело «Пяти камней».       Прикосновение у виска – холодное, не как у мамы, но Кайе становится горячо – и пряди собираются в косу. Такую же красивую и вычурную, как вчера. Кайя еще не видит ее, но чувствует быстрые, бережные движения за спиной.       Почему ей спокойно? Почему не стыдно? Хорошо, не так сильно стыдно?       -… в конце концов, пусть закончит этот класс, а дальше – пустое. Литература и музыкальная грамота на кухне ей не пригодятся, а в колледже она с таким отношением ни с какой протекцией не удержится.       - Но, милый…       - Все, Лу! Она наказана, никаких гулянок, никаких свиданок, разговор окончен! И отведи ее к парикмахеру, в конце концов, что вы носитесь с этими косами?       Кайя, меньше получаса назад готовившаяся повторить подвиг русалочек из старой сказки и спасти своими косами не сестру, но брата, сжала кулаки от обиды. Глупо, да, но очень обидно. Ее коса, в таком плетении казавшаяся еще толще, из чужой руки скользнула по ключице и провалилась за шиворот, щекотнув чувствительную кожу.       - Ни у кого во всем городе нет такой гривы, не вздумай остричь, - раздалось из темноты, и по телу побежали мурашки. Maman продолжала увещевать, а papa ворчать, но терпение лопнуло. Не хватало воздуха. Кайя выпрямилась на руках и встала, бесшумно открыла окно. Нащупав ногой край стула, Кайя в два движения выскользнула в окно и, не оборачиваясь, прокралась мимо окна Мориса – к той части крыши, где спрыгнуть можно незаметно от отца.       Воздух. Ей нужен воздух. Она не может взаперти.