принятие природы

— Палишься, Чонгук, — между прочим сообщает Юнги, отправляя в рот кривой хрустящий снэк. Чон как по щелчку пальцев отводит влюблённый взгляд на кресло перед собой, разглядывая незамысловатый узор на красной ткани обивки. Кажется, успел пожалеть, что всё-таки выложил Мину свою «тайну». Несколько дней назад, когда Юнги впервые узнал, и без того тонкие губы окончательно сжались, так же, как и кулаки. Чонгук этот вариант тоже разглядывал, учитывая юнгиев характер. Но Юнги не до конца гомофобная мразь, которая так просто разрушит дружбу из-за своего отвращения и принципов. Ну по крайней мере для Чонгука он сделал хорошую скидку. Это вроде как даже весело. Весело наблюдать за влюблённым дураком. Чон воровато поднимает взгляд обратно, натыкаясь на карие глаза и несуразную улыбку. Внутри вздрагивает от неожиданности, чувствуя лёгкую дрожь. А Тэхён просто на всякий случай ещё раз пересчитывал учеников, натыкаясь на хмурый, но всё равно слишком детский для девятнадцатилетнего парня взгляд, адресованный Юнги, и надутые щёки. Не смог сдержать улыбки, вспоминая свою любимую племяшку, которая больше чем обижаться на всякую ерунду и дуть губки, любит только сладкое, которым одаривает лучший в мире Тэхён-оппа. Юнги поворачивается, чтобы что-то сказать, но снова натыкается на зависшего Чона, закусившего большими передними зубами нижнюю губу. Не сдерживает порыва дать щелбан, слыша шипение. Ответный тычок локтем не заставил себя ждать. — Пощади его уже. Мало того, что раздел давно взглядом и шмотки, наверняка, сжёг, дак ещё и… — Почему я всё ещё общаюсь с тобой, господи… — Что? — тихо засмеялся Мин. — И это ты мне говоришь? — спрашивает, вздёргивая брови в недоумении, акцентируя слово «ты». — Чугун, по-моему это не я хочу своего учит… Чон хлопает по юнгиеву рту ладонью, что получилось совершенно случайно, затыкая его, пробегаясь взглядом по рядом сидящим людям. Все были заняты своими делами, не обращая никакого внимания на них. Намного ведь интереснее дремать, слушать музыку, выходя из реального мира, или снимать трансляции в пути, чем слушать что-то про то, как твой однокурсник желает взрослого мужчину. — Заткнись, жаба, — сквозь зубы шипит Чонгук, убийственно смотря в самую душу. Юнги даже поёжился бы в другой ситуации. Казалось, что чёрные зрачки сейчас превратятся в склеры, чёрные и страшные, как сама бездна, и высосут из него душу. Чон стучит подушечками пальцев по жёсткой ткани чёрных джинсов, не зная куда себя деть. Связь в промежутке, где они сейчас едут, решила совсем пропасть. Юнги спит, облокотившись затылком о стекло, странно извернувшись. Иногда на неровной дороге колесо автобуса попадает в неглубокую ямку, от чего Мин ударяется головой, морща нос. — Ну и свинья, — хмыкает Чонгук, замечая маленькие крошки в уголках губ. Не сдерживает себя, несмотря на то, что Юнги любому оторвёт руки, кто дотронется до его идеальной, как он сам считает, кожи, и аккуратно убирает кончиком мизинца. Чужой язык высовывается, видно, желая почесать место, что защекотало, ведь лишние телодвижения делать слишком лень, и Чонгук только-только успевает убрать руку. Он, конечно, не брезгливый, но облизанным быть не хочется, да и побитым, кстати, тоже. Хотя, если бы это был Тэхён… Чон вздёргивает брови вверх, прикрывая почти всё лицо ладонью, потирая лоб. Срам то какой о таком думать… Ким тоже это видел, впервые ощутив такое странное чувство. Это что-то напоминает зависть. Белую зависть. Наверное… У них с Юджоном всё совсем иначе. Однажды Тэхён испачкался мороженым, которое было слизано острым язычком. Не помнил, как это переросло в глубокий поцелуй, а после в быстрый секс в одной из кабинок уборной милого кафе, где за стенкой сидели не о чём не подозревающие дети. Тэхён как вспомнит, до сих пор стыдно. Совести почти не имелось, впрочем, как и мозгов. Только страсть, страсть, страсть. Кажется, тогда ему было двадцать пять. А Чонгук… Чонгук такой домашний, наверное, и готовить вкусно умеет. Юджон вот нет. Но Тэхён не жалуется, что тот компенсирует доставкой из ресторанов, нет. Но домашней еды, такой простой, пересоленной или наоборот пресной, он несомненно, с удовольствием, вновь бы ощутил вкус. Отвлекается от своих мыслей на окликнувшего его водителя, что притормозил у поворота. Никак он не понял, направо поворачивать или всё же налево через сто метров. Асфальтированная ровная дорога сменилась на неровную узкую тропинку. Ветки задевали окна, громко стуча и царапая. Студенты шутили, что для полного счастья им необходимо погрязнуть колесом в грязи, чтобы потом всем вместе толкать огромную бандуру, называемой «автобусом». Водитель и сам уже пожалел, что повёлся на обещанную кругленькую сумму. Лучше бы ездил себе в городе, чем тут задница квадратной стала. Тропинка стала сужаться ещё больше, из-за чего автобус затормозил, слегка качнувшись вперёд. — Всё, приехали, — оповещает водитель, глуша мотор, доставая из кармана на клетчатой рубашке смятую пачку сигарет. — В смысле приехали? — не понял Тэхён, осматриваясь вокруг. Ничего, кроме хвойных деревьев он не наблюдал. — Вы видите горы? Я вот тоже нет. Мужчина закуривает, выпуская лёгкое облачко в открытую дверь. Ким хочет возмутиться, потому что мало того, что их собирают высадить посреди глуши неизвестно где, так ещё и игнорируют. — Смешной ты, — отзывается мужчина. — Думаешь, приехал и будут тебе сразу горы? Нет, — смеётся. — До них ещё нужно дочапать. — Я бы хоть маршрут какой-никакой посмотрел, если бы меня раньше предупредили, — говорит Тэхён. Настроение вмиг испортилось. Так хотелось, чтобы ребята отдохнули, насладились свежим горным воздухом, а теперь что? — Разворачиваемся, едем обратно. Студенты стали недовольно мычать, что-то невнятно говоря. — Куда разворачиваемся? Я что, зря трясся? — По вашему, я должен вести их куда-то, не зная дороги? — Ким не заметил, как завёлся. — Так, дядя, — подал голос один из парней, вставая и облокачиваясь локтями о спинку сидения перед ним. — Чё за дела? Не за свои бабки бензин тратил. Даже Юнги приоткрыл один глаз, заинтересовавшийся ситуацией. — Попросил бы, — недовольно обернулся мужчина. — Мне ничего не стоит оставить вас здесь. В салоне пронёсся низкий гогот нескольких парней. — Дядя-водитель, по-моему у вас не те условия, чтобы нам угрожать. Нас больше. — Прекратили, — строго приказал Тэхён, стрельнув взглядом, набирая номер одного из коллег, что должны ехать следом.

***

Вокруг так спокойно, где-то приглушённо слышится журчание воды. Птицы чирикают, расслабляя и заставляя отвлечься. Здесь, среди природы, а не цивилизации, звуки совсем по другому слышатся. Такая непривычная тишина, несмотря на дуновение ветра, что шелестит пока ещё зелёными листьями. Под ногами редкие жёлтые валяются, шурша из-за шагов. Потихоньку наступает осень, но погода всё ещё тёплая стоит, на удивление. И солнышко, совсем не фальшивое, не собирается скрываться, согревая тёплыми лучами. — Девчонки, успеете нафотографироваться, — улыбается Тэхён. Конечно он понимает, что виды здесь действительно красивые, сложно удержаться, а особенно когда солнце начинает садиться. — Лучше придти до темноты. Юнги потягивается, оголяя часть худого живота, и зевает. Они с Чонгуком плетутся самые последние, хотя начинали почти с самого начала. Сзади тоже идут студенты с других факультетов, шумно разговаривая. Идти с каждым шагом становится сложнее — подъём становится круче. Звук воды слышится звонче, птиц слышно реже. Стена из густых деревьев тоже пропала, открывая хорошо видимые обзоры. Преподаватели останавливаются, что-то между собой обговаривая. Чонгук всю дорогу не мог перестать думать, как Тэхён вступился за них, прямо как за своих собственных детей. Конечно, он прекрасно знает, что на его месте так бы поступил любой ответственный человек, но всё равно приятно. Мечтать никто не запрещал. — Ребята, раскладываемся здесь, — крикнул Ким, первый снимая рюкзак, оглядываясь. Студенты радостно завопили, скидывая с себя рюкзаки и палатки, разбиваясь на кучки, уже успев разбежаться, но не пропадая с поля зрения. Какие же всё-таки ещё дети. Чонгук слегка прогибается назад, разминая спину, и вдыхает полной грудью новый, чистый воздух. Смотрит как Юнги сразу берётся за палатку, желая расправить её. Чон даже удивился, ведь обычно пока хорошенько не пнёшь Мина, он ничего делать не будет. — Я приятно удивлён, геюга, — широко улыбается Чонгук, «незаметно» фотографируя Юнги за делом, желая запечатлить такой редкий момент. Кажется, солнечное затмение и то происходит чаще. Зажмуривается и уворачивается от летящей веточки, задорно хохоча. — Что не сделаешь для себя любимого, — важно заявляет Юнги. Чонгук прыскает от смеха, задирая голову назад, когда палатка с непосильным трудом и матами была, наконец, поставлена, а Мин завалился внутрь, с протяжным стоном блаженства. Умаялся ведь, бедный. — Ну да, на что я ещё мог рассчитывать, — говорит Чон, поднимая заодно и юнгиев рюкзак. — А, да, — подаёт голос Юнги, как только Чонгук хотел сделать шаг в сторону, — Не забудь про обещание. — Какое обещание? — Печёная костровая картошка. Хотя что это я… Тебе же теперь есть кому её готовить, — Чонгук хмыкает и не глядя забрасывает чужой рюкзак внутрь, слыша кряхтение. — Ты знаешь, природа на меня плохо влияет, как же я мог позабыть, что ты готовишь ему себя? — Юнги особенно акцентирует последнее слово, пытаясь не засмеяться в голос. — Господину Киму ведь нравится такое, да? — Что там нравится господину Киму? Чонгука как будто облили ледяной водой. Тысяча мурашек, словно самые острые иглы атаковали его кожу. Сердце болезненно сжалось от страха и безысходности. Чувствует себя маленьким зверьком, загнанным на верную гибель. Неужели сзади стоящий Тэхён всё слышал? Голова от резкого стресса, которого не испытывал даже перед экзаменом, во время, а затем и после него, ожидая результатов, закружилась, колени подкосились, к горлу подкатился тяжёлый ком. Истерический смех Юнги раздался из палатки, заставив вздрогнуть не только и без того дёрганого Чонгука, но и Тэхёна. Сейчас Чон чувствует себя именно так, как однажды в школе, когда над ним измывались. Хочется стереться с лица земли. Ноги сами велели убежать оттуда, чтобы кожа на лице не лопнула от напора прилившей горячей крови. Хотелось позорно разрыдаться, насколько ужасное чувство сейчас выедало его изнутри. Почему же он такой несуразный, такой невезучий родился? Ветка по пути больно хлестнула по лицу, оставляя ранку, из которой выступили алые капли крови. Стукнулся спиной о жёсткую кору дерева, восстанавливая сбитое судорожное дыхание. Дурак. Какой же дурак. И зачем только убежал? Может быть Ким ничего и не слышал. А теперь он выставил себя полным идиотом. Убежать — значит признать своё поражение. Эмоции захватили с головой, Чон стал смеяться. Какой же он ничтожный. Ничтожный. Кулак не успевает долететь до ствола, чтобы бледная кожа стёрлась в кровь, заменяя физической болью моральное удушение. Чонгук переводит взгляд на чужие пальцы, что крепко сцепились на его запястье, желая, видимо, сломать его. Взгляд ползёт дальше, натыкаясь на испуганный хосоков взгляд. Он тут же отпускает, тихо извиняясь. Чон спускается на землю, сгибая ноги в коленях. Хосок неловко стоит на месте, опустив голову. — Пожалуйста, не причиняй себе боли. Чонгук поджимает губы, стирая вырвавшуюся слезинку, и кивает, скорее, себе. Жаль, что не Тэхён.

***

По лбу прилетает глухой хлопок ладонью, Чон резко раскрывает глаза. Юнги привстал на локтях, косо смотря на него. — Если ты опять скажешь, что тебе вдруг стало скучно… — морщится Чонгук. — Ты, недотраханный придурок, — шипит в ответ Мин, — Совсем охренел. То, что я принял твою голубую натуру, не значит, что ты можешь позволить себе тереться об меня. — Что ты несёшь? — тушуется Чон, зачем-то пихая рукой чужое плечо, от чего Юнги падает на спину. Отворачивается, для виду скрываясь в спальном мешке с головой. Юнги за спиной удивлённо-насмешливо хмыкает, тоже укладываясь следом. Чонгук через несколько минут высовывает голову обратно, смотря перед собой. Сон, кажется, решил покинуть его. Жаль, ведь снился старший. Впервые ему приснился Тэхён, а дурацкому Юнги надо было всё испортить. В груди до сих пор странное, приятно давящее чувство. Чонгуку снилось, что они обнимались. Теперь не знает, радоваться ему, пищать или тонуть в своей односторонней любви. С одной стороны хотя бы во сне сможет почувствовать чужие руки на себе, с другой — к хорошему слишком быстро привыкают, из-за чего потом ещё и хуже будет. Недолго копошится, переворачиваясь на живот, одну ногу сгибая в колене, от чего пришлось всё-таки расстегнуть спальный мешок, вторую выпрямляя. Закрывает глаза и не может избавиться от фантазий, в которых Тэхён прижимается сзади, горячими ладонями исследуя живот и грудь, попутно лаская шею мокрыми губами. Даже простые мечты вызывают завязывающийся узел внизу живота. Ким тоже не спит, подложив согнутую руку под голову, рассматривая тёмный потолок палатки. Что же ещё ему делать ночью? Коллеги давно спят под боком, а у него ни в одном глазу. Всегда такое происходит, когда выезжает на природу с ночёвкой. Однажды, лет шесть назад, у него была похожая поездка. Юджон тоже не ездил, оставаясь дома один. Тэхён знатно тогда извёлся, не зная куда себя спрятать от мыслей, что тот обязательно развлекается с другим. А сейчас… Сейчас это то, о чём предпочитает даже не вспоминать и не потому, что больно и неприятно режет по сердцу. День был тёплым, располагал к себе, а вот ночь выдалась довольно прохладной. Ким протиснулся вглубь спального мешка, прикрывая глаза и слушая потрескивание костра. Чонгук так и не смог уснуть до самого утра, на рассвете тихо выползая наружу. Сейчас настолько тихо и спокойно, что, кажется, человечество полностью вымерло, и он остался один. Остался тем, кто будет вновь создавать жизнь. Присаживается возле костра, рядом лежащей палкой зачем-то вороша то, что осталось от давно сгоревших сухих веток. Недалеко шумит вода, подзывая к себе. Чонгук встаёт, кидая взгляд на вдалеке вышедшего из своей палатки человека с другого факультета, который не обратил на него никакого внимания, вероятно, ещё досыпая на ходу, но нужда не терпит. Бредёт на усиливающийся звук, отодвигая несколько наклонившихся к земле веток, освобождая себе путь. Выходит на почти пустую полянку, садясь на один из крупных серых камней, пододвигая к себе колени и наблюдая за периодически брызгающим небольшим водопадом. Небо расцветает яркими утренними оттенками, медленно восходящее солнце ослепляет своей белизной. Чон глубоко вздыхает, окутанный приятными ощущениями от красивого вида, что какой-то грустью отдаёт внутри. — Не сиди на холодном камне, — слышится заботливый голос. Чонгук резко поворачивается, следя за тем, как Тэхён опускается рядом. — Нравятся рассветы? Чонгук мелко пожимает плечами. — Да, нахожу это красивым. Кому такое может не понравится? Ну, разве что Юнги. Старший приподнимает уголки губ, мелко кивая. — Вижу, вы близки. — Да, — соглашается Чонгук, кивая. — Юнги мой… Земля, которую Чон ковырял тонкой веткой у камня, отлетела прямо на щеку Тэхёну. Испуганный взгляд обречённого на смерть беззащитного зверька переметнулся на чужое лицо. — О господи, простите, я… Я не специально… — Чонгук машинально потянулся к чужому лицу, дотрагиваясь до слегка щетинистой скулы, желая смахнуть оставшуюся землю. Ким замер, а вместе с ним замерло и чонгуково сердце. Что он, чёрт возьми, себе позволяет? Одёрнул руку, будто ошпарившись, и отвёл взгляд, чувствуя, как кончики ушей и щёки нещадно начинают гореть. — Простите, я не хотел, я машинально, пр… — Чонгук, — перебил серьёзный тон, — В чём дело? Почему ты настолько меня боишься? Я сделал тебе что-то плохое? — Нет, — Чонгук быстро замотал головой, выставляя ладони вперёд. — Нет-нет, конечно нет… — Тогда прошу тебя, перестань вести себя так в моём присутствии. Я чувствую вину перед тобой. — Ким неожиданно взял чужое запястье, поднося ладонь к своей испачкавшейся щеке. — Покажи мне, что твоё поведение соответствует твоим словам.