The Millionaire Waltz

Когда на следующее утро я спустился вниз, Фредди сидел на диване у окна, погрузившись в свои мысли, положив голову на руки и глядя на сонную улицу. — Ничего, если я выпью чаю? — робко спросил он. Заваривая ему «Эрл Грей», я начал обдумывать варианты своих дальнейших действий. Когда я проснулся, моё сознание всё ещё было затуманено восторгом, голова кружилась, но горячий душ немного отрезвил меня. Я попытался мыслить ясно, и прежде всего пришлось признаться себе, что мой изначальный план закрутить мимолётную интрижку абсолютно не удался. Я понимал, что всё произошедшее каким-то образом стало слишком значимым и волнующим для нас обоих, и теперь я должен был что-то с этим сделать. Я не был готов заходить ещё дальше. Я подал Фредди чашку, и мы продолжили сидеть в тишине. В свободной атласной рубашке он выглядел хрупким, на его тонком запястье звенел огромный браслет. Он безмятежно пил чай маленькими глоточками, опустив глаза. Я почувствовал укол вины за то, что делал ему больно прошлой ночью. Мне следовало быть осторожнее. — Извини за окно, — вдруг сказал он. — Я занесу тебе чек завтра. — Да чёрт с ним, — я положил руку ему на колено. — Ты в порядке? — Да, — улыбнулся он, и я уловил в его взгляде нотку игривости. — Жалко, что я завтра уезжаю, да? — Может, это и к лучшему, — пожал плечами я. — Ты наверняка хочешь немного обдумать это. — Обдумать что? — он посмотрел на меня с лёгким удивлением. — Ну, всё. Ночь. То, что произошло между нами, — я запнулся. — Может, нам стоит... ты уверен... ты уверен, что продолжать — хорошая идея? — Значит, тебе не понравилось, да?.. — Мне очень понравилось, Фредди, — поспешно перебил я. — Я просто не думаю, что ты до конца понимаешь. Это сложно. Я недавно закончил отношения, которые... ну, чем-то напоминали наши. Я видел, как это началось, и видел, чем кончилось. Я знаю, о чём говорю. Не хочу, чтобы нам было больно. На какое-то время мы оба снова замолчали. Фредди смотрел в окно. — Мне было хорошо с тобой ночью, — сказал он, не глядя на меня. — Знаешь, я ненавижу спать один, или вообще оставаться в одиночестве, даже на полдня. Было приятно, что ты так близко. Благодаря тебе я почувствовал, что обо мне заботятся. Почувствовал себя защищённым. Я всё время стремлюсь к этому чувству. И, похоже, у меня никогда не получается испытать его, ни с кем. — Фредди, — мне пришлось остановить его. — Поверь мне, ты ещё не знаешь, чего хочешь. Я уверен, что сейчас ты говоришь всё это на эмоциях. Он непонимающе посмотрел на меня. — Но это то, что я сейчас чувствую. Я знаю, чего хочу. Я хочу вот этого. — Мой дорогой, — сказал я так мягко, как только мог. — Я всегда останусь твоим другом. Но я думаю, что пока нам стоит остановиться. Он ничего не ответил, и мы допили чай в тишине. На следующий день группа отправилась продолжать тур, так что я был избавлен от встречи с Фредди на месяц или около того. Я пытался налечь на рабочие дела, что получалось у меня с переменным успехом, и ещё побаловал себя несколькими ночными вылазками. Это было весело, но, как ни странно, большую часть времени я всё равно пребывал в плохом настроении. Я продолжал винить себя за то, что поддался искушению, и ясно понимал, какой большой ошибкой это оказалось. Несмотря на то, что мне очень нравился Фредди, я всё же не хотел, чтобы между нами возникали обязательства — ведь в нашей ситуации обеим сторонам гораздо проще было бы без них. Однако пока что всё шло наперекосяк — по крайней мере, для меня. Я уже понял, что трогательная доверчивость Фредди подействовала на меня гораздо сильнее, чем можно было предположить. Я не мог позволить себе ввязаться в это больше, чем я уже ввязался. Нужно было положить этому конец, и я надеялся, что принимаю для этого правильные меры. Инстинкт самосохранения подсказывал мне, что первым делом нужно было временно вычеркнуть его из своей жизни. Фредди был мальчиком, который легко привязывался к людям, и я явно ему весьма нравился — пока что, а его воображение, похоже, захватило совершенно новое чувство того, что он принадлежал мужчине. Однако в его жизни не было места однообразию. Если бы я исчез, он, наверное, расстраивался бы некоторое время, но потом пережил бы это. Он был восходящей суперзвездой, и я уже заметил, что он ежедневно нуждался в новых удовольствиях, новых впечатлениях и новых людях. Это сегодня он в восторге от того, что я принёс в его жизнь что-то свежее и неожиданное, но уже завтра он найдёт кого-то лучше, красивее, кого-то более страстного, и я буду забыт. Дни тянулись медленно. Фредди несколько раз звонил в мой офис, но меня там всё время не было, и я пропускал звонки. Он не оставлял мне никаких сообщений, так что я не знал, что именно ему хотелось мне сказать. Я не предпринимал попыток связаться с ним в ответ, и у меня даже не было предлога — гастрольный менеджер и его команда регулярно отчитывались передо мной, и тур проходил гладко, всё работало, как хорошо смазанная машина. О том, чтобы навестить группу, по умолчанию не было и речи. В какой-то момент я так устал от самого себя и всего остального, что решил на неделю съездить на континент. Элтон снимал дом в Сен-Тропе, там жили несколько наших хороших друзей, и мой визит туда давно назрел. К тому моменту я уже какое-то время беззастенчиво пренебрегал общением с Элтоном, и знал, что он дуется. Кроме того, я хотел взглянуть на местную недвижимость. Я попросил Джима присмотреть за группой и уехал. Неделя вдали от дома оказалась именно тем, что мне было нужно. Элтона я быстро задобрил — а тем временем его soirees проходили на высшем уровне — очень пышно, oh oui. В доме двадцать четыре часа в сутки находились десятки гостей. Мы веселились, гуляли, и я ни на на минуту не оставался один. Кутёж на вечеринках как будто позволял отпустить себя. Какое бы чувство ни терзало меня с того самого утра, когда Фредди уехал — оно начинало утихать. Я насладился жизнью впервые за множество дней. Фредди был далеко, как говорится, «с глаз долой» и относительно «из сердца вон». Я вернулся в Лондон в середине декабря, и всё вокруг уже было украшено к Рождеству. Я принялся за работу с удвоенной энергией и, как только смог, сменил Джима на нескольких встречах. Я был уверен, что постепенно прихожу в норму. Глубокие тёмные воды моей странной одержимости покрыл тонкий лёд напускного безразличия, и создавалась иллюзия, что можно ступать без опаски. Одна из встреч привела меня к местечку у Гайд-парка, где я застрял в пробке и решил пройтись. Я прогуливался по парку, убеждая себя, что жизнь — всё-таки хорошая штука, особенно когда ты почти разобрался со всеми дурацкими чувствами. Начинался снег, и морозный воздух потрескивал. По аллее навстречу мне шла группа молодых парней в костюмах и сшитых на заказ зимних пальто. Они оживлённо болтали и выглядели, как стажёры из McKinsey — из хороших семей и дорогих школ. Я с интересом оглядел их и увидел, как один из парней игриво прищурился в ответ. Дела налаживались. Когда он проходил мимо меня, то подошёл совсем близко, и я уловил лёгкий цитрусовый аромат. Прямо как у Фредди. То же мыло, или одеколон, или что-то ещё, чем он постоянно пользовался. Внезапно меня пронзило горячее воспоминание о той ночи, которую мы провели вместе. Я снова отчётливо представил Фредди — как блестит от пота его стройное тело, спина изогнута, а мышцы напряжены, в то время как мои пальцы... «Прекрати», — приказал себе я. Картинка вспыхнула ярким белым светом, а мои лицо и шея начали гореть. Я чувствовал, как дрожат мои руки. — Сэр, с вами всё в порядке? — пахнущий цитрусовым мылом мальчик остановился и коснулся моей руки. — Всё нормально, — выдавил я в ответ. — Спасибо, я в порядке. Извините. Естественно, это была бесстыдная ложь. Я уже окончательно пропал, и очень хорошо это знал. Примерно через неделю время встретиться с Фредди всё-таки пришло, но, к счастью, это было связано с работой, так что там присутствовали все остальные, и ни о каком уединении не могло идти и речи. Договорённость с BBC подтвердилась, и в канун Рождества мы транслировали одночасовое шоу группы. Это было чудесный шанс раскрутиться ещё больше, и все находились в приподнятом настроении и очень нервничали. Фредди был одет в новый белый атласный костюм с маленькими крылышками, пришитыми к рукавам пиджака, и взволнованно расхаживал по гримёрной, держа в руках сет-лист. Я был рад снова увидеть его, но в остальном я чувствовал себя неловко и не мог связать и двух слов. Я всё ещё не имел ни малейшего понятия о том, что делать со всей той историей, и надеялся посмотреть на Фредди и попробовать определить, что творится в душе у него. — Вот и мы, наконец, дорогой, — заметив меня, сказал он со смесью насмешки и доброжелательности в голосе. — Ты вообще вспоминал о нас? Держу пари, что нет. — А ты как думаешь? Я проторчал здесь последние три дня, обсуждая чёртову подготовку к вашей трансляции, — я очень постарался сделать свой тон беззаботным. — А обо мне, кстати, кто-нибудь вспоминал? — Ты шутишь? Конечно нет, мы были немножко заняты — вкалывали на концертах в какой-то глухомани, чтобы ты заработал деньги, уважаемый господин, — вклинился Роджер. Да, пожалуй, мой вопрос звучал так, как будто я обращаюсь ко всем. Мы с Фредди встретились взглядами. — Ты ни разу не ответил на мои звонки, — сказал он, игнорируя всплеск эмоций Роджера. — Мне было нужно поговорить с тобой. — Надеюсь, о прибавке к зарплате, — теперь к беседе со смешком присоединился Дики. — Мы заслуживаем её, ты бы видел, как мы всем понравились! — Да ладно тебе, Дикс, им больше всего понравился Фредди, — закатил глаза Роджер. — За что им тебя любить, за пляски на сцене? — За мою грацию и изящество, — Дики слегка поклонился. Затем он очень точно спародировал то, как Роджер барабанил, напоминая осьминога. — По сравнению с этим. — Конечно, всем понравился Фредди, — мягко вмешался в разговор Брайан. — На то он и фронтмен. — Спасибо, дорогой, — ласково сказал Фредди. — Хоть кто-то здесь ценит настоящий талант. Для большинства людей любо-овь — это то, что случается с кем угодно, но не с ними. С этими словами он бросил на меня неожиданно холодный взгляд. — Да что ты знаешь о любви? — не подумав, выпалил я. В этот самый момент в гримёрную вошли члены съёмочной группы BBC, чтобы дать последние инструкции по расстановке на сцене, и разговор прекратился. Я не знал, услышал ли меня Фредди, и жалел, что не повёл себя более сдержанно. Группа выступила успешно, и трансляция прошла просто замечательно. После тура все находились в отличной форме, и было приятно думать о том, как хорошо это шоу повлияет на продажи. Молодые талантливые парни с горящими глазами, которые прекрасно играют и поют — лучший продукт, о котором только может мечтать музыкальный менеджер. Всё шло прекрасно. По крайней мере — всё, что было связано с работой. Рождество я провёл дома, в одиночестве. В этом году мне не хотелось отмечать в кругу семьи, а приглашать кого-либо не было настроения. Год выдался... бурным. Я сидел в спальне, пил вино и пытался обдумать ближайшее будущее. Скоро надо будет провожать группу в американскую и азиатскую часть тура, а потом… Мои размышления прервал стук в дверь. Я мрачно поплёлся вниз по лестнице. Я никого не ждал, и было уже довольно поздно. Ночь была тёмная и снежная. Когда я открыл дверь, то увидел Фредди, который дрожал в расстёгнутом пальто из искусственного меха и небрежно наброшенном сверху длинном белом шарфе. Это было полной неожиданностью. Я знал, что он собирался провести весь день со своими близкими. — Мне нужно с тобой поговорить, — прямо сказал он. — Ты должен выслушать меня. — В чём дело, Фредди? — я скрестил руки на груди. — Послушай, ты не должен со мной так поступать. — Поступать как? — Ты не можешь просто бросить меня. Мы не разговаривали чёртов месяц. Ты не отвечаешь на мои звонки. Вчера после концерта ты уехал, даже не поговорив со мной. Мы же были друзьями, Джон. Ты так заботился обо мне. Как можно так просто всё это обрывать? — Прости, Фредди. Я тоже по тебе скучаю, — был вынужден признаться я. — Мне было очень тяжело без тебя последние несколько недель. Но поверь мне, это всё для твоего же... — Ты сказал мне обдумать это, — перебил он. — Я всё обдумал. Ты должен любить меня, Джон. Моё сердце бешено заколотилось. Я не ощущал холода. Фредди стоял прямо передо мной, в чёрных волосах снежинки, в тёмных глазах смесь страсти и печали. — Фредди, я… — Ты не понимаешь. Я хочу, чтобы ты любил меня. По-другому никак. Джон, пожалуйста. Впусти меня, дорогой, — он говорил быстро, почти бессвязно от волнения и холода. — Я всё время думаю о тебе, я больше так не могу. Я сойду с ума, если ты откажешь. Ты должен любить меня, Джон. Не дожидаясь ответа, он притянул меня к себе и стал покрывать поцелуями мои губы и щёки. Он дрожал, и его дыхание вырывалось наружу рваными всхлипами. Знакомый цитрусовый аромат окутал меня, безжалостно поджигая каждое нервное окончание. — Ты тоже нужен мне, Фредди, — слова вырвались у меня прежде, чем я успел осознать это. — Ты мне очень нужен, правда!.. — Тогда какого чёрта ты всё это вытворяешь?.. — горячо прошептал он, прижимаясь близко-близко, его холодная щека легко касалась моей. Я сдался. Я больше не мог с этим бороться. Я впустил его, отогрел, осыпал его поцелуями и ласками и не мог выпустить из объятий полночи. На этот раз Фредди уже вёл себя более раскованно — он игриво и чувственно отвечал на каждое моё движение и каждое прикосновение. Он не переставал нежно, исступлённо произносить моё имя, и это кружило мне голову. На следующее утро было странно проснуться и увидеть рядом свернувшегося калачиком Фредди. Я всё ещё обнимал его, но он повернулся во сне и теперь лежал ко мне спиной, руки под подушкой, чёрные волосы взъерошены. Тусклое зимнее солнце едва заглядывало в комнату, словно не желая нарушать наше уединение. Бледный свет проникал сквозь шторы, которые я забыл закрыть до конца. Я никогда ещё не видел Фредди таким умиротворённым и уязвимым. Даже со своими близкими друзьями он всегда вёл себя немного настороженно, а сейчас все защитные барьеры, казалось, рухнули, по крайней мере, на мгновение. Он был далеко от всех неприятностей, спрятан от всеобщего внимания, в безопасности здесь — в моём доме, в моих объятиях. Мой, мой. Я немного пошевелился, и Фредди со вздохом проснулся. Он улыбнулся, перевернулся и затем снова закрыл глаза. Приподнявшись на локте, я смотрел на сонного Фредди, ведя большим пальцем вдоль изящно очерченной линии его подбородка. Мне не терпелось поговорить с ним, и в то же время тишина была приятной. Мои пальцы неловко пощекотали кожу на его шее, и Фредди слегка поморщился. Он приоткрыл рот, и я вдруг испугался, что он скажет, что всё это нелепая шутка и ему нужно идти. Инстинктивно я прижал руку к его губам. — Пожалуйста, не надо, — тихо попросил я. — Давай не будем говорить. Не сейчас. Он поцеловал мою ладонь, затем лениво отвёл её в сторону и переместился ближе, заставляя меня перекатиться на спину и заведя мои руки мне за голову. Смены ролей в постели никогда не были моим коньком, но внезапно я понял, что Фредди, проявляющий инициативу, невообразимо возбуждает меня. — Твоё желание для меня закон, — тихо выдохнул он, касаясь моего уха губами. — А стонать разрешается? — Разрешается, — усмехнулся я, а затем почти задохнулся, когда он скользнул рукой вниз между нашими телами. Его движения были грациозными и очень, очень властными. — Тем лучше для тебя, — сказал Фредди и мучительно медленно провёл языком по моему животу, низко склонившись надо мной. Дорожка всё продолжалась, и когда он наконец остановился, плавное влажное скольжение сменилось головокружительно быстрыми, трепещущими прикосновениями. «Мальчик невероятно способный ученик», — подумал я, когда его тёплые губы крепко обхватили меня, заставив слабо вскрикнуть и выгнуться от острого, почти болезненного удовольствия. Я бы сказал, даже вундеркинд. Должно быть, это от природы. Это была последняя связная мысль в моей голове на некоторое время.