The Millionaire Waltz

Следующие три или четыре месяца нашей жизни были странными, но очень счастливыми. Фредди вернулся к гастролям, но на этот раз мы не смогли расстаться на такое долгое время. Наше внезапное воссоединение полностью лишило меня силы воли, и я постоянно думал о нём. Фредди звонил мне каждые два-три дня — обычно ночами после концертов, чтобы выплеснуть эмоции и немного успокоиться, поговорив с кем-то, кому доверяет. В то время как в Америке была ночь, в Лондоне мне порой приходилось просыпаться от его звонков в несусветную рань, и я лежал в полудрёме, словно во сне слушая его тихое щебетание. Он постоянно очень извинялся за то, что будил меня, но я всегда говорил, чтобы он поскорее звонил ещё. Пару-тройку раз в месяц я поддавался безумию и летел к нему, где бы он ни находился — в Кливленд, Милуоки, Сидней, Токио. Обычно я прилетал как раз вовремя, чтобы посмотреть начало шоу, уходил за кулисы и делал вид, что болтаю с ребятами и командой, краем глаза наблюдая за Фредди. Наше взаимное безразличие на людях было частью веселья. Он сидел перед зеркалом, пока ему делали причёску, игнорировал меня и разговаривал с костюмером, и вдруг бросал на меня такой жгучий взгляд, что я вздрагивал. Ему очень нравилось это, все эти маленькие игры. Они доставляли ему удовольствие. Это было ново. Всё, что мы делали, было в новинку. Я всегда останавливался в тех же отелях, что и группа, потому что это значительно облегчало жизнь и избавляло нас от неприятной необходимости отвечать на какие-либо вопросы. Вернувшись с концерта, все всегда шумели и были перевозбуждены — хотелось поговорить и обсудить, что удалось, а что нет. Затем около двух часов ночи, когда остальные наконец засыпали или находили себе ещё какие-то занятия, Фредди тихонько проскальзывал в мою комнату и через мгновение оказывался в постели. В то время мы сходили с ума друг по другу, и оба были полны жизни, радости и энергии. Я очень хорошо помню те ночи — свежий запах гостиничного белья, маленькие прикроватные светильники, которые мы никогда не выключали, слегка влажную после душа кожу Фредди, его вечный цитрусовый аромат на моих ладонях и подушках. Я помню ощущение соблазнительной тяжести его тела, когда мы катались по всей кровати, просто дурачась, и он нависал надо мной — чёрные волосы, блестящие глаза, губы, сжатые в той самой особенной озорной улыбке, от которой на его щеках и подбородке появлялись ямочки — прежде чем склониться для поцелуя и позволить мне снова овладеть им. Мы продвигались по маршруту тура от одной проведённой украдкой ночи к другой, и я не мог не заметить, что Фредди показывает себя действительно способным учеником. От природы он был очень гибким и прекрасно владел своим телом, а ещё он был очень… пластичным, я бы сказал. Податливым. Он жадно открывался всему новому и неизведанному, если это приносило ему удовольствие, и быстро превращался в смелого и в то же время ласкового любовника. Я никак не мог насытиться им. Однако дело было не только в сексе. Со временем я стал больше всего нуждаться в особом чувстве близости — в тепле, прикосновениях, тесной связи, которые были между нами. Фредди часто не мог заснуть после шоу, всё ещё возбуждённый приливом адреналина, и в большинстве гостиничных номеров ему было слишком холодно спать — зима в том году в Штатах выдалась на редкость морозной. Поэтому всякий раз, когда я приезжал к нему, после окончания самой страстной части ночи я прижимал его к себе и укрывал толстым одеялом, и он устраивался в моих тёплых объятиях. Наслаждаясь долгожданным уютом и чувством приятной усталости, Фредди тихонько болтал со мной о разных пустяках, убаюкивая себя. Иногда я в полудрёме отвечал ему, или просто закрывал глаза и поглаживал его шею, лицо или волосы, сонно скользя по его коже кончиками пальцев. Мы проводили в этом нежном оцепенении часы, и когда я уезжал домой, особенный приятный тембр голоса Фредди и его мягкий смех звучали в моих ушах целыми днями. Если шоу проходило в большом городе, иногда мы вместе выбирались в клуб или на вечеринку и оставались там до пяти-шести часов утра. Потом он уезжал в другой город, на другую концертную площадку, а я возвращался в аэропорт, чтобы успеть на самолёт домой. Вспоминая эти времена, я не могу понять, откуда брал столько энергии на то, чтобы выживать в таком бешеном ритме и успевать работать и заниматься другими делами. Я почти не спал и постоянно был рассеянным и одуревшим от смены часовых поясов, совершенно не в состоянии ясно мыслить из-за избытка эмоций. Все участники тура всегда были заняты своими делами и проблемами и никогда особо не лезли в жизни друг друга, однако порой нежелательное любопытство всё же возникало, поэтому мы с Фредди решили не афишировать нашу личную жизнь, насколько это было возможно. Конечно, по большей части это было игрой, но определённо одной из лучших игр в мире — в тайных любовников, не желающих быть разоблачёнными. Такая скрытность очень забавляла и чертовски заводила нас — после целого дня притворного безразличия ночью мы испытывали особенно острое блаженство. Я помню, как однажды, в начале тура, когда группа играла пару концертов в Пенсильвании, возникла накладка с размещением, и нам пришлось остановиться в двухзвёздочной гостинице в забытом богом месте. Мой жуткий высококлассный люкс находился в дальнем конце слабо освещённого коридора, и когда всё вокруг стихло, Фредди прокрался ко мне, насторожившись и ступая бесшумно, как тень. В следующее мгновение я уже сжимал его в объятиях — и очень скоро усталость, дикий вой метели за окном, запах плесени в грязноватой комнате и реальность в целом временно исчезли из нашего мира. В ту ночь мы наслаждались неспешностью — Фредди был утомлён особенно непростым концертом, а я разбит долгой тряской в самолёте — но в конце концов мы оба разгорячились, игриво лаская друг друга, и через некоторое время сладкое напряжение начало нарастать, с каждой минутой становясь всё более нестерпимым. Мы уже вошли в раж, и, надо сказать, вели себя довольно шумно, когда вдруг услышали громкие голоса и смех в коридоре. Звуки приближались. Мы поняли, что это Роджер и его роуди — неразлучные друзья — с ними парочка хихикающих и визжащих девушек. Было слышно, как дверь в соседней комнате открылась и вся компания ввалилась внутрь. Я поспешно зажал Фредди рот рукой и резко потянул его голову назад, пока она не коснулась моего плеча, а его волосы не защекотали мою кожу. На мгновение мы застыли в крепких объятиях и с тревогой прислушались, чувствуя себя соучастниками преступления в нескольких секундах от того, чтобы быть пойманными с поличным. Это было очень досадно… и довольно волнующе. Ясно, что ситуация была катастрофической. Чёртову лачугу, похоже, строили из яичной скорлупы. Разделённые лишь тонкой стеной, мы слышали каждое слово разговора в соседней комнате — значит, услышат и нас, если мы издадим какой-либо звук или будем слишком активно двигаться. Пока мы продолжали прислушиваться, я прижимал Фредди к себе. Его лопатки утыкались мне в грудь, и было мучительно ощущать его жаркую, манящую близость. Нам оставалось остановиться и попытаться переждать, или... или что? И сколько придётся ждать?.. Роджер и остальные были пьяны, вели себя непристойно и шумно и вовсю болтали и флиртовали. Было непохоже на то, что они собираются уходить или ложиться спать в ближайшее время. Щека Фредди прижималась к моему подбородку, он был так близко, что я видел, как его ресницы трепетали от невыносимости прерванного удовольствия. Я безумно хотел его, и он, похоже, чувствовал примерно то же самое, но нужно было убедиться — или убедить. Склонив голову и приблизив губы к его шее, я горячо выдохнул и провёл кончиком языка по нежной коже, словно спрашивая у него разрешения продолжить. С тишайшим вздохом Фредди прильнул ближе, дрожа всем телом, отдаваясь мне. Его руки скользнули на мои бёдра, и это означало: «Да, дорогой, о да». Я навалился на него, мягко подталкивая вперёд, и Фредди осторожно и грациозно опустился на кровать, впиваясь тонкими пальцами в простыни. Я последовал за ним, оглушительный стук моего сердца отдавался в ушах, когда я жёстко прижал его к постели. Медленно, чутко, мы снова начали двигаться, на этот раз не в силах отстраниться, всё глубже погружаясь друг в друга. Моя ладонь всё ещё крепко зажимала ему рот, когда я наконец оставил все предосторожности, настойчивый и жадный в своём сладчайшем натиске. Фредди извивался подо мной в безмолвном восторге, и мне пришлось укусить его в плечо, чтобы заглушить свои собственные стоны. Нас охватило неописуемое наслаждение. Я одновременно ощущал и запретность происходящего, и всепоглощающую страсть, и это вызывало во мне такой трепет, которого я никогда до этого не испытывал. Когда всё закончилось, я с трудом пришёл в себя — и всё же мы выдержали это испытание, не издав ни единого громкого звука, который мог бы выдать наше присутствие и нашу тайну нежданным соседям. Когда мы распостёрлись на кровати, вцепившись друг в друга и пытаясь восстановить дыхание, стало слышно, что страсти в соседней комнате накалились. Одна девушка и роуди ушли — находясь в неком трансе, мы не поняли, когда именно, — и теперь Роджер и оставшаяся девушка громко ворковали и целовались. Через какое-то время воркование почти прекратилось — зато стало очень хорошо слышно чмокающие звуки поцелуев и вздохи. Я глубоко вдохнул, придавая своему голосу твёрдость, снял телефонную трубку с рычага и с серьёзным видом набрал номер комнаты Роджера, который, как не сложно было догадаться, на одну цифру отличался от моего. Другой рукой я лениво поглаживал бедро Фредди. Слегка запыхавшийся и довольно злой Роджер ответил после четырёх или пяти гудков. — Эй, это я, — я очень старался, чтобы мой голос звучал сонно и крайне раздражённо. — Прикрой свой бордель, хорошо? Я вообще-то тут спать пытаюсь. Сейчас четыре утра, чёрт побери. С этими словами я швырнул трубку обратно на рычаг. Соседняя комната погрузилась в гробовое, оскорблённое молчание. Фредди спрятал голову под подушку и рассмеялся так, что чуть не свалился с кровати. Какими бы осторожными мы ни были, в один прекрасный день наш секрет раскрылся — по крайней мере, частично. Это произошло, когда группа на пару дней остановилась, по-моему, в Детройте, чтобы немного отдохнуть в перерыве между концертами. Первый выходной, как правило, был посвящён сну, безделью и другим способам расслабиться после двух или трёх недель следования плотному графику. Ближе к вечеру второго дня мальчики — то есть, Брайан как главный исследователь и все остальные, потащившиеся за ним — решили посмотреть достопримечательности, какими бы они ни были в Детройте — если они вообще были. На дворе стоял февраль, и было ужасно холодно, поэтому вылазке, похоже, было суждено закончиться в первом попавшемся пабе, но всё же это было каким-никаким развлечением. Фредди, однако, отклонил приглашение присоединиться. У него были другие планы. Я мчался из аэропорта, и в тот день ему почему-то особенно хотелось поскорее увидеться со мной. Он даже спустился, чтобы встретить меня в вестибюле отеля. — Наконец-то, вот и ты! — закричал он, подтянутый, бодрый и безумно привлекательный в обтягивающих джинсах и голубой футболке с овальным, открывающим ключицы вырезом. — Я уж думал, тебя замело! Почему так до-олго? — Сегодня же среда, Фредди. Жители Детройта работают. Сейчас час пик, — рассмеялся я. Видя его нетерпение, я почувствовал, как на сердце потеплело. Отель снова оказался немного обшарпанным, но мне было всё равно. Я быстро зарегистрировался и получил ключ. — Чудесно, ну что, у меня или у тебя? — фыркнул Фредди, когда мы подошли к лифту. Как только двери закрылись, мы начали целоваться. Оказалось, что его комната была на три двери ближе, и мы зашли туда — а точнее, ввалились — продолжая осыпать друг друга поцелуями. Фредди потянул меня за пальто, и я сбросил его и обхватил его лицо обеими руками, потираясь носом о его губы и подбородок и взъерошивая его волосы. — Я скучал по тебе, я так скучал по тебе, — шептал я сквозь поцелуи. — Докажи, — выдохнул он, его веки отяжелели. Когда мы продвинулись вглубь комнаты, Фредди наткнулся на кровать и мы упали на неё. Мои руки уже начали теребить мягкий вылинявший хлопок его футболки. Вдруг мы услышали тихое покашливание. Мы отскочили друг от друга и увидели Дики, который стоял в дверном проёме, ведущем в другую комнату номера. На нём были шарф и зимняя кожаная куртка. — Извините, — сказал он, как всегда, мягко. — Я как раз собирался уходить. О, привет, Джон. Учитывая обстоятельства, было бы крайне нелепо ответить: «Да, привет, Джон», поэтому я просто кивнул. — Фредди, ты сказал, что можно взять твой фотоаппарат на прогулку с ребятами, — сказал он с непроницаемым лицом. — О, и правда. Ты нашёл его, дорогой? — Фредди провёл рукой по своим взлохмаченным чёрным локонам. — М-м, да, нашёл, — Дики поднял руку с фотоаппаратом. — Я, наверное, пойду. Рад был вас видеть. Как только он ушёл, я сел на кровати и громко выдохнул, потирая лоб рукой. — Чёрт, — сказал я. — Вот дерьмо. — Что с тобой, дорогой? — похоже, Фредди был немного озадачен моей реакцией. — Ну, только что это было… очень неловко. — Да ладно тебе, это же всего лишь Дики, — беспечно сказал он. — Нам же на самом деле не нужно всё время так скрываться. По крайней мере, от него. Он всё равно знает про нас с тобой. — Он знает? — я был шокирован. — Конечно, знает, мы же друзья, я многое ему рассказываю, — невозмутимо ответил Фредди. — Почему ты вдруг так разозлился? — Это просто неправильно, Фредди, сначала надо было это обсудить. В конце концов, я их менеджер. — Ну и что? Ты и мой менеджер тоже. Что-то не сильно тебе это помешало засунуть мне в рот свой язык через две недели после подписания контракта. — Фредди, прекрати. Ты же знаешь, что у нас всё по-другому, — огрызнулся я. — И кстати, если я правильно помню, это не я первым стал заниматься засовыванием языка. — А что по-другому, Джон? — Фредди пристально смотрел на меня, проигнорировав последнее замечание. — Что между нами? Он впервые спросил меня об этом, и я не был готов к ответу. Всё происходило очень быстро. Я был настолько поглощён жизнью здесь и сейчас, что просто не тратил время на поиск названий своим чувствам. — То, что между нами, не касается группы, — примирительно сказал я после паузы. Это было не совсем то, что он хотел услышать, я знал это. — Они бы нормально к этому отнеслись, — рассеянно сказал Фредди. Он сидел на краю кровати, слегка сгорбившись и разглядывая свои руки. — Ладно, забудь, — я не мог видеть его таким, и в любом случае, я слишком устал после перелёта и слишком одурел от чувств, чтобы спорить. — Хочешь, напишем это на моих визитках, если тебе от этого станет легче. Мистер Джон Рид, Лондон, 8W, почётный совратитель своих музыкантов с 1970 года. — Ну, ты всегда можешь свалить вину на музыкантов, — голос Фредди всё ещё звучал немного обиженно, но я видел, как знакомая улыбка — наполовину застенчивая, наполовину ласковая — снова заиграла на его губах. — Так, на чём мы…? — Нет, я серьёзно, Фредди, — я сделал последнюю попытку воззвать к его разуму. — Я думал, что ты тоже против того, чтобы рассказывать кому-то про нас. Ты правда думаешь, что мне нужна такая репутация в индустрии? — Честно говоря, я уверен, что нужна, — он оглядел меня с ног до головы, его тёмные глаза озорно сверкнули. — Ты же противный похотливый двуличный подлец. — Знаешь, иногда ты так меня бесишь, — я снова обнял его. — Лжец, — прошептал Фредди мне на ухо. Я толкнул его, схватил за запястья и, несильно вывернув их, прижал его к кровати. Он попытался высвободиться, но без особого рвения. — Тебя когда-нибудь сдавали в полицию? — прошипел он. — Хулиган. Я расхохотался. — На самом деле да. За драку в пабе в Австралии, три года назад, — я наклонился и поцеловал его. — Обошлись без суда, пришлось заплатить адский штраф. Но тот ублюдок сам напросился. — Значит, ты лжец, садист и нарушитель закона, — промурлыкал Фредди, пожирая меня взглядом. — Боже, всё лучше и лучше. Иди сюда. Так я и сделал. Приближались заключительные концерты тура, и я уже мечтал о спокойном времяпровождении в Лондоне с Фредди — ладно, может, и не слишком спокойном, но я нуждался в паре недель без постоянных скачков из самолёта в самолёт, из-за которых я напоминал слегка обезумевшего Белого Кролика. Наш последний романтический выезд в Японию мы провели, как настоящие туристы — полюбовались азалиями и скупили половину самого большого антикварного магазина Киото. Нам особенно понравилась одна изящная маленькая чаша, по которой рассыпалась вереница крошечных тёмно-синих ласточек, и мы схватились за неё в один и тот же момент. После нескольких осторожных рывков Фредди отпустил чашу и благородно позволил мне забрать её. Он был весьма оскорблён тем, что я действительно пошёл и купил её, не предложив вернуть ему, и я знал, что в отеле на мне отыграется… другими словами, расклад получался идеальным со всех сторон. Когда прошло финальное шоу, группа и команда наконец-то отправились обратно в Лондон. Я приехал в аэропорт, чтобы договориться с прессой о небольшой фотосессии. С того места, где я стоял, была видна взлётно-посадочная полоса, и когда я мельком увидел приземляющийся самолёт, то ощутил прилив всепоглощающего счастья. Приближалось длинное жаркое лето, и меня ничто не тревожило.