Последний приказ Ягера

Домой пришлось добираться пешком, Ивушкин не мог ждать, когда паника успокоится и автобусы снова пойдут. Половину пути он проделал в состоянии, близком к трансу. Одно мгновение — и жизнь разрушилась. То, что как прежде уже не будет, Ивушкин чуял нутром, и это повергало его в шок. Неужели одной войны было недостаточно? Неужели мало страдал народ? Нет, надо что-то делать, надо бороться! Город кончился, резко оборвался. Справа и слева простирались поля, постепенно сливаясь с небесами. Только этим утром Николай стоял на таком же спокойном поле, радовался, наблюдая за тем, как Север резвится на упругой траве, а сейчас казалось, что с этого момента прошли года. И неясно, вернётся ли то время. Ивушкин плёлся вперёд, совершенно один, и тяжёлые мысли оплетали его голову терновым венком. Или просто голову ему напекло, но внезапно дорога стала будто проваливаться под ногами и он упал прямо в пыль. «Может, мне вовсе не подниматься? — отрешённо подумал Николай. — Пусть всё закончится прямо сейчас». Малодушно поддавшись мыслям, Ивушкин закрыл глаза, но пролёжал так не очень долго. Вскоре земля принялась странно вздрагивать, а ещё спустя некоторое время Николай услышал у себя над головой лошадиный храп. — Ты что, парень, пьяный? — раздался грубый голос. Потом некто не без усилий оторвал Ивушкина от земли. — Ну-ка, поднимаемся… Николай приоткрыл глаза и увидел старика. Возраст выдавали не только его седые волосы и морщины, но и выражение глаз. От них веяло нездешним холодом, как будто их обладатель видел нечто, от чего кровь стынет в жилах. — Вроде, спиртом от тебя и не пахнет, — старик нахмурился. — Ты куда путь держишь? — Домой, — честно ответил Ивушкин. — Тут недалеко, просто автобуса нет. И не будет, наверное. — Полезай на телегу, — спаситель Николая кивнул на свой транспорт. Впряжённый в повозку рыжий конь с белым фонарём на лбу*, даже не удивился неожиданному пассажиру. Он лениво помахивала хвостом, равнодушно глазея по сторонам. Николай не расспрашивал, что этот старик здесь делал и как оказался так далеко от колхоза, да и об этом можно было догадаться. Доставлял какие-нибудь товары в город. Интересно, он слышал о том, что началась война? Судя по молчанию, которое разбавляли лишь стук копыт и скрип колёс, ужасную новость знал только Ивушкин. Старик либо не слышал, либо сохранял спокойствие. Но разве он не должен был переживать даже сильнее Николая? Вопросы, вопросы, но ни одного ответа! Скоро добрались до пустующей остановки. Николай спрыгнул на землю, отошел. Обернулся было, чтобы спросить у старика, знает ли он, что случилось, но так и не решился. Слова застряли в глотке и он молча проводил телегу взглядом. Городок словно вымер. Не было слышно ни единого звука, даже собаки на дворах не лаяли. Ивушкин никогда прежде не бывал на улицах в такое время. Как и остальные взрослые люди он работал, возвращаясь только вечером, а сейчас было, наверное, около двух часов дня. Север очень удивился, когда внезапно увидел своего хозяина, но и обрадовался, конечно. Подбежал, виляя хвостом, только вот быстро смекнул, человек чем-то расстроен. А Николай присел возле пса на корточки, обнял его за крепкую шею. — Куда же мне тебя девать?! — надрывно воскликнул Ивушкин. *** Решить, что делать с Севером, Николай так и не успел. Из города приехал Михаил Алексеевич Филимонов, военный комиссар, приказал всем мужчинам призывного возраста собираться и строиться. Ивушкин встал в строй, крепко сжимая загривок Севера. Комиссар, увидев немецкую овчарку, пришёл в ярость. — Пристрелить бы его, да пули жалко, — прорычал он прямо в лицо Николаю. Тот выдержал взгляд, но пальцы разжал. Полез в автобус один. Север не в первый раз вот так провожал хозяина, но теперь почуял подвох. Едва только машина тронулась, пёс бросился за ней. Ивушкин всю дорогу упорно смотрел на собственные ладони, игнорируя перешёптывания. — Гляди, всё бежит и бежит. — Вот она, собачья преданность! — Жалко. Зря так убивается. Ивушкин горбился, сжимал губы в тонкую полоску, старался держаться. Михаил Алексеевич, сидевший в самом начале автобуса, был хмур, глубокая складка пролегла на его лбу. Как только машина остановилась, и мужчины высыпали на улицу, он встал напротив дверей, наблюдая за воссоединением собаки и хозяина. Потом выругался себе под нос, пошагал вперёд. — Чего ж ты прибежал, дурень? — Николай трепал Севера за ушами, глотая горький ком в горле. — Остался бы, может, выжил. Иди домой! Сев прекрасно понимал команду, но впервые в жизни не слушался. Он не мог существовать без своего хозяина и чувствовал, что если уйдёт сейчас, то потеряет навсегда. У Ивушкина разрывалось сердце, ведь он знал, даже если пёс сейчас послушается, они никогда больше не встретятся. Война проглотит их, прожуёт и выплюнет. Чуда точно не случится. — Ну, хватит, — строго сказал Михаил Алексеевич. — Отставить. Вижу, что добрый пёс. Так уж и быть, оставим, найдём применение. *** В первый год войны Николай с Севером были вдвоём. Их задачей было охранять продовольственный склад. Тогда Ивушкину казалось, что война не продлится долго, так говорили высшие чины, когда наведывались с проверками. Только вот немцы, однажды утром устроившие обстрел склада, считали иначе. Тогда Николай отделался только испугом, Север дал дёру, как только услышал шум двигателей, а Ивушкин побежал за ним. Если бы он не последовал за своей собакой, то оказался бы похоронен под обломками здания. Это было точкой невозврата. Тем же днём Николая вместе с Севером отправили в штаб Стрелкового полка, где пса забрал медико-санитарный батальон. — Ты не волнуйся, — ободряюще говорил Ивушкин Северу, держа острую морду в своих ладонях. — Повоюем, а потом заживём, как раньше. Сев шумно дышал, преданно глядел на хозяина. В серых глазах стыла почти человеческая тоска, зверь чувствовал скорую разлуку. И когда санинструктор потянул за брезентовый поводок, Север пошёл неохотно, часто оглядываясь на Ивушкина. Тому стало так горько, что пришлось сцепить зубы, но давать слабину было рано. Ивушкин собрался, получил в личное распоряжение оружие и прошёл курс молодого бойца. В ту же ночь нагрянули немцы. *** Это был ужас, ад, мясорубка. Да лучше бы Николая пропустили через неё! Он впервые слышал звенящий ужас в воплях своих земляков. Не получалось этот вой назвать человеческими криками. Чавкающие звуки, когда пули входили в тела, треск разрываемой кожи. Немцы походили на гиен, пожирающих ещё живую добычу, не давая ей шанса на безболезненную смерть. Русские не были беспомощны, но их застали врасплох, поэтому дать достойный отпор они смогли не сразу. Зато потом погнали немцев, и Николай бежал, чувствуя, как кровь кипит от ярости. И последующие атаки отбивали уже увереннее. Ивушкин матерел в боях, становясь всё яростнее с каждым днём. Проклятые немцы не собирались отступать, месяц за месяцем тянулась война, отравляя ядом землю, небо, людские души. Про Севера Николай не много, но достаточно для того, чтобы быть спокойным. Пёс работал санитаром, приходил на помощь раненым на поле боя. Однажды дошёл слух, что кто-то из раненых подстрелил собаку. Верно, от испуга — очнулся, увидел перед собой пёсью морду. Ивушкин забеспокоился — уж не Северу ли досталось? Нет, обошлось, подранком оказался другой хвостатый трудяга. Пусть Север и был немецкой овчаркой, всё же воспитывал его русский человек. Поэтому и оказался пёс такой же стойкий, выносливый, как и его хозяин. И обоим пришлось пострадать за свою непоколебимость, когда немцы всё же взяли своё.