~*~
Они решают составить расписание смен, кто и когда будет нести вахту. Не так давно Чонгук стал помощником на работе Сокджина, и это немного облегчает задачу. Как бонус — тот вдоволь может сидеть у хена на шее. А то, что Хосок является не только коллегой Юнги, но и его соседом по комнате, так прекрасно вдвойне: с Юнги всегда будет находиться кто-то знакомый. По выходным, правда, чуть посложнее, потому что Юнги придется тащиться вместе с Хосоком на его утренние занятия в воскресенье, и все равно план должен сработать. Но в какой-то момент долгого кропотливого обсуждения Чимину надоедает заигрывать с Тэхеном, и он интересуется: — А почему мы вообще со всем этим паримся? Вы не можете просто типа... не трахаться, когда видитесь? Юнги прерывается, чтобы одарить Чимина многозначительным взглядом: — Ты сейчас серьезно спрашиваешь это? Ты, Чимин? Король съема? Человек, чей ответ по умолчанию «секс» на любой вопрос, когда-либо интересовавший человечество? — Точно, — тушуется Чимин, — я понял это уже после того, как спросил. Скорее всего, этот вопрос должен был задать Намджун-хен. Намджун-хен, можешь спросить у них то же самое? Намджун, помогавший Хосоку настырно вбивать напоминания в гугл-календарь, отвлекается и поднимает голову. — Нет, я— я вроде как сдался и больше не верю, что в этом есть логика. Видимо, это работает в обход понятных человеческому мозгу правил: Юнги-хен и Сокджин-щи сказали, что они ненавидят друг друга до мозга костей, но не могут как все нормальные люди держать себя в руках и не притрахиваться друг к другу, даже несмотря на смертельные последствия. Поэтому я просто смирился. — Я—, — немного краснеет Сокджин, — я не знаю, мне обижаться или благодарить его за это. — Таков Намджун, — с еле заметным недовольством в голосе чуть позже поясняет Юнги. — Ты потом привыкнешь. — Юнги? Хен? — теперь и Хосок отвлекается от своего занятия. — Я тут ебался с расписанием Сокджина-щи, и тут написано... разве он будет ходить в твою кофейню? Чонгук-гун, вы там ничего не перепутали? — А? — во взгляде Чонгука возникает недоумение. — Чего? Нет, я... Ошибся? Ого, реально... Че-то странно, пиздец. — Ты хоть сам осознавал, что ты пишешь? — с насмешкой спрашивает Чимин. — Естественно. Было тяжело все запомнить, потому что Джин-хен дал кучу сомнительных указаний— — Йа! —но осуждающе коситься на него во время встречи с клиентами или начальником не очень-то профессионально, поэтому я просто пока что забью хуй и сделаю это попозже. — Никакого уважения от этого панка, — беспокойно причитает Сокджин, — не верится даже. — Что получается, — Хосок вклинивается раньше, чем разговор успевает съехать с темы, — так это не опечатка, что вы оба будете в кафе одновременно? Юнги вздыхает. — Неа. — Разве вы оба не должны избегать друг друга? — Мы не сможем, даже если и захотим. Вселенная нам не позволит. Хосок пялится на Юнги так, словно тот пережил кризис среднего возраста, свихнулся и начал чудить что-то новое. — Вселенная? Господи, Юнги. Звучит так, будто ты пережил кризис среднего возраста, свихнулся и начал чудить что-то новое. Юнги закатывает глаза. — Вселенная. Рок. Судьба. Бог. Можешь называть это как угодно. Факт остается фактом: то, что создало эту хрень типа «соулмейтство, из-за которого после одного занятия сексом, который невозможен с кем-то другим, мы сразу же умираем», настойчиво вмешивается в нашу жизнь. И после нескольких лет наблюдения мы поняли — если не сопротивляться, это снизит градус драматичности смерти. — Драматичности смерти...? — Драматичности смерти типа той, когда мы погребены под камнями после землетрясения. — Чаво? — Или пойманы во время уличных протестов, скованы в наручники и направлены в камеру смертников. — Чаво? — На самом деле, — вклинивается Сокджин, потому что, видимо, друзья Юнги верят ему с трудом, — я думаю, самый сок был тогда, когда мы решили эмигрировать, чтобы сбежать друг от друга, но наш самолет упал, и нас обоих прибило к одному и тому же пустынному островку. Теперь сомневается даже Тэхен: — Ты шутишь. — Неа. Нам пришлось потрахаться, чтобы ускорить процесс перехода к следующей жизни. Потому что, тамошние комары? Хуже смерти. — Подожди... — медленно произносит Чимин, — вы умерли что ли? Все взгляды устремляются в его сторону. Сокджин недоуменно сдвигает брови: — Да, мы умерли. Естественно, блин, мы умерли. С чего бы еще нам тогда так серьезно говорить об этом? Чимин пожимает плечами. — Ну хз... Просто... Юнги редкостный любитель драматизировать. — Эй! — Точно. Вообще-то, это правда, — чуть погодя добавляет Сокджин больше для себя самого, — «редкостный любитель драматизировать». — Эй! — В общем, мы говорим об этом серьезно, потому что мы реально умираем. И мы выяснили, что вселенная чуть меньше ебет нас в жопу, если мы ей немного подыгрываем. Поэтому мы пытаемся, подыгрываем и надеемся, что все будет заебок.~*~
Но сегодняшняя в_рот_ее_ебать ночь, видимо, будет исключением для вселенной. Сокджин даже перестает удивляться. — Бля-а, — гулко вздыхает он, когда видит двух подозрительно знакомых людей на пороге своего дома, матерящихся на уезжающую машину. Сокджин уже заплатил за свое такси, прежде чем услышать этих двоих. — Убер приехал в другое место, а потом отказался везти вас до дома? — иронично интересуется он. Довольно приятно видеть удивление на лицах Хосока и Юнги, когда они поворачиваются на голос. Конечно, потом весь момент портится стоном Юнги: — Естественно, это мог быть только твой дом. — Чей же еще, да? — усмехается Сокджин, прежде чем снова вздохнуть. — Ну лан, заходите. — Эм? Да ничего страшного. Мы можем вызвать другую машину до дома, — сразу же протестует Хосок. — Не парься, Хоби, — Юнги тянется и похлопывает растерянного Хосока по руке, — мы все равно окажемся тут. Пойдем. Стоять в лифте немного неловко, особенно самому Хосоку. Особенно когда он вроде как должен разряжать эту обстановку тяжелого молчания. Сокджину даже хочется, чтобы сейчас были семидесятые, когда в лифтах еще играла музыка. — Мням... Сокджин-щи... Чем вообще по жизни занимаешься? — Просто зови меня «хен». Мы, наверное, будем часто видеться, — отвечает Сокджин. — А что касается занятий, то я обычный офисный работник. Маркетинг и продажи. — Да? В какой компании? Большинство людей изумляются, когда он рассказывает, в какой компании он работает. Это большая Транснациональная компания, в которой хотел бы работать каждый уважающий себя гражданин Кореи. И Хосок, поздравляющий с этим Сокджина, не исключение. В какой-то степени это... даже мило. А вот Юнги, напротив, интересуется другим: — И ты счастлив там? Почему-то он забыл этот взгляд. Забыл, как Юнги может смотреть на него и видеть Сокджина насквозь. Забыл, как поднимаются его брови, когда Сокджин говорит чушь типа «они платят мне бабло, за которое я могу получить то, что делает меня счастливым». Сокджин не знает, кто чувствует бóльшее облегчение, когда открываются двери лифта — он или Хосок. Его квартира обустроена практично. Хоть она и чуть больше, чем нужно одному человеку, но из-за того, как часто Чонгук остается здесь по работе, это даже плюс. — У Чонгука есть матрас в моей комнате. Мы не убираем его, потому что он все равно тут постоянно ошивается. Чонгук не будет против, если вы возьмете его сегодня. — Эм... Окей, — Хосок смотрит на Юнги таким взглядом, значение которого Сокджину не разобрать, и Юнги выглядит немного смущенным. Затем он указывает Сокджину на матрас: — Ты хочешь, чтобы я помог тебе его вынести? — Вынести? — моргает тот. — Куда вынести? — В гостиную? — так же моргает Хосок. — Чтобы я поспал? — С чего бы мне так делать? — растерянно говорит Сокджин. — Ты можешь остаться в моей комнате, потому что... не будем же мы спать вместе с Юнги. Хосок открывает и закрывает рот, а затем снова его открывает. Хочет ли он что-то сказать? Неизвестность убивает Сокджина. — Прости, просто... Интересуюсь. Где именно будет спать Юнги? Сокджин бросает взгляд на Юнги прежде чем ответить: — В моей кровати. Естественно. — Естественно, — недоверчиво повторяет Хосок. Он смотрит на Юнги, который сейчас совершенно не помогает. — Мням... Разве мы не просидели весь час за обсуждением того, как будем вашими няньками... — Обломщиками, — исправляет Юнги, прежде чем это успел бы сделать Сокджин. — Обломщиками, — вздыхает Хосок. — Мы потратили вопиющее количество времени на то, чтобы распределить, кто и когда с вами будет, потому что вселенная мечтает укокошить вас, мистическим образом подкидывая возможности перепихнуться, даже несмотря на вашу взаимную ненависть. Или я.. единственный, кто участвовал в этом? Сокджин вздыхает. Восемьдесят шесть жизней. Он правда заебался объяснять все это снова и снова: — Точно... Смотри— — Знаешь что, Джин? — внезапно перебивает Юнги. — Я посплю сегодня на диване. Сокджин обращает взгляд на Юнги и медленно поднимает брови; затем Юнги тоже поднимает брови и поворачивается к Хосоку. Ха. Сокджин морщит нос, и— — Стопэ, эй. Я слишком молод, чтобы дружить с теми, кто общается с помощью телепатии, как старая женатая пара. Включите звук, чуваки, — Хосок выглядит так неловко, что Сокджину не остается ничего кроме как рассмешить его, ответив «да уж, есть немного». — Я просто лягу на диване, — наконец выносит свой вердикт Юнги, толкая Хосока в комнату Сокджина. — И с матрасом мы справимся сами. А ты можешь идти делать свои вечерние десятиступенчатые косметические туалеты, или какие там. — Вообще-то, семиступенчатая отшелушивающая маска из глины мертвого моря, Юнги! И это, блин, было в 1995 году, твои данные устарели! Сейчас все пользуются экстрактом улиточной слизи! — Ну тогда иди делай свои семиступенчатые улиточные туалеты! — гаркает Юнги, одновременно с этим ступая в комнату Сокджина. И... ответная колкость оказывается не услышана им. Потому что Юнги внезапно захвачен осознанием, что даже если декор, цвет обоев и планировка дома меняются со временем, это все равно чувствуется комнатой Сокджина. — Ало, — к счастью, Хосок щелкает пальцами перед его лицом и выводит Юнги из шока, — так ты собираешься рассказать, в чем весь сыр-бор? Почему Сокджин сказал, что ты будешь спать в его кровати? Юнги лишь усмехается, глядя на кровать Сокджина. Господи. Сатиновое белье высшего качества. Как будто бессознательная привычка, которую Сокджин перенял от Юнги, была все еще сильна, даже несмотря на все пробелы в памяти перед встречами. — Мда. Увидимся утром.~*~
Следующий день, 10 утра, кофейня. Чонгук чувствует, что нуждается в чем-то покрепче. — Эм.. Так чтó, говоришь... Когда ты проснулся, Юнги-хен почему-то был в комнате Сокджин-хена? Ты нашел их обоих спящими, но Юнги-хен бессознательно обсасывал член Джин-хена через пижаму, а Джин-хен не проснулся даже несмотря на охуенно крепкий стояк? — И не надо на меня так смотреть, — сопит Хосок, прижимая тампер к кофе сильнее, чем нужно, — я видел то, что видел. — Прежде чем с визгами убежать, — фыркает Юнги, запихивая лопатку обратно в морозилку. — Удружил бля. Я чуть не подавился Сокджиновым хуем, когда тот испугался шума и дрочки. — Ну простите, что я такой огромный, — щебечет Сокджин, даже не отрываясь от заполнения своего документа Excel. Чонгук понимает, что сейчас будет срач, еще до того, как Юнги успевает вздохнуть, чтобы его начать. — А! Так ты, получается, знал, что все закончится твоим приходом в кровать Сокджин-хена, Юнги-хен? — Нет, с чего, блин, — шипит Хосок, — он никогда в жизни не лунатил. — Или же я действительно не лунатил прошлой ночью, — неожиданно говорит Юнги ничего не предвещающим тоном, — а вот Хосок — вполне. Он поднял меня, отнес к кровати Сокджина, бросил туда, как мешок с картошкой, шлепнул по попе и сказал, чтобы мы веселились, а потом уплясал в другую комнату. — Вот почему я сказал Юнги идти спать в мою постель, — продолжает Сокджин, — как мы и сказали вчера, вселенная чуть меньше ебет нас в жопу, если мы не сильно сопротивляемся. Хосок и Чонгук пялятся на Юнги, как идиоты. — Ты пиздишь, — наконец говорит Хосок. — Неа, — отвечает Юнги, — я даже в тот момент не проснулся. Мы с Сокджином посмотрели записи камер, пока ты сходил с ума. — Да ты прикалываешься, — Хосок ищет взглядом Чонгука, свой последний лучик надежды, — почему вообще у тебя в доме камера? И тут, конечно, оказывается, что Чонгук знал о камерах слежения в доме Сокджина. Он, в конце концов, и помогал их устанавливать. — А действительно, почему у тебя дома камеры? — повторяет Юнги, и Чонгук уже знает, что ничем хорошим это не кончится. — Не твое, блять, дело, — как и ожидалось, незамедлительно отвечает Сокджин, и у Чонгука не остается ни одной темы для разговора, чтобы отвлечь Юнги и не дать ему сделать глубокий вдох к началу срача. Вместо этого Чонгук вздыхает, сползает по креслу вниз и задается вопросом, насколько хуево это закончится.~*~
— Мда, намного хуевее, — бормочет Чонгук, будучи в абсолютном неведении, что именно он должен делать с этим спектаклем, который разворачивается прямо напротив него без особых причин. — Прости, что ты сказал? Чонгук почти не смотрит на парня, внезапно заговорившего с ним. Это один из друзяшек Юнги по его Ебаной_Чаевне — дылда с длинными руками и ногами. Как там его имя было? Точно, Намджун. Пофиг. Чонгук не обращает на него внимания, потому что тот, видимо, никак не собирается решать этот пиздец, происходящий у них под носом. Чонгуку Намджун вообще не вперся, потому что все, что сейчас хочет Чонгук, это чтобы Мин Юнги убрал свою задницу из рук Джин-хена. — Господи— Джин! Убери свои ебаные руки от моей задницы! — Уберу, если я смогу выбраться из десяти собачьих поводков, которые связывают нас вместе! А затем: — Хватит тереться своей жопой об мои руки! — Ты адекватный? Я не трусь о тебя специально! Это твои руки на моей жопе. И я, блять, не из камня сделан. Естественно, у меня встанет! — Мням... может, вам обоим стоит... вести себя чуть потише? — голос Намджуна звучит на редкость тихо и высоко. Конечно же, Намджун заботится обо всех этих детишках, которых сейчас уводят их родители, чтобы защитить невинную психику малышей. По крайней мере, Чонгук надеется, что это именно родители, а не какие-то посторонние люди, ворующие тут детей. Кто его знает. А потом, до жути одновременно — Чонгук к этому никогда не привыкнет — Сокджин и Тот_Мелкий_Из_Чаевни поворачиваются, чтобы в голос крикнуть: «Завались, Намджун!» Но Та_Макаронина_Из_Чаевни продолжает брюзжать. — Хоть раз используй свои 150 баллов айкью для чего-то полезного! — У меня всего 148, хен! — сокрушается в ответ Намджун, и Чонгук размышляет, в чем разница этих двух баллов. — Тогда используй 148 баллов айкью, чтобы помочь нам выбраться! — Если честно, мои 148 баллов даже не вдупляют, как такое вообще могло произойти, — мямлит Намджун себе под нос. Неожиданно для самого себя, Чонгук не может не согласиться. Для начала, сегодня выходной. Кто, блять, вообще работает по выходным, а? Ну, по всей видимости, вселенная. Но Чонгук об этом не знал, и после тщательнейшего убеждения в том, что Сокджин и Юнги не зайдут дальше, чем случайные прикосновения к членам по три секунды в неделю, он подумал, что может немного выдохнуть. Пойти на приятную пробежку в парке со своим хеном без нависшей над их головами угрозы того, что Мин Юнги соберется с тем порезвиться. К сожалению... мало того, что появился Юнги. Он появился в то же время, когда выгульщик собак выгуливал сразу десятерых; наряду еще и с енотом, каким-то образом укравшим кусочек сосиски с чьего-то пикника неподалеку. «Это надо было видеть», — думает Чонгук. ...енот бежит наперерез, сосиска сжата в его зубах; десять собачьих носов поднимаются и навостряются за ним в тот же момент; Сокджин почти спотыкается о мельтешащее вокруг его ног пятно, а Юнги вываливается из березовой рощи — сразу после того как Намджуна почти накрывает роем собак — прямо на грудь Сокджина... Но Чонгук не позволил себе влюбиться эту картину, поэтому случившееся перешло из разряда «эпичного» в разряд, который и полагается — «криповый». Что случилось потом, он уже и не помнит: в основном, из-за месива из собак, поводков и орущих голосов. Все, что известно — после того как осел столб пыли, Сокджин и Юнги стояли там, связанные вместе десятью собачьими поводками, с одной прилагающейся в комплекте тявкающей собачкой вокруг их ног. А еще почему-то штаны и белье Юнги были стянуты вниз настолько, что являли миру его голую жопку с крепко держащейся рукой Сокджина на ней. Юнги положение дел не устраивало. — Хватит наминать мою жопу! — Я не наминаю твою жопу! Я пытаюсь вывернуть свою руку, потому что эти поводки пережали мое кровообращение. Я даже, блять, уже пальцев не чувствую. — Ну тогда не мни мою жопу, пока делаешь это! — раздраженно прорычал Юнги. — Сука, твой телефон впендюрился в мое бедро, ты можешь немного подвинуться? Чонгук посмотрел на телефон Сокджина, находящийся в его руке с тех самых пор, как Сокджин попросил Чонгука подержать его, пока сам завязывает шнурки. — Блять, у тебя что, встал? — Спросил человек, чей стояк упирается мне в ногу последние пять минут! — А, то есть тебе можно вставать по стойке смирно, а мне нельзя? Намджун потер лицо, выглядя так, словно он на грани истерики: — Ладно, они опять за старое. Это похуже, чем тот случай в кабинке в ту среду— Чонгук-гун? Что ты делаешь с куском ветчины? Где ты вообще взял кусок ветчины? — Заначка, — ответ Чонгука нихрена не объяснил то, по какой причине тот обтирается ветчиной и обкладывает ею руки, ноги и даже лицо. — Суровые времена требуют таких же суровых решений, окей? И мне нужно, чтобы этот задохлик отвалил от моего хена. Намджун-щи, сейчас расчет на то, что ты возьмешься за поводки и расцепишь хенов раньше, чем собаки полностью уничтожат мое лицо, андерстенд? — Погоди, что? — это все, что успел сказать Намджун, прежде чем Чонгук бросился в сторону псов. Он в абсолютном ужасе наблюдал за тем, как все десять собак сделали рывок в попытке наброситься (и, вероятно, уничтожить) благоухающего ветчиной Чонгука. — ПОДОЖДИ! НЕТ! ЭТО ПЛОХАЯ ИДЕЯ— — АЙ! АЙ! ГОСПОДИ, ДЖИН, ТВОИ ПАЛЬЦЫ! КАЖЕТСЯ, ТЫ ИСТЕКАЕШЬ КРОВЬЮ— — ЧОН ЧОНГУК, ТЫ ЕБЛО! КАК ТВОИ ИДЕИ ПОЛУЧАЮТСЯ ДАЖЕ ХУЖЕ ТЭХЕНОВЫХ? КЛЯНУСЬ БОГОМ—~*~
— Прости. Намджун поднимает голову, отвлекаясь от обработки царапины на руке антисептиком, и понимает, что еще не слишком устал, чтобы перестать дразнить Юнги: — Это что? Великий и могучий Мин Юнги сейчас извиняется передо мной? Простым смертным? — Захлопниебальник, — бубнит Юнги, но его взгляд скользит по руке Намджуна, и Намджун понимает, о чем идет речь. С учетом того, как мало Юнги говорит о своих чувствах, их удивительно легко прочитать, если ты потратишь немного времени и усилий, чтобы понять его. — Просто... прости. Лады? — Да. Лады, — конечно, необходимость распутать десять собак, пока у тебя перед лицом виляет голожопость твоего хена, не могла быть приятной. И царапины только добавляли хлопот. Но все же, — ты впутывал меня в говно и похуже. Помнишь тот случай, когда нас выгнали из трех баров, потому что ты не способен держать язык за зубами? — Не я виноват, что в каждом из баров находилось по мудаку, не понимающему намеков. — Ага. И если бы ты не отшил их сам, их бы вышвырнул Хоби, и мало бы им не показалось, — пожимает плечами Намджун. — И все-таки. Три бара. И в одном из них до сих пор есть «счастливые часы». Здесь даже Юнги может признать, что из-за него Намджун проебался, и поэтому он пыхтит: — Да. Хорошо. Как скажешь. Прости меня, получается, и за это. — Ну, если ты действительно хочешь загладить свою вину. Почему бы тебе не помочь мне написать песню для одной девчачьей группы, которую я должен сдать в понед— ауч! — Я тебя прибью, — грозится Юнги, напоминая сердитого котенка, и Намджун ухмыляется. Он подбирает скомканный лист бумаги и бросает в него, будучи уверен, что все будет на мази. —... но правда. Можешь помочь мне придумать рифму к «милая, милая, плюшка, плюшка», потому что— ауч! Да ладно, ладно! Я пошутил! Хватит!~*~
— Хорошо, все здесь? Супер. Тогда мы можем начать. Это были две недели, с тех пор как все мы стали няньками— — Обломщиками, — хором поправляют Сокджин и Юнги. —двух наших любимых соулмейтов, Сокджина и Юнги хенов, которые, видимо, все еще ненавидят друг друга, — весело выступает Хосок, с легкостью игнорируя их обоих. — Наша встреча — эдакое собрание, чтобы обсудить, что случилось за две недели, рассмотреть возникшие проблемы, поделиться идеями, советами и наблюдениями, подумать, что мы можем улучшить. Это время могло пройти и поспокойней, но мы с вами взрослые занятые люди с ебаной кучей дел, так что дважды в месяц мы делаем все, что в наших силах. Есть вопросы о чем-нибудь? Чимин медленно поднимает руку. — Да, Чимин? — Я думал, мы тут потому, что это были две охуенно долгие недели, и мы хотим утопить все дерьмо, что мы успели повидать, в сладком забвении моря водки? — Чимин кивает в сторону стакана в его руке, который тут же щедро наполняет Тэхен. — Это тоже. Но еще дележка предложениями. Кто-нибудь хочет начать первым? Намждун опрокидывает целую рюмашку, прежде чем издать старческий кряхтеж. Он выглядит на тридцать лет старше, чем есть. — Столько голых задниц я не видел за всю свою жизнь. — Аминь, — бухтит Чонгук, а затем тоже прикладывается к стакану. Юнги смотрит в его сторону с возмущением: — Ты разве не слишком мелкий, чтобы бухать? — Мне уже 22, ты, жополицый. Мы даже встретились-то впервые в клубе. — Остынь, Чонгук. Он того не стоит, — устало произносит Сокджин. И Хосок видит, как Юнги ощетинивается еще до того, как Сокджин заканчивает предложение. — Сорямба, я, ваще-то, стою— — Господи боже. Вы двое уже можете просто заткнуться со своими пререканиями, чтобы мы могли покончить с этой тупизной и начать наконец синячить? Вы сами виноваты, что застряли в этой хуйне, и мы ебались с этим всю неделю, так вы можете теперь дать нам пару часов покоя, прежде чем мы все свихнемся и просто оставим вас вдвоем трахаться, и все наконец закончится? — не выдерживает Чимин, и его речь так потрясает Сокджина, что тот чуть не роняет стакан. Но, привет, Пак Чимин вот такой. Обычно он милашка, но его гнев ужасает, и именно с помощью него ты и понимаешь, что проебался по всем фронтам. Сокджин и Юнги молчаливо слушали, а после жесткого взгляда Чимина пожали плечами и вообще друг от друга отвернулись. (— Это ведь не только из-за меня, да? — Намджун наклоняется, чтобы прошептать это Чонгуку, глядящему на него с похер фейсом. — Они ведь всегда до жути синхронные, да?) Чимин долго сверлит их взглядом и лишь потом говорит: — Спасибо. И, потому что он все еще безусловный милашка Пак Чимин, добавляет: — Простите, что сказал, что мы бы оставили вас умирать. Я не это имел в виду. Юнги, как и всегда, что-то ворчит в ответ, а вот Сокджин на удивление тих. Мням. Недолго. — Ага. Окей. Не парься об этом больше. Теперь давайте вернемся к той части, где все восхваляют мою голую попку. Раздается хор неодобрительных вздохов такой силы, что его не смог бы утихомирить даже Хосок (ну, потому что он и сам завздыхал еще как). Но Юнги молчит. Его губы сжимаются, когда он задумчиво смотрит на Сокджина, затем переводит взгляд на Тэхена, а затем на Чонгука. Они оба присоединяются ко всеобщему недовольству, не улавливая ничего необычного. А Чонгуково «Ах, хен!» и вовсе самое громкое в их компании. Юнги хмурится все сильнее, но не говорит ни слова, а только поднимает стакан к губам и делает вид, что ничего не заметил. Все равно это больше не его дело. И не его уже очень, очень давно.