Квартет

“Whenever this world is cruel to me, I got you to help me forgive. Ooh, you make me live now, honey”,– Queen.*

(Драко) Гермиона резко обернулась, и волосы хлестнули его по лицу, как толстая плеть. Драко отпрянул, чтобы не ослепнуть. Она выглядела так, будто сгорала от стыда: глаза были выпучены и похожи на два бильярдных шара, а взгляд метался по сторонам словно в поисках выхода. Он никогда не видел ее такой испуганной. Что могло вогнать синий чулок Грейнджер в такую панику? Его взгляд остановился на книге, которую она положила на полку, и Драко не смог сдержать улыбку. Он бы где угодно узнал эти знаменитые иллюстрации. Неужели в душе непорочной принцессы живет развратница? Одна мысль об этом была восхитительной. – Что это, Грейнджер? Ищешь себе хорошенькую сказочку на ночь? Выражение ее лица сменилось на обеспокоенное, и Гермиона зажала ему рот рукой. – Тс-с-с, – еле слышно прошипела она. – Говори тише. Говорить тише? Зачем? Внезапно до него дошло, что ее маленькой грязной тайной была не книга. Гермиона смотрела сквозь полки, когда он подкрался к ней сзади. Кто-то стал невольным объектом ее тайного наблюдения. Склонившись, он глянул через полки на то, что так взволновало ее. Его отец и Северус сидели на диване, поглощенные проникновенным разговором… и еще более проникновенным петтингом. Его удивило, что они оба еще не находились в горизонтальной позиции. Люциус и Северус были странной парой, но стоило отойти от первоначального шока, становилось понятно, что они будто дополняли друг друга. Драко впервые узнал об этом, когда ему было всего восемь лет. Он вошел и застал своих родителей и Снейпа в постели. Голых. Позже мать подыскала приемлемое для ребенка объяснение и сказала ему, что Снейп их «особенный друг», и иногда он остается в их постели – ночевать. Может, Драко и был слегка наивным в свои восемь лет, но все же не настолько тупым, чтобы купиться на подобную чушь. Он знал о сексе и понимал: что бы ни происходило между его родителями и Снейпом, это больше было связано с отцом, чем с матерью. Это Люциус был помешан на прикосновениях, что явно шло вразрез с его мнением о том, обнимать ли сына – или, скорее, не обнимать. За годы Драко привык, что его родители постоянно целуются и тискаются – обычное дело. Скукотища. Его больше удивило бы, если бы они не дотрагивались друг до друга. Мать рассказывала, что, будучи маленьким ребенком, он пытался растащить их в разные стороны, когда отец целовал ее. Судя по всему, у него уже тогда был отлично поставлен удар в голень, и отцу не понравилось такая борьба. Драко не мог припомнить, делал ли он что-то подобное, но нарисованная воображением картина заставила его улыбнуться. Похоже, он был ребенком с понятием о чести. Или, возможно, он просто ревновал. Отец всегда говорил ему, что нужно брать свое, так что в том была вина Люциуса: этому развратнику не стоило лапать его мамочку. Однако Люциус был ненасытен, и один жесткий тычок в лодыжку не мог остудить его страсть. Он был падок на удовольствия. И когда Драко узнал о возможности секса между мужчинами, «ночевки» обрели для него новый смысл. Странно, но он никогда не задавался вопросом о сексуальной ориентации своего отца. Натурал или гей – неважно, Люциус просто был сластолюбцем. А Снейп давал ему больше возможностей предаваться своим страстям. Несмотря на все внебрачные связи, Драко ни секунды не беспокоился о прочности брака своих родителей. Люциус обожал Нарциссу и был предан ей. Они были словно молодожены, которые даже спустя тридцать лет не поняли, что медовый месяц должен заканчиваться по возвращении домой. Когда Нарцисса умерла, Люциус умер вместе с ней. Он вернулся домой с погребения, завернулся в саван из простыней и похоронил себя в их постели. Окна были затянуты черными шторами, полностью закрывавшими свет, что наполняло комнату духом гробницы. Люциус забился в свою нору, лишь изредка выходя, чтобы перекусить или побродить ночью по коридорам. Спустя год все осталось по-прежнему, и Драко серьезно забеспокоился. Люциус был похож на труп: лицо осунулось от горя, блеск в глазах угас. Он отвергал попытки сына помочь, поэтому в отчаянии Драко послал сову Северусу. Он просто надеялся на какой-нибудь совет, подсказку, с помощью которой можно было бы подтолкнуть отца в новом направлении, но Снейп сделал намного больше, явившись лично на следующее утро. Драко не мог сказать, что не испытал облегчения. Он совершенно растерялся, пытаясь решить эту проблему самостоятельно. Снейп провел все выходные, запершись в комнате Люциуса, и раз в коридоре не было слышно сладких стонов, Драко предположил, что они просто разговаривали. Что бы там ни было, оно сработало. Драко был не из тех, кто осуждает чужие способы преодоления горя. Он и сам не был образцом вменяемости. Спустя почти три года рана в его собственном сердце оставалась такой же свежей, как в день смерти матери. Он больше не плакал, засыпая, но все еще чувствовал, как скорбь словно кинжалом пронзает его грудь. Он потерял что-то невосполнимое. Война забрала все, что он считал важным: престиж, комфорт, влиятельность. Когда все уже было сказано и сделано, единственным, что осталось прежним, была абсолютная любовь матери. Он цеплялся за нее всеми фибрами души. Предрассудки и пропаганда чистоты крови были забыты, отвергнуты – эти глупости почти уничтожили их всех. Всё, чего он хотел, это найти в ее объятиях утешение. Безопасность. Принятие. Он не знал, насколько они важны, пока их у него не отобрали. Но его единственная нить к спасению была разорвана. Он остался израненным и истерзанным, и его душу безжалостно покромсала на куски жизнь. Утешение теперь нужно было искать в чем-то еще. Он попытался найти его у отца… затем в огневиски… затем в сексе. Но ничего не помогло. Отец был холоден как лед, огневиски просто притуплял чувства, а секс отвлекал лишь до тех пор, пока он не кончал. Но иногда лучше было притупить чувства и отвлечься, чем ощущать бесконечную боль в душе. Надо было брать от жизни все возможное. Ощущение тепла чужого тела в постели приносило умиротворение, но этого было недостаточно, чтобы заставить замолчать маленького мальчика в нем, который просто хотел к своей мамочке. Ради Мерлина, ему было двадцать семь лет. Разве он не должен был перерасти эту детскую потребность? Неважно, сколько логики в этом было, но он не мог противиться похожему на зов сирены стону жаждущей ведьмы, лежащей под ним и выкрикивающей его имя достаточно громко, чтобы заглушить эхо его пустого сердца. Очередная любовная победа становилась лихорадочной попыткой забыть, отчаянным поиском заботливого прикосновения. Ему нужен был не секс, а бледное подобие сближения с кем-либо, секундная связь и близость. Секс никогда не исцелял его по-настоящему, но он не знал, как еще достичь этого момента покоя. Но те ведьмы были всего лишь заполнением пустоты. Отвлечением. Они просто хотели переспать с плохим парнем. Никто из них не знал настоящего Драко Малфоя. Они не понимали его. Кроме Грейнджер. Она знала. Она была единственной ведьмой, которая действительно слушала его. А потом размышляла над сказанным и спрашивала об этом позже. Ей было не все равно. Когда он хотел напиться, она была рядом и присматривала за ним, а потом, когда он был уже не в состоянии думать, отводила его в свою крошечную квартирку, укладывала на жесткий диван и давала ему проспаться. Она стала его самым близким другом, которому он доверял. Все эти годы соперничества факультетов в школе теперь казались пустой тратой энергии. Слава Мерлину, Грейнджер из тех, кто прощает, иначе у него не было бы даже этой последней отдушины. Единственным недостатком было то, что она не проявляла к нему сексуального интереса. А жаль. Причем жутко. Единственная ведьма, что давала ему заботу, в которой он нуждался, была также единственной, кто не пытался залезть к нему в штаны. Драко никогда не подавал виду, но все время фантазировал о ней, особенно когда проводил ночь в ее квартире. Он представлял себе, как она будит его после кошмара и целует в лоб, ее теплая рука у него на груди. Она шепчет, что все в порядке… и он верит этим словам, слетающим с ее губ. Ее руки обвиваются вокруг него, она забирается к нему и прижимает его щекой к своему сердцу. К этому времени он обычно уже терся о диванные подушки, представляя, что это ее бедра, сжимающие его член. За последние четыре месяца он ловко избегал других ведьм ко времени закрытия бара, чтобы пойти домой с Грейнджер. Ее диван, может, и жесткий, но он предпочитал его своей кровати. Он хотел бы, чтобы был какой-то способ сблизиться с ней. Если бы он занимался сексом со своей любимой ведьмой, возможно, он наконец-то обрел бы стабильное счастье. Но как волшебнику построить мост над пропастью между дружбой и сексом? Гермиона была гораздо сложнее и совсем не похожа на девушек, с которыми он обычно встречался. Он не сможет просто заболтать ее: она бы подумала, что он вконец рехнулся. И если он ляпнет что-то лишнее, то подвергнет риску их дружбу. Так что предложение чуткого массажа киски будет, вероятно, неуместным. Как и задушевный куннилингус или радушный трах – да любой из вариантов, о которых он думал. Она, наверное, даст ему по морде и больше никогда не подпустит к диванным подушкам. Она вечно была такой порядочной и скованной. На все его шалости по выходным она лишь закатывала глаза и устало качала головой. Он всегда считал, что ее просто не слишком интересует секс. За все годы, что он знал Гермиону, у нее было только два нормальных парня. Драко представлял себе, как они сидят и читают или, может быть, позволяют себе один целомудренный поцелуй в конце вечера. Но застукать, как она шпионит за отцом и Снейпом с его любимой книгой в руках, – возможно, он все неправильно понял. Драко скосил взгляд, и его губы растянулись в порочной улыбке. Вот уж действительно, развратница. Он потянулся и убрал ее руку от своего рта. – Подглядываешь за моим отцом и Снейпом? – прошептал он. – Нет! Если бы она выглядела еще чуть более виновато, тут точно вдруг возник бы Визенгамот и отправил бы ее в Азкабан. Драко покачал головой, все еще улыбаясь от уха до уха. – Тогда почему твои пальцы пахнут как трусики в субботу вечером? Она отдернула руку и спрятала ее за спину, а ее лицо мило покраснело, как у лгуньи. – Неправда. – Шалунишка, шалунишка, знаю я твои делишки, – нараспев прошептал он. – В этой книге есть несколько вдохновляющих советов, что делать, если поймаешь ведьму с рукой в трусиках. – Ты не поймал меня за этим. А теперь давай уйдем отсюда, пока нас не засекли. Драко снова посмотрел сквозь полки. Возможно, Грейнджер нуждается в небольшой встряске, которая добавит в ее жизнь азарта и подтолкнет в правильном направлении. Ей определенно нужно расслабиться. Такая красивая ведьма не должна проводить все время, с головой зарывшись в книги и министерскую работу. Ей надо немного повеселиться. И он хотел немного повеселиться с ней. Улыбнувшись, Драко обнял ее за плечи. – Не глупи. Будет вежливым просто выйти и поздороваться. ________________________________________________________________________ * «Всякий раз, когда этот мир жесток ко мне, ты помогаешь мне прощать. О, милая, ты даешь мне силы жить», – Queen.