Квартет

“Gonna have to face it, you’re addicted to love,*(1)” – Robert Palmer

(Люциус) Люциус пристально разглядывал ее поверх своего бокала с мерло. Благодаря климатическим чарам, согревшим воздух во внутреннем дворике, снаружи был установлен небольшой столик, на котором сервировали ужин при свечах на двоих. Гермиона попробовала его креветки с гратинати*(2), – которые технически были не его, так как Люциус заказал их в ресторане «У Креденцо», – и потягивала вино как утонченная маленькая принцесса, ничем не напоминая ту нимфу, которая пряталась внутри нее; нимфу, которую он меньше недели назад трахал, пока она не простонала его имя; нимфу, обожающую сперму и способную кричать так, что дребезжали оконные стекла. Он не мог отвести от нее глаз. Ее волосы были собраны в пучок, как и в пятницу, а одета она была в маленькое черное платье с широким V-образным вырезом, что заставило его заподозрить, что на ней зачарованное нижнее белье. Грудь не смогла бы противостоять силе гравитации без поддержки, но Люциус не заметил никаких атласных бретелек на плечах Гермионы. Конечно, маглы делают бюстгальтеры без бретелек, но полное отсутствие швов говорило о магическом способе выполнения стежков. Возможно, позже он сможет убедиться в этом. Ее ноги выглядели изящно в темных шелковых чулках, и это означало, что она снова надела пояс с подвязками, как он и просил. Великолепно. Единственное, в чем Люциус пока не разобрался, это то, как он вообще оказался в такой ситуации. Как так вышло, что он ужинает наедине с маглорожденной девушкой, которая вечно опережала его сына в школе, которая вдвое моложе него, которую он преследовал в Министерстве и, вероятно, покалечил бы, если бы ему предоставилась такая возможность. Бросив взгляд на скрытый темнотой газон, Люциус сглотнул, пытаясь подавить тошноту, поднявшуюся по пищеводу. Он изменился, и теперь былая жизнь казалась чем-то нереальным, как будто прошлое было кошмаром, от которого он недавно пробудился, только чтобы страдать от бесконечной тревоги и паники, вызванной воспоминаниями, от которых на лбу выступал холодный пот. Тогда его поступки не казались чем-то из ряда вон выходящим. Его отец с детства внушал ему, что чистокровные волшебники превосходят всех силой и способностями, а возможность возвыситься в элитной армии Волдеморта казалась весьма заманчивой. Кто бы не захотел себе почетное место при дворе нового короля? Люциусу никогда не приходило в голову, что посадить на трон получеловека-полумонстра не для всех будет во благо. Он был слишком ослеплен перспективой власти, чтобы разглядеть истину. А потом он попал в Азкабан, и все изменилось. Абсолютно все. Дементоры отлично умеют менять мировоззрение человека. Кошмары об этой дыре до сих пор преследовали его – днем и ночью. Оставшись наедине со своими мыслями в темной грязной камере, Люциус страдал из-за того вреда, что причинил своей семье. Его жена и ребенок оказались совершенно беззащитными в руках безумца, и он ничего не мог сделать, чтобы защитить их. В тот адский год заточения Люциуса терзали сожаление и отчаяние. Даже когда ему удавалось заснуть, он не мог обрести покой. Он начал бояться объятий Морфея, с ужасом ожидая того момента, когда его разбудят собственные крики, которые были единственной гранью между пугающим безумием сновидений и жутким сумасшествием реальности. Ему столько раз снился мертвый Драко, что Люциус не поверил своим глазам, когда наконец вернулся домой: посчитав, что сын всего лишь плод его воображения, он вцепился в него, пытаясь изгнать проклятое наваждение из своей головы. Но, конечно же, Драко оказался настоящим, и его напугало шаткое состояние психики отца. И он не зря беспокоился, как и все остальные. Люциус избежал одного кошмара, почти сразу угодив в другой. В его отсутствие сбылись самые худшие страхи: Драко принял Темную Метку, родовое имение превратили в штаб-квартиру, и его семья находилась в постоянной опасности. Если бы у него была возможность где-нибудь спрятать жену и сына, он тут же забрал бы их, но Нарцисса ни за что не ушла бы без Драко, чья Темная Метка не оставляла ему шансов скрыться. Они оказались в ловушке. Люциус делал все возможное, чтобы сохранить жизнь членам своей семьи, пока мэнор был в осаде, но они попали в немилость к Темному Лорду. Каждый вызов был сродни раунду русской рулетки. Люциус просто ждал того дня, когда зеленая вспышка Авады понесется в него, словно квоффл. Для Темного Лорда смерть была игрой, и наказание за нарушение ее правил могло стать мгновенным и жестоким. Когда отгремела последняя битва, и Поттер чудесным образом одержал в ней победу, внезапная свобода накрыла Люциуса как двадцатифутовая волна. Его жена и сын пережили войну и теперь были в безопасности. И он сам все еще был жив. Его семья была невредимой. И осталась в полном составе. Он ожидал худшего исхода. Но он не знал, что самое ужасное еще впереди. Они стали изгоями в обществе, и Нарциссу это подкосило: они были свободны, но на деле оказались пленниками в собственном доме. Авроры дышали им в затылок, половину имущества конфисковали как «улики». Благодаря спасительной лжи Нарциссы в Запретном Лесу, – и свидетельским показаниям Поттера в их пользу, – они избежали тюрьмы, но общество видело в них преступников, сумевших ускользнуть от наказания, и повсюду их встречало презрение. Удивительно, но Люциус мог с этим жить. После Азкабана он знал, что такое настоящий ужас, и простая радость от того, что он снова спал в одной постели с женой, казалась ему милостью, которую он не заслужил. Вот чего люди не знали об Азкабане и о том, как он сокрушает дух человека: это происходит, не потому что рассудок, атакованный нескончаемыми приступами вины и страха, оказывается в ловушке безумия и страданий – нет, Люциуса в итоге сломила утрата чувства единения с женой. В тюремной камере некому было его поддержать. Никто не гладил его по голове, перебирая волосы, пока он не заснет. Никто не дарил ему мимолетных поцелуев, чтобы успокоить его нервы. Утрата всего этого стала его погибелью. Первую ночь после возвращения из Азкабана Люциус провел без сна, сжимая в ладони тонкую руку Нарциссы и не желая выпускать жену из вида. Но через пятьдесят шесть часов непрерывного бодрствования он, в конце концов, рухнул от изнеможения. Как бы отчаянно он ни пытался не спать в стремлении защитить свою семью, его тело требовало сна. Теперь ему казалось, что сон украл у него те драгоценные мгновения, которые он мог бы провести с женой. Ее отнял у него не жестокий тиран или битва, а болезнь. Люциусу и в голову такое не могло прийти: кто умирает от драконьей оспы в наши дни? Если бы Нарцисса не скрывала первые зеленые пятна, появившиеся у нее на спине, возможно, ее удалось бы спасти. Возможно. По крайней мере, так Люциус говорил сам себе. Колдомедик объяснил ему, что, даже если бы Нарцисса обратилась к нему сразу же, болезнь все равно могла бы ее убить: за последние годы ее тело было ослаблено из-за сильнейшего стресса, и у нее действительно не было шансов выстоять против этого штамма оспы. Болезнь сожрала ее красоту за несколько дней, и Нарцисса умерла прямо на глазах у Люциуса, словно мгновенно увядший цветок. Дементоры и близко не могли сравниться с ужасом, царившим в той больничной палате. После ее смерти жизнь потеряла смысл. У него все еще был Драко, но сын это не жена. Снейп пришел на похороны – единственный, кроме Андромеды, кто соизволил явиться. Несколько слов соболезнования, сказанных шепотом, – и Снейп оставил его скорбеть. Одного. Снова. Конечно же. Люциус вернулся в мэнор и бродил по дому как призрак. Он слышал, как Драко плакал в своей комнате, но не сказал ни слова в утешение. Драко должен был научиться сам справляться с самым худшим из того, что могло произойти в жизни. Когда Темный Лорд захватил дом, он точно так же распускал нюни и рыдал в темноте, когда думал, что никто не слышит. Мальчишку так легко было сломить. Разве Люциус не учил его быть сильнее всего этого? Его оттолкнуло не то, что у Драко были страхи, – они все боялись, и он мог это понять, – Люциус просто не мог выносить то, что его сын так слаб. В Драко должен был быть стальной стержень, а он все искал себе жилетку, чтобы поплакаться. Люди будут вить из него веревки, если он станет позволять своим эмоциям брать верх. А чтобы пережить последствия войны, нужно было стать толстокожим: имя Малфоев больше не имело того авторитета, что был у них когда-то. Люциус не хотел и думать, что Драко не добьется успеха в жизни. Даже если весь остальной мир будет против, имя Малфоев должно было оставаться синонимом преуспевания. Если Драко смог бы вырваться из тени своего прошлого и оставить след в Министерстве, он обрел бы свое счастье. Люциус научит его держать удар и приземляться на ноги. Мальчика просто нужно подтолкнуть в правильном направлении. Люциус надеялся, что где-то еще завалялось немного счастья и для него. Война заставила его осознать, чем, на самом деле, он дорожит больше всего на свете, а после смерти Нарциссы искать способы удовлетворения его желания красоты и утешения пришлось где-то еще. Северус предложил ему нечто похожее на утешение: бросил ему спасательный круг товарищества и молчаливой поддержки. Люциус не был столь высокомерным, чтобы не благодарить бога за такого надежного, словно бастион, человека, как Северус Снейп: несмотря на его язвительность и жесткость, он был воплощением верности, и Люциус находил успокоение в подобном постоянстве. Узнав о том, что Снейп двойной агент, Люциус совсем не изменил свое мнение об этом человеке. Верность Северуса Лили просто предшествовала его верности Темному Лорду, и Люциус не мог не восхищаться таким постоянством. В конце концов, двуличие Снейпа спасло Драко жизнь, и Люциусу трудно было обвинять его в предательстве. Несмотря на презрение в адрес всего, что было связано с чистотой крови, Снейп никогда не нападал на Люциуса лично или его семью. Даже когда Темный Лорд поощрял других Пожирателей Смерти издеваться над Малфоем и насмехаться над его неудачами, Северус – как, впрочем, и всегда, – держал язык за зубами. Мастерский ход: даже Люциус не смог разгадать его истинные чувства. По крайней мере, до тех пор, пока Снейп вскользь не коснулся его руки. На первый взгляд, этот жест казался незначительным – никто ничего не заметил, – но Люциус знал, что Северус избегал любого физического контакта вне спальни, и это прикосновение было не настолько кратким, чтобы оказаться случайностью. Конечно, то был не единственный раз, когда Снейп молчаливо предложил свою поддержку. Если бы он не появился вовремя, чтобы спасти Люциуса, по спирали двигающегося в пропасть, тот продолжал бы призраком бродить по дому, пока не исчез бы совсем. Хотя они никогда не обсуждали то, что произошло тем летом, что-то между ними бесповоротно изменилось. Они были близкими друзьями и любовниками на протяжении десятилетий, но за те двадцать четыре часа, когда Северус не выпускал его из объятий, они стали чем-то большим. Чем-то, для чего у Люциуса не было названия. Он не мог точно сказать, что именно изменилось между ними, но с того момента их связь превратилась в неразрывную. Даже хорошенько поразмыслив над этим, Люциус по-прежнему затруднялся найти слова, в которые можно было бы облечь то, что он испытал, но, к счастью, Северус тоже не горел желанием обсуждать этот туманный вопрос. По мере того, как душевные раны Люциуса затягивались, все более-менее приходило в норму. Он вернулся в царство живых, стал регулярно есть, и его здоровье начало восстанавливаться с удивительной быстротой. К сожалению, вслед за исцелением пришло и прояснение ума, а вслед за этим понимание, что, по-своему, он столь же несчастен, как и Драко. Тягостное прозрение, что ни говори. Он пытался спрятать эту мысль где-то на задворках сознания, но она постоянно всплывала в самые неподходящие моменты. Как, например, сейчас. Он пытался провести чудесный вечер с интересной, хоть и необычной девушкой, и не мог перестать думать о том, каким образом она могла бы заполнить пустоты в его жизни. Многие из ее черт он находил привлекательными. Она чертовски хороша в постели, и ему понравился ее ловкий язычок. Ее спор с Северусом за ужином безумно возбудил его. Возможно, не стоит так этому удивляться: интеллект его всегда привлекал не меньше, чем красота, а эта девушка, судя по всему, выдающаяся. Даже Северус признал, что мозгов у нее побольше, чем у многих, а в устах Снейпа это знак особого одобрения. И она хороший друг Драко: а значит, не стоит бояться, что она тряхнет их грязным бельем на глазах всей магической Британии. Она милая и неистовая – Люциус нечасто встречал такое сочетание. Странным образом это заводило его. Это было чем-то новым. Она совсем не похожа на Снейпа. Она мягче. Добрее. Больше схожа с Нарциссой. Но все равно другая. Грейнджер не обладает ни потрясающей внешностью, ни грациозностью, как Нарцисса, но в ней есть огненная страсть, искра жизни, которая проникла ему в душу и заставила почувствовать себя живым. И это пламя ничем нельзя загасить… даже спермы троих мужчин было мало. Люциус усмехнулся, вспомнив, как Гермиона извивалась на его кровати, умоляя о большем. Нарциссе не пришлась бы по душе идея, чтобы ей кончили на сиськи, а Грейнджер все было мало. И ему нравилась эта ее резвость. – Мисс Грейнджер, могу я задать личный вопрос? Она оторвала взгляд от тарелки и едва заметно пожала плечами. – Думаю, да. – Ты ненавидишь меня за то, что я сделал с тобой и твоими друзьями? Гермиона моргнула, взяла вино и отпила, будто еда встала комом у нее в горле. Через несколько секунд она справилась с потрясением и смогла ответить. – Это сложный вопрос. – Я так и предполагал. Гермиона вздохнула и встретилась с ним взглядом. – Нет, я не испытываю к тебе ненависти. Долгое время ты мне абсолютно не нравился, но… потом я увидела, что война сделала с твоей семьей, и мне стало интересно, изменился ли ты так же сильно, как Драко. – И я изменился? – Ты… – она отвела взгляд и снова глотнула вина, явно пытаясь выиграть время и собраться с мыслями. – Я не знаю наверняка, – наконец ответила она, и в ее голосе звучала неуверенность. – Я не знаю тебя настолько хорошо, как я знаю Драко. Но… ты уже не кажешься прежним с тех пор как… умерла твоя жена. – Значит, я вызываю жалость? На лице Гермионы отразилось замешательство. – Думаю, тебе просто одиноко. Не знаю, как вы с Драко живете совершенно одни в этом огромном доме. «Одиноко» даже отдаленно не могло описать ту безысходность, с которой ему приходилось ежедневно бороться. – Снейп приезжает раз в неделю. Гермиона улыбнулась. – Профессор Снейп интересный человек и умелый любовник, но не думаю, что он может сравниться с твоей женой. Люциус потягивал свое вино, переваривая услышанное. Похоже, Снейп ошибался насчет Грейнджер: она не похожа на ходячую энциклопедию. Ее предположения были сделаны с чуткостью и прозорливостью. Он не привык к тому, чтобы кто-то пытался поставить себя на его место. – Это еще мягко сказано. Ее улыбка стала еще шире. – Значит поэтому ты пригласил меня сюда сегодня – чтобы провести время в женском обществе? – Похоже на то, – Люциус медленно кивнул. – Поэтому и потому что мне нравится то, какая ты в сексе. Гермиона покраснела и опустила взгляд на свою тарелку, но, несмотря на это, широко улыбнулась. – Нечасто я слышу такие комплименты. То, как она зарделась, показалось ему очаровательным, и Люциусу страстно захотелось провести пальцами по теплому румянцу, заливающему ее щеки. – Возможно, рядом с тобой никогда не было мужчины, способного пробудить это в тебе. Едва произнеся это, он тут же осознал, что в общении с гриффиндоркой лучше не проявлять самоуверенность. Когда она встретилась с ним взглядом, ее глаза возмущенно вспыхнули. Она ответила: «Возможно» – и ее холодный тон ясно дал понять, что ему не стоило высказывать предположение, будто он единственный, кто смог вызвать в ней желание. Люциус не удержался и улыбнулся одними кончиками губ. Ее непреклонность лишь раззадорила его. Несмотря на впечатление, которое он производил, Люциусу действительно нравилось добиваться женщин – и Гермиона Грейнджер была соблазнительной целью. Ее независимость и горячий нрав не отталкивали, а, наоборот, привлекали его. Теперь он понимал, почему символом Гриффиндора был лев: дело не в отваге и решительности, а в том, что, когда ты сталкиваешься с гриффиндорцем, вся жизнь проносится у тебя перед глазами. Зайдя на ее территорию, Люциус ощутил, как волоски на затылке встали дыбом. На шее почти до боли билась жилка, но он не выказывал страха. Это было его шансом дать волю дикой стороне своей натуры, ощутить прилив адреналина от охоты за этой львицей, коей Гермиона казалась на фоне остальных женщин. Ему следовало действовать уверенно… и осторожно. – Не хочешь прогуляться до того, как подадут десерт? Некоторые цветы только начинают зацветать, и они прекрасны в лунном свете. Гермиона сразу же заметила этот тактический ход, и ее глаза настороженно сузились. – Эти туфли красивы, но мало функциональны, – сказала она, глядя на свои каблуки с притворным сожалением. Люциус усмехнулся. – Всего лишь вокруг террасы. Это не займет много времени, – он поднялся и протянул ей руку. Гермиона задержала на нем взгляд гораздо дольше, чем позволяет вежливость, но, в конце концов, кивнула и сказала: – Ну ладно, – и вложила руку в его ладонь. Сохраняя на лице маску учтивости, в душе Люциус восторжествовал. Он установил физический контакт. Львица немного оттаяла по отношению к нему. Будучи джентльменом до мозга костей, он предложил ей взять его под руку, и Гермиона лишь мгновение изучала его взглядом, а затем уцепилась за его локоть. Кивком указав направо, он повел ее по периметру внутреннего дворика мимо цветочных клумб, сохраняя неторопливый темп, чтобы продлить их контакт. – Ты сегодня прекрасно выглядишь, – негромко сказал он, краем глаза наблюдая за ее реакцией. Глаза Гермионы взметнулись к его лицу, всем своим видом она выражала сомнение. Она подумала, что это одна из его уловок, чтобы настроить ее на благодушный лад. Но это было не так. Совсем не так. Она выглядела модно и сексуально. Широкий V-образный вырез ее декольте почти обнажал плечи и у любого мужчины вызвал бы желание склониться и провести губами по открытому участку ее груди. – Спасибо, – осторожно ответила Гермиона. – Ты тоже хорошо выглядишь. Я знаю. Его образ был продуман до мельчайших деталей, все было подобрано так, чтобы представить его в наилучшем свете. – Вы слишком добры, мисс Грейнджер. Здесь не слишком прохладно? Согревающее заклинание досюда не дотягивается. – Всего лишь немного свежо. Не так уж плохо для этого времени года, – просто ответила она, без малейшей тени подозрения в голосе. Люциус высвободил руку из ее ладони и притянул Гермиону к себе, неприкрыто пытаясь прощупать почву под предлогом попытки согреть ее. Когда она взглянула на него с удивлением и возмущением, он улыбнулся и провел большим пальцем по плавному изгибу ее плеча. – Я бы не хотел, чтобы ты простудилась, – промурлыкал он, не скрывая своих коварных намерений. Гермиона покачала головой, но не отстранилась. – Твои ноги еще не устали? Она тихонько фыркнула. – Если я скажу нет, ты собираешься весь оставшийся путь меня нести? Только если ты хочешь проехаться у меня на плечах, cидя спереди. – Нет, – невинно ответил Люциус. – Я просто проверял, не нужно ли нам вернуться. – Я в порядке, – сказала она, и в ее голосе отдаленно слышалось веселье. Он подвел ее к дальнему краю каменной дорожки и остановился, чтобы взглянуть на сад. – Посмотри туда, азалии только начали распускаться. – Где? Он указал на большой куст возле дома. Свет изнутри отбрасывал на одну половину теплый отблеск, оставляя другую, обращенную к ним, в тени. – О да, – бодро отозвалась Гермиона. – Она всегда так рано цветет? – Нет, похоже, ее распалила теплая погода. По ее молчанию он понял, что намек не остался незамеченным. Люциус жестом указал в сторону газона. – На самом деле, там дальше цветы уже распустились, но сейчас слишком темно, чтобы разглядеть их отсюда. Однако, – он склонился, так что его губы очутились совсем близко у ее уха, – если ты закроешь глаза, возможно, ощутишь их аромат. Гермиона не отстранилась, когда он столь дерзко сократил расстояние между ними, но также ничего не сделала, чтобы поощрить его. Люциуса позабавила ее сдержанность. Они оба прекрасно знали, зачем она пришла сюда сегодня вечером… в этом идеальном маленьком черном платье. – Я ничего не ощущаю, – заметила она с милой улыбкой. – Ты закрыла глаза? – Нет. Люциус повернулся к ней всем телом и провел пальцами по изгибу ее плеча и шеи. – Сделай милость на мгновение. Обещаю не нападать, пока ты ничего не будешь видеть. Улыбнувшись, она неохотно закрыла глаза и сделала глубокий вдох. – Ты чувствуешь этот аромат? – прошептал он, касаясь губами ее уха. – Я знаю только один бутон, который пахнет так сладко. Все дело в нектаре. Ночной воздух заставляет его выделяться до тех пор, пока он не прольется вниз по тычинке. Его мизинец коснулся ее шеи сзади, и Гермиона вздрогнула. – Теперь я уверена, что ничего не ощущаю, – с усмешкой ответила она, все еще не открывая глаза. Люциус едва слышно усмехнулся, прижался носом к ее шее и глубоко вдохнул, одной рукой обняв ее за талию и притянув ближе. – Это очень тонкий аромат. И кстати говоря, незабываемый. Без сомнения, он стоит усилий. Гермиона склонила голову набок в безмолвном приглашении. – В твоих устах это звучит соблазнительно. Не думала, что ты так любишь природу. Скользнув губами по ее шее, он промурлыкал в ответ: – М-м-м. Я ценю всю красоту этого мира. Его зубы игриво прикусили ее кожу, и она ахнула и расплылась в улыбке. – Представляешь, как мне повезло, что такая прекрасная женщина согласилась поужинать со мной сегодня? – ее кожа имела божественной аромат, и Люциус лизнул место укуса, чтобы подольше помнить ее вкус. – О, вы преувеличиваете, мистер Малфой, – сказала она, посмеиваясь. Он отстранился и бросил на нее предостерегающий взгляд. – Как ты смеешь оскорблять мою спутницу? Извинись немедленно! Гермиона на мгновение нахмурилась в смятении, но затем, сообразив, что он играет с ней, с облегчением улыбнулась. – Ну что ж, мы закончили? Думаю, пришла пора десерта, – повернувшись на каблуках, она направилась обратно к столу. Люциус поспешил за ней. Он не собирался так просто спускать ее с крючка. Обняв Гермиону за плечи, он заставил ее замедлить быстрый шаг до неспешного. – У меня такое чувство, что ты не привыкла к тому, чтобы мужчина открыто заявлял о своем желании к тебе. Она сглотнула, на миг отведя взгляд, а затем ответила: – Нет, не привыкла. Но не думаю, что сейчас проблема именно в этом. – А в чем же? – Мне кажется, дело в том, что это ты. Ох! Я не хотела, чтобы это прозвучало как оскорбление. Люциуса не столько это оскорбило, сколько смутило. – Так что же ты имела в виду? – Просто… это звучит так странно, когда исходит от тебя. Ты такой… утонченный. Это было не тем, что он ожидал от нее услышать, но подобная характеристика показалась Люциусу забавной. – Значит, ты сомневаешься в моей искренности? Она закусила губу, и это выглядело так прелестно, что ему захотелось поцелуем стереть следы зубов. Нет. Пока нет. Дай ей время. Гермиона задумалась на миг, остановившись на полпути, и ее лицо приняло озадаченное выражение. – Думаю, было бы невежливо сказать да… но я не совсем уверена, что верю твоим словам. Однако до сих пор ты был со мной абсолютно честен. Люциусу пришлось прикусить язык, чтобы не расплыться в улыбке. Какая-то его часть была безумно довольна ее оценкой, и он не знал почему. А еще обычно Люциус никому не улыбался. По крайней мере, уже довольно долгое время. Возможно, позже он сможет проверить, как это выглядит в зеркале. – Если тебя так заводит честность, я мог бы сказать тебе нечто такое, отчего твои трусики промокнут в мгновение ока. Ее губы дрогнули в улыбке. – Я очень люблю честность, если уж мы об этом заговорили. Люциус склонился к ней ближе и едва не рассмеялся, когда она напряглась. Он вдруг понял, почему ее так трудно было прочесть. Девочка все еще боится его, и благодаря их прошлому разговору неделю назад, он сразу понял почему. Возможно, она и хочет его в сексуальном плане, но во всем остальном они совершенно не знают друг друга. И это первый раз, когда они остались наедине. Всю неделю он мечтал о том, чтобы она принадлежала ему одному, но желание ослепило его, мешая увидеть реальность. Гермиона не была знакома с тем Люциусом Малфоем, которым он стал. Медленно, чтобы не напугать ее, он положил ладонь ей на щеку и, скользнув губами по лбу, нежно поцеловал в висок. Ее неестественная неподвижность подсказала ему, как сильно она нервничает, но он не мог не отметить, что все же она не отшатнулась. Подгладив ее подбородок большим пальцем, он попытался успокоить ее. Сейчас Гермиону не нужно было подталкивать ни в том, ни в другом направлении. Она сама придет к нему, когда будет готова к большему. – Уверяю тебя, – негромко проговорил он, – что каждое сказанное мной сегодня вечером слово было правдой. Ты выглядишь просто восхитительно. Я считаю себя счастливым человеком, раз провожу вечер с тобой. Гермиона немного расслабилась. – Конечно, мы не очень хорошо друг друга знаем, но я ловлю себя на мысли, что… меня тянет к тебе… я думаю о тебе, когда остаюсь один. Ты не выходишь у меня из головы. Он поцеловал воздух рядом с ее щекой и, поддразнивая, коснулся ее уголком губ. – Хочешь знать, о чем именно я думал? Гермиона коротко кивнула в ответ. Нежно дыша ей в ухо, Люциус прошептал своим самым соблазнительным голосом: – Я думал о том… что… я никогда не видел, чтобы кто-то сумел посоперничать со Снейпом и его сарказмом столь же блестяще, как это сделала ты. Я не мог потом перестать смеяться всю неделю. Его лица коснулось ее дыхание, когда Гермиона беззвучно засмеялась, и Люциус тоже усмехнулся. – Вот именно так я себя и чувствовал. Гермиона прильнула к его руке как кошка, и Люциус вздрогнул, когда внутри все перевернулось от удовольствия. Он заслужил капельку доверия своей львицы. – Однако я должен признать, что между приступами смеха я думал далеко не о благородных вещах, – легко признался он. Ладонью он ощутил, как дернулась ее щека, когда она улыбнулась. Слава Мерлину, она не обиделась. – Мой мозг, кажется, зациклился на мысли о том, как ты лежишь обнаженная у камина… с рукой между ног. Гермиона прерывисто выдохнула, выдавая свое растущее возбуждение. – В моем воображении ты всегда устраиваешь великолепное представление… раздвигая ноги, чтобы мне все было видно, а приближаясь к кульминации, ты выдыхаешь мое имя… Ее горячий румянец обжег его ладонь. – Твой голос звучит так сладостно, – едва слышно пробормотал он. – Когда ты умоляешь меня заставить тебя кончить. С трудом сглотнув, Гермиона кивнула. Люциус прикусил язык, чтобы не рассмеяться. – Да? Ты хочешь кончить? Она снова кивнула. – Скажи мне, чего ты хочешь. – Твой язык, – прошептала она. Подавив смешок, Люциус лизнул раковину ее уха. – Что еще? Гермиона подняла руку и схватила его за запястье. Именно такого прикосновения он и ждал. Если он хочет, чтобы она достаточно успокоилась и кончила, она должна ощутить, что ситуация у нее под контролем. – Я хочу большего, – взмолилась она. – Значит вот о чем ты думала на этой неделе… о моем языке у тебя между ног… как он вылизывает твою сладкую маленькую киску, пока соки не потекут по моему подбородку? – Да, сэр. Люциус чуть не согнулся пополам в приступе истерического хохота. Уже «сэр»? Он предпочел бы, чтобы она называла его по имени, но ее явно заводит вся эта учтивость, и он не собирался выбивать у нее из-под ног безопасную секс-почву. – Скажи это. Умоляй меня заставить тебя кончить. Она задрожала, с трудом дыша, и Люциус начал опасаться, что она упадет в обморок. – Пожалуйста, сэр, – последовала долгая пауза, после чего Гермиона прошептала: – Пожалуйста, полижите мой клитор, заставьте меня кончить. Не считая прикосновений пальцем к ее подбородку, он не двигался. – А что же мне делать с этой назойливой выпуклостью на брюках? Это начинает сильно мешать, но я уверен, что у тебя множество отличных идей, как мне поступить. – Трахни меня! В ее голосе звучала улыбка, а энтузиазм, с которым она потребовала это, заставил его член запульсировать. – Трахнуть тебя? Звучит весьма приятно. Без предупреждения Люциус обхватил ее рукой за талию и оторвал от земли. В три шага он оказался возле угла дома, где из фасада выступала гостиная, и прижал Гермиону к кирпичной стене. Ее явно потрясло столь внезапное перемещение, но она не протестовала, лишь тихонько охнула. Схватив обеими руками подол ее платья, он задрал его до талии и опустился перед ней на одно колено. – О-о-о, – рассмеялся он. – Неудивительно, что тебе было так холодно: ты опять забыла трусики. Гермиона тяжело дышала и не смогла ответить, но взглянула на него так, словно не верила в то, что он только что сделал. Люциус улыбнулся ей и провел рукой по задней стороне бедра, пока не добрался до полоски обнаженной кожи под ягодицами. – Я считаю, что мягкие булочки – прекрасное завершение трапезы. Ты так не думаешь? Не дав ей возможности ответить, он вторгся языком в расщелину между половыми губами. – А-а-а. Посмеиваясь над ее нечленораздельными выкриками, он вылизывал складки ее плоти, издав восторженный стон, когда ему в награду из отверстия влагалища щедро потекла смазка. Гермиона была так непохожа на Нарциссу: звуками, что она издавала, ароматом возбуждения, тем, как ощущались ее волоски у его рта. Светлые волоски на лобке у Нарциссы были такими редкими, что казались почти прозрачными, у Гермионы же они были гуще, но ощущались такими поразительно мягкими, что Люциус не возражал против такой подушки. Прижавшись носом к ее пухлому лобку, он одним широким движением языка слизал ее нектар. Черт возьми! Почему она даже вкуснее, чем он помнит? Как это вообще возможно? Может, она искупалась в меде? Или окунула свою киску в блюдо с клубникой и шампанским? Даже заварной крем Снейпа бледнеет в сравнении с этим. Люциус закрыл глаза и высосал солоноватый мускусный сок с ее малых половых губ. Бесподобно. Схватив ее под коленом, он поднял ногу к ее груди и полностью раскрыл сочную расщелину. В тени было трудно что-то разглядеть, но даже в неярком свете луны он видел, какая она покрасневшая и набухшая. Люциус уткнулся лицом между ее бедрами и начал вылизывать клитор, желая услышать, как Гермиона потеряет контроль. Она схватила его за волосы, чтобы удержать равновесие, и тихо застонала. Влажное хлюпанье ее насквозь мокрой киски эхом отражалось от каменных стен и разносилось по саду, будто в эротическом амфитеатре. Люциус мог бы кончить от одного этого звука, который был доказательством его оральных талантов. – М-м! Она уже была близка. Расстегнув одной рукой ширинку, он вытащил член и проверил его готовность несколькими быстрыми движениями: тот был настолько твердым, что им можно было просверлить дыру в стене, но, к счастью, прямо перед ним влажно поблескивало нечто гораздо более приятное, чем стена. Как только Гермиона вышла на финишную прямую, Люциус отстранился и отпустил ее ногу. – Нет! Ухмыльнувшись, он встал и, подхватив ее обеими руками под задницу, приподнял к стене. – Не беспокойся, моя драгоценная. Я доведу тебя через мгновение. Она обхватила его ногами за талию, и Люциус потянулся вниз, чтобы расположить член у ее входа. Стоило головке проникнуть в отверстие, Гермиона зарычала и подалась бедрами навстречу, сразу погрузив член внутрь себя на половину длины без какой-либо подготовки. Они оба резко вдохнули, ее глаза расширились, будто она забыла, каково это – когда тебя трахают. Приоткрыв рот, она жарко выдохнула ему в шею. – Просто расслабься, – пробормотал Люциус, переведя дыхания и входя до конца. – Я хочу, чтобы ты наслаждалась этим. Стенки влагалища обхватили его член невероятно плотно, когда он вышел и снова скользнул внутрь. Казалось, мышцы там обладают собственным разумом, то втягивая его внутрь, то выталкивая наружу, то удерживая на месте и стимулируя его будто бы с ловкостью рук. Люциус вспомнил, как невыносимо тесно его обхватывало девственное влагалище Нарциссы в первый раз, когда он взял ее, но теснота Грейнджер была не такой. Она была податливой и имела силу чемпиона и подвижность танцора. Ее тело отдалось его нежным толчкам, ответив на вторжение новой порцией смазки. Люциус зарычал и прибавил темп. – Нравится? – выдохнул он. – Хочешь еще жестче? Гермиона энергично закивала, вращая бедрами и глубже насаживаясь на член. – М-м-м! Люциус зашипел и схватил ее за бедра. – Ты готова кончить для меня? – Поцелуй меня снова в шею, как в прошлый раз. Он ухмыльнулся. – Тебе понравилось? Значит, вот почему ты надела это прелестное платье для меня? – Да, сэр! У него внутри все сжалось, то ли из-за ее обращения «сэр», то ли из-за подтверждения, что она хочет его, – Люциус точно не знал. Он впился ей в шею, и Гермиона забилась в его руках как зверек. Сжав ее крепче в объятиях, он прикусил кожу и лизнул яремную вену, скользнув языком по бешено бьющемуся пульсу. Когда он начал посасывать, Гермиона охнула и задвигалась на нем так быстро, что ему пришлось прекратить толчки и сосредоточиться на том, чтобы удерживать ее на члене. – Скачи на мне, милая, – прорычал он ей на ухо, подстегивая ее. – Трись своим маленьким клитором об меня. Я знаю, ты готова кончить. Покажи мне, на что способна твоя киска. – О-о-ох! Стенки ее влагалища предупреждающе сжались, а затем обхватили его член с силой десяти Гермион. – Люциус! – крикнула она, выгнувшись, а ее мышцы яростно содрогнулись вокруг него. Он продолжал вбиваться, продляя остаточные сокращения внутри нее. На его яйца стекала влага, и влажные шлепки мошонки по ее заднице приносили такое извращенное удовлетворение, что он чуть было не поблагодарил Гермиону за оказанную честь. – Ты такая чертовски сексуальная, когда кончаешь. Повтори мое имя еще раз. Хочу убедиться, что ты не забыла, кто заставил тебя так кричать. – Люциус, – прошептала Гермиона. Ее губы коснулись его подбородка, и внутри у него все сжалось, когда она поцелуями поднялась вверх к его уху. – Кончи внутрь меня, Люциус. Я хочу чувствовать, как твое семя будет сочиться из меня всю ночь. Если бы одна фраза могла стать причиной помешательства, то это была бы она. Его бедра ускорились еще больше, и восхитительный вульгарный звук соприкосновения плоти с плотью наполнил воздух. Язык Гермионы скользнул по раковине его уха, и в тот же момент Люциус чуть было не ступил через край. – Обожаю, как ты трахаешь меня, Люциус. – М-м, – простонал он. Его мошонка поджалась, а живот превратился в камень, когда сперма под давлением вырвалась из яиц. – Черт! – Да-а-а, – промурлыкала Гермиона, и ее теплое дыхание коснулось его уха. – Теперь это мои сливки. Люциус постепенно замедлялся, пока его яички опустошались. Он прислонился к стене, чтобы не упасть, и прижался лбом к плечу Гермионы. Тяжело дыша, он закрыл глаза и пробормотал: – Ты ведь маленькая королева оргазмов, не так ли? Она тихо рассмеялась и поцеловала его влажную шею. – Тебе понравилось? – Очень. – Мне тоже. Не выходи пока, ладно? Расплывшись в улыбке под прикрытием темноты, Люциус кивнул. – Как пожелаете, ваше величество. ________________________________________________________________________ * (1) «Нужно признать, у тебя зависимость от любви», – Robert Palmer. (2) Гратинати – итальянский способ приготовления овощей, которые запекаются в духовке под слоем сыра и с соусом бешамель или без него (источник – Айвазян Ю. «Моя итальянская кухня для бедных»).