Квартет

“Turn and face the strange. Ch-ch-changes*(1),” – David Bowie

(Гермиона) Следующие два месяца закружили Гермиону в вихре перемен. Весна сменилась летом, и среди знойного жара ее тело расцвело, словно цветок, озаренный солнцем. Бесконечный поток секса, текущий на нее будто из рога изобилия, настолько расслабил ее, что она никогда бы не предположила, что такое возможно: ее тревоги утихли, а навязчивое желание контролировать каждый аспект собственной жизни смягчилось. Кто бы мог подумать, что секретным ингредиентом успеха может оказаться неуемная энергия ее киски? Гермиона стала не только более продуктивной, но и гораздо менее нервной, так что и остальные вокруг нее вздохнули с облегчением. Флоренс продолжала понимающе улыбаться ей, и Гермиона заподозрила, что та догадалась, что стало источником ее внезапно проявившейся жизнерадостности. Конечно, Фло, как и все остальные, считала Драко главной причиной хорошего настроения Гермионы. И не без оснований. Во время их дружеских совместных обедов в столовой они стали подозрительно много хихикать и обжиматься. Они старались как можно меньше демонстрировать свои отношения, прячась за картотечными шкафами, чтобы поцеловаться, и скрывая соприкасающиеся руки от чужих взглядов в лифте, однако извечный флирт Драко во всеми и вся резко пошел на спад, и его бывшие пассии решили показать коготки. Теперь министерские отчеты, которые приходили Гермионе, частенько были почему-то покрыты пятнами от кофе и чернил, и не раз те документы, что отправляла она сама, вдруг «терялись». Чтобы не простаивали дела, и ради всех тех существ, которых она поклялась защищать, Гермиона решила быть паинькой и не обращать внимания на колкие взгляды. И чтобы избежать дальнейшего саботажа ее документооборота, она попросила Флоренс заняться бумагами: и зная, как та скора на расправу, все быстро притихли. К сожалению, когда Драко прекратил со всеми флиртовать, Гермиона потеряла ценный источник информации и в результате понятия не имела, когда лучше всего обратиться к начальству за финансированием. Ей пришлось импровизировать, и итог вышел плачевным. Оставшись без притока денежных средств, ее отдел начал потуже затягивать пояса. Гермиона компенсировала это из собственного кармана, продав несколько редких книг, чтобы внести плату за конспиративные квартиры для своих подопечных. Ей было очень тяжело расстаться со столь ценными экземплярами своей коллекции, но она не простила бы себе, если бы с одним из опекаемых ею существ что-то случилось. К тому же ей давно не мешало провести дома генеральную уборку. По крайней мере, именно так она успокаивала себя, когда натыкалась взглядом на пустые места на полках. В дополнение к незапланированной «уборке» весной случилось еще множество разных событий: но самым волнительным из них было то, что в середине мая Джинни родила здорового мальчика. Гермиона очень этого ждала, и маленький Джеймс оказался невероятно милым ангелочком с черными волосиками, как у Гарри, и карими глазами, как у Джинни. Он был просто прекрасен. Гермиона проводила все свои свободные вечера у Поттеров, нося его на руках и рассказывая ему о тех книгах, что дожидались его у нее дома. Джеймс выглядел заинтересованным, но так как он пока что не умел говорить по-английски, возможно, ему просто нравились звуки, которые вылетали изо рта Гермионы. И ее это вполне устраивало. Если он уже был в восторге от ее голоса, заманить его в мир книг окажется проще простого. Гарри взял отпуск, чтобы побыть с Джинни и ребенком, поэтому Гермиона не видела его в Министерстве около месяца и была этому только рада. Пока Гарри был занят из-за пополнения в семье, до него так и не дошли слухи об ее романе с Драко, и, честно говоря, Гермиона была не слишком готова обсуждать с ним это. Гарри и Драко вполне мирно общались как коллеги, но были не настолько дружны, чтобы Поттер принял его с распростертыми объятиями. И если бы Гермионе пришлось рассказывать о своей личной жизни, она вряд ли смогла бы объяснить происходящее в ней. Одни имена главных героев привели бы собеседника в состояние шока. Ей не хотелось лгать друзьям, но как, черт побери, ей рассказать об этом? «Я тут трахаюсь не только с Драко, но и с его отцом, а еще со Снейпом. Чудесненько ведь?» Это обернулось бы настоящей катастрофой – особенно в случае с Роном. Тот уволился из Аврората, чтобы помочь Джорджу с магазином, так что Гермиона виделась с ним только у Поттеров. Для нее было облегчением, что не нужно прямо сейчас признаваться Гарри и Рону, с кем она встречается. Пока все суетились вокруг ребенка, о ней никто не вспоминал. Хотя, конечно, она понимала, что ей рано или поздно придется пройти через это – хотя она предпочла бы «поздно». Просто в данный момент ее занимали гораздо более серьезные вопросы. Например, она размышляла о детях. Много размышляла. Она не была помешана на этом, но, держа маленького Джеймса, вдруг задумалась о пеленках и колясках. Стоило ли ей оценивать своих слизеринских претендентов по их отцовским качествам? Северус, скорее всего, получил бы первое место в соревновании среди папаш за способность довести до слез одним-единственным взглядом. Хотя, возможно, если ребенок будет его плотью и кровью, Снейп станет вести себя по-другому. Ей стоило подумать об этом. Люциус уже был отцом, но Гермиона подозревала, что во второй раз он наверняка сможет справиться лучше. Вроде бы он был из тех, кто учится на своих ошибках, к тому же семья была для него на первом месте. Но из них всех Драко был, безусловно, самым заботливым. Из него вышел бы прекрасный отец – если, конечно, он не затискает ребенка до смерти. Гермиона вполне могла вообразить, что их очаровательная белокурая малышка так и не научилась бы ходить, потому что Драко не спускал бы ее с рук. С нежностью улыбнувшись, Гермиона сделала себе мысленную заметку покрепче обнять его, когда он зайдет за ней после работы. Если честно, Гермиона не знала, вписываются ли дети в ее планы, но это казалось интересной идеей. Однако, так как она не могла определиться, кого из сексуальных слизеринцев она хотела больше, ей не следовало приписывать им своих воображаемых отпрысков. Гермиона считала, что со временем ее озарит, кто же из них ее идеальный партнер, и правильный выбор сделается сам собой, но, чем ближе она их узнавала, тем сложнее становилось. И если уж на то пошло, то все случилось совсем наоборот: чем больше она с ними сближалась, тем тяжелее становилось даже думать о том, чтобы расстаться с кем-то из них. У каждого из них были свои достоинства и недостатки, но в конечном счете все трое были настолько разными, что сравнивать их между собой было сродни тому, чтобы сравнивать яблоко с апельсином и… с бананом. Чего и следовало ожидать, со Снейпом было тяжелее всего. Он держался более отстраненно, чем Драко и Люциус, но постепенно ослаблял защиту. Язвительные и саркастичные замечания терпким медом все еще лились с его губ, но Гермиона заметила, что с каждой их встречей он становился чуть-чуть нежнее. Он даже поцеловал ее в макушку в последний раз, когда она приходила в себя после порки стеком. Возбужденная и взволнованная, она едва не свалилась с его коленей, но он крепко держал ее, прижимая к себе и предотвращая неловкие падения. Она уже говорила об этом раньше и готова была подтвердить снова: его руки давали ей именно то, что ей было нужно больше всего. У Гермионы получалось видеться со Снейпом только один раз по выходным, но в их последнюю встречу он предложил ей приехать к нему в Коукворт в течение недели, раз уж он все равно на каникулах. С большим трудом Гермионе удалось сдержать восторженный визг, но внутри себя она прыгала по комнате от радости. Прийти к нему домой? Такое приглашение было сродни продлившимся целых пять минут объятиям после его душещипательного рассказа о своем детстве. Это было чем-то столь же интимным. И ей не терпелось понаблюдать за ним в естественной среде обитания. Почти каждую неделю Драко проводил воскресные вечера у нее, и утром они вместе шли на работу. С Люциусом Гермиона виделась по средам или четвергам, а с Северусом они встречались по субботам вечером. Драко никогда не выдерживал целую неделю до следующей встречи, поэтому либо во вторник, либо в пятницу он уже стучал в дверь Гермионы и истерически требовал поцелуев. Ей льстили его страстность и настойчивость, и, если быть честной, она бы хотела, чтобы он был рядом все время. Ей нравилось, чтобы ее обнимали, пока она читает в постели, и разговаривали с ней, пока она не заснет, а затем прижимали к себе ночью. Для подобного подходили все трое, но Драко проводил с ней больше всего времени и лучше всех подходил на роль внимательного любовника. Ей хотелось бы так же часто видеться со Снейпом и Люциусом, но свободное время Северуса зависело от его учебного расписания, а Люциус ни разу не предлагал большего. У нее было ощущение, что они оба не понимали, как часто она виделась с Драко, однако ей казалось невежливым говорить о нем, когда она оставалась с ними наедине. К тому же, казалось, все они старательно избегали упоминаний о других ее поклонниках и выборе между ними тремя, который ей предстояло сделать. Стоило ей завести разговор об этом, они тут же меняли тему. Уж в том, чтобы хранить свои секреты, слизеринцам не было равных. Гермиона понятия не имела, как они справляются со всем этим запутанным делом. Сначала ей казалось, что Снейп пытается держаться несколько отстраненно, но он разнес это предположение в пух и прах, пригласив ее в Паучий тупик. Он даже предложил показать ей свою лабораторию и сказал, что его личная библиотека в ее распоряжении. Как будто одного секса ей было недостаточно, и он пытался заманить ее чем-то еще. Конечно же, она примет его предложение, но, когда она встречалась с Северусом, литературные изыскания отходили на второй план. Не то чтобы они не вели занимательных бесед, но на первом месте всегда оставались сексуальные игры. Доминированию время, дискуссиям час. Когда Гермиона встречалась с Драко по воскресеньям, ее задница всегда была красной, а порой даже была покрыта синяками. Она не хотела исцелять их, чтобы они напоминали ей о произошедшем. К счастью, Драко оказался большим фанатом красноты от порки и любил натирать ее ягодицы кремом, так что она позволяла ему лечить ее «наложением рук», пока следы не исчезали сами по себе. В течение последнего месяца Снейп вывел события на совершенно новый уровень: он познакомил Гермиону с целым рядом новых инструментов для порки и превратил ее в свою грязную школьницу. Он подогнал старую униформу под ее нынешний размер и назначил ей столько отработок, сколько ей и не снилось. Быть для него «старостой» оказалось непросто – порой он загонял ее в довольно щекотливое положение, – но ей нравились его методы. В прошлые выходные он поставил ее в угол и приказал поднять свою серую плиссированную юбку и обнажить покрасневшие ягодицы. А затем вставил ей в анус три своих толстых смазанных пальца – ее личный рекорд, который ей хотелось побить как можно скорее, – после чего она кончила в считанные секунды. А затем еще раз через несколько минут. И еще раз, когда он трахнул ее, прижав к стене. В то время как наказания с каждой неделей становились все более извращенными, секс со Снейпом, наоборот, стал нежнее. Порой он просто трахал ее до умопомрачения, но она заметила, что, чем больше они сближались, тем терпеливее он становился: держал медленный темп и наблюдал за ее реакцией, как будто ставил опыт и регистрировал ее отклики на различные виды стимуляции. И это сводило ее с ума. Его объятия и поглаживания по спине внедрились и в секс, вместе создавая причудливую смесь чувственности и заботы. И больше всего из этого ее поразила именно забота. Снейп не был ни ласковым, как Драко, ни романтичным, как Люциус, но он, как ни странно, заставлял ее чувствовать себя защищенной. Он начал делать для нее и другие вещи – несексуального характера. То, чего она от него совершенно не ожидала. Например, готовить для нее. Или купать ее. Ну ладно, допустим купание все равно относилось к сексуальной сфере, но он делал это таким образом, что потом она чувствовала себя изнеженной и расслабленной, а не возбужденной. Она не была уверена, что полностью понимает Снейпа, но ни за что не отказалась бы от всего, что у них было и могло бы быть. Ни у Драко, ни у Люциуса, например, не возникало желания подискутировать о теории магии или пофилософствовать о жизни: у них были свои интересы, и общались они совсем по-другому. А Гермионе нужна была интеллектуальная стимуляция, которую обеспечивал ей Северус. Однако не только их дискуссии давали ей необходимую разминку для мозга, но и секс тоже был неразрывно связан с ее разумом. Снейп был мастером, когда дело доходило до того, чтобы покопаться у нее в голове, а его доминирование носило, скорее, психологический характер. Он заставлял ее задумываться о происходящем и не давал забывать о том, как заводили ее унижения. Его наказания не заканчивались, пока ее лицо не краснело так же сильно, как задница. Он играл с ней, словно в шахматы, всегда просчитывая на десять ходов вперед. Но Гермиона была не против отдать ему победу. Ей нравилось то, каким образом он исследовал ее тайные желания и фантазии, от которых горели щеки. Он ни разу не заставил ее ощутить вину или стыд из-за своих пристрастий. Во всяком случае, Гермиона чувствовала опьяняющую свободу после каждого сделанного признания, как будто это облегчало ей душу. Для человека, который постоянно высмеивал ее, когда она была его ученицей, Снейп был на удивление тактичен в том, что касалось ее сексуального просвещения теперь, когда она уже стала взрослой. Поменялось ли его отношение из-за ее взросления, или дело было в нем самом? Изменила ли его война, или Гермиона просто до сих пор не была знакома с настоящим Северусом? Как бы то ни было, она чувствовала, что сейчас может рассказать ему все, что угодно. Даже самые темные ее фантазии еще ни разу его не отпугнули. Впрочем, и Драко тоже. Конечно, их подходы были абсолютно разными, но они оба обладали склонностью к извращениям и сексуальным приключениям. С Люциусом же дело обстояло немного сложнее. Гермиона еще ни разу не признавалась ему ни в чем слишком уж постыдном, поэтому понятия не имела, как он отреагирует. С ним они постоянно слишком быстро забывались в страсти и просто не успевали исследовать все грани собственных фантазий. А еще Люциус был довольно сложным человеком, что бы там ни говорил о нем Северус. Для мужчины, которого она всегда считала холодным и резким, мистер Малфой был невероятно внимательным, когда дело касалось удовольствия. Однако, как и Снейп, Люциус никогда не снимал свою незримую броню, которая защищала самые уязвимые участки его души. Проведя с ним достаточно времени, Гермиона поняла, что его холодность, на самом деле, являлась маской для осторожности. И несмотря на то, что он казался претенциозным, также он был галантным и щедрым. Он явно был одним из тех людей, чьи недостатки перестаешь замечать, когда узнаешь его поближе. Или, может быть, рядом с ней он просто становился более милым. Он не уставал повторять, что Гермиона помогает проявиться его лучшим качествам, и поначалу ей казалось, что он просто ей льстит. Но, возможно, в его словах была доля правды. Он и впрямь казался другим: спокойнее, веселее. Надежнее. Ее ночи с Люциусом были совсем не похожи на ночи со Снейпом. Если Снейп постоянно все планировал и расписывал, Люциус же расслаблялся и отдавался романтике. Предпочитая уединение, они почти всегда ужинали в мэноре – в такие вечера Драко обычно не появлялся там. Вкусная еда и интересная беседа действовали на Гермиону расслабляюще, после чего они всегда слушали музыку. Это и привело ее к открытию, что Люциус Малфой был великолепным танцором. Невозможно было не возбудиться, когда он прижимался к ней, покачиваясь в такт музыке, а его полувозбужденный член тыкался ей в живот. А его аромат – этот настоящий коктейль из феромонов, просто сводил Гермиону с ума. В первый раз, когда Люциус показал ей бальный зал и закружил в танце, ее опьянил его аромат не меньше, чем поразила его грация. В тот вечер он трахнул ее у расписанной фресками стены, и их стоны эхом отдавались от деревянных полов и звенели в хрустале люстр. Бальный зал мгновенно стал одной из ее самых любимых комнат в доме. В прошлом месяце во время ее визитов он стал дарить ей подарки. Гермиона твердила, что он не обязан ей ничего покупать, но он утверждал, что это выше его сил. Сначала это были просто приятные мелочи: вишня в шоколаде, цветы, духи. Но затем он перешел на нижнее белье, и с этого момента ситуация вышла из-под контроля. Хотя… у него действительно был безупречный вкус на белье. Тонкое французское кружево. Мягчайший сатин. То, что он называл ее «принцессой», становилось все более и более уместным. Он заставлял ее чувствовать себя членом королевской семьи. В каком-то смысле Люциуса можно было назвать сошедшим с книжных страниц героем любовного романа. Он был красивым, богатым и трахался, как бог. Однако подобные идеальные мужчины были вовсе не ее типажом, и много бессонных ночей Гермиона провела, задаваясь вопросом о причинах, которые побуждали ее встречаться с ним: не было ли это обычной мелочностью? Однако потом Люциус заставал ее врасплох каким-либо глубокомысленным комментарием или великодушным поступком, и она удивлялась, как она могла принять его всего лишь за самодовольную карикатуру. В нем явно крылась некая затаенная доброта, которая тщетно пыталась найти выход. И Гермиона без слов поняла, что все его подарки – это всего лишь способ выразить то, что он не мог сказать. И если это заставляло его чувствовать себя лучше, она была не против принимать их – если, конечно, он не будет тратить на это слишком много денег. Она неоднократно говорила ему, что не богатство делает его особенным в ее глазах, а великодушие и любовь к прекрасному, отчего, в свою очередь, и ее жизнь становилась еще лучше. Однако либо Люциус ей не поверил, либо просто не знал, что на это ответить, но на следующей неделе он подарил ей бриллиантовые сережки. Это сбило ее с толку. Что, черт побери, ей делать с бриллиантовыми сережками? Сначала она отказалась их принять, объяснив, что они слишком дорогие, но Малфой был непреклонен. В конце концов Гермиона согласилась их носить, но только тогда, когда будет проводить время с ним – и он должен будет хранить их у себя дома. Несмотря на то, что ей было неудобно принять настолько щедрый подарок, она все же неохотно признала, что в этих сережках чувствовала себя красивой. Однако же Люциус все время заставлял ее чувствовать себя красивой – просто тем, как он обращался с ней. Его прикосновения были пронизаны восхищением, а каждая ласка – обожанием. Казалось, он искренне наслаждался ее обществом: смеялся вместе с ней и с удовольствием обсуждал ее рабочий день, как будто и впрямь был в восторге от юридических драм. А когда Гермиона раздевалась, в его глазах загоралось восхищение, от которого ее клитор вспыхивал, как искра. Он боготворил ее тело. Неважно, были ли движения его члена внутри нее быстрыми и жесткими или медленными и нежными, Гермиона понимала, что никогда не встречала мужчину, который бы так любил ее киску, как он. Она гадала, как он вообще мог прожить без нее хотя бы день. Но больше всего Люциус удивлял ее в моменты расслабления после секса. Драко обычно был очень сонным и ласковым после того, как кончал, а Северус частенько становился молчаливым, как будто вместе со спермой терял способность говорить. Люциус же не успокаивался ни на минуту, стараясь сделать все, чтобы волшебство их единения продлилось как можно дольше, и потакая каждой прихоти Гермионы. Он целовал ее губы и гладил тело, пока она не расслаблялась, а потом обнимал, как будто не мог вынести даже мысль о том, чтобы выпустить ее из своих рук. Переплетая свои пальцы с ее, он сжимал ладонь Гермионы, выражая полное удовлетворение. Делал ли он то же самое с Нарциссой? Скучал ли он по тому ощущению уверенности, что она давала ему, по ее прикосновениям, выражающим участие и принятие? Гермиона надеялась, что так оно и было, потому что она тоже могла сполна дать все это Люциусу. Увидев его однажды без его щитов, она бы растаяла, как ириска в жару. Но если Люциус вел себя, как верный муж, то Драко больше походил на подростка, который впервые влюбился. Люциус выражал свое возбуждение манерно и утонченно, а Драко просто до безумия радовался всему, что они делали с Гермионой. Он был возбужден все время, пока она к нему прикасалась. И о боже, как же ей нравилось дотрагиваться до него. Целовать, обнимать, ласкать, тискать – она никак не могла насытиться. Когда Драко, краснея, улыбался – так, как улыбался только ей, – она чувствовала себя самой счастливой в мире. И казалось, он улыбался всегда, когда она смотрела на него. Она еще никогда не видела его таким счастливым. До того, как они начали встречаться, он не знал покоя и постоянно был в поисках очередной пассии на одну ночь. Теперь же он не знал покоя только тогда, когда Гермиона не позволяла ему кончить. Хотя он сам просил об этом, поэтому особой вины она за собой не ощущала. С тех пор, как они рассказали друг другу о своих чувствах, в Драко произошли разительные перемены, которые удивили Гермиону. Она не знала, каким он был с другими, но с ней он больше не проявлял ни капли былого высокомерия, а лишь всячески выражал свою привязанность. Конечно, он по-прежнему задирал нос, но презрительной ухмылки она не видела у него уже пару месяцев. Теперь для него существовала лишь она, и Гермиона сама была без ума от него. Драко стал для нее тем самым похотливым лапающим парнем, какого не было у нее в юности. Он постоянно хотел держаться за руки и обниматься, а также тереться об нее промежностью в лифте, как какой-то чертов извращенец. И эта ненасытность заводила ее так же сильно, как его искренний пыл. И он был единственным, кто предложил ей взять на себя ведущую роль в постели. Черт, да он буквально умолял об этом: обычно голый, стоя на коленях. Иногда они просто развлекались друг с другом: обнимались, целовались, трахались и смеялись. Но чаще он хотел, чтобы он исполняла роль Госпожи Грейнджер. Естественно, она прекрасно понимала его желание подчиняться, поэтому точно знала, чего именно хотел Драко. Со Снейпом и Люциусом она могла просто отпустить себя, зная, что они перехватят контроль. Но с Драко она получила возможность открыть в себе обратную сторону – ту, что зачаровывала мужчин будоражащими эротическими талантами и являлась неисчерпаемым источником сексуальной энергии… Ту, что знала цену заботе. Люциус постепенно начал позволять ей заботиться о себе, и Снейп, казалось, тоже двигался в этом направлении, а вот Драко просто наслаждался ее опекой. Он жаждал объятий не меньше, чем наказаний. А это говорило о многом, потому что наказания он обожал. Гермиона быстро приноровилась пороть его красивую задницу до красноты. Все, что ей нужно было – это применить полученные от Снейпа знания к Драко. Подогнать унижения и ласки под мужскую анатомию не было чем-то слишком сложным, сродни ракетостроению, поэтому она справилась с этой задачей. Чем больше она изучала то, что заводило в подчинении ее, тем больше она узнавала о желаниях Драко. Он хотел, чтобы его контролировали в сексе так же, как хотела этого она. Он желал, чтобы о нем заботились, как желала этого она. Он жаждал отпустить себя, как и она сама. И в этом смысле она понимала его лучше, чем кто-либо. Ему даже не нужно было объяснять свои желания. У нее самой были такие же. Гермиону удивило, насколько захватывающим оказалось высвободить свою внутреннюю роковую женщину. Никто никогда не говорил ей, как приятно иметь реальный контроль над ситуацией, а не иллюзию контроля, к которой она привыкла. Это было чем-то совершенно новым – наблюдать за моментальной реализацией своих желаний, которые исполнялись прямо у нее на глазах. Мгновенное удовлетворение. Ей нравилось служить источником возбуждения Драко: казалось, в эти моменты у нее в руках была сосредоточена божественная сила обольщения. Могла ли передача контроля также вдохновлять Снейпа и Люциуса, как Драко? Гермиона подозревала, что Северусу просто нравились ментальные головоломки. Люциуса же было не так просто разгадать. Казалось, что он, как и Снейп, опасался потерять контроль. Но, возможно, он просто не понимал, каково это – быть ведомым. Он был из тех, кто предпочитает действовать сам, а не испытывать на себе чужое воздействие. Гермиона надеялась, что со временем Люциус доверит ей нечто большее, чем просто свой член. Были моменты, когда он вроде бы был готов полностью открыться ей, и это давало ей надежду, что он, подобно Драко, тоже способен меняться. А вот заслужить доверие Снейпа… это могло оказаться гораздо более сложной задачей. Между ним и Люциусом было нечто вроде любви, но Гермиона не думала, что они когда-либо по-настоящему открывались друг другу: они сочли бы это безрассудством. Однако она была абсолютно уверена, что Северуса заинтриговала ее близость с Драко. Возможно, это означало, что он тоже желал чего-то подобного. Гермиона не видела их всех вместе с их последней встречи в библиотеке. Пока что она узнавала их поближе по отдельности, и этот процесс так захватил ее, что секс вчетвером был предан забвению. Но теперь, когда все более-менее устроилось, ее мысли снова стали возвращаться к тому, чтобы организовать групповушку. Внутри зародилось щемящее желание чего-то неясного, чего явно не хватало в ее жизни. – Грейнджер? Гермиона вздрогнула и огляделась. Она совершенно позабыла, где находится. Перед ней на столе лежал отчет, и предложение было написано только наполовину. Драко ухмыльнулся, заметив растерянность у нее на лице. – Можно мне зайти к тебе сегодня вечером? – Конечно, можно, – ответила Гермиона со смущенной улыбкой, огорченная тем, что ее застали, когда она замечталась. – Что-то не так? Ты какой-то напряженный. – Меня просто уже тошнит от офиса. Ты готова? Она кивнула. – Дай мне закончить, и можем идти. Драко заметно расслабился, но затем оглянулся через плечо, словно ожидая, что их будут подслушивать. Когда он снова повернулся к Гермионе, на его лице была хитрая ухмылка. – Сегодня я был плохим мальчиком, мисс. Я очень грязный. Гермиона усмехнулась. – Кажется, тебе нужна ванна. Драко энергично покивал. – Тогда идем ко мне, – сказала она, нацарапав концовку предложения и убрав бланк в стол до завтра. Кокетливо взглянув на Малфоя из-под ресниц, она тоже хитро улыбнулась. – Ты ведь знаешь, как я люблю мыть своего грязного мальчишку. Его серые глаза потемнели. – А теперь иди сюда и обними меня. Я скучала по тебе сегодня. Не успела она и глазом моргнуть, как Драко уже заключил ее в объятия в уголке ее кабинки, положив руки ей на талию и спрятав лицо в волосах. – Вряд ли ты скучала так же сильно, как я по тебе, – прошептал он. Гермиона притянула его ближе и положила голову ему на плечо, кончиками пальцев поглаживая пушистые волосы у него на затылке. Уткнувшись носом в ее кудри, он вздохнул так, как будто учуял нирвану. Поцеловав его в грудь, она губами ощутила, как колотится его сердце, и улыбнулась. Пора было продемонстрировать Драко терапевтический эффект подчинения. _________________________________________________________________________ * (1) «Повернись и встреться лицом к лицу с удивительными переменами», – Дэвид Боуи.