Не только на чердаке

— Что вы мне принесли? Костик привычно бросился рыться в пакетах и свертках, которые Серафим даже не успел выпустить из рук. — Дулю с маком, — проворчал Серафим, отпихивая Костика и пробираясь к столу, на ходу пытаясь сбросить валенки, не наступить на кота и отмахнуться от дракона. — Если обязательно с маком, то лучше бы бублики, — заметил Костик. — Хотя и булочки можно. Нет, булочки со сливовым вареньем. — В следующий раз спросим у Аполлона Селиверстовича пояс скромности и неприхотливости, — проворчал Серафим. — Не буду я носить пояс, он трет, — возмутился Костик. — А его и не носят, — успокоил его Серафим. — Какой-то бесполезный артефакт, — заключил Костик. — Где хлопушки и фейерверки, которые я заказывал? — Полагаю, так и пылятся на прилавке, — равнодушно ответил Серафим. — Как и бенгальские огни. Костик отошел от пакетов с горестным вздохом. — На, держи, — угрюмо сказал Серафим, вынимая толстую пачку цветной бумаги. Костик мгновенно повеселел: — Не забыли! — С тобой забудешь… Продолжая ворчать себе под нос, Серафим сунулся в следующий пакет, достал банку лака, убрал ее на буфет, опомнился, переставил в бюро и запер на ключ. — Что это? — заинтересованно спросил Костик. — Мало ли, — ответил Серафим. — Где спички? — Мало ли, — в тон ему протянул Костик. — А вам зачем? «Мало ли», — едва не ответил Серафим, но вовремя одумался. Из этого лабиринта потом вообще не выберешься… — Надо, — сказал он вместо этого. — Так где? — Скажу, если дадите дырокол. — На кой тебе? — Надо. — Вот ведь муха-повторюха, — возмутился Серафим. — Как будто только вам можно быть загадочным на ровном месте, — оскорбился Костик. — Я тоже хочу. — Я не на ровном месте, — ответил Серафим и рассеянно спросил: — А о чем мы вообще? — Не помню, — беззаботно пожал плечами Костик. — Почту принесли? — Принес, принес… Серафим вытащил из-под авоськи большой помятый сверток, адресованный «величайшему дурню и никчемному художнику», и протянул его Костику: — Можешь не отпираться, это тебе. Костик радостно распотрошил упаковку и рассеянно уставился на содержимое. — Ну, у меня сразу несколько гипотез, — изрек он наконец. — Во-первых, может быть, это всё же вам. Про дурня точно подходит, про художника, наверное, тоже. — Если мне, то я вправе ими распоряжаться на свое усмотрение, — задумчиво заметил Серафим и потянулся к посылке. — Нет уж, это не вам. Плохая гипотеза, — поспешно сказал Костик, хлопнув Серафима по руке и пряча сверток за спину. — Во-вторых… Во-вторых, — вдохновенно продолжал он, — это, наверное, набор для плетения гнезда, чтобы мне было где высиживать яйцо. Или не мне, а курице, вот! Скоро прибудет еще одна посылка, только с дырками, чтобы курица не задохнулась… Или вы ее где-то спрятали? Костик заозирался, приподнял по очереди все свертки и пакеты, рассыпав при этом конфеты и уронив Серафиму на ногу какую-то коробку. Серафим взвыл. — Ух ты, «Коровка», — оживился Костик, подбирая конфету и разворачивая фантик. — А что в вашей коробке? Не курица? — Нет, — сквозь зубы ответил Серафим, с трудом поднимая коробку. — Там чугунный утюг Аграфены Филипповны. — Не надо ставить коробки с утюгами на самый край стола, — рассудительно сказал Костик. — И вообще, зачем вам утюг? — Гладить одежду, — всё так же сквозь зубы ответил Серафим. — Пафнутий, — вполголоса позвал Костик. — Пижонство до добра не доводит, — поучительно сказал Пересмешник. — Это он Станислава Львовича цитирует, — пояснил Костик. — Ну, того, который пауков боялся. — Да? — без интереса спросил Серафим. — Да, — подтвердил Костик. — Но у меня для вас плохие новости. — Неужели, — так же бесцветно сказал Серафим. — Угу. Раз курицы нет, то и эта гипотеза провалилась. Может, тогда это как раз в-третьих? — Что «в-третьих»? — В-третьих, это могут быть саженцы. Может, Колумбарий хочет, чтобы мы занялись выращиванием яблок? — Если из них что-то и вырастет, — с сомнением заметил Серафим, — то явно не яблони. — Пессимист вы, — укоризненно сказал Костик. — Ладно, тогда в-четвертых… — Еще и в-четвертых будет? — закатил глаза Серафим, осторожно потирая ушибленную ногу. — В-четвертых, — продолжал Костик, — может, это ёлка. Серафим скептически приподнял белобрысые брови. — Может-может, — горячо заверил его Костик. — Это такой набор «Сделай сам». Надо всего лишь обработать детали ножом, склеить, добавить хвои… Вы как раз вовремя бумагу принесли, из темно-зеленой получится отличная хвоя. — Может, пора прочитать сопроводительную записку? — спросил Серафим, поднимая неряшливый клочок бумаги, выпавший из свертка. — Ох, ну и почерк у твоего Колумбария, как курица лапой… — Курица? — с надеждой переспросил Костик. — Цыц, — отмахнулся Серафим. — Так, под пятном варенья, кажется, приветствие: «…мерзкая ты рожа! Как поживаешь? Как твой брюзгливый рабовладе…» Дальше из-за кляксы не видно, наверное, что-то про дракона. Тут вообще сплошной забор из непонятных букв… Так, вот это уже читабельно: «…имеешь наглость, гнусный ты избалованный мальчишка, жаловаться на оторванную от сердца прекрасную, замечательную, вкуснейшую сушеную со…» — Серафим поспешно умолк, прокашлялся, сообщил: — Снова неразборчиво. О, а вот тут старательно выписано, красиво: «…поэтому дырка тебе от бублика, а не подарок. Ведешь ты себя прескверно…» Черт, опять клякса на самом интересном месте! И окончание: «…березовая каша», — с выражением дочитал Серафим и посмотрел на присланные Колумбарием прутики. — Не люблю кашу, — огорчился Костик.