Не только на чердаке

Костик сонно прищурился, выбравшись из-под одеяла, и спросил: — А мы что, дома? — Дома, — проворчал Серафим, нагнувшись за дровами и тут же ухватившись за поясницу. — Старость — не радость, — понимающе сказал Костик. — Что-то вы совсем паршиво выглядите… Я лет тридцать проспал, да? И не нашлось ни одной жабы, готовой меня разбудить поцелуем? — Да ну тебя! Старость, жабы, тридцать лет… Чуть не надорвался вас всех из саней таскать, — сердито проворчал Серафим. — Хоть бы один проснулся и сам до постели дошел. — Я не спал, — сообщил Колумбарий. — Просто для вида храпел. Серафим бросил на него полный усталой горечи взгляд, и Колумбарий злорадно расхохотался. — Я зато спал, — утешил Серафима Костик. — Спасибо, что занесли меня в дом и не бросили замерзать насмерть. — Чего это ты такой вежливый? — подозрительно спросил Колумбарий. — Просто, — с самым невинным видом ответил Костик. — Рассвет уже был, — сообщил Серафим, доставая лапки. — Глотай. — Э-э, я же спасибо сказал! — запротестовал Костик. — Может, не будем пихать в меня всякую дрянь? — Ну, можно и не пихать, — проворчал Серафим, убирая лапки. — Колумбарий, что там было насчет вивисекции? — Подайте сюда мои лапки, жестокий вы человек! — поспешно сказал Костик, требовательно протягивая ладонь. — Вам лишь бы надо мной всякую вивисекцию и трепанацию учинить… — Еще лоботомию можно, — с воодушевлением подсказал Колумбарий. Серафим тем временем положил на протянутую ладонь четыре лапки. Костик содрогнулся, зажмурился, застыл. — Ждешь, что они сами в рот запрыгнут? — спросил Серафим. — А они могут? — ужаснулся Костик, приоткрыв левый глаз. Лапки задергались еще интенсивнее, потом соскочили с ладони на пол. — Лови! — завопил Серафим. Изольда проворно клюнула одну из лапок, но Костик успел ее перехватить. Вторая лапка ускакала под кровать и была поймана Колумбарием. Третья сама прыгнула в ладони к Серафиму. А вот четвертая… — Ну, выплюнет же он ее когда-нибудь потом, — философски сказал Костик. — Сильно потом. Может, через год. — Надо сейчас, — возразил непреклонный Серафим. — Мне не надо, — заверил его Костик. — Мне и трех за глаза хватит, честное слово. Могу даже двумя обойтись. Или полуторами… полутором… полутормя… Тьфу, давайте просто половиной, она легче склоняется. — Ты проглотишь четыре лапки, — твердо сказал Серафим. — Не больше и не меньше. — Думаете, я бы стал глотать больше? — в ужасе расширил глаза Костик. Серафим молча разжал Феогносту челюсти, высвободил четвертую лапку и вручил ее Костику. — Может, хватит ему трех лапок? — спросил Колумбарий, капая слюной. — Мне полагается доля… — Бери все, — щедро предложил Костик. Но Серафим отобрал у Колумбария последнюю лапку и сунул ее Костику: — Жри давай! — Могли бы и повежливее, ваше величество, — надулся Костик. — Могли бы и побыстрее, ваше дурачество, — ответил Серафим. Колумбарий забарабанил по клавишам печатной машинки. — Записываешь? — спросил Костик. — Записывай: «Несчастный умолял о пощаде, но равнодушный и жестокий учитель…» — Нелогично, — заметил Серафим. — Нельзя быть равнодушным и жестоким сразу. Тут либо одно, либо другое. — Добавь еще, что жадный, — попросил Костик. — Слов для единственного наследника жалеет. — Если сейчас же не съешь, наследничек, завещаю тебе метлу, веник и выбивалки, — пообещал Серафим. — Думаете, я буду настроен на уборку, когда вы склеите ласты? — скептически уточнил Костик. — Думаю, ты уходишь от темы. Глотай. — Не буду. — Смотри-ка, первая порция уже отлично помогла, — заметил Серафим. — Ты снова невыносимый и упрямый. — А раз помогла, то и нечего заморачиваться со второй, — радостно подхватил Костик. — Я уже исцелился, не переусердствовать бы. Он сунул лапки в вазочку из-под конфет и предложил: — Пойдемте на чердак, откроем портал и посмотрим, что в нем на этот раз. — Вот я сейчас возьму усмиряющее зелье, воронку и толкушку, — пригрозил Серафим. — А толкушку-то зачем? — испугался Костик. — А проталкивать. Вдруг лапки в воронке, которую я тебе в глотку засуну, застрянут… — Злой, — обиделся Костик и снова взял лапки. Скривился, поднес их к самому рту, снова отодвинул, зажмурился, почти надкусил одну, потом опустил руку и заинтересованно спросил: — А что будет, если полить Мисаила Как-его-тамовича усмиряющим зельем и наслать на него щекотных клопов и чесотку? — Ешь!!! — Запиши: «…и не переставал пытать бедного пленника, наслаждаясь его беспомощностью и страданиями», — попросил Костик, оборачиваясь к Колумбарию. — Ладно, бес с тобой, не ешь, — махнул рукой Серафим. — Налейся чернилами, лопни, а я себе заведу нормального, смирного ученика. Послушного. Солидного. Может быть, даже в очках. — Не бывать этому! — возмутился Костик, поспешно засовывая лапки в рот. Кое-как прожевал, проглотил и мстительно добавил: — Вот вам! Серафим тяжело вздохнул, помассировал поясницу, сел в кресло-качалку и прикрыл глаза. Триумф на лице Костика сменился сожалением. Он потрепал Серафима по плечу и сказал: — Ну, не переживайте так. Умру как-нибудь в другой раз и освобожу место для вашего идеального ученика… А пока, если хотите, я могу надеть очки. Только без стекол, а то это будет глупо смотреться.