Не только на чердаке

— Что это с ним? — спросил Крематорий. Колумбарий пожал покатыми плечами, бросил в Костика вишневую косточку из компота. Костик на нападение никак не отреагировал. — Умер, наверное, — заключил Крематорий. — Наверное, — согласился Колумбарий. — Да сто типунов вам на языки! — возмутился Серафим. — Оставьте ребенка в покое. — Это почему это? — нахмурился Колумбарий. — Он работает над заклятием, не тормошите его. — Как скажешь, — сказал Колумбарий и бросил в Костика булочкой. — Нет, определенно умер, — сказал Крематорий, когда булочка скатилась на одеяло. Дормидонт тут же подобрал ее и задумчиво съел. — О, раз он всё равно умер, тогда кукла моя, — сказал Колумбарий, хищно сверкнув глазами, и потянулся за Пафнутием. — Сим! — обиженно завопил Костик, в последний момент выхватывая пересмешника из лап Колумбария. — Колумбарий, не обзывай Пафнутия куклой, — закатив глаза, попросил Серафим. — Костик, не отвлекайся. — Опять с нуля, да? — разочарованно спросил Костик. — Увы. Костик перебрался с кровати на буфет, прихватив с собой Пафнутия и наградив чудовищ испепеляющим взглядом. Устроился поудобнее, закрыл глаза. — Может, сожрем его птичку? — бодро предложил Колумбарий. — Не трогайте Изольду! — вскинулся Костик. — О, и индюка тоже, — сказал Крематорий, при упоминании птички жадно посмотревший на Дормидонта. — Они мне житья не дают, — пожаловался Костик. — Все в тебя, — пробормотал Серафим. И уже погромче сказал: — Так, чудовища, угомонитесь и не мешайте главному чудовищу молчать. — Почему это он — главное чудовище? — фыркнул Колумбарий. — Всегда я был! — Нет, я! — крикнул Крематорий. — Я! — Я! Через минуту мохнатые клубки уже привычно катались по времянке, врезаясь в ножки стола и спихивая с него посуду. — Я так не могу, — сказал Костик. — Давайте где-нибудь в другом месте, а? — Нельзя. Молчание должно быть выстраданным, иначе ничего не получится. — Но Сим… — Нет, я сказал. — Давайте уйдем на чердак, вы меня будете отвлекать, а я буду выстрадывать… Тьфу, коряво звучит. — Нельзя, — покачал головой Серафим. — Да почему? — вскричал Костик. — Потому что, — вздохнул Серафим, — даже если я буду тебя изо всех сил доставать, ты будешь знать, что я ничего плохого не сделаю, и расслабишься сам по себе. Нужны реальные преграды вроде этих. Он красноречиво посмотрел на Колумбария с Крематорием, которые активно друг друга мутузили, наполняя времянку клоками серой и зеленой шерсти. — Слушайте, я сдаюсь… Я же и в обычных условиях не очень-то молчу, а тут… — Костик красноречиво развел руками. — Ну, если не хочешь уметь перемещаться в пространстве, то сдавайся, — вздохнул Серафим. — Я и так умею, смотрите, — сказал Костик и перелез с буфета на полку, обрушил ее, перескочил на вешалку, сдернул на пол шляпу, перепрыгнул на кровать, сделал тройное сальто и выпрямился, торжествующе раскинув руки. «Дурак!» — негодующе начертил на потолке Евгений. — От дурака вижу, — отозвался Костик. — Я имел в виду мгновенное перемещение, — сварливо сказал Серафим, подбирая с пола уроненные вещи. — Без разрушений. — Если без разрушений, то это буду уже не я, — весело ответил Костик, жонглируя флакончиками. — Ой. — Ой! — передразнил его Серафим. — Куда теперь смиренное молчание сливать, если оно будет? — В один флакон с выстраданным? — предложил Костик, швыряя Серафиму один из уцелевших флаконов. — Что же вы не ловите? Серафим молча скрестил руки на груди. — Ну, будет три в одном, — объявил Костик, бережно ставя оставшийся флакон на стол: — Смиренное, выстраданное и красноречивое. Кстати, красноречивое можно у вас взять. Вот прямо сейчас.