Не только на чердаке

— Прадедушка-а-а! — звонко позвал Костик, и Серафим пожалел, что аквариум остался во времянке. — Праде-е-едушка-а-а-а!!! — Чего ты орешь, чучело? Костик наградил Серафима удивленным взглядом: — Чтобы прадедушка услышал, конечно же. — Может, он сбежал, чтобы не слышать, — проворчал Серафим и тут же пожалел о своей несдержанности, потому что на лице Костика промелькнуло какое-то очень взрослое, очень разочарованное выражение. — Ладно, пойдемте обратно. Он развернулся, зашагал в сторону люка, распихивая артефакты. — Стой, чудище! — возмутился Серафим. Костик его проигнорировал. — Костик! Ничего. — Константин Серафимович, либо вы сейчас же вернетесь, либо… Серафим умолк. Костик остановился, заинтересованно обернулся: — Либо что? — Либо я сам буду искать твоего прадедушку и провалюсь в какой-нибудь портал, вот что, — сердито ответил Серафим. — Развел тут драму из ничего… Помогай давай. — Ну-у, если вы настаиваете, — протянул Костик. — Еще как настаиваю, — заверил его Серафим, заглядывая под шкаф. — Куда же он подевался? — В шкафу тоже нет, — сказал Костик. — Там только Феогност… Ой! — Что? — Может, он в Феогносте? Серафим с подозрением уставился на поглощающий торс. Тот подмигнул ему и осклабился. — Нет, вряд ли, — решительно помотал головой Серафим. — Прадедушка не смог бы открыть шкаф, да и Феогност одет… Нет, точно нет. — Угу… Костик порылся в саквояже, выдернул из него фату мрачных мыслей, надел было ее на голову. — Куда! — завопил Серафим, отбирая фату. Костик надулся, отвернулся и проворчал: — Жадина-говядина. Он забрался на шкаф, бросил в Серафима кедровой шишкой и перебрался в гамак. — Ищи давай, — сказал Серафим, добросовестно перетряхивая все чемоданы. — Ищу, — пробурчал Костик. Он перелез из гамака на балку, свесился вниз, заглянул в трухлявый книжный шкаф и спросил: — Может, сделаете еще один аквариум? — Зачем это? — Для прадедушки. Чтобы и он меня не слышал, если не хочет, — пояснил Костик, перебираясь на следующую балку. — Ну, хватит уже! — возмутился Серафим, пока Костик перебирался по балкам к завалу в дальнем конце чердака. — Я пошутил. Неудачно. — В каждой шутке есть доля… Ой! — Костик свалился с балки, с грохотом приземлился по ту сторону завала и продолжал: — …доля правды. — В этой — нет. Абсолютное вранье, — заверил его Серафим. — Мне нравится тебя слушать… Ну, в большинстве случаев. Не ночью. И не с утра пораньше. Но в принципе-то… — Честно? — Честно. — А скажите, ваше величество, вам нравится, как я пою? — с надеждой спросил Костик. Серафим закашлялся. — Ой, вы же не слышали! — спохватился Костик. — Ну, это ничего, мы с вами наверстаем… Я вам каждый день петь буду, хотите? Как этот самый… Воробей губернатора. — Соловей императора? — Ну да. Кстати о птичках… — Ты что, воробья поймал? — подозрительно спросил Серафим, уже какое-то время размышлявший о том, что Костик как-то слишком долго не вылезает из завала. — Наоборот. — Воробей тебя? — испугался Серафим, кидаясь к завалу и заглядывая под кресло. Костик оказался относительно целым и невредимым. Он сидел в большой птичьей клетке, взявшись руками за прутья, и задумчиво смотрел на учителя. — Помните, как у Пушкина? «Сижу за решеткой в темнице сырой…» В общем, вскормленный в неволе молодой орел — это я.