Не только на чердаке

— Лопнуло мое терпение, — объявил Серафим. — Из-за плюшек? — оскорбленно спросил Костик. — Из-за твоей наглости, несносности, непослушности, непредсказуемости… — Серафим принялся хватать ртом воздух, подбирая слова. — Зря с существительных пошел, канцеляризмом отдает, — доброжелательно сказал Колумбарий. — Надо было его крыть прилагательными. Их и образовывать легче, вот послушай… — Цыц!!! — вскричал Серафим. — Константин, в угол. Немедленно. — С какой стати? — возмутился Костик. — Со мной же так нельзя! — С тобой только так и можно, — возразил Серафим. — Шагом марш в угол и молчи в тряпочку. — Ладно, я пойду в ваш вонючий плесневелый угол, но только потому, что сам хочу. Костик гордо удалился в угол, тут же принялся расковыривать трещинку на стене. — Я тоже хочу в угол, — сообщил Крематорий. — Ты совсем тупой? — поинтересовался Колумбарий. — Кому охота стоять в углу? Это он только так говорит, а сам не хочет. — Хочу, — упрямо возразил Костик. — Если бы не хотел, никто бы меня не заставил. Серафим фыркнул. — Правда-правда, — заверил его Костик. — Тут вон и мокрицы бегают… — Подвинься-ка, малявка! Колумбарий с Крематорием кинулись выталкивать Костика из угла. — Сим! Меня тут угла лишают! — завопил Костик. — Старшим надо уступать, — поучительно сказал Крематорий. — Найди себе собственный угол, нахал, — грубо рявкнул Колумбарий. — Вас тут не стояло! — возмутился Костик, с разбегу втискиваясь между чудовищ. Серафим с минуту полюбовался этим безобразием, потом пожал плечами, подхватил узел с одеждой Симеона Андреевича и открыл люк. На чердаке было тихо. Снизу доносилось приглушенное переругивание трех чудовищ — и только. — Симеон Андреевич! — позвал Серафим, на всякий случай прикрыв за собой люк. Тишина. — Симеон Андреевич! Кокон из половика чуть шевельнулся. — Я вам одежду принес, — сообщил Серафим, подталкивая узел к половику. — Вы кто такой? — глухо спросил половик. — Я — Серафим. — Шестикрылый? — испуганно затрясся половик. — Я умер, да? А почему у меня гроб размяк? — Да нет, Серафим — это имя такое, вы не в гробу, а в половике, а половик — на чердаке, — со вздохом пояснил Серафим. — Вы меня не помните? — А должен? — Ну, не знаю… Просто с вами приключилась небольшая неприятность. Вы пришли ко мне в гости, чтобы посмотреть чердак, нашли ленту забвения — и вот, — вдохновенно врал Серафим. — А почему я замотан? — подозрительно спросил из-под половика Симеон Андреевич. — Ну-у, это я пытался снять эффект ленты. Не помогло, да? — Да! — раздраженно ответил Симеон Андреевич. Он наконец выпутался из половика и сел, брезгливо оглядываясь. — Это… Вот. — Серафим кивнул на узел. — Вы что, старьевщика ограбили? — Симеон Андреевич принялся брезгливо перебирать поеденную молью одежду, время от времени бросая подозрительные взгляды на Серафима. — Ну, вроде как… Вашу одежду пришлось сжечь, вот! — нашелся Серафим. Симеон Андреевич негодующе фыркнул. В это время люк распахнулся, и из него выскочил Костик. — Они меня в угол не пускают! Сим, скажи им! То есть скажите. Ой. Костик замер, настороженно разглядывая Симеона Андреевича. Тот как раз натянул на себя лопнувшие по шву коричневые брюки и дырявую табачную безрукавку и брезгливо скривился: — Какой я тебе Сим, мелочь? — Вы — никакой, — согласился Костик. — Это вот он — Сим. Вы его не узнали? — Костик, я только что рассказал Симеону Андреевичу, как он насмотрелся на ленту забвения, — деликатно сказал Серафим, старательно подмигивая. — Что-то в глаз попало? — с сочувствием спросил Костик. — Помочь? Он вынул из кармана заляпанный чернилами и соком арбузной каракатицы платок, старательно поплевал на него, потянулся к Серафиму. — Всё нормально! — поспешно сказал тот, отступая. — Иди лучше к Аграфене Филипповне, попроси, чтобы вареников налепила. Штук сто. — Какой отвратительный ребенок, — поморщился Симеон Андреевич, едва Костик ушел. — Впрочем, может быть, все дети одинаково омерзительны. Ни разу не видел их вблизи. Так вы говорите, вареники? А скоро?