Не только на чердаке

— Шах, — сказал Костик, кладя на стол бубнового валета. — Перевожу, — ответил Крематорий и припечатал карту доминошной костью. — Ха! Рыба! — Колумбарий накрыл кость и карту стаканом. — Ну, тогда у меня страйк и офсайд, — объявил Костик, ставя на донышко стакана фарфоровую балерину. — Я выиграл. — Вы играете не по правилам, — противным голосом сказал Симеон Андреевич, с хлюпаньем отпивая чай из блюдца. — Сим, вот на кой хрен мы его позвали? — сокрушенно спросил Костик. — Только плюшки жрет и критикует… Симеон Андреевич оскорбленно вгрызся в плюшку, а Серафим задумчиво ответил: — Во-первых, Константин, говорить о присутствующих в третьем лице невежливо. Во-вторых, надо же было его куда-то девать… — У него вон целый дом простаивает, — заметил Костик, тасуя причудливую колоду из карт, костей, сухариков и кусочков змеиной кожи. — Пусть в него девается. — Ему там одиноко, — вздохнул Серафим. — Одиноко, — кивнул Симеон Андреевич. — Мне жениться бы. — Не хочу учиться, хочу жениться, — насмешливо проквакал Пафнутий. Симеон Андреевич замахнулся на него локтем, расплескав чай: — У, нелюдь! — Ты что сказал, пончик? — грозно спросил Колумбарий. — Цыц! — рявкнул Серафим, красноречиво глянув на большой флакон сонного зелья. Симеон Андреевич и Колумбарий поспешно состроили доброжелательные лица. — И всё-таки не может быть, чтобы вы у меня снимали комнату, — упрямо сказал Симеон Андреевич после минутного затишья. — Невозможно, чтобы я до потери памяти терпел всю эту вашу кодлу… Он брезгливо посмотрел на ужа, отпихнул от блюдца пышную жабу и скорбно покачал головой. — Да мы же объясняли, — терпеливо сказал Серафим. — Комнату мы снимали для Костика, потому что во времянке тесно… — А потом я его выгнал, да? — оживился Симеон Андреевич. Костик возмущенно бросил в него вонючим шариком, а Серафим подтвердил: — Да, выгнали. — С позором, — подсказал Колумбарий. — Клевета! — вскричал Костик. — И с клеймом, — добавил Колумбарий. — Так, хватит! — Серафим хлопнул ладонью по столу и потянулся за флаконом. Симеон Андреевич злорадно зыркнул на Колумбария, а Серафим тем временем откупорил флакон и плеснул зельем — но не на Колумбария, а на Симеона Андреевича. — Ловко, — с уважением сказал Костик. — Ха, промазал! — объявил Колумбарий. — Пусть поспит, надоел. Тем более, что нам надо договориться насчет деталей, — сказал Серафим. — Костик, прекрати отступать от изначальной версии. Пусть думает, что выгнал тебя, если ему так больше нравится. Он сам себе сочиняет историю, в которую ему легче верить. — И что, только поэтому мы не стали ему внушать, что он мой раб? — спросил Колумбарий. — Нет, не поэтому. — А почему? — Потому что вы с Крематорием из-за этого передрались. — Может, отмотаем его назад еще раз? — Крематорий сделал максимально умильное лицо и заглянул Серафиму в глаза. — Пусть будет нашим общим рабом, будем ему приказывать по очереди… — Да чего там отматывать, сейчас я ему амнезию по башке организую, — проворчал Колумбарий, замахиваясь скалкой. — Стой! — вскричал Серафим. — Он и так какой-то нестабильный, превращается не пойми как, хватит его корректировать. — А то станет после этой твоей амнистии каким-нибудь гоблином трехголовым, чтобы плюшки в три горла жрать, — кивнул Крематорий, подозрительно глядя на храпящего Симеона Андреевича. — Слушайте, он же будет возмущаться, что мы его усыпили, — заметил Костик. — А мы ему скажем, что я промахнулся, — успокоил его Серафим. — У меня дамка и козырный сухарик, я хожу.