In the right place

Дело в том, что Реджина действительно знает, каково это-быть одной. А еще хуже - быть окруженным людьми и все равно чувствовать, будто никого рядом нет. Она почти полжизни отчаянно нуждалась в помощи, но никто ее не замечал. Ни тогда, когда ее мать будто смотрела прямо сквозь нее, а отец не пытался хоть что-то с этим сделать. Ни тогда, когда горожане решили, что она просто не стоит того, чтобы вмешиваться. До тех пор, пока Дэниел не обратил на нее внимание, а Зелена не научилась цивилизованно общаться с ней. А вот Эмме, казалось, удалось без особых усилий. Реджина проводит весь день в раздумьях, четыре раза огрызается на свою секретаршу и получает слишком большое удовольствие, отказывая сразу двум заявкам на изменение границ собственности для строительства, которое нарушило бы ландшафт городских парков, которыми она так гордится. В тот вечер Генри остается с ночевкой у друга по случаю дня рождения, и она злится до шести вечера, пока ее гнев наконец не сменяется смущением и виной, которые на самом-то деле и скрывались за мнимой злостью, и она звонит Эмме, чтобы извиниться. Она почти вешает трубку, когда слышит длинные гудки, потому что она никогда не извиняется. Ни перед кем, кроме Генри, и, должно быть, совсем выжила из ума, если эта женщина (невеста ее сестры, ради всего святого) каким-то образом оказала на нее такое сильное влияние. Эмма отвечает раньше, чем Реджина решает прекратить звонок. - Привет, Реджина. - Ее голос звучит настороженно, и Реджина ощущает волну сожаления. - Здравствуй. Молчание слишком затягивается, и Эмма, дай Боженька ей здоровья, сдается первой. - Что хотела? - Вздыхает блондинка. - Я, гмм, - Реджина садится на краешек дивана, что очень неудобно, и выдыхает: "Я хотела извиниться". Ответом ей лишь тишина, а затем Эмма: "Оу". - Извини. И снова тишина, а после Реджина практически видит, как Эмма улыбается. - Ты извиняешься за то, что обвиняла меня в том, что я обжимаюсь с каждым встречным? Или за то, что спала сначала с Киллианом, потом с Августом? Или за то, что подумала, что я мормон и принудила Зелену выйти за меня из-за секса? Реджина хмурится. - Да, за все это. - У тебя действительно была тяжелая неделька. - Реджина не отвечает на это. Она слышит легкий смех Эммы. - Ты реально слишком драматизируешь, знаешь? Реджина фыркает: "Мне говорили". Эмма снова смеется, в этот раз гораздо искреннее, и Реджина только сейчас может дышать свободно. Облегчение, видимо, влияет на ее рассудок, потому что она произносит: "Приходи на ужин." - Серьезно? - Эмма кажется удивленной. - Я не хочу навязываться. Тебе, наверное, уже надоело меня кормить. Реджина поднимается и идет на кухню, заглядывает в холодильник, уже прикидывая в уме, что она сможет приготовить. - Все нормально, правда. Кроме того, кто знает, чем ты там будешь питаться, если я оставлю тебя без присмотра. Могу поспорить, что твои шкафы забиты лапшой быстрого приготовления и макаронами с сыром того же качества, я права? Эмма смеется и отвечает: "Ха-ха. Я могу позаботиться о себе. Я добавляю в рамен овощи. Иногда." Реджина закатывает глаза. - Да, от этого лапша становится гораздо полезнее. - Ага, ага. Не все могут быть шефами мишленовских ресторанов, Ваше Величество. - Удивлена, что ты знаешь, что обозначает это слово. - Ой, иди ты! Реджина на это смеется, искренне, и удивляется, как смогла влюбиться в женщину, которая оскорбляет ее на каждом шагу. Просто приезжай уже, - приказывает она, отказываясь думать о последствиях своих чувств к Эмме. - Рискну предположить, что ты не откажешься от пасты? Эмма стонет. - Боже, да. Ты пытаешься меня откормить? Реджина фыркает от смеха, думает пошутить о том, что откормит Эмму до такой степени, что Зелена больше не захочет с ней встречаться, а потом понимает, что слишком это близко к правде. - Просто будь у меня к семи. - Есть, босс! Реджина вешает трубку. _____________________________________ Итак, Эмма приезжает, и в этот раз они ужинают за кухонным столом, Реджина будто говорит: "смотри, я умею расслабляться и могу вести себя неофициально. Однако, не совсем это так, ибо стол сервирован по всем правилам, а вино, которое они пьют, стоит столько сколько Эмма зарабатывает за смену. Но Эмма улыбается потому, что Реджина старалась. Паста великолепна, впрочем, как и все, что готовит Реджина, и даже учитывая, что Генри в доме нет, их общение теплое и непринужденное. Они сидят рядом и, как только заканчивают есть, Реджина откашливается и смотрит в свою тарелку. - Я действительно хотела извиниться ранее, когда звонила. Прости меня. Эмма смотрит на нее, но Реджина взгляд не поднимает. - Извинения приняты. - Говорит Эмма. Реджина теперь смотрит на нее, и Эмма криво улыбается. - Ну, то есть, - шутит Эмма, - помимо всех тех угроз и обвинений ты, действительно... стала мне хорошим другом. Поэтому, спасибо за это. Глаза Реджины темные, прочитать по взгляду что-либо невозможно. Голос тихий и удивленный. - Ты думала, что мы друзья? Эмма растеряна. - Я... а это не так? - Да, нет, просто... - Реджина снова откашливается, а затем признается. - Я уже давно ни с кем не заводила дружбу. Эмма снова улыбается, и ее улыбка такая яркая, счастливая и открытая, что Реджина чувствует в груди невероятную легкость. - Да. Я тоже. - Ну, - говорит Реджина, - значит, друзья. Она поднимает свой стакан, чувствуя себя глупо, и Эмма чокается с ней, делает глоток и улыбается. - Полагаю, друзья - это хорошо. - Спустя какое-то время говорит Реджина. - Будет легко стать хорошими невестками. - Она произносит это вслух по большей степени, чтобы заставить себя запомнить это. Напомнить о том, что же она творит. Играет с огнем. У Эммы вытягивается лицо. - О, да. - Она делает еще один глоток вина и не может удержаться от колкости. - Однако, судя по твоим же словам, мы бы с тобой все равно никогда не поженились, да? Потому, что сама мысль о том, чтобы жениться на мне просто потому, что я-это я, абсурдна. Это должен был быть камень в огород Реджины, но получается самоуничижительно в самом худшем значении, ибо Реджина-то этого не испытывала в отличии от Эммы. Ее никогда никто не хотел. - Не будь дурочкой, - тихо произносит Реджина. - Ты очень желанна. Эмма моргает, глаза широко распахнуты, во взгляде надежда и отчаяние. Воздух в комнате внезапно сгущается, беседа приобретает слишком серьезный смысл, они вряд ли готовы обсуждать это. - Не говори так, - шепчет Эмма. - Не говори так, если не хочешь сказать, что ты хочешь меня. Реджина действительно ее хочет, очень-очень сильно, и не осознавала этого до нынешнего момента, но, с другой стороны, понимает, что происходит это с момента их первой встречи. Но это нечестно, Эмма не свободна, а Реджина так сильно старается не быть тем человеком, который крадет чужое счастье ради своего. Поэтому, унимая боль в сердце, Реджина лжет. - Прости. Я не это имела в виду. Наверное, просто увлеклась мыслью о том, чтобы найти себе партнера. Как было бы здорово, что бы кто-то помимо Генри и меня жил в этом доме. - Не будь такой жестокой, - шипит Эмма. - Это не так, и ты это знаешь. - Но в глазах ее стоят слезы, будто она сама сомневается в своих словах, и именно это добивает Реджину, и она говорит то, что поклялась не озвучивать. - Нет, не только это. Я... у меня к тебе чувства, Эмма. Эмма не может дышать. - А что, если и у меня к тебе тоже? - Спрашивает она, очень тихо, жутко испугавшись того, что произнесла признание вслух, и Реджина теперь откажется от своих слов. - Ну, тогда это было бы еще более прискорбно. - Говорит Реджина. - Я не думаю, что смогла бы завести отношения с кем-то, кто обманывал бы мою сестру. - А если бы мы с ней не были вместе? Реджина качает головой, и какое-то время ничего не отвечает, но затем решается. - Когда мы были детьми, наша мать заставляла нас соперничать за ее внимание. И привязанность. Это привело к... постоянному соперничеству. Сейчас мы с этим справляемся, но... Эмма говорит тихо, в голосе слышна боль. - Значит, дело в этом? Ты хочешь со мной быть только потому, что я уже с Зеленой? Вся печаль мира сейчас отражается на лице Реджины, и она так мило выглядит, когда расстроена. - Нет. Но так все и подумают. И она так подумает. Ком в горле Эммы становится меньше, но говорить все еще сложно. - А то, что подумают другие важнее, чем то...что ты хочешь быть со мной? - Так и должно быть, Эмма. - Голос Реджины сейчас низкий и покорный, будто ей очень больно. - Я-мэр, и мать и не могу быть втянутой в скандальную историю, когда... краду невесту своей сестры, находящейся в коме. И, внезапно, правда всплывает наружу. - Я не ее невеста. - Что? Реджина встает, в абсолютном шоке, а Эмма не может поверить в то, что призналась наконец. И вот теперь все рушится, и у нее есть только секунд тридцать на то, чтобы попробовать уговорить Реджину ее выслушать, пока все не закончилось между ними. Возможно, она даже начинает плакать, совсем немножко. - Я не ее невеста. И никогда ею не была. Я даже с ней особо не встречалась до того случая. Она просто каждый день покупала у меня билет, и я на нее запала, а потом та медсестра неправильно все поняла и рассказала всем, что мы помолвлены, и я не могла и слова вставить и сказать, что это не так. А затем я не могла признаться потому, что Генри был так рад, а потом... потом не могла, так как хотела, чтобы это все было правдой. Ты пригласила меня к себе домой, и я так сильно хотела, чтобы это все было по-настоящему, Реджина. Я влюбилась, в тебя и Генри, в этот городок. Я чувствую, будто мой дом здесь, а у меня никогда такого не было, никогда. И мне так жаль, прости, Реджина, пожалуйста.... Реджина долго ничего не отвечает. Когда же начинает говорить, в ее голосе - убийственный холод. - Убирайся. Эмма всхлипывает, еле слышно. - Реджина, пожалуйста... - Убирайся вон. Пошла прочь, пока я не вызвала полицию. Эмма хватает свою красную куртку и выбегает из дома, и притворяется, что не слышит, как Реджина что-то разбивает, когда за ней захлопывается дверь.