Тихо и неотвратимо

Когда-то Винчестерам случилось встретиться с амуром, соединяющим сердца предназначенных друг другу людей. Амуром оказался маленький, полноватый, и, главное, совершенно голый ангел низшего уровня. Дин пришел в бешенство и без разговоров от всей души дал пузатику в морду (было за что, давно руки чесались). А Сэм испытал омерзение при виде этого нелицеприятного нагого мужского тела, и почти попытался от него убежать, но как назло, очень понравился амуру, так что омерзительный серафим обнял младшего Винчестера особенно крепко и радостно. Если бы это было кино, то можно было бы сказать, что это весьма символично. Бежать было бессмысленно, и в морду бить — поздно, хоть и приятно. А поставить точку, когда партнеры продолжают находиться друг с другом, как напарники по работе и как соседи по дому, иногда бывает особенно трудно. Однако Сэм верил. А когда Сэм Винчестер во что-то верил и лично брался за дело — перемещались горы, и реки поворачивали вспять. Этот парень точно был не той силой, на которую можно было бы спокойно махнуть рукой или отнестись несерьезно. Теперь Винчестеры изматывали себя работой. Здесь не было ничего нового, это было обычной их стратегией поведения при столкновении с трудностями или болью. Уйти с головой в охоту, не давать себе времени задуматься, почувствовать и расклеиться. Только действовать, действовать, действовать. С такой одержимостью, словно праздность на самом деле мать всех пороков и проблем, а то и вообще — смерть. И первые результаты их с Дином душевной беседы и договоренности вселили в Сэма самые оптимистичные ожидания. Потому что Дин действительно начал _стараться_. И всё шло точно так, как и представлял это Сэм, всё двигалось прямо по его плану. Они просто охотились вдвоем, спина к спине, как раньше, Дин даже перестал вести себя точно сумасшедшая курица-наседка, охраняющая свое бесценное золотое яйцо. И Дин больше не домогался его, ни явно, ни скрыто. Кажется, он даже пару раз трахался с мимолетными девицами. Но точной уверенности у Сэма не было, так как никакой привычной радости и веселья в Дине он после этого не заметил. А прямо спрашивать Сэм постеснялся, полагая, что это не его дело, да и Дин может неправильно расценить его любопытство. Сэм повторял себе, что личная жизнь Дина снова его не касается. Тем более, если у Дина здесь какие-то проблемы — то, о чем Сэм больше всего переживал, и не хотел знать — типа того, что на девушек у Дина больше не стоит. Сэм убеждал себя, что это же Дин, и такого просто не может быть. Да и в конце концов, есть же вокруг полно смазливых мальчиков. Для Сэма главное было, что всё в общем-то сработало, как и должно было. Когда они окунулись в работу, а Дин перестал вести себя с ним, как носорог в период спаривания, Сэму и самому заметно полегчало — неприличные мысли и желания стали отступать, вечно заведенный организм начал приходить в норму. Сэм с облегчением поздравил себя с верными выводами и правильным решением. Даже стыд немного отступил и поубавился, ведь виноват-то во всем, теперь по убеждению Сэма, был не он, а только Дин — Дин бесстыдно провоцировал его, постоянно заводил своими похотливыми взглядами, словечками, касаниями, неприкрытыми намеками и флиртом. А ведь его Дин настолько нечеловечески красив, горяч и сексуален, что ни один живой человек не устоит под таким его напором, обрушенным на одну-единственную несчастную цель. Сэм увидел себя жертвой, но теперь всё было хорошо. Он, Сэм, как всегда разобрался с проблемой и всё уладил. Такой радостный, _победный_ настрой был с Сэмом примерно недельку, пока из относительного равновесия все снова не начало меняться, причем в ту сторону, в которую он никак не ожидал. Началось с того, что Сэм начал замечать, что Дин теперь вообще почти не смотрит на него… _Дин_ _не смотрит_ _на него_. Сэм говорил себе, что видимо, Дину так просто легче. Проще обуздывать свои неположенные инстинкты. Но, блядь… это было паршиво, честно говоря. Редкостно паршиво. Сэм никогда раньше не замечал, что постоянное внимание Дина для него так много значит. Оно просто шло в комплекте с Дином. Просто было, как воздух, которым Сэм дышал, как необходимая питательная почва, на которой он рос… И не слабо так вырос, во всех отношениях. Дин мог злиться, мог насмехаться, мог обвинять, мог не доверять, как это было после вскрытия последней печати. Но он никогда не переставал смотреть на своего Сэмми. Поэтому в основном Сэм привык к вечному, подспудному, неосознанному, окрыляющему ощущению, что Дин любит его, и даже немножко влюблен в него. И что в целом Дин восхищается им, гордится, слегка идеализирует, всегда хочет его, и, по-своему, возможно, тоже боготворит, не меньше, чем он — Дина. Всё это витало в воздухе между ними, впитывалось годами на каком-то биологическом, невербальном уровне. И именно это длительное воздействие и оказывало самое большое влияние. Сэм не страдал нарциссизмом, но когда видел себя в зеркале… ему просто очень нравилось то, что он видел. То, что он при этом ощущал, можно было бы примерно выразить словами: «Сэм Винчестер просто чудо как хорош. Сэмми — редкое совершенство, он хорош везде и во всем, и вообще, лапочка, красота и почти что гений». Впрочем, тоже самое Сэм обычно ощущал и без всякого зеркала. Главное, что Сэму больше всего было нужно — это его Дин. Его безумно любящий, преданный, всегда ставящий его впереди всего остального, Дин, и Сэм знал это. Но Сэмми никогда не думал, что ему может настолько не хватать просто обычного внимания… просто глаз Дина, обращенных на него с удивлением, с восхищением, с похотью или с любовью. Сам Сэм продолжал смотреть на брата как всегда, как на своего личного бога, и не думая отказывать себе в этом удовольствии. Вот только то, что он теперь видел, его всё больше расстраивало. И следующее неприятное, что Сэм для себя открыл, это что Дин на него почему-то злится. Злится, несмотря на все сказанные ими друг другу слова, договоры и обещания, несмотря на всю их любовь друг к другу, которая стала для обоих буквально аксиомой. Трудно было не замечать, что любовь Дина теперь отчего-то всё больше оборачивается в подавленную ненависть и сопровождается пассивно-агрессивной манерой поведения. В этот раз было еще хуже, чем в истории с Амелией. Дин снова язвил, насмехался, а еще то и дело огрызался, и поливал Сэма грязью, наедине и при посторонних. То «огородное пугало приходило и просило Сэма вернуть его парик», то «грабли у Сэма не оттуда росли», то был «у Сэма рот вечно приоткрыт, как у дауна», то «из всех Винчестеров рожей он не вышел», то «опять все девушки разбежались, едва Сэм порог переступил», то «Саманта на охоте — как младенец на линии фронта. Толку нет, а таскать приходится» — это сказано было в баре и одобрено дружным хохотом других охотников… Конца такому вот не было, воображение у Дина было богатое. В этих издевательствах было мало привычного добродушного подтрунивания. Только искреннее раздражение и зудящая потребность уколоть и унизить. Сэм терпел какое-то время, потому что надеялся, что Дин перебесится, успокоится и у него это пройдет. Потом, не дождавшись, с наездом поднял неприятную тему, снова докапываясь до брата и требуя всё это прекратить. Но Дин только и смог сказать: — Извини. Сам не знаю, что за хрень со мной происходит. Я не хочу этого. Это просто… копится внутри меня, ничего не могу поделать. Сэм не ожидал такого ответа. В нем не чувствовалось ни капли просвета, только обреченность. Дин просто поставил его перед фактом. Теперь как будто и ему самому оставалось только смириться, что всё будет продолжаться в таком духе. — Так постарайся держать это дерьмо при себе, — жестко отрезал Сэм. — Или нам придется совсем разбежаться. Дин тяжело выдохнул, с мукой прикрывая глаза. Он уже давно со страхом ожидал чего-то подобного, зная Сэма, и все равно не мог остановиться. — Может, так будет и лучше, — тихо и неуверенно пробормотал он. — Что?.. — Говорю, может так будет и лучше. Я бы мог продолжать охотиться с Касом… — Что?! — Почему бы нет? Он уже не так плох, как раньше. Даже почти профи. А ты мог бы охотиться, например, с Эйлин. Из вас такая отличная команда и… пара, — последнее слово Дину пришлось буквально выдавливать из себя. — Не то что ты и я. Вечный постыдный секрет от всего мира, ведь так ты считаешь? — Ты так не думаешь, — уверено произнес Сэм, отказываясь воспринимать слова Дина всерьез. — Ты не можешь этого хотеть. — Да, я так не думаю. И тем более не хочу. Но и продолжать всё, как есть, долго не получится. Я всё время… не просто злюсь, я _в бешенстве_, Сэм. Я, черт подери, чувствую себя как тикающая бомба с часовым механизмом. Предпоследний монстр… Я не просто замочил его, а буквально выпотрошил и в котлету отбил уже мертвое тело. Это тебя не пугает? Да, Сэм сам видел это, и это зрелище его напугало, но раз никто не пострадал, то и претензий у него пока не было. И Дин ведь всегда был ужасно агрессивным. Сейчас просто… чуточку больше. Однако, Сэм начал замечать, насколько они с Дином расходились в своих чувствах, и в чем же все-таки была разница между ними. Вероятно, для него Дин всегда оставался в первую очередь братом, и только потом всё остальное. Для Дина Сэм был в первую очередь просто Сэмом, любимым человеком, сексуальным партнером, а только потом — братом, и всё остальное. — Дин, всё образуется, — сказал Сэм, потому что кроме этого сомнительного обещания, ему пока нечего было сказать. — Просто вспомни всё, через что мы уже прошли. Сейчас не может всё стать настолько плохо. Ты привыкнешь и… — И что? Снова буду сохнуть по тебе безнадежно и втихоря? Ты этого от меня хочешь, сучка переебанная? Да пошел ты на хуй, Сэм. Я пиздец как тебя ненавижу. Пиздец как ненавижу, — повторил Дин, доходчиво передавая в этих простых словах истинное положение вещей. — Нет, я хотел совсем не… — пробормотал сбитый столку Сэм, со стыдом понимая, что его, в принципе, наверное, устроило бы то, о чем говорил Дин. — Мы вовсе не об этом ведь договаривались. — Но подразумевал ты именно это, маленькая дрянь, или скажешь нет? А договаривались мы лишь о том, что будем вместе пытаться двигаться дальше. Значит, вот так я двигаюсь дальше. Сочувствую, если что-то не нравится. Хотя, Вам всегда было сложно угодить, Ваше Святейшество. Даже при том, что _ты сам всего этого хотел_. И «двигаться дальше», и всё, что было до этого — всё твои идеи и желания. Потому что мы всегда делаем то, что хочешь ты. Так что может уже харе ныть и жаловаться? — закончил свою тираду Дин, и подхватив сумку с оружием, пошел прочь. — Ты куда? — Двигаться дальше. У нас по расписанию оторванные головы в Айдахо. — Дин, мы еще не закончили. — Заканчивай скорее, или я уеду без тебя. Только свежего воздуха в машине будет больше. Сэм тяжело вздохнул и последовал за удаляющейся спиной брата. Они разобрались с еще несколькими делами, всё в том же «прекрасном» духе, и Сэм всё острее чувствовал, что не может так жить. Он уже проклинал ту ночь и час, когда залез к брату под одеяло, и в их и без того сложных отношениях всё стало уж слишком, чересчур сложно — с такими сложностями, которых не должно было существовать в природе. А потом, посреди всего этого беспросветного мрака, холода, озлобленности и удручающей механичности, случилось то, чего и следовало более всего ожидать и опасаться. Как всякое страстное безумие и безумная страсть — «проблема» Винчестеров все это время делала вид, что сдалась и отступила, ушла на дно, в непроглядные океанские толщи. А затем, выбрав самый правильный момент, резко развернулась под водой, и обрушилась из темных подводных глубин на их лодочку относительного покоя и «нормальности», с накопленной за это время мощью и одержимостью. Сэм принял этот удар и отразил, как ему показалось, умно и правильно… Это случилось после того, как длинные и острые когти гнилоеда ранили Дина в одно из самых недоступных для него самого мест. Нет, не в задницу, а в лопатку. И теперь в номере мотеля разыгрывалось очередное великое Винчестеровское сражение. — Отвали! Сдрысни, Сэмми, кому сказал! Я сам, — отгонял от себя брата полуголый Дин, перед зеркалом пытаясь проколоть себе иглой кровавую спину. — Дин, ты не сможешь там сам, — терпеливо, как с ненормальным, разговаривал Сэм, и в сотый раз громко позвал Кастиэля, как никогда злясь на ангела за его вечное отсутствие, когда он нужен. — Хорошо, — смирился вконец Дин, так и не сумев изогнуться должным образом — как йог высшей квалификации. — Тогда иди и найди кого-нибудь, кто умеет управляться с ниткой и иголкой. — Дин, вот серьезно? У нас все настолько запущено? — То есть, не пойдешь? Проку от тебя опять ноль, манда-Саманта. — Где я тебе сейчас среди ночи найду желающих штопать подозрительные раны в номере подозрительных мужиков?! — Дьявол, что ж за дерьмо-то такое… На хрен всё! Говори адрес ближайшей клиники. Боже, Дин Винчестер предпочел ехать за помощью в больницу! Сэм так и застыл с раскрытым ртом, не в силах выдать ни звука в первую минуту. Дин сам деловито полез в сеть, и только тогда Сэм отмер от своего шока и задал главный, мучающий его весь этот вечер вопрос: — Дин, неужели тебе настолько противно, что я просто притронусь к тебе? — Противно, — отрезал Дин, не отрываясь от экрана. — И слышать твой вечно ноющий голос противно. И видеть твою инфантильную лоховскую мордочку — до хрена противно. — Знаешь, это уже переходит все границы разумного, — заключил Сэмми. — Твоё отвращение и грубость. Это дико и… ненормально. Не найдя в самой доступной близости больниц, Дин наконец смекнул, что выглядят его эмоции со стороны как полный дебилизм. И чтобы реабилитироваться, решил притвориться, что ему, в общем-то, все равно. — Ладно, валяй. Только рана и игла, Сэм. Распустишь руки — получишь в морду — лишишься зуба. Сэм так и фыркнул. — С чего бы мне распускать руки? С человеком, который без перерыва обливает меня помоями последние четыре недели. — Не притворяйся. Я видел, как ты смотришь на меня. — Как? — Как сытый кошак на упущенную мышь. С эдаким вальяжным сожалением, с ленивым разочарованием, с эдакой хищной и хитрой любовью… Как будто уже прикидываешь под каким соусом меня лучше лопать, когда в следующий раз поймаешь. Севший на кровать позади усевшегося на стул Дина, младший Винчестер прикусил губу, убеждая себя, что это полный бред. Образ-то яркий, но причем тут он, какое отношение он имеет к нему? Никакого, он ведь и не думает о Дине в известном смысле… Он же не думает о Дине? Вроде бы нет. Дин бесит его как тысяча демонов, только и всего. Вот сожаление — да, это он действительно чувствует. Бесконечное сожаление обо всем утраченном — об их прекрасных отношениях… о _прекрасном отношении Дина к нему_!.. У Сэмми аж глаза повлажнели при одной только мысли, при одном только воспоминании об этом. Пора было признать, что всё шло ужасно, просто ужасно. Это надо же им было зайти в такую полную жопу. Докатиться до такой непримиримой и необъяснимой конфронтации, ненависти… — Что застыл? — одернул Дин. — Раны шить немного сложнее, чем ноги раздвигать? Быстрее давай. Чтобы этот день когда-нибудь кончился, и я хотя бы во сне отдохнул от тебя… Сэмми всадил в Дина дугообразную иглу. Жестоко, небрежно, немного глубже чем надо. И удивленно замер, с проскользнувшей блаженной улыбочкой смакуя момент. — Твою мать!!! — взревел Дин, корчась от боли. — А аккуратнее нельзя?.. Не сапог штопаешь! — Сапог я бы штопал бережнее, — не стал этого скрывать Сэм. — Сууучка… — без тени юмора простонал Дин, корчась и думая о том, что сейчас ему, пожалуй, действительно стоит попридержать язык за зубами, хотя бы на время операции. Но дальше было хуже. Потому что обрабатывал рану Сэм умело и заботливо, как обычно, и главное — совсем не стесняясь по ходу дела ненароком спокойно касаться Дина в разных местах. Как будто Дин не предупреждал его о выбитых зубах. А ведь Дин говорил вполне серьезно. Тогда. А теперь просто растекался какой-то дрожащей лужицей блаженства и экстаза от этих касаний, и от одной только близости младшего. «Проклятие…» — стонал про себя Дин, но происходящее было слишком прекрасно, чтобы противиться. Это было какое-то гребанное волшебство. Пальцы Сэма, мягко и осторожно касающиеся его оголенного тела. Дыхание Сэма, теплое, совсем близко, щекочущее его ничем не прикрытую кожу. Тихое сопение старающегося младшенького где-то прямо за ухом. Эти звуки звучали желаннее, чем пение сирен. У Дина едва хватило сознания заметить, что у него уже крепко стоит. Да ничего удивительного, у него каждый день, каждое утро стоит. И Дин дрочит, привычно и яростно дрочит, убеждая себя, что думает в это время о Сэме только потому что эта сука его жутко бесит. И это действительно так, как ни крути. Только сейчас снова кажется, что не столько бесит, сколько… Ох, боже, как же стояло-то, того гляди джинсы порвутся или растянутся. Перепуганный разоблачением Дин поспешно подхватил с кровати подушку и переложил себе на колени, пока его обидный и досадный прокол не раскрылся мелкому садисту за его спиной. Но сам этот его поступок сказал Сэму о многом. — Дин… — Заткнись и делай свою работу. — Я закончил. Постарайся не спать сегодня на спине. — Я никогда на ней не сплю, умник. И думаю, моя спина мне об этом напомнит, если что, — продолжая сидеть, ответил Дин. Сэм продолжал сидеть позади него с загадочной улыбочкой. — Дин, ты разве не хочешь встать? — А ты не хочешь пойти совершить свои вечерние ритуалы перед сном, как хороший мальчик? — Нет, я хочу убедиться, что швы будут в порядке, когда ты встанешь. — Они будут в порядке. Иди почисти зубы, у тебя изо рта воняет. — Не ври, я почистил зубы, еще пока ты тут прыгал с иглой перед зеркалом. — Что? — расстроился Дин. — Я тут кровью истекал, а ты в это время додумался драгоценный ротик полоскать? — Я знал, чем всё кончится, — спокойно сообщил Сэм. — Только не думал, что у тебя еще и встанет. — Чего?! Да ты просто озабоченный! Больной извращенец… — Это я-то? Вот даже не начинай, Дин, мы оба знаем, что лучшая защита — нападение. Убери подушку. — Так, пока по-хорошему прошу отъебаться! Даже если и встало — не твоё дело. Не из-за тебя, будь уверен. — Ладно. Но я могу помочь, — и ласковая ладонь Сэма проскальзывает Дину на живот, и медленно скользит ниже, под подушку… — Господи, да ты издеваешься что ли? — закатил глаза Дин, окончательно отказываясь понимать Сэма. — Катись к себе в ад со своей помощью!.. Сэмми немного грустно вздохнул, пропуская это тонкое «к себе в ад». Подумал, что может быть он был неправ в том, что виноват во всем только Дин со своей одержимой похотью и домогательствами. Может быть, изначальным Искушением был всё-таки он сам. Но он ведь не хотел этого… Или хотел? Губы Сэма нежно коснулись взъерошенного затылка старшего. И от этого прикосновения и от руки, скрывшейся там, под подушкой, повело старшего не на шутку. Дин замер, не двигаясь, даже не дыша. Каждую секунду его мучил страх, что Сэм вот-вот отпрянет, снова вспомнив, что они должны _быть сильными_, должны оставаться только братьями и воздерживаться от всего неположенного. — Больно, наверное, с таким-то стояком в таких джинсах? — произносит Сэм, и его самого ведет от размера и безумной твердости, которую он ощущает под пальцами. — Сэмми… — Пойдем, — тянет его к кровати Сэм. — Ничего особенного. Это просто… помощь. Чисто по-братски. — Чисто по-братски, ага… — ворчит Дин, покорно следуя. — Чего ты там еще выдумаешь… Ты ебанутый на всю голову, Сэм, ты знаешь? — Куда мне до тебя. — Сучка. Чтоб ты знал, он встал на ту рыжую девчонку, которую мы спасли сегодня. Просто я глянул на тебя, и вспомнил о ней сразу. — Спасибо. За подробное объяснение. — Правду говорю. — Да-да, успокойся. Сэм помогает Дину ровно встать на кровати на коленках, сам взгромождается рядом, только полностью одетый, и старший Винчестер испытывает сильные подозрения, что раздеваться этот козлина и не собирается. Это правда. Не в силах отвести глаз от Дина топлесс Сэмми только спускает с него джинсы до колен, до самой кровати, и недолго полюбовавшись, проделывает то же самое с его бельем. Коже прохладно и из-за того, что Сэмми рядом совсем одетый и так смотрит на него, Дин ощущает неловкость и смущение. Но не пробует ни рыпаться, ни слова сказать, так как предугадать реакцию «твари» невозможно — он непредсказуем. Загадочен и непонятен для Дина, как исписанная длинной теоремой доска. Кто знает, с чего Сэмми может остановиться и опять сказать, что им следует держать себя в руках? Лучше не рисковать, пускай просто делает, что хочет и что задумал. Сэма же в этот момент занимает только тело Дина, особенно то, что ниже пояса. Большой и тяжелый, вздыбленный член старшего буквально сводит его с ума. Сэм чувствует так много слюны у себя во рту, что постоянно приходится сглатывать, хотя хочется совсем другого. Хочется взять это увитое венками чудо в свой изнемогающий рот и сосать, сосать, пропуская за щеку, пропуская глубоко в горло, безжалостно насаживая себя, раздалбливая свое изголодавшееся по Дину тело. Но потерять контроль — значит сдаться. Поэтому Сэм просто придвигается сбоку вплотную к брату и берет его твердое, как камень, подрагивающее естество в свою руку. И сразу из крошечной дырочки этого мощного ствола выступает смазка, увлажняя головку. Дин низко стонет, с непередаваемым облегчением толкаясь в великодушно предоставленный кулак Сэма. Пальцы не смыкаются до конца — ствол старшего слишком толстый. И, о боже, слишком твердый. Кулак Сэма, как и сам Сэм, просто в восторге. У младшего всё сжимается и сладко ноет внутри, он едва не теряет сознание от желания вновь оказаться под Дином. Сэмми начинает ласкать рукой восхитительный член по всей длине, наслаждаясь его видом и тяжестью, и из Дина идет так много смазки, что её хватает. Дин стонет, почти порыкивает и подвывает, слегка запрокидывая голову. Так хорошо снова чувствовать Сэма, трахать его, хотя бы так… Всё. Какая там ярость, Дин уже до краев переполнен бесконечной благодарностью и всеми светлыми чувствами. _Потому что Сэмми снова касается его_. Касается правильно, так, как надо, как может только он, как нужно Дину, боже, как же это было нужно Дину… Не дрочка, а _Сэм_. Сэм, его Сэм, его глупый и невыносимо упрямый мелкий со всеми его заскоками и заморочками, его проклятый младший брат, который слишком много думает, и слишком по-страшному треплет ему нервы. Сейчас развратная ладошка Сэма так хорошо полирует его довольный ствол, и это чертовски офигительное зрелище, от которого Дин уже не может оторваться. Ему хочется большего, хочется ласки, нежности, чтобы Сэмми не просто прижимался рядом своей мощной и стройной тушкой, горячо дыша рядом с ухом, а прикоснулся губами к его шее или щеке, а лучше к губам, чтобы снова жарко вылизывал, кусал и целовал его горящую от желания, изголодавшуюся по Сэмми кожу. Но Сэм подходит к процессу слишком по-деловому, как будто это и в самом деле просто какая-то «братская помощь». Как будто такое реально существует, и даже в порядке вещей. Дину безумно хочется сгрести этого сучка в охапку, зацеловать, растопить, разложить, засадить в его тугую задницу, и тщательно и хорошенько выдрать до звезд перед глазами. Но Дин терпеливо довольствуется тем, что есть, лишь бы не лишиться и этого. Ведь кто знает этого Сэма, и кто поймет его. Вот и сейчас, бог знает, что ударило ему в голову, но Сэмми вдруг останавливается, предоставляя Дину самому трахать его кулак. И Дин трахает, черт подери, так часто и усиленно трахает, с таким остервенением, как пес, которого год не пускали на случку. Сэм с откровенным удовольствием наблюдает за этим, не спуская с Дина липкого взгляда красивых глаз, то и дело облизывая нежные губы, тяжело, сдавленно вдыхая и выдыхая. Тугие переполненные яйца старшего уже максимально поджаты. Кажется, Дин скоро кончит. И с нехорошей темной улыбочкой Сэмми… раскрывает ладонь. Дин мучительно стонет и рычит, продолжая интенсивно двигать бедрами, опершись одной рукой о спинку кровати. Тяжелый и массивный перевозбужденный ствол беспомощно елозит по раскрытой ладони его Сэмми, едва получая хоть какой-то контакт. Мало, так мало, мало-мало-мало… Это рехнуться можно, какая же Сэм сучка! Мелкая противная зараза, еще и улыбается… Дин учащенно двигает бедрами, трахая любимую желанную ладошку, огромный член то и дело соскальзывает… Тугие яйца напряжены, Дин хрипло стонет и почти воет от желания и невозможности кончить, продолжая быстрые и настойчивые поступательные движения. Еще, еще, еще немного, только бы Сэмми руку совсем не убрал… Еще чуть-чуть, еще… Неожиданно резко выгнувшись, подаваясь вперед бедрами, Дин с низким рыком выталкивает сперму мощной струей. Старший Винчестер брутально стонет, напрягается и эякуляция повторяется. Дин кончает, с силой извергая заждавшееся семя, обильно заливая стену и изголовье кровати. А затем обессиленно бухается на постель с прикрытыми глазами: — О-хре-неть… Чак был прав: я точно когда-нибудь убью тебя, Сэм!.. Надо мной еще никто никогда так не издевался! Сэм тяжело и глубоко дышит, растеряно пялясь на брата. — Сэм, — вдруг улыбается Дин, поглядывая на его влажные джинсы. — Ты тоже кончил. — Д-да… да, — соглашается за неимением лучших слов Сэмми, так как отрицать очевидное просто глупо. — Ты до себя не дотрагивался, — настырно и довольно, как ребенок, заостряет на этом внимание Дин, и сияет точно фонарик на рождество. — Дин… успокойся. Нам обоим это было нужно. Иначе еще немного и мы бы друг другу глотки повырывали. — Нам нужно кое-что получше на самом деле, — многозначительно приподнимает брови старший. — Быть снова вместе. То, что мы пытаемся делать — глупо и обречено на провал. Если не хуже. — Вовсе нет, — обижается Сэм, что его планы называют глупыми. — У нас всё получится. Просто… совсем без срывов не обходится ни одна завязка. — Ух ты, да у нас тут уже прямо очередное Анонимное Общество. Анонимные Влюбленные! Сядем вкруг и будем выдавать друг другу жетончики за воздержание. Будем травить друг другу жалостливые истории, типа «Мы влюбились друг в друга еще с шестнадцати… Но вот уже восемь месяцев, как мы и пальцем нигде не прикасались!» Бурные аплодисменты. Вот только знаешь, Сэмми, такого АО не существует. И знаешь почему? Потому что люди не хотят завязывать, они хотят быть вместе с любимыми! И вообще готовы на всё, лишь бы быть друг с другом! А не наоборот. Сэмми потрясенно пялится на брата с приоткрытыми от впечатления губами. Его всегда удивляло и восхищало, как Дин со своими, ну скажем так, скромными умственными способностям, всегда умудрялся коротко и точно выразить самую суть. — Но, Дин, мы не другие люди… У нас всё сложно. — У всех свои сложности, от них никуда не деться. Но можно постараться хотя бы не делать их еще сложнее? — Ты не понимаешь. — Куда мне. Ладно, поживем-увидим. Увидишь, что я прав! А еще захочешь подрочить мне и кончить — еще не факт, что я дам. — Ну да, ты же сама недоступность, — тихонько бормочет себе под нос Сэмми. — Я всё слышал, гаденыш на букву с. Спать ложатся на разных кроватях, даже не поднимая этот вопрос. В темноте Сэм слышит голос Дина с соседней койки: — Сэмми. — Да? — Ну и шлюшка же ты, — сказано было, как раньше, добродушно, без яда, едва ли не со скрытым восхищением. — Спи, Дин. Я тоже тебя люблю. Сэм думает, что на какое-то время этой маленькой уступки хватит. Но подобное, конечно, не выход, даже не вариант, и как им жить дальше, он все еще не имеет ни малейшего понятия. А что если Дин как обычно прав? В том, что они смогут по-настоящему двигаться дальше только так — вместе в полном смысле этого слова? Но Дин ведь становится неуправляемым, как с этим быть? Значит, быть вместе и охотиться вместе тоже не вариант. Что же, плюнуть теперь на всё и просто осесть где-нибудь в тихой глубинке? Действительно, почему бы нет, с Амелией это было здорово. Но даже если отбросить в сторону еще один не совсем здоровый страх, вроде его клоунофобии — страх, в котором Сэму было стремно признаться даже себе самому — подспудный липкий страх, что Дин его совсем затрахает… и он будет жить преимущественно в состоянии вечно течной сучки… боже, у них в самом деле был какой-то нечеловеческий бурный секс и нечеловеческое дикое влечение, как говорится «всё не как у людей», так что у Сэмми снова начали возникать странные фобии. Но даже если отбросить их, сама идея почему-то не казалась ему привлекательной. Сэм просто-напросто не мог представить себя и Дина в обычной, мирной жизни. Дин вот мог, для него все было просто — коктейль, пляж и Сэм рядышком, и так далее, спокойное скатывание и разложение по всем пунктам в духе Дина Винчестера. Черт, а он вот вообще, даже себя и даже с девушкой уже не мог представить в обычной, мирной жизни. Но с Дином — это было что-то совсем странное. Сэм долгие годы провел без любви, и без белого забора, но кое-что, на что он опирался, у него было всегда. Любимый брат и любимая работа. Когда она стала любимой? Наверное, тогда, когда он признал, что это именно то, что он умеет делать лучше всего. И именно то, что действительно стоит того, чтобы делать. А насчет них с Дином Сэм точно знал пока только одно — он не хочет жить без Дина. Не хочет, чтобы он был где-то вдали от него или с кем-то другим. Во-первых, они оба будут сильно страдать из-за этого, гораздо больше чем при любой ссоре и конфликте, но когда вместе. А во-вторых, они же — семья. И то, что они примешали сюда еще эти супружеские отношения — это, конечно, ошибка, большая ошибка, но сделанного не воротишь. Или… воротишь? Неожиданно Сэма осенила та сама идея, которая в свое время поспособствовала Дину совершить их первый грех. У них же есть ангел! И всё, что требуется для «возвращения в потерянный Рай» — это попросить его стереть их воспоминания друг о друге за последние три месяца. Боже, и как это только он раньше до такого не додумался? Это же просто идеальный вариант, тот самый выход, свет в конце тоннеля. Сэм почувствовал невероятное облегчение, как будто тяжелый груз медленно спадает с его плеч, и впервые за последний месяц заснул крепким и спокойным сном...