Тихо и неотвратимо

Мощный кожаный ремень старшего со свистом рассек воздух. С первым же звонким ударом ремня по голой заднице Сэм высоко вскрикнул и, резко вскочив, развернулся, прижимаясь задом к столу и загнанно глядя на Дина. Из красивых глаз младшенького сразу же обильно брызнули слезы по обеим щеками. Оба брата потрясенно смотрели друг на друга, едва переводя дух. Сэмми не ожидал такой боли, а Дин не ожидал такой реакции. — Эй, малыш, малыш… — утешительно с заботой проговорил наконец Дин, пытаясь обнять и поскорее пожалеть свое нежное солнце. — Прости, Сэмми, прости… Очень больно?.. Прости… Сэмми несмело и нерешительно позволил ему, со всхлипами пассивно приникая к надежному телу старшего, давая сжимать себя в объятиях и успокаивающе покачивать. Затем наконец Сэм и сам крепко обнял брата, утыкаясь заплаканной моськой ему в плечо. Дин чувствовал, как рубашка становится мокрее и мокрее, просто с фантастической скоростью. Слезы боли и обиды текли у Сэмми из глаз и носом, и, кажется, еще из приоткрытых губок текла слюна, и всё было мокрым, всё плечо Дина было в Сэмми. Раньше у Сэма был невероятно высокий болевой порог, еще выше, чем у Дина, ну, как обычно — всё выше или больше. Но теперь Сэмми буквально на глазах все быстрее обращался в настоящую сучку — нежную, капризную, течную и зависимую. Наверное, в этом не было ничего удивительного, учитывая, как сильно Дин растрахал его. Далеко переходя все пределы, подстраивая под себя, вытачивая под свой член и свои потребности. И что тут плохого, если им обоим это нравилось? Если это делало счастливым Дина и делало счастливым Сэма? Таким Дин всю свою жизнь мечтал видеть Сэмми. И таким Сэму постепенно и неожиданно очень понравилось быть для Дина. Так же заботливо, и повторяя что-то успокаивающее, Дин натянул на Сэмми джинсы обратно и застегнул их. — Пойдем, — нежно обнимая, потянул Дин брата прочь из этой комнаты, и Сэм в ответ только всхлипнул, пытаясь перестать наконец реветь и неохотно оставляя полюбившееся ему плечо. — Пошли, Сэмми… Это была плохая идея. Прости, прости… Едва ли что-то соображая от всё ещё переполняющих его эмоций, Сэм покорно шел, куда его вели, обхватив в ответ Дина и чуть ли не повиснув на нем, даже не глядя, куда они направляются — только под ноги, только покрепче прижимаясь к Дину, только пытаясь наконец взять себя в руки и успокоиться… Сэмми так и не смог успокоиться, но резко вздрогнул и маленько пришел в себя, когда раздался щелчок наручников на его сведенных спереди вокруг металлической штанги запястьях. Сэмми наконец разлепил пошире свои мокрые реснички и, невинно моргая, удивленно уставился на Дина. Они были в подвале. В том самом, который так полюбился Дину в их первый осмотр бункера. «Подвал — это круто» — сказал тогда Дин, но Сэм тогда и подумать не мог, в каком именно направлении распространялась эта «крутость». Теперь до него начинало доходить. Здесь бы могла получиться великолепная комната для БДСМ. А это как раз одна из тех вещей, в которых Сэмми был бы, по общему, редко высказываемому мнению, не просто хорош, а шикарен и бесподобен. Видимо, Дин один из первых разделял эту мысль. — Еще раз прости, Сэмми, — произнесли пухлые губы Дина, прижимаясь к его встревоженному личику и уху. — И касательно твоего вопроса… Боюсь, что я люблю тебя… слишком сильно. Но ты потерпишь это, малыш, я уверен, ты это выдержишь… Ты же такой сильный и всё вытерпишь, правда?.. Ты же уже большой мальчик, Сэмми? Уже взрослый, совсем большой малыш?.. Сэм уже не плакал — сейчас ему было просто страшно. Потому что он понимал, что Дин хочет сделать ему больно. В этот раз Дин собирается любить его через боль, через причинение боли, потому что Сэм заслужил это — сначала охрененно выбесил его своим сучизмом, а потом расхныкался и разнюнился, как неизвестно кто, хуже любой девчонки. Сэм понимал всё это и чувствовал себя виноватым. Он не чувствовал себя вправе сопротивляться и возражать — Дин лучше знал, что с ним теперь нужно делать. Дин должен был наказать его, должен был, пусть и с опозданием, выбить из него всю дурь, заставить повзрослеть и сделать из него настоящего, сильного мужчину. Чтобы он больше не позорился, как сегодня. Подумать только — от одного удара… столько слез. Даже девчонки, даже дети, терпят такое молча и не пикнув. Может быть, Дин прав, что больше не хочет брать его на охоту… Может быть, он уже не тот. Может быть, он всегда теперь таким будет. Или может быть, Дин еще может что-то здесь исправить? Поэтому Сэмми только едва заметно дрожал, пока Дин полностью, на этот раз полностью, снимал с него джинсы с обувью, а потом аккуратно ножницами резал рубашку прямо на его соблазнительном точеном теле, чтобы избавиться и от этой мешающей ему вещи. Сэм всё еще до безумия хотел член Дина внутрь, но старался не думать об этом. Оглаживая шершавыми ладонями обнаженную кожу, под которой красиво переплетались мышцы, Дин тяжело дышал. Кончики пальцев старшего как-то игриво и несмело дотрагивались до Сэма в разных местах, касались его ладоней, как будто восхищаясь и дружески приглашая быть заодно. — Сэмми… Прогнись немного и расставь ноги, — хрипло приказал старший. Сэм покорно выполнил приказ, чувствуя, как обе руки Дина опускаются на его заебанный зад, с силой раскрывая и растягивая его. Света в помещении хватало, хотя он был немного глуше, чем в других частях бункера. — Ты слишком растраханный, Сэмми, — облизав губы, произнес в тишине Дин. Голос Дина низкий и брутальный, сомневаться в его правоте Сэм не может. Он и сам давно уже чувствует себя слишком выебанным и болезненно течным. — И кто в этом виноват? — осмеливается тихонько упрекнуть Сэмми. Нос Дина с упоением утыкается в его каштановые волосы, запоем втягивая запах, пока уверенные пальцы старшего охотника проникают в заебанную дырочку Сэмми, вырывая из него высокие девчачьи вскрики. — Раньше я бы сказал, что я, — низко шепчет ему Дин. — Но в последнее время это всё больше ты… Ты сам, Сэмми. Ты безжалостно трахаешь собственную дырку всем, что я даю тебе… Ты стонешь и скулишь, самозабвенно растрахивая себя моим толстым членом, не в силах остановиться… Ты громко бредишь ночами, видя в снах, как сосешь мой член или скачешь на нем… Ты такая сучка, Сэмми, что жить не можешь без моего большого и крепкого ствола, но пытаешься сделать вид, что это не так… Поэтому я просто обязан сделать с тобой то, что с тобой нужно делать… Сэм высоко вскрикивает с каждым очередным поступательным толчком настырных и наглющих пальцев брата, совершаемым с каждым обвинительным утверждением. Замолчав, Дин начинает быстро-быстро двигать ими туда-сюда из стороны в сторону, слушая пошлое хлюпанье собственной спермы в мокрой растраханной дырочке Сэмми, и как из младшего при этом льется тихое и тонкое «аааа…» Сэму это так приятно, это такое немыслимое облегчение. Он всегда на взводе рядом с Дином, а рядом с Дином он почти всегда, и это вечное возбуждение, напряжение, его организм работает на пределе, а когда старший делает вот так… Сэмми просто течет и тянет высокий негромкий крик, растрясаемый и разнуздываемый изнутри мужественными пальцами брата, не в силах сдерживаться. — Могу спорить, ты и сейчас думаешь только о том, как бы опять получить в себя мой крепкий ствол, — продолжает Дин. — Н-нет… — шепчет Сэмми, и не совсем понятно, к чему это относится — к тому, что делает сейчас Дин, или к его возмутительным утверждениям. — Нет? — усмехается Дин, поглаживая изнутри уверенно раскрывшуюся для него дырочку Сэмми. Дин извлекает мокрые пальцы, приспускает свои штаны и вводит в заебанную и более чем полностью готовую для него дырочку младшего свой увесистый, до предела налитой ствол. Сэм сразу толкается сам, приятно натягиваясь на эту немыслимую дубину, мягко растягиваясь по всему твердокаменному стволу, и, широко распахивая рот, облегченно стонет, от прошившего всё его тело экстаза. Дин делает всего пару коротких, едва заметных движений туда-сюда внутри безумно растраханной дырочки Сэмми и тут же полностью выходит с пошлым чпоком. Снова посильнее растягивает задницу своей сучки двумя руками, чтобы увидеть, насколько хорошо Сэмми раскрылся после его члена. И да, разница заметна, теперь Сэмми открыт для него еще шире, еще гостеприимнее и отчаяннее. Дин одобрительно поглаживает его по пошло прогнутой пояснице — вот теперь его Сэмми полностью раскрылся для члена старшего. Но его мальчик снова плачет… Теперь уже тихо и молча, слезы просто в два ручья бегут по его щекам из прекрасных глаз от ощущения огромной зияющей пустоты в раздразненной дырочке. От слишком большой жажды Дина внутри и его отсутствия. — Какая готовая сууучка... Что я и говорил, — усмехается Дин. — Мне жаль, но сегодня ты больше не заслужил того, чего так сильно хочешь, малыш. Дин уходит наверх, и Сэму кажется, что его нет целую вечность. Что Дин забыл о нем, включил какое-нибудь свое тупое телешоу или решил перекусить, или даже вздремнуть… Оставив его здесь вот так либо в наказание, либо попросту забыв о его существовании. На самом деле Дин всего лишь сходил за оставленным наверху на столе ремнем и вернулся обратно. Сэм издал длинный облегченный вздох, снова увидев брата, пусть и с тем ужасным ремнем в руках. Что ж, Дин все-таки выпорет его, но он знает, что заслуживает и чего куда похуже, и потому примет от него всё с удовольствием и радостью. — Ты стал слишком раскрытый, Сэмми, — как будто извиняясь за дальнейшее, произнес подошедший с ремнем Дин. — Тебе нужно стянуться… Может, тогда ты перестанешь вести себя как чертова сучка и капризная сопливая девка. — Да, Дин… — пробормотал Сэмми. — Да, давай, сделай это… Да, пожалуйста, мне это нужно… Удар кажется еще болезненнее, чем тот первый. Возможно, сейчас Дин сильнее возбужден. Он медленно, с оттяжкой и со вкусом, лупит ремнем несчастную задницу Сэма, едва сдерживаясь, чтобы не всыпать во всю силу. С наслаждением исполосовывает светлую кожу своего малыша и чувствует долбанное немыслимое облегчение. Это даже нельзя назвать наслаждением, это эйфория — видеть такого Сэма, слушать его сдавленные вскрики, видеть это его лицо… Все лицо Сэмми буквально сплошь залито слезами, они льются ему в приоткрытый в агонии рот, бегут из носа, стекают по шее, капают на пол… Красных полос уже нет, их слишком много, и вся задница младшего — одно сплошное болевое место. Ремень лупит по больному еще больнее, и время от времени Дин останавливается, но не чтобы дать передых, а чтобы проверить размер. Для этого он растягивает всхлипывающего Сэмми, хорошенько ухватившись двумя руками, и любуется на его всё более и более сжимающуюся дырку. Когда после нескольких проверок тугая напряженная дырочка всё еще открыта на два пальца, Дин убеждается, что Сэмми сжался максимально, и стянуться сильнее уже попросту не может. Дин безжалостно вставляет в такого Сэмми весь свой гигантский, закаменевший член… Сэм с надрывом кричит, новая острая и глубокая боль прошивает его измученное тело насквозь. Но ему хорошо, как-то безумно, нечеловечески хорошо. Это так мучительно и прекрасно — этот чертов мощный ствол Дина в его вновь тугой, отодранной заднице ощущается просто огромным, немыслимо распирающим его только стянувшиеся было мышцы… Не в силах сдержаться, Дин быстро трахает младшенького, наслаждаясь его непривычной уже узостью, теснотой и немыслимо высокими вскриками. Это слишком хорошо, и Дин кончает быстрее, чем привык. Просто неожиданно выплескивается и сливает внутрь Сэмми гребанный галлон своей заждавшейся спермы. Потрясенно вытаскивает, пытается отдышаться. Из небольшой и припухшей, пульсирующей дырочки Сэмми сразу же сбегают струйки его семени, которой теперь так много в его бедненьком малыше… Выпоротый, заплаканный, затраханный и переполненный, до предела напичканный спермой — вот таким и должен быть Сэмми в совершенно идеальном мире Дина Винчестера. — Сэмми… Сэм… — хрипит Дин, до боли прижимая его к себе, стискивая в медвежьих объятиях, зацеловывая мокрое личико, беспомощно приоткрытые губы, ничего не видящие глаза. Пришло время пожалеть, приласкать и утешить это безумно любимое им солнышко. Дин даже не заметил, что во время порки, дверь подвала бесшумно раскрылась, и вошел пропащий Кас. Ангел в плаще был мрачен и, судя по всему, всё ещё пьян. Он молча с презрением поглядел пару минут на устроенную Винчестерами садомазохистскую оргию, затем развернулся и также молча вышел. Сэмми заметил его присутствие краем глаза сквозь пелену водопада слез, но не мог в тот момент выдавить из себя ничего кроме очередных криков. А Дин ничего не видел, кроме запоротого Сэмми, увлеченно продолжая свой жесткий воспитательный процесс.