Тихо и неотвратимо

Губы Дина прижались к щеке обомлевшего младшего брата, такого растерянного, что даже не делалось никаких попыток вырваться. Пухлые губы Дина скользили по коже любимого братишки, упиваясь ее нежностью и гладкостью, пока его нос жадно всасывал запах Сэмми. Скоро стало влажно — Сэм почувствовал, что Дин целует и вылизывает его шею и покусывает за ушко, и почему-то главное, что вертелось у Сэма на уме — что неплохо бы было принять перед этим душ. Но Дину было плевать на такие мелочи, как обычно. Он любил, когда Сэмми был хрустально чистый и пахнущий всяким своим косметическим парфюмом, но не меньше, если не больше, любил, когда Сэм был грязный после охоты, вспотевший, вовсю благоухающий своими естественными ароматами, секретами, гормонами, феромонами… Вероятно, дело было в питании — Сэмми просто чудесно пах. Даже не удивительно, что вся нечисть, все твари слетались на него, словно пчелы на мед, только и успевай отбивать и спасать этот лакомый кусочек от банального пожирания и всякого другого использования. Да, может, не все это способны понять, но Дин обожал такого взмыленного с охоты Сэма, потому что мог не только касаться его, видеть, слышать, глотать, но и вдыхать. Жаль, сегодня младший Винчестер был вполне себе чистенький, хоть и не прямо вот из-под душа. Следующее, что отколол Дин, стало почти шоком — лица Сэма коснулось прохладное лезвие маленького раскладного ножа. Такими пользуются ублюдки, вымогающие кошельки в грязных переулках. Сэм только надеялся, что Дин не станет затевать сейчас какую-нибудь такую ролевую игру, хотя бы потому что они были отнюдь не в безлюдном переулке, а на открытой общественной территории, пусть и в ночное время — у мотелей это не имеет большого значения. Лезвие медленно и осторожно заскользило вниз по сильной шее, доходя до рубашки, и далее медленно срезая одну пуговичку за другой — они так хорошо отлетали от этой глубоко дышащей мощной грудной клетки. Дин всегда гениально управлялся с ножами. Покончив с верхней одежкой младшего, рука Дина вместе с лезвием скользнула под его майку, натягивая и потом тихо распарывая ее сверху донизу… Сэм потрясенно замер, раскрытый, чувствуя, как его горячий торс обдувает прохладный ночной воздух. Кончик лезвия щекотно блуждал по его напряженному прессу, пару раз взлетев к его полностью вставшим, затвердевшим соскам, и вдруг неожиданно оказался за спиной, как-то нерешительно и задумчиво прохаживаясь по его закрытой джинсой заднице. — Как думаешь, Сэмми… сделать мне стильное улучшение в твоих проклятых джинсах? — осведомился насмешливый голос Дина. — Эксклюзивную модель… стиль Сэма Винчестера... Сучий тренд? Сексуально и вызывающе. А еще удобно для таких шлюшек, как ты, когда можно сразу же сесть на любой… — Нет!.. — с ужасом понимая, все-таки выдавил Сэм, хотя говорить ему было тяжело с таким Дином, словно тот довлел над ним, подчиняя и господствуя. — Не надо, Дин, пожалуйста… Хотя наглое предложение звучало остро и заманчиво, Сэм чувствовал, что если Дин прорежет ему дырку в джинсах на том самом месте, он умрет от стыда. А если Дин еще натянет его вот так и будет трахать, он уже и не воскреснет. — Или оставим до следующего раза? — чувствуя трепет младшего, Дин проявил милосердие. — Здесь слишком темно для работы дизайнером. Сэм с облегчением услышал, как Дин складывает ножик и убирает его обратно себе в карман. Это дело не горело, старшему Винчестеру и так было запредельно кайфово. Вся его сущность звенела от восторга. Он всем телом чувствовал, как его трогательная сучка подрагивает от нервов и желания в его власти… Бедра Дина толкнулись вперед в любимый и вожделенный зад, имитируя известный акт, но задница Сэма всё еще была капельку выше таза Дина. — Раздвинь их, — потребовал Дин, ставя свой ботинок с внутренней стороны ноги брата, принуждая. — Шире. Сэм меньше всего хотел сейчас действовать брату на нервы и завороженно беспрекословно подчинился, расставляя длинные ноги чуть пошире. Если бы он не знал про татуировку, то подумал бы, что Дин может быть одержим демоном. Но он знал и про тату, и про самого Дина. И поэтому понимал, что сейчас Дин одержим только собственной жаждой Сэма. Да, снова. И когда Дин становится таким, шутки можно отбросить в сторону. Сначала будет секс — а потом все разговоры. Если повезет. Если не повезет, то после секса будет еще секс, и еще… И только потом, уже хрен знает когда, будут разговоры. Но самым удручающим было, что Сэм чувствовал — он сам не имеет ничего против. Ему нужен Дин. И ему нравится эта маниакальная любовь и это бешеное желание. — Сэмми-Сэмми… Я же могу взять тебя прямо здесь, — хрипло шептал старший. — У этой ебаной сетки. Буду трахать тебя долго, сильными и грубыми толчками. Оградка будет громко скрипеть под тобой, и все, кто спал и не спал, начнут выглядывать в окна — какой это псих насилует сетку? А увидят тебя. Подо мной. Увидят, как шикарно я имею тебя, и как послушно ты меня принимаешь… Дыхание Дина шевелило волосы Сэмми, когда старший Винчестер говорил. Сэм нерешительно мялся, как лошадка, едва заметно переступая с ноги на ногу. Молчал, но его задница всё больше приподнималась навстречу бедрам старшего брата, словно отчаянно пыталась нащупать выпирающий член в его джинсах. — Хочешь, — усмехнулся Дин, поглаживая разгоряченное тело младшего. — Еще как хочешь… Прямо сейчас течешь, мечтая, как бы поскорее мне отдаться. Так и изнываешь от желания принять мой огромный член. Я всё ещё могу сделать это максимально быстро. Хочешь? Один разрез — и я внутри. Сэм по-прежнему молчал, только продолжая отчаяннее притираться задницей к заветной ширинке. — Пойдем отсюда, — решил вдруг за него Дин, ласково обнимая и целуя свое сокровище. — В номере будет удобней. Сэмми кивнул, едва успевая отвечать на поцелуи, спотыкаясь рядом с братом, чуть не падая в его надежных руках, умирая от желания и бесконечной любви… Мыслей у Сэма совсем не осталось в эти минуты, и он не обратил внимание на случившееся. На то, что раньше Дин бы не удержался и непременно трахнул его прямо там. Но сейчас, похоже, Дин Винчестер наконец ощутил свою полную ответственность за младшего. Полную — потому что Сэмми откровенно не был в состоянии сопротивляться его сексуальному террору. Правда, если бы он продолжал сопротивляться, Дин не был уверен, что не сделал бы с ним что-нибудь грязное и непристойное, с упоением пытаясь этим что-то доказать и ему, и себе... Да, вероятнее всего, он бы все-таки трахнул Сэма прямо там… Но, похоже, уже нечего было доказывать - всё было слишком очевидно, завоевано, полностью подчинено, несмотря на жалкие попытки бегства. К тому же, Сэм был в полном раздрае, и желание позаботиться о беспомощном младшем братишке попросту пересилило в Дине даже желание его хорошенько оттрахать за все «грехи». Старшему пришлось чуть ли не волоком на себе тащить Сэмми до номера — у того подгибались колени, словно его развезло после бара. Только алкоголь здесь был совершенно ни при чем — Сэмми буквально накрыло от близости и заботы Дина. — Ты немного сжался, — заметил Дин, когда уже раздетый Сэм в кровати сам и не без труда, но жадно опустился на его здоровенный вздыбленный ствол. — Ты не был таким узким, когда я в последний раз любил тебя. Сэм шумно выдохнул, насаживаясь вверх-вниз на распирающем его члене и прикрывая глаза от наслаждения. Впиваясь пальцами и ногтями в спину партнера, словно боясь, что кто-то снова отберет у него Дина. Хотя уже давно этим «кем-то» был только он сам и его смятенные чувства. Когда-нибудь он совсем, окончательно привыкнет к своей новой роли, когда-нибудь, непременно… Но неизвестно, как скоро. После того, кем он стал за все прошедшие годы, через что прошел, это было очень нелегко. Сразу после Стэнфорда всё было бы в разы проще. Жаль, что тогда ничего не склеилось. Они упустили золотое время, и это еще было не самое страшное. Они недостаточно крепко держались друг за друга, это-то и дало возможность ангелам и демонам вбить между ними парочку роковых клиньев. Хорошо, что сейчас подобное казалось невозможным… Или еще была крошечная вероятность? Спустя несколько часов, после того, как Сэм кончил минимум три раза и успокоено-удовлетворенно обнял Дина, старший вспомнил, как Кас обвинял их в том, что они мало разговаривают о важных вещах. Прав он был или нет, Дин сам чувствовал большое желание быть ближе к Сэму. Желание, которое он привык в себе игнорировать и подавлять, чтобы не казаться уж чрезмерно любопытным и сующим свой нос, куда не надо. Однако, Кас прав — теперь они были не только братьями, а супружеские отношения подразумевают отсутствие всяких тайн и секретов друг от друга. — Ну что, Сэмми, — произнес Дин немного осевшим после постельных подвигов голосом, — может быть, хочешь мне что-то сказать? Ни на что конкретно не намекая, Дин имел ввиду в первую очередь объяснения — что это за херня творилась в последние дни? С чего вдруг Сэм решил вспомнить детство и поиграть с ним в салочки? Но Сэм понял его иначе или просто не пожелал давать объяснений, великодушно объявив: — Можешь не удалять свои драгоценные записи. — Вот как? — Да. Можешь просто отдать их мне. Дин, который, в общем-то уже готов был скрепя сердце и удалить, только усмехнулся этому очередному простому и ловкому решению, созревшему, как обычно, в голове его младшего брата: — Хитрый маленький извращенец… Да шучу. Звучит разумно. Тогда, когда в следующий раз ты решишь меня бросить, вернешь мне всё до последнего файла, идет? — Я не брошу тебя! — раздраженно возразил Сэм, выпутываясь из объятий, так что видно было, что само предположение о таком его сильно задело. — Почему ты вечно представляешь себя жертвой? — А что, разве не прав? Сэм мог припомнить кучу раз, когда Дин кидал его в самый важный момент, но не стал. И припомнил только один раз — переломный. — Нет, не прав. Ты должен был быть со мной, Дин… А ты бросил меня. — Когда, солнце?.. — удивленно вздернул брови Дин. — Приснилось тебе, что ли. Когда?.. Когда я тебя бросил?.. — Когда предпочел ад, вместо меня… вместо того, чтобы прикоснуться ко мне, как ты этого хотел, — высказал Сэм старую обиду и боль. — Дин, мне, правда, в глубине души казалось, что мы что-то большее, чем просто братья. И я знал, что ты тоже чувствуешь и видишь это. Но ты всегда отворачивался и уходил. В бар, в чью-то койку, в охоту, в ад… Черт возьми… Проклятье! Хотя, что здесь нового? Только то, что в таком ключе выглядит всё уже совсем не так, как раньше. Ведь Дин всегда считал, что Сэмми просто редкая сцука — улыбается, сучит и хвостом перед ним вертит, но ближе не подпускает. А получается… Сэм в те далекие годы действительно чего-то от него смутно ждал? Был безотчетно заинтересован? Блядь, это было какое-то издевательство — понимать это теперь, спустя столько лет кошмаров и боли. Сэмми предлагал ему себя! Теперь это казалось очевидным. Конечно же, предлагал, вашу мать, не прямо, не вслух, возможно даже не сознательно, но упорно, с тех пор, как у парня начался переходный возраст — Сэмми бессознательно предлагал себя Дину. Не только потому что ему нравилось «вампирить», но и потому что на самом деле был без ума от своего старшего… Черт. Нужно было быть настоящим бараном, чтобы упрямо продолжать играть свою знаменитую роль мученика, когда можно и нужно было сыграть с Сэмом блестящую роль «героя-любовника»! Но Дин так погряз в своих страданиях по самым разным поводам, погряз в муках вины, что и правда ослеп, ничего не видя кроме своей боли. Как же он устал тогда притворяться — строить из себя того, кем хотел быть… Но получалось больше играть, чем быть. Крутым охотником и мачо, достойным сыном своего кумира — Джона Винчестера, хорошим сыном любимой мамы, которая могла бы гордиться им… Мало кто способен реально понять, насколько много такие вещи значили для Дина. Предельно много. Это была его суть. Другие люди, типа Сэма, живут для себя, и им плевать на мнения других, им плевать даже на родительское мнение. Конечно, они рады, когда ими гордятся, но… они никогда не станут предавать ради этого самих себя. Еще и будут защищать свои интересы до последнего. А Дин был из другого теста, из какого-то вымирающего вида, и само его существование трудно было назвать сладким, сколько бы пирогов он не слопал. Дин хотел, но не мог жить для себя, потому что всё больше чувствовал, что никакого «себя» попросту не существует. Отдельно от Сэма и отца, если убрать яркие, но пустые атрибуты, кем он был? Иногда в те годы ему казалось, что он не был вообще никем. Только ущербным больным ублюдком, за которого отец продал душу, и ведь не потому что любил, конечно же, а из чувства вины. А потом он стал еще и неудачником, который обещал, но не смог спасти любимого брата. Неправильно любимого брата… Теперь-то многое казалось глупым, включая те жуткие комплексы, которые привил ему Джон. Но тогда Дин с головой зарывался в свои муки, не видя никакого иного выхода, кроме ада. О, этот единственный свет в конце тоннеля… В конце безвыходного тоннеля. Кто-то черноглазый внутри Дина шептал, что он заслуживает большего и лучшего, и, конечно, был прав, но правда была в том, что и этот «кто-то» не был Дином, и он тоже понятия не имел, что же ему нужно. Этот «кто-то» лишь мог подкидывать стандартные картинки, которые именуются у людей «счастье». Эти штампы так и кричат в оба уха: вот что такое Настоящая Жизнь, неужели тебе этого не надо? Собственная рок-группа и слава — разве не самая офигенная мечта? А с возрастом приходят другие стандарты. Красивая жена. Ребенок. Собственный дом. Престижная работа, карьера. Друзья. Зеленая лужайка… Сплошные рекламные плакаты. Неужели тебе этого не нужно? Не нужно. В том-то и беда. Это было нужно Сэму. А ему — нет. Ему почему-то — нет… Но убедиться в этом пришлось как всегда — методом проб и ошибок. Ему был нужен Сэм, и не то чтобы Дин не отдавал в этом отчета… Просто он тогда и мысли не допускал, что можно зайти дальше. А теперь выходило, что Сэмми допускал такую мысль? Хотя и не отдавал отчета. Сэм рассчитывал на него, нуждался, даже не представляя, как это — остаться одному. Кто бы подумал. Но, честно говоря, Дин не думал о чувствах Сэма вообще. В его восприятии «Сэмми», как и Импала — был любимым объектом. И крайне редко — живым отдельным субъектом. Еще одна беда была в том, что Сэм был тем еще субъектом. Этот парень просто физически не мог не любить, и поэтому не мог не влюбиться в Дина — единственного, кто по-прежнему всегда находился рядом с ним, каждый день… Вероятно, у Сэма были неповторимые и яркие романтические чувства, но Дин всё просрал. У них всё могло быть тогда, только руку протяни, только посмей, почувствуй себя достойным и возьми. Но Дин никогда не чувствовал себя достойным. Сколько бы всего не сделал для брата — никогда. — Я хотел спасти тебя, — признался Дин в том, что и так должно быть понятно. — Ты бы спас меня, если бы остался рядом. — Прости. Так получилось. Я не по своей воле отправился в ад. — Но ты ни черта не делал, чтобы туда не отправиться. Так что можно считать, что по своей воле. И ты не хотел меня спасти, ты хотел сбежать от меня, — вынес очередной вердикт Сэм. — Сначала папа, а потом ты. Как будто я какое-то жуткое чудовище, и даже ад не так страшен по сравнению со мной. — Не придумывай. Хотя, в чем-то ты прав, — признал Дин. — В смысле, мне было писец, как страшно… Сэм вскинул на него расстроенный взгляд. — Прости, — уже машинально произнес Дин. — Ты точно не Фредди Крюгер. — Ты выбрал Крюгера, — заметил Сэм. — Как будто боль и страдания не так пугают, как счастье, потому что более привычны для тебя. Но если бы ты не оставил меня, мне бы не пришлось взрослеть. Когда ты вернулся, ты уже не был мне нужен. В сердце вонзилась тупая игла. Какое-то бессмысленное несвоевременное наказание, зачем Сэм говорит ему это? — Я правда перестал быть тебе нужен? — Какое-то время… Да. Это всё… был такой период. «Еще один период, замечательно» — подумал Дин, который уже устал от разных бунтарских периодов Сэма. — …Было такое окрыляющее, пьянящее чувство — что я всё могу. Что нужно только постараться, и можно дотянуться до звезд и мир перевернуть… И всё будет прекрасно, лучше и быть не может. Это чувство и раньше бывало, но тогда особенно. Это непередаваемое ощущение. Ты понимаешь, о чем я? У тебя такое когда-нибудь было? Дин даже горькую усмешку не стал из себя выдавливать. Нет, у него никогда не было чувства, что он может всё. Зато миллион раз бывало чувство, что он не может вообще ничего. Но Сэм — он же наркоман, и дело не только в этом, но и в нем самом, он какой-то весь… Дина вдруг как ледяной водой окатило дикой мыслью — а уж не подсадил ли он Сэма на свой член, как на очередную дозу? Чертовски было похоже на то. А если и так, то что? Может быть, это всё, на что он может теперь рассчитывать? После всего, что было — после Каса, после Бенни и даже Кроули — разве Сэм влюблен в него так, как раньше? Вряд ли. А если и влюблен, то это уже не та прекрасная, романтичная и всесильная любовь, которая окрыляет и превращает жизнь в сказку. А покалеченная и выстраданная травма-зависимость, которая виснет камнем на шее и тянет вниз. Любовь-инвалид, любовь-вредная-привычка. Может, и вообще не любовь, просто очередная игла в этой их убогой одинокой жизни… Сэмми, Сэмми, господи… Дин так любит его, что этой любви хватит на них двоих в любом случае. И еще на тысячонку жизней. — Ну, во многих смыслах… нет, даже во всем смыслах, ты действительно перевернул мир, — подметил это Дин, стараясь и утешить, и поддержать тему. — Буквально. Только не совсем в одиночку. — Единственный мир, который я перевернул, находится у меня в голове. После Клетки он выглядит совсем иначе, это точно. Блядство, блядство… Теперь Дину казалось, что он вообще всё делал не так! Сначала не ставил себя ни во что, и помощь не принимал, отворачивался и отгораживался, лгал другим и себе, играл в героя и мученика. А потом еще хуже — обижался, ревновал и качал права, выставлял Сэму счет за то, чего он даже не заказывал… И далее еще хуже — фактически вынудил Сэмми своим отношением прыгнуть в Клетку. Сэм, конечно, крут и всегда готов пожертвовать собой ради мира, но вряд ли бы он так охотно и бездумно пошел на такое, если бы до этого не поверил всей душой, какое же он «последнее дерьмо». — Да. Не совсем… — признал Дин, не очень поняв, что имел ввиду Сэм, но почувствовав. — Сэмми… Мне жаль, что всё так вышло. Честно, мне иногда до слез жаль того парня, которого я, как ты говоришь, «бросил». И себя тоже жаль, но того Сэмми — в сто раз больше. Мне всегда будет больно от того, что его больше нет. И не думай, что я не благодарен за то, что ты даешь мне иногда поверить, будто он всё еще есть. — Может и есть, — неуверенно произнес Сэм. — Где-то очень глубоко, так глубоко, что я не знаю и не чувствую его. — Хорошо бы. У него была более изящная фигура и всего пара извилин в голове, — сострил Дин. — Хотя он изо всех сил старался быть очень умным и серьезным. Но когда я видел его улыбку, время замирало, потому что это были самые счастливые моменты в моей жизни. Из-за них я даже прощал миру всё дерьмо, которое творится. Я чувствовал, что весь этот кошмар и боль не напрасны, и всё оправдано уже одним тем, что на свете существует такая улыбка… Если бы я только знал — как, я бы раскопал того парня у тебя внутри, чего бы мне это не стоило. «Черт, да я тогда просто пиздецки влюбился в него, — прикинул про себя Дин, сам с удивлением вспоминая всё это. — Почему только я не взял его, в самом деле, почему? Не взял и не спас, и кажется, сделал что-то еще похуже. Почему люди всегда разрушают то, что любят больше всего? Есть на это ответ?» Но логичный ответ был и даже не один. Самый простой и очевидный из них: люди ревнивы и обидчивы, люди — эгоистичные собственники, они присваивают и живут этим, а когда их чувства оказываются задеты — готовы бить, бить и уничтожать, чтобы хотя бы так успокоить собственную боль. Может, не все люди такие, и есть святые, как Сэм… Но им же хуже. Потому что именно такими обладать — слаще всего. — Тебе бы пришлось перерыть не одно кладбище моих надежд и представлений, — предупредил Сэм, растроганный признанием брата. Кладбище надежд и представлений? В принципе, Дину и самому было это близко знакомо, и у него самого имелась парочка акров такой землицы, но вряд ли бы он когда-то об этом сказал. Дин не переставал удивляться, как Сэмми умеет драматизировать в любых случаях — в значительных и незначительных вещах почти одинаково. Видимо, у Сэма была очень впечатлительная и горячая натура, раз ему настолько глубоко и навечно въедалось в душу всё, что происходило конкретно с ним. Например, как забыть, что произошло в далеком возрасте его трех с половиной лет, когда отец взял своих мальчиков на рыбалку. Сэмми был еще маловат, чтобы сидеть с удочкой, и маясь со скуки, он вдруг захотел обнять рыбачащего папу. Он обхватил его со спины своими маленькими, но уже очень жаркими и любящими объятиями. Но Джон обернулся, и с присущей ему теплой улыбкой сказал, что он сейчас занят и обнимутся они позже, когда закончится клев. Тогда Сэмми направился к рыбачащему рядом с отцом Дину с тем же срочным делом — обнять. Но Дин, во всем подражая отцу, тоже сказал, что не может сейчас отвлекаться. Тогда Сэмми захотел погладить белочку, но белочка убежала от него на дерево. И тогда, в отчаяние, Сэмми захотел погладить наловленную рыбу в ведре, надеясь, что хоть она-то от его любви никуда не денется. А проклятая хладнокровная, бесчувственная рыба взяла и укусила его за палец, приняв его, очевидно, за что-то другое. Отец с братом мгновенно подбежали на крик, и Джон с беспощадной мстительностью поочередно отрубил голову каждой рыбине из того ведра. Но было уже поздно. Сэмми уже возненавидел рыбалку и всё, что с ней связано, на всю жизнь — как только он один это умел. А как же тяжело Сэмми переживал уход домашних любимцев. Когда пес Бобби был жестоко отравлен одним нехорошим человеком с целью мести Сингеру за какие-то личные обиды, маленький Сэм всеми силами пытался выходить и спасти невинного песика. Честно говоря, Дина потрясло и восхитило, как самоотверженно Сэмми бился за жизнь Раффи. Потому что то, что творилось с Раффи, было настолько ужасно и омерзительно, что, несмотря на всю любовь, сам Дин не мог заставить себя даже смотреть на это, не то что подойти, и мечтал только убежать или пристрелить бедного пса, чтоб не мучился. То же самое было и у Бобби, кстати говоря. Но любовь Сэма явно пересиливала всякую брезгливость и страх. Хоть он и был младшим из них. А когда ничего не вышло, он долго плакал. Так сильно, что и Дин тоже проронил слезы, глядя на него. Да что там, всплакнул и Бобби, тихо в уголочке, в обнимку с любимой фляжкой. Все плакали, потому что невозможно было смотреть на Сэмми без слез. Сэм никак не мог поверить, что Раффи больше нет, что Раффи умер. «Он не умер. Он просто ушел от нас» — попытался утешить Дин. «Куда ушел?!» Дин постарался придумать какое-нибудь очень хорошее место, которое, бесспорно, заслуживал Раффи, и взболтнул первое, что пришло в голову: «На радугу». Удивительно, но Сэма это вдруг постепенно успокоило. Он серьезно кивнул, вытирая слезы и больше не возвращался к этой теме. А в тот же вечер, случайно глянув в окно, Дин увидел радугу. Совпадение, конечно, но только радуга эта была какая-то странная — слишком яркая и плотная, как леденец. Дину даже показалось, что он видит там Раффи… Полное безумие. Но, видимо, Сэм ему поверил. Даже не спросил — что это за Радуга, где она и какая, и что там происходит. Скоро Дин сам узнал от него, что это замечательное место, похожее на ферму, только на радуге, и домашние любимцы там всегда сыты, счастливы и веселы, и играют друг с другом с утра до вечера. А лет через двадцать очень похожий случай произошел у них уже с Мэдисон… Но ушла ли она на Радугу? Нет, наверное, она все-таки попала в Рай, как человек, а не животное. — Да я — с удовольствием, — решительно заявил Дин, вернувшись из своих быстрых флэшбэков. — Всегда готов и рад зарыться в тебя по самые бакенбарды! Серьезно, можешь рассказывать всё, что хочешь. Ты же знаешь, что мне крайне интересно всё, что касается тебя. Любые темы, абсолютно. Сэм как-то неохотно поежился в постели. — Тебе не всё понравится. — Главное, что мне нравишься ты. Остальное не имеет большого значения. Начни, например, с Мэг, — попробовал затронуть это тему Дин. И почувствовал, как Сэмми рядом с ним вздрогнул, отводя испуганный взгляд. — Кас тебе… что-то рассказывал?.. Дин поглядел на него максимально сочувственным взглядом, какой смог из себя выдавить. — Кас мне всё рассказал, — использовал он старую хитрость Сэма против него же самого. — Но только в двух словах, без подробностей. Сэм прямо вжался в подушку, несколько раз открыв и закрыв свои сладкие губки, не в силах поверить в такое свинское предательство Каса. — Сразу хочу сказать, Сэмми, что я тебя ни в чем не виню, — взяв его за руку, заверил Дин. — Но, если тебе хочется что-то добавить… буду рад выслушать. — Что ты хочешь, чтобы я добавил? — убито произнес Сэм и горько усмехнулся. — Боюсь, что это одна из тех многочисленных тем, на которую мы в принципе не сможем поговорить на равных. Если только ты не знаешь, каково это — сразу три члена в твоей заднице… вряд ли у нас получится полноценная беседа. У Дина вылупились зеленые глаза, ставшие похожими на бутылочное стекло. Сэм рассказывает ему про групповуху?! Да, он был готов ко всему, как ему казалось, готов был услышать про Мэг… Но это было уже слишком. Дополнительно бесила снова эта установка Сэма с его «неравными» позициями. О, Дин прекрасно знал, что туда входило: в первую очередь Клетка, еще смерть Джессики, и огромное количество других вещей, которые Сэм изначально содержал у себя в памяти под ярлыком «Дин не поймет». — Расскажи, — тихо выдохнул Дин. — Даже если я не пойму… мне нужно знать. Всё расскажи, от начала до конца, включая то, что ты чувствовал. Дин понимал, что это неправильно, и никто, даже он, не имеет права просить Сэма говорить о таком… но просто не смог поступить иначе. Он хотел знать. Должен был знать. Только так теперь можно было уничтожить стену, в мгновение ока образовавшуюся между ними. И кажется, Сэм это почувствовал. Потому что он тяжело вздохнул и неохотно начал эту долгую и в высшей степени неприличную историю. Очень трудно было сдержаться. Дин сжимал губы, чувствуя, как внутри закипает ярость, смешанная с возбуждением. Потому что, увы, даже видя, как Сэму тяжело и больно рассказывать о таких вещах, старший Винчестер не мог не испытывать сильнейшего вожделения. Аж самому от себя стало тошно… Господи. Ну почему они говорят именно об этом?! — Так значит, я не был у тебя первым, — хрипловатым голосом подвел итог Дин, когда Сэм закончил рассказ убийством того несчастного охотника. — Вряд ли это считается… Но технически, да, не был, — грустно согласился Сэм. — Тебя это расстраивает? Расстраивает? Как мило. Скорее, убивает. Дина всегда особо сладко грело сознание, что никто, кроме него, никогда не делал с Сэмом то, что он делает. Но с другой стороны, Сэм правильно заметил, что то, что было во время одержимости, как бы не совсем считается. Только технически. И то Сэм после этого сто раз исцелялся и воскрешался. Хотя… Нет, какой смысл было ломать над всем этим дерьмом голову? Нужно просто принять факты и радоваться хотя бы тому, что Сэмми делал это не сам, а по принуждению Мэг. И еще что-то важное, что он забыл… да, нужно было поддержать и поощрить такую откровенность. На будущее, пригодится. — Расстраивает, немного, — сильно приуменьшил Дин. — Но я все равно рад, что узнал. Вот видишь, Сэмми, ты рассказал, и мир не рухнул. Стоило ли держать в себе такие тяжелые вещи столько времени? — Наверное, ты прав. Мне стало немножко легче. Ладно… ты устал, наверное? — поскорее меняя тему, забеспокоился Сэм, поглядывая на часы, показывающие шестой час утра. — Хочешь спать? — Да, только… — Дин облизнул губы, хищно оглядывая обнаженное тело брата, такое сексапильное и горячее, стройное, беспощадно задолбленное хуями тело… божечки, уж очень долго Дин терпел, слушая этот возмутительный разврат. — Еще разок? Дашь?.. Сэм радостно улыбнулся, видя, что Дин не стал брезглив к нему и по-прежнему вовсю жаждет их любовных соитий. Еще совсем недавно младший Винчестер жил с уверенностью, что Дин и пальцем не притронется к нему, если как-то узнает эту тайну. И хуже того — что Дину до конца жизни будет противно находиться с ним в одной комнате. Но Дин налетел на него с таким рыком и голодом, как будто они не делали этого какой-то час назад. И будь прокляты все демоны и ангелы, а он всегда будет любить Сэмми, что бы не узнал про него, какие бы страшные факты о нем не всплыли. Да будь его малыш даже настоящей шлюхой, или воплощением дьявола, или серийным убийцей — он будет защищать его от расправы других охотников и справедливого суда… Это неправильно — любить кого-то так сильно. Но Дин любил. Сэм — его жизнь, даже не часть, а вся жизнь, но если бы он и был частью — то только лучшей. Ничто не могло его по-настоящему очернить или осквернить, ничто не способно было испортить его совершенство или уменьшить его желанность. Неотрывно глядя в красивые глаза брата, Дин вошел в его податливое и ждущее, безмерно затраханное тело, сразу начиная учащенные и жесткие поступательные движения…