Живые души

Громыхнула входная дверь. Гоголь дрогнул всем своим телом. Человеком он был пугливым, тем более, когда в его — почти его — квартиру заламываются с таким грохотом во втором часу ночи. Но страхи сиюсекундно развеялись: знакомые шаги и часы ожидания сложились воедино. — Александр Сергеевич, вы там живы? — Гоголь выполз из комнаты, облокотившись на дверной косяк. — Более чем! — Пушкин покачался и упал, пытаясь стащить ботинок. Коля подскочил к нему. — Ушибся? — Вынужден признать со всем своим конфузом: наверное, да, но я ничерта не чувствую. — Поэт рассмеялся Нике в лицо. Чтобы проговорить это, ему понадобилось знатное усилие. — Вставай давай, идем спать. — А может я Аполон и хочу полежать прямо здесь?! — Журналист растянулся на полу и смастырил максимально брутальную позу, согнув колено и оперев голову на локоть. Выглядело это, конечно, своеобразно, ибо вино снесло такое понятие, как координация в пространстве. — Ты дьявол, одетый в сраку. — Нике нагнулся к пьяному, хватая его под локти. — Не шали, малыш, еще рано! Сам я! Попытка встать. Практически полное падение: успел сесть на колени. — А знаешь, дай мне подушку, я лягу здесь. — А тебе сейчас в лоб дам, Саша! — А просто дашь? — А вот нет! Веди себя, как джентльмен. — А я кто? — А ты пьян! — Я стеклый как трезвышко! Гоголь закатил глаза и потащил Сашу в спальню за левую ногу. Тот не то чтобы сопротивлялся, но и процесс не ускорял. Больше всего в этой ситуации оба думали о фраке. Доставленный до ковра поэт решился-таки встать и тут же рухнул в кровать. — Сними же ты хотя бы одежду, милый мой! Только что вытер ею все полы. — Сам раздень, тебе не привыкать. Гоголь вздохнул и принялся стаскивать с повесы фрак, брюки, рубашку — все, что мог стащить. Разобравшись наконец, Нике лег рядом, накрывая обоих одеялом. Хотелось Сашу укусить за ухо, например, до того Коля злился, но поделать ничего не мог. Он понимал, что Пушкин так быстро не исправится. Тем более, он впервые за последние три месяца приходит в таком состоянии, а это знатный прогресс для человека, который не просыхал неделями и приходил в дрова практически каждые выходные. Саша правда старался для Коли, и потому был отпущен на этот кутеж. Сам Гоголь не пошел, ибо не любил подобного рода мероприятия от слова совсем. Пока прозаик кумекал насчет перемен, поэт уже уснул на его плече, посапывая. Нике потрепал сбитые кудри и обнял любимого, прижимая ближе. Ну как на него злиться?