Записи в рассветном соннике

- Прекрати! Мария схватывает чёртову мутно-зелёную бутылку из тонких, холодных пальцев Евы и откидывает её в стену. Тяжёлое, злобное дыхание эхом бьётся в груди, а в карих глазах – ярость, такая страшная и такая неподвластная. Ева на это лишь смеётся, откидываясь. Глаза подёрнуты пеленой алкоголя, все движения – такие мягкие, словно тряпичные. Смех не весёлый а скорее апатичный и очень слабый. - Зачем прекращать? Мне… мне хорошо. Мне так хорошо! Она закидывает голову, разглядывая расфокусированным взглядом пляшущие на потолке отблики свечи. Голос становится таким тянучим, мягким, словно Ева очень неудачно пытается соблазнить Марию. - Сколько ты выпила в этот раз! - Мария же ходит как злобная кошка, метаясь из стороны в сторону и натыкаясь на стену в очередной раз резко поворачивая на небольшом каблуке сапогов. – Сколько, скажи мне! – Каина схватывает тонкое запястье Евы, вырывает из него рюмку, что бы вылить ядовитое пойло, по цвету напоминающее сам Горхон. Всю комнату буквально душил этот противный, спиртовой запах твирина. Чёртово пойло, чёртов Андрей – Мария уже говорила с ним, что ещё раз попробует продать этот напиток Еве – она ему руки выкрутит, так вот же – очередная бутылка! - Мариша, ну не злись ты так… Ева говорит это уже тише, но так же расслабленно, во взгляде – то же счастливое безразличие. Мария чувствует как вскипает ярость. Не злиться? Какое не злиться если Ева опять напилась, если опять у неё такой расслабленный и безразличный голос, хотя они уже столько раз обсуждали это. - Не злиться? Ты… ты просишь не злиться? В голосе появляется ярость, Мария с силой сжимает запястье Евы. - Но мне же так хорошо! Так… Ян покачивается, улыбка становится всё более надломленной, всё более несчастной, а смех – таким же горьким, как твирин. - Я могу танцевать бесконечно… я хочу танцевать… Мария, милая, давай потанцуем! Ева поднимается, опираясь о стену. Её пошатывает, но она продолжает смеяться. - Мариша, правда, давай потанцуем! Ева застывает, смотрит, словно искренне не понимает, чем же так недовольна Каина. - Почему ты так недовольна? Что не так? Разве я не могу хоть немного побыть счастливой? Слова Еве поддаются всё тяжелее и она тяжело дышит. - Ева, ты пьяна! Мы говорили об этом столько раз и вот, пожалуйста! Ты пьяна! Как мне к этому относиться? Ты думаешь я буду рада этому? Она буквально отбрасывает тонкое запястье Евы от себя и тяжело сипит. Повисает молчание и Ева тихо опускается на подушки, какая-то задумчивая, словно потрезвевшая на миг. Мария разворачивается и выходит, подчёркнуто-осторожно закрывая дверь. От сильного удара жалобно звенит хрусталь рюмок, аккуратно выставленных в шкафу. - Ну и ладно! За дверью слышен беззаботный, пьяный Евин смех, но стоит Марии уйти как Ева сползает по стене, сжимая горло зелёной бутылки, словно надеясь её задушить, и начинает истерически всхлипывать. Истерика просто накатывает с новой силой, как волна, заставляя захлёбываться от той невыносимой боли в груди. Златокудрая Ян уже даже не наливает в рюмку, пьёт так, из горла, даже не морщась, хотя по ощущениям проклятый напиток словно бы испепелял всё внутри. Мария зло выходит из Омута, тяжело сипя. Она зла, и всё, чего ей сейчас хочется – рвать и метать, уничтожить всё – подчистую, камня на камне не оставить. Быстрым шагом она идёт прямо на другой конец Города, в кабак, который держал Андрей. Если Ева и достала это ядовитое пойло, то только в одном месте. Правда до «Разбитого сердца» Мария не доходит. Голова её проясняется, она останавливается на мосту, чувствуя как печь в груди постепенно остывает. Каина идёт обратно, по пути заходя в магазин, покупает пачку недавно привезённых из Столицы сигарет. Курит она редко, но сейчас ей нужно хоть как-то поразрушать себя, впускать в лёгкие ядовитый, пряно-вишнёвый дым. Нервные пальцы ломают несколько спичек прежде чем умудриться зажечь огонёк, что бы раскурить сигарету. Вторую сигарету подряд Мария не докуривает, сбивает искрящуюся головку пепла о мокрые камни, сминает и кидает в ближайшую урну. Пальцы всё ещё предательски дрожат. Злость лишь слабо придавляется дымом в груди, но когда Каина возвращается до Омута, даже она пропадает. - Ева… Дверь открыта. Ева сидит там, где Мария её и оставила, уткнувшись носом в подушку, в которую утекают слёзы. - Евушка… Движения Марии становятся плавными, текучими, она опускается рядом с Евой, касается её руки. - Евушка, прости меня. Прости, я вспылила. Ева вздрагивает, всхлипывает, прижимается к Каиной. - Это… это я виновата. Это моя вина… я обещала, и не… не… Ева замолкает, спина её дрожит от слёз. Мария гладит её по волосам, чувствуя горечь в груди, чувствуя вину.