Записи в рассветном соннике

Мариина часть Горнов выглядит мёртвой, когда Ева осмеливается перешагнуть его порог первый раз. Он встречает её камнем, слабым тлением электрического огонька, просторной пустотой. Словно не вдохнуть-не выдохнуть. Ева заходит неловко, смотрит неуверенно на Марию, которая властно входит в свою холодную вотчину. - Тут холодно… - она пропускает свою возлюбленную вперёд, но Мария оглядывается на неё. - Холодно? Правда? – лёгкое пожатие плечами – Я не замечала… В глазах такая привычная, слабо-голубая пустота. Конечно, Марии не холодно – холод её это её сны, бесконечные, тревожные, разрывающие голову болью и слабостью. Что в сравнении с этим -физический холод? Дома в Городе всегда удивительно-легко принимали облик их хозяек – они впитывали в стены их мысли, суждения и страхи. Вербы когда-то не были похожи изнутри на шатёр, а Омут не являлся маленьким космосом - буквально. Вот и часть Горнов, где раньше жила Нина, а нынче поселилась Мария, приняла форму новой, юной хозяйки. Но теперь пространство задрожало, затряслось, словно не привыкшее что в него врывается кто-то посторонний. Не пытается выгнать, не пытается изжить – словно изучает гостью. Но Ева чувствует себя тут чужеродной – не то что лучом света в тёмном царстве – но тем, чего тут никогда не ждали. Словно остывающему телу – душа. Ева поднимается наверх, в обитый королевской тканью полумрак. Тут спокойнее – это словно убежище от бессмысленного внешнего мира. Первое впечатление часто может быть ошибочным. Так было и с Горнами – Ева неожиданно-быстро впустила его хаотичный порядок в своё сердце, и сама стала приносить частички своей души. Сначала что-то невинное – тёплый плед, например или забывала свои украшения. Оставляла свои маленькие следы, запах духов. Постепенно Горны менялись – светлели, стряхивали пыль. Они радостно стали встречать светлую Еву, словно ждали её долго – как и Мария. Златокудрая Ян, почувствовав это разрешение, как-то принесла фигурку смешного и нелепого котёнка, глядящего нарисованными немного косо глазами в пустоту перед собой. Мария улыбнулась, посмотрев на фигурку, и поставила её на камин, и так он и остался. В Горнах в присутствии Евы становится как-то менее серьёзно, менее мрачно. Дальше на каминных полках стали появляться маленькие рисунки-наброски, открытки – старые, пожелтелые, пахнущие дальними краями – они приходили когда-то очень давно с самых разных концов страны, принося каждая – свою историю. Начинает биться сердце дома находящееся у камина. Марии нравились эти перемены, и через некоторое время она даже с радостью стала менять Горны изнутри сама. Зима в этих стенах впервые не казалась тяжелой и нескончаемой. То ли потому что наконец-то Мария не была одинока – как же приятно было открывать глаза и видеть сонную улыбку любимой, то ли потому что стены как-то укрепились сами собой и колючий ветер теперь разбивался, не имея возможности проникнуть сквозь камни, а может, скорее всего – всё вместе. В этом было что-то новое и волшебное – в том, что бы сидеть, свернувшись в алом тепле и вслушиваться, как воет ветер, вольно метающийся из Степи на площадь и там – запутываясь в торчащих деревьях. Было ещё много вещей, которые они оставляли в расколотой трети Хозяйки – множество слов, превращающихся в неловкие признания в любви, разнообразные книги – от астрологии до философии, ценные воспоминания о неловких касаниях, игр в шахматы – всё и не перечислишь. Но самый ценный дар, который Ева оставила Марии – её трепетная душа – и этот дар Мария не променяет ни на что – будь то даже все богатства мира.