Записи в рассветном соннике

Это казалось, просто очередная маленькая кофейня, которых так много в Петербурге. Маленькая, узкая, вытянутая больше вглубь чем вширь. Просто забежать, взять бумажный стаканчик с горячей жидкостью и побежать на работу или с учёбы. Светлая, в тёплых и бежевых тонах, вся уставленная вьющимися лозами – удивительно, что живыми и очень буйными – следствие огромной заботы и огромного количества вложенных сил. Пара маленьких столиков, в центре которых стояли маленькие вазочки с какими-то нелепыми маленькими искусственными цветами, старые плакаты давно распавшихся музыкальных групп, поверх которых приклеены иногда звёздные карты, и извечная музыка – такая какую ты слушаешь чисто так, на заднем фоне, а потом вспоминаешь ту самую строчку, и не можешь вспомнить название, и только мотив. Мария входит, чётко отстукивая небольшими каблучками высоких чёрных сапог, оглядывается, вытягивает шею, разглядывая то, что кофейня предлагала своим гостям, поджимает тонкие, накрашенные алой помадой губы. Девушка-прямая, ровная, устремлённая, натянутая как настроенная скрипичная струна, ожидающая только касания смычка, что бы завибрировать, издавая звук. Она смотрит пристально, изучает всё, думая о том что ей сейчас предпочтительнее выбрать и есть ли то что ей бы хотелось вообще. Девушка-бариста выглядела под стать заведению. Пёстрая кофта, белые штаны в тонкую полосочку, серьги в форме звёзд… такая же странная, как и всё остальное в этом месте. - Я думаю вам подойдёт чёрный кофе. Я могу заварить его в джезе. – Улыбка её такая тёплая, весёлая и приветливая. Она наклоняется ближе, опираясь локтями о прилавок. - Джеза? – Мария поднимает бровь, не ожидая что её вот так сразу затянут в диалог. - Турка. Но мне больше нравится слово «джеза», оно словно бы… музыкальнее. – В серых глазах зажигаются огоньки. Хитрые такие, смешливые. – Вы выглядите как та девушка, которой просто необходима доза хорошего чёрного кофе, выпитого неторопливо. Ну и как теперь сказать «нет»? Когда с такой ясностью и заботой тебе просят остановиться ненадолго, взять перерыв… - А можно с перцем? – голос усталый. Просящий. Может это действительно то что сейчас было нужно? - Можно. – Бариста уже поворачивается спиной к газовой горелке, ставит причудливую турку, мелет немного перца, засыпает кофе, и уже через несколько минут маленькое помещение заполняется благодатным запахом. Мария застывает, рассеяно глядя как ловкие пальцы придерживают джезу, что бы вовремя снять её с огня – обычно Каина нервно стукает пальцами по столешнице, ожидая когда можно вырваться из узкой клетки из столов и чужих, незнакомых взглядов и разговоров, но сейчас ей и правда наверное нужно будет прислушаться к неожиданно – доброжелательному совету. Весь кофе, весь его запах и непроглядная темень – та самая что присуща только этому напитку, умудряется вместиться в небольшую такую чашечку, с маленькой аккуратненькой ручкой. - Ваш кофе! – Девушка протягивает ей заказ, рассчитывает его, и протягивает купон, свойственный всем таким заведениям – мол, шестой кофе в подарок. Кофе замечательный. Мария отмечает это с превеликим удовольствием, расплываясь в жёстком плетёном кресле и начиная лениво читать ленту новостей. Всё сейчас казалось слишком суетным и незначительным. Девушка-бариста же поворачивается спиной, протирая кофемашину, с шумом выпуская пар, протирая краны. Пальцы зажимают голубую тряпочку, ловко оборачивает её об трубки. Мария отрывается от телефона, глядя на эту милую девушку… как её зовут? На фартуке же был бейджик, и имя какое-то очень короткое и очень подходящее к звону её золота голоса. Она пока разговаривает со следующим покупателем, весело смеётся. - И пряный латте! Хорошо! Мария сидит ещё где-то час. Не думается ни о чём, но с другой стороны, ненавидеть себя за очередное непродуктивное времяпрепровождение она будет потом. Со временем это становится привычкой – заходить, улыбаться милой девушке за барной стойкой – когда она есть, когда её нет – просто разворачиваться и уходит. Без Евы это место было каким-то не таким, в нём нельзя было расслабиться и просто позволить себе не думать ни о чём. Ева улыбалась ей в ответ, и всегда, словно специально – делала что-то необычное. Добавляла взбитые сливки, зефир, сиропы и пряности… - Можно чёрный? – Мария выглядит просто невероятно вымотанной – множество дел, которые необходимо решить, расплести свои мысли на целый клубок, который бы вывел её наружу. - Как твоя душа? – в серых глазах весело сияют искры. Чудо, как она продолжает быть такой весёлой, как каждый раз в ней бьётся это живое, искреннее, не притянутое через силу. - Нет… простой чёрный кофе. Боюсь ты не сможешь сварить кофе чернее чёрного. Ева вкладывает бумажный стаканчик в ладони Марии. От него пахнет так терпко, горько, что заставляет всё же Марию улыбнуться. - Спасибо, Ева. Большое спасибо. Хорошего тебе дня, правда. Ева кажется, опешила, и чуть наклоняется – словно желая обнять её, неловко поддержать. Это прощание какое-то-то не такое, неловкое, горькое, усталое. - Приходи… ещё. Каина выходит, задумчиво смотрит на обжигающий чёрный бумажный стакан. Что-то словно случилось неправильно, было сказано в таком неловком смятении… что с ней не так? Она устала? Загнала себя? Вероятно, но кто кроме неё будет заниматься теми бесконечными муторными вещами которые она сама взвалила себе. Мария замечает, что рука её прижимает к стаканчику сложенную бумажку. «Твой день может быть сколько угодно хреновым и я не могу обещать что завтра всё станет лучше но если тебе нужна будет поддержка ты можешь всегда зайти за кофе и разговором» Так странно и приятно… что кому-то не всё равно на то что у неё на плечах. Теплее – посреди всего этого непостоянства, холода. И ей хорошо думать об этом… это её не кофе грел. Это всё какие-то неясные мысли, искорками щекочущие горло и рёбра какими-то тёплыми смешками. Мария обязательно придёт, что бы поговорить и предложить погулять – а то не стоит же Еву отвлекать от работы? А так они погуляют – чувствуется, кажется – они же подруги? А подруги могут гулять и говорить о много важных и не очень вещах. Мари никогда не пыталась завести подруг. Она училась, занималась своими очень серьёзными взрослыми делами, держась подальше от других – серьёзность стала высокой-высокой стеной между. И сейчас она не понимает как работают отношения на подобии дружеских. Утро касается их век, бьётся светом об ресницы, обжигая чуть-чуть, достаточно неприятно, настаивая на том, чтобы прогнать последние песчинки сна. Мария нехотя подчиняется этому, прикрывает локтем глаза. Ева ещё пребывает в царстве Морфея, улыбаясь сонно и блаженно. Как она славно путается тонкими и длинными ногами в спутанном одеяле. Мария целует её в лоб, улыбается и поднимается, тихо, пытаясь не шуметь и укрывая возлюбленную, поправляет одеяло на хрупких плечах. Видеть эту девушку рядом – величайшее счастье и нежнейшее спокойствие в её сердце. Вот бы каждое утро было таким, ласковым, тёплым, видеть знакомую улыбку, и понимать что жизнь продолжает своим чередом. Но каждым временем не хватает им сойтись, не даёт. - Как я люблю тебя… спи, спи. Застыть, не дышать, испытывать такую нежность какую не испытать иначе. Думать о том что этот миг должен растянуться на ближайшую вечность, но увы – время беспощадная перемалывающая машина. Поэтому нужно подняться, приготовить завтрак, доставая из груди мелодию, мурлыкая её самой себе. Как славно всё же взять себе пару дней отдыха, прийти к своей возлюбленной, прижаться в тиши и покое, вырезать из сердца кусочек и переплавить его в невыразимую вербально нежность. Раствориться бы в бесконечности времени, остаться навечно – молодыми и влюблёнными так словно они головами ударились как пена об скалы, разлетелись звоном, хохотом, горькой весной, разбрасывающие свои дни на пути к лету. Ева выходит, и лицо её такое заспанное, светлое и ясное. - Ну вот, теперь Солнце точно встало. Утра, радость моя… Ева подходит со спины, тыкается лбом между лопатками, сопит в ткань ночнушки. - Вкусно пахнет… хорошо пахнет… Она говорит это сонно, буквально бурчит, и буквально застывает – вот так. - Сонная моя. Садись, и не забудь выпить таблетки, хорошо? – Мария перекладывает нехитрый завтрак на тарелки, ставит перед Евой. - Милая… ты сделала так много… - ей видно, что неловко, смущённо, и в сердце у неё нежно оплетаются корни. - Я всего лишь люблю тебя. Ты много работаешь – очень много, и тебе нужно отдыхать – хотя бы совсем немного. Ева улыбается ей, берёт за руку. Ей нравятся эти маленькие обряды – завтракать вместе, обсуждать планы и бесконечные идеи. Это всё натягивает ощущения правильной стабильности, теплоты. - Садись поближе. Тебе тоже стоит поесть… Ласковый поцелуй в щёку, застывшие пальцы – тонкие и разбитые, нежные, и столь заботливые. Всё в порядке. Сейчас всё в порядке и будет так в ближайшую секунду бесконечности, застывшей как муха в янтаре, сконцентрированном, застывшем древесным светом. Будущее? Будущего не существует, будущего – нет. Всё сконцентрировано настолько что становится твёрдым, заставляя каждый миг твердеть в памяти. Вот как сейчас, каждое касание, каждый ясный стук ложечки о фарфор отливается в извилинах мозга ясным перезвоном, разливаясь золотом об каждый конец нерва.