Второй шанс

16.09.1963 — Значит у тебя вчера был день рождения? — Кроули развалился на небольшом диване и с некоторым непониманием смотрел на Фолла. Получив согласный кивок, он продолжил: — И ты решил отметить его со мной? — рыжая бровь, слегка изогнувшись приподнялась. — Тебе не кажется, что это, ммм… Странно. Я бы даже сказал — очень странно. — Ну, как мы уже выяснили, — Азирафаэль немного смущенно улыбнулся, — я вообще очень странный. — Тебе что больше не с кем праздновать? — в голосе Кроули было больше любопытства, чем сочувствия, хотя второе там совершенно точно слышалось. — Ну, — Азирафаэль пожал плечами, — вчера мы с моим сыном хорошо провели вечер вместе. Еще мне позвонила и поздравила подруга из США. — И все? — Кроули выглядел удивленным. — Я думал, что у тебя должна быть огромная семья, целая прорва друзей, знакомых и все такое. — Я так-то не слишком общительный, — Фолл пожал плечами. — Как ты смотришь на кусок шоколадного торта? — Тоже домашнего? — Азирафаэль поймал на себе взгляд разноцветных глаз. И он отчего-то был вовсе не веселым. — Если честно, — Кроули резко сел ровнее, и из его позы пропала все развязное спокойствие и расслабленность, — плохо, — он покачал головой. — Почему? — искренне удивленный Фолл замер на месте держа в руках небольшую коробочку. — Не стоит, — Энтони нервно дернул уголком губ и отвернулся к окну. — Не стоит ко мне так относиться… — Почему? — Азирафаэль повторил свой вопрос почти шепотом и, поставив коробочку на стол, медленно подошел к дивану, на котором расположился Энтони. — В моей жизни есть одна постоянная — Бедлам, — он тяжело сглотнул, подступивший к горлу ком, — все остальное — меняется. Постоянно меняется. Быстро меняется. И, — он закрыл глаза, тонкие пальцы с силой сжали переносицу, дыхание стало тяжелым и неровным, — и ты тоже… Азирафаэль застыл, борясь с желанием сесть рядом с Кроули, развернуть его лицом к себе и крепко обнять. Обнять и повторять, что все непременно наладится, что все еще может быть хорошо. Что теперь он будет рядом. Всегда. Что бы ни случилось. Повторять, пока Кроули не услышит его, пока не поверит в это. — Поясни, пожалуйста, — хрипловатым, но все же ровным голосом, попросил Фолл. — А что пояснять?! — голос Кроули задрожал и начал срываться. — Знаешь, сколько человек меня пытались лечить? А знаешь, со сколькими из них я ждал сеанса?! — он резко развернулся и посмотрел на Азирафаэля совершенно затравленным взглядом. Такой взгляд бывает у собаки, которую хозяин регулярно бьет, но которая отчаянно верит и надеется, что тяжелая рука однажды окажется ласковой. — Ты уедешь, и что мне со всем этим дерьмом делать?! — Тони, — Фолл все же опустился перед Кроули, и разве что не взял того за руки, — я не собираюсь уезжать, пока не помогу тебе. Слышишь? — А что если мне нельзя помочь?! Не думал об этом? — Кроули постарался отвернуться. — Останешься тут навсегда? — за ядом, которым были наполнены слова, он пытался скрыть боль, что так долго копилась в нем, и что так внезапно начала вырываться наружу. — И не надо твоего вечного: «А хочешь?» — Я и так знаю, — Азирафаэль опустил голову и посмотрел на свои сцепленные в замок руки, — знаю, что ты ответишь. — Ебанный мозгоправ! — Энтони вскочил с дивана и заметался по кабинету. — Как я вас, блядь, ненавижу! Ну зачем?! За что мне все это?! — он остановился напротив окна и обхватил голову руками. И в этом жесте было все: бессилие и отчаяние, страх и боль, и что хуже всего — хрупкая надежда, которой уже давно не было место в жизни Кроули. — Тони… — Что?! — он резко развернулся, и Фолл снова увидел его глаза. Теперь они были злыми и казалось, словно где-то в глубине одна за одной сверкали молнии. Ровно так же Кроули смотрел на него на утро выпускного, когда Азирафаэль сказал, что его признание было глупой пьяной выходкой, ошибкой. Как и тот неловкий поцелуй. И им стоит забыть обо всем этом, и сделать вид, что ничего не было. Внутри у Фолла что-то оборвалось, отозвавшись такой резкой, щемящей болью в груди, что он сначала захотел как можно скорее сбежать из кабинета под любым, даже самым глупым, предлогом. Но потом слова, которые он столько лет хотел произнести, сами вырвались у него, а Азирафаэль не стал, не захотел сопротивляться. — Прости, — надсадно произнес Фолл, быстро резко подойдя к Энтони, а потом он закрыл глаза и окончательно сдался. Сдался и позволил себе сделать то, что хотел. В чем так отчаянно нуждался. В конце концов, вся эта боль, что столько лет на части разрывала Кроули, была его виной. И Азирафаэль хотел разделить эту боль с ним. — Прости меня, — он крепко прижал к себе болезненно худое тело, положив одну руку за затылок Энтони, и прижав его голову к своей груди. Сердце, кажется, споткнулось, упало куда-то вниз и пропустило несколько ударов. Вся злоба на этого слишком проницательного и участливого врача разом сдулась, как воздушный шарик, который развязали. Кроули дернулся всем телом, но не для того, чтобы попытаться вырваться. Он издал какой-то непонятный звук и неожиданно для самого себя уткнулся носом в шею Азирафаэля и рвано выдохнул. На секунду ему показалось, что этого момента он ждал очень и очень долго. Фолл в ответ только крепче прижал его к себе, шепотом безостановочно повторяя лишь одно: «прости». И в этом простом слове было столько искренности и боли, сколько Энтони никогда и ни от кого не видел. Осознание того, что он сам с каким-то отчаянием обнимает Азирафаэля пришло к Кроули спустя несколько минут, когда он ощутил, как у него под руками вздрогнули чужие плечи. — Это совсем не то, что должен делать психиатр, — едва слышно выдавил из себя Кроули, не зная, что еще сказать. Он почувствовал, что Фолл в ответ согласно кивнул. — Ты плачешь? — еще один кивок, и скрещенные на спине Кроули руки сильнее обхватили его. Отчаяннее. — Из-за меня? — Азирафаэль пожал плечами. — Не надо, — дрогнувшим голосом произнес Кроули, неуверенно проведя раскрытой ладонью по чужой напряженной спине. — Не знаю, в чем ты себя винишь. Но ты не виноват. Не надо, прошу. Кроули не понимал, откуда он знал, что нужно было говорить, но необходимые слова находились сами, словно они всегда были у него в голове. А может быть все дело было в том, что он сам отчаянно хотел услышать что-то подобное. Как не знал, откуда в нем вдруг взялось это странное желание, касаться другого человека. Мягко и почти нежно. Все происходящее было странным, слишком сильным, слишком открытым, болезненно открытым. Причем с обеих сторон, в этом Энтони нисколько не сомневался. Но все это было таким правильным, таким странно-привычным и знакомым. Необходимым. — Прости, я что-то, — спустя еще несколько минут произнес Фолл, ослабив объятья и осторожно отстраняясь, — не знаю, что на меня нашло, — он опустил взгляд в пол. — Не очень-то профессионально, да? — он посмотрел на Кроули, и грустно, и как-то понимающе улыбнулся. — Это было… — начал Энтони, усаживаясь обратно на диванчик. — Неожиданно. И словно… — «мы всегда так делали». Кроули сделал глубокий вдох, но не решился продолжить. — Почему ты думаешь, что тебе нельзя помочь? — Азирафаэль попытался вернуться к своим обязанностям, к работе с пациентом. — Мне становится хуже, — тихо констатировал Энтони, боясь посмотреть на Азирафаэля. — Что ты имеешь в виду? — Фолл опустился в кресло напротив и взял в руки блокнот и ручку. — Ты знаешь, что я, ну, — Кроули нервно облизал сухие губы и дернул плечом, — раньше страдал от потери памяти. И вообще не помню, что со мной было лет до двадцати шести- двадцати семи. — Да, знаю, — Фолл чувствовал странное напряжение. Он догадывался, что то, что скажет Кроули, его не обрадует. — Угу, — Кроули откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза. — Это опять началось. Я словно «выпадаю» из этой реальности временами. И мне… Мне страшно. — Почему? — Потому, что тот, другой, — глубокий вздох, — все попытки уйти — это ведь его работа. И я боюсь, что он может добиться своего. — Можешь рассказать мне о нем? — Если ты думаешь, что мы, не знаю, общаемся, видимся или что-то такое, — он нервно усмехнулся, — то ты не прав. Я знаю о его существовании только потому, что он делает то, чего я бы никогда не сделал. — Например? — Вот, — Энтони расстегнул манжет больничной рубашки и вытянул правую руку. Вдоль вен тянулись несколько неровных розовых шрамов. — Жизнь тут, конечно, хуевая, и надежд на другую у меня особо нет. Но я бы не стал… — он покачал головой и спешно застегнул манжет, стараясь не смотреть на собственную руку. — И давно тебе стало хуже? — После того, как ты возился со мной, тогда, в августе, — ответил Кроули и тут же добавил: — Не подумай, я тебя не виню. Ни в коем случае. Просто, — он растерянно пожал плечами, — так совпало. — Но ты ничего не говорил, — голос Азирафаэля прозвучал встревоженно. Хорошо, что Энтони никак не мог увидеть, как у Фолла предательски мелко задрожали руки. Он на всякий случай отложил ручку в сторону и сцепил руки в замок. — Последний раз, — заговорил Кроули, предвидя вопросы, — это привело к электрошоковой терапии. И мне, знаешь, — он все же бросил на Азирафаэля короткий взгляд. Фолл был бледным и смотрел перед собой в одну точку с таким видом, будто увидел призрака, — не хотелось бы повторять. — Электрошоковая терапия, — Фолл покачал головой, беззвучно повторяя услышанное и отгоняя от себя картинки, что замелькали в голове. — Это было давно и продлилось не слишком долго, так что… — «не волнуйся», — все в порядке. По крайней мере в этом смысле.  — Я не уверен, — Азирафаэль выглядел испуганно, но этот вид не отражал всего ужаса, что охватил его. — Тебе снятся сны? — Прости? — в разноцветных глазах читалось недоумение. — Какое это имеет отношение к… — Имеет, — немного резче, чем хотел, ответил Азирафаэль, начал по старой привычке теребить собственные пальцы. — Просто скажи, снятся? — Все равно не понимаю, какое это имеет отношение к… — столкнувшись со взглядом Фолла, Кроули осекся. — Я никогда их не помню. Сколько бы не пытался, ничего не могу вспомнить. Иногда я просыпаюсь с ощущением, что потерял что-то, кого-то очень важного. Но я не помню ни имени, ни лица, ничего. Порой я думаю, что именно поэтому тот, другой, так отчаянно хочет уйти. Фолл подскочил с кресла и подошел к окну, уперевшись невидящим взглядом в стекло. Картинка перед глазами начала размываться, и он попытался сморгнуть выступившие слезы. За окном Лондон утопал в последних оранжевых лучах осеннего солнца. В кабинете на несколько долгих минут воцарилась тишина, которую нарушало только мерное тиканье часов. Кроули снова расслабленно растекся по диванчику. — Я могу при случае поговорить с ним, но… Я не могу обещать, что тебе не станет еще хуже, — честно признался Азирафаэль, разворачиваясь обратно к Кроули. — В любом случае, решать тебе. Энтони странно усмехнулся. Впервые за долгое время у него был выбор. Выбор, которого ему до этого не давали. Впервые кто-то из персонала больницы был с ним действительно честен и не относился, как к умалишенному. Впервые кому-то действительно было не все равно. — Ну, разве что попытаюсь повеситься на простынях, — криво и больно пошутил Кроули. Смешно не было. — В любом случае, рано или поздно ты с ним столкнешься. Наверно, лучше рано, — он пожал плечами, попытавшись придать себе безразличный вид. — Да, — выдохнул Фолл и подошел к диванчику. — Можно? — он протянул раскрытые руки. — Я явно что-то упускаю, — фыркнул Кроули, поднимаясь на ноги. — Что-то важное, да? — рыжая бровь снова приподнялась, изогнувшись. — Можешь, не отвечать, — он встал с дивана и снова обнял Азирафаэля. В этот раз было непривычно тепло и удивительно спокойно. Нервная дрожь прошла волной по всему телу, но Азирафаэль закрыл глаза и постарался взять себя в руки. Он сделал глубокий вдох, и прижал рыжую голову к груди, крепко обнимая. — Все будет хорошо. Не бойся. Я обязательно помогу тебе, — Азирафаэль улыбнулся. Именно сейчас его переполняла уверенность в том, что все еще можно было исправить. — Ты в это действительно веришь? — Угу, — Азирафаэль почти не дышал, боясь разрушить волшебство момента. Да, может, сейчас Кроули не помнил его, но это ровным счетом ничего не значило. — Скажи, — Кроули явно не спешил отстраняться, даже наоборот, слегка крепче сжимал руки, — если тот, другой, очнется, что будет со мной? — В смысле? — Ну, когда появился я, он — исчез. А если он… Я тоже исчезну? — Ох, — Фолл позволил себе успокаивающе погладить Кроули по голове, заодно выиграв себе немного времени для ответа на вопрос, — нет, конечно нет. Ровно, как и он. Вы… — он тяжело вздохнул, подбирая верные слова, — как бы это правильнее всего описать. Представь себе огромный пазл. Много мелких деталей, которые складываются в целую картину. Старый дуб на холме и озеро под этим холмом, например. И если, допустим, потерять часть с дубом, то картинку с озером все равно можно будет собрать, и она не будет хуже. Ровно, как и наоборот. Но, — Азирафаэль почувствовал, как Кроули в его руках постепенно расслабился, — полной она не будет. Так же и вы. — Но я не помню ничего о, — он запнулся на мгновение, — о себе. — Это защитный механизм. И, скорее всего, в определенных обстоятельствах, ты даже мог бы что-то вспомнить яснее, чем сейчас. Я обещаю, ты никуда не исчезнешь. — И почему мне так легко тебе поверить? — хмыкнул Кроули. — Мы с тобой точно раньше не встречались? — он слегка отстранился, странно глядя на Фолла. — Кто знает, — Азирафаэль пожал плечами и грустно улыбнулся, — кто знает. Ты хотел бы? — он слегка склонил голову. — Издеваешься, да? — Кроули дернул уголком губ, и Азирафаэль решил, считать это улыбкой. Возможно, первой за все время их знакомства. А потом он снова подался вперед, размещая острый подбородок на плече Фолла. — Наверно, да, — тихо добавил. Но ты не ответишь? Конечно, не ответишь. — Тебя это расстраивает? — Немного. Но я могу попробовать вспомнить? — Можешь, — кивнул Азирафаэль, холодея внутри. Он не был уверен, к каким последствиям это может привести, но почему-то предполагал, что ничего хорошего из этого не выйдет. — Знаешь, — Энтони шумно выдохнул, замявшись, — это прозвучит глупо… — М? — Иногда мне кажется, что ты похож на ангела. А еще, что ты бы смог помочь тому, другому. Фолл издал странный звук и крепче сжал Кроули в своих руках, и Энтони, не без удовольствия, позволил ему это. Азирафаэль понимал, что теперь ходил по тонкому льду, и мог оказаться в сложной ситуации. С другой стороны отступить он уже не мог. Не хотел. — Я постараюсь, Тони, постараюсь.