Второй шанс

14.10.1963 — 15.10.1963 К вечеру по рабочему кабинету Азирафаэля практически ровным слоем были разложены листы. На каких-то записи были только с одной стороны, какие-то были исписаны убористым почерком с двух сторон. Анафема сидела за столом в свете лампы и что-то искала в своем портфеле. Перед ней лежал третий том истории болезни Энтони Дж. Кроули, открытый примерно посередине. — Скажи мне, а почему именно сейчас? — она перевела взгляд на сидевшего на полу Энтони. — Не знаю, — он пожал плечами. — Отец вчера почти среди ночи убежал в больницу. Видимо, что-то произошло. — И уже утром из-за этого были готовые документы, — она закусила кончик карандаша, — это странно. Даже если все делать быстро, то документы можно получить к концу дня. Но это уже в самом начале надо знать… — Я могу спросить, что, собственно, случилось вчера ночью. — Да-да, — уже механически ответила Анафема, снова погрузившись в историю болезни, — и лучше, чтобы мистер Фолл сделал запись тут, — она ткнула пальцем в папку. — Если там что-то существенное. Энтони поднялся с пола, со стоном потянулся и аккуратно, чтобы не перепутать лежащие на полу листы, подошел к телефону и, некоторое время покопавшись в телефонном справочнике, набрал номер Бетлемской королевской больницы. Дозвониться до отца удалось далеко не с первого раза, но примерно через час в трубке все же раздался щелчок и пошли долгие гудки. Спустя несколько секунд Энтони услышал голос мистера Моррисона. После разговора с Габриэлем прошло не больше десяти минут и уже Азирафаэль перезвонил домой и пообещал, что к завтрашнему утру все выяснит и непременно внесет в историю болезни. Когда время перевалило за полночь, Энтони побрел на кухню, чтобы заварить кофе себе и Анафеме. Девушка, правда, к удивлению Энтони выглядела абсолютно бодрой. Чашку кофе для Анафемы он оставил на свободном от бумаг столике, а сам, допив свой кофе, отправился принять ледяной душ. — Смотри, — когда Фолл-младший вошел в кабинет, вытирая полотенцем влажные светлые волосы, Анафема тут же вручила ему в руки несколько листов, — это уже интересно. Энтони вытер руки о домашние штаны и взял бумаги. Пока он бегло их просматривал, девушка сняла очки и, потерев переносицу, продолжила: — За сутки до похорон некого А. Фелла в его документы были внесены правки. Я смогла найти человека, отвечавшего в то время за архив, на удивление дотошный и жадный старик. Он дал мне вот это, — она протянула Энтони еще один пожелтевший листок, — оригинал документов. Обрати внимание на имя. Фолл пробежался по документу глазами и увидел, что некий А. Фелл на самом деле родился в тот же день, что и его отец, а умер и правда 28.8.1944. И правдой было даже то, что он не пережил перелета над Атлантикой — в полете у него отказало сердце. Но проблема была в том, что при жизни этот А. Фелл носил имя Александр. А значит, формально, ни о каком подстроенном «убийстве» отца речи не шло. — А почему документы изменили? — Этого старик вспомнить не смог, — Анафема пожала плечами. — Интересно тут другое: по всем документам, родственников у этого Александра не было, а похороны были проведены не за государственный счет. — Кто оплатил? — Энтони заметно оживился. — Вообще, это был анонимный перевод, но Ньют послал запрос в банк. В тот день только с одного из счетов была снята ровно та же сумма денег, для суда это, конечно, слабое доказательство, но. Владельцы счета некие Сара и Джонатан Майерс. Не знаю, кто они такие, но фото Джонатана нашлось в полицейском архиве — в шестнадцать лет он связался с плохой компанией, — Анафема протянула пожелтевшую фотографию. — Какого черта?! — Фолл посмотрел на фото и перевел удивленный взгляд на Анафему, потом снова посмотрел на фото. Потом он извлек из кармана кошелек и сложенную вчетверо фотографию. С обоих фотографий на него смотрел, кажется, один и тот же высокий худощавый человек. — Не может быть… — Может-может, — кивнула девушка. — Это сын Уриэль Кроули. Пришлось повозиться, чтобы это выяснить. — Сколько ему? — Ему было около двух с половиной лет. Деньги снимал его опекун, потому, что на тот момент оба родителя уже погибли. Выяснить, кто этот опекун не удалось, но я руку на отсечение даю, что это была Михаэль. Если ты одолжишь фотографию, думаю, мистер Роджерс это примет во внимание. — Хорошо, — Фолл протянул фотографию. — Только потом верни, отец и так расстроен, что потерял ее… — Так, — она забрала фотографии и села за стол. Полистав свою записную книжку, она снова обратилась к Энтони: — Ты проверил записи за январь и март сорок пятого? — Да, секунду, — Фолл прошел в кабинет и взял со стула первую из папок с историей болезни. Пролистав, он положил ее на стол перед Анафемой. — Из, кхм, интересного — 15 января был тяжелый нервный срыв, его тогда накачали успокоительными так, что он проспал два дня. А вот в марте, как по мне, не было ничего стоящего внимания, но лучше уточнить у отца. — Нужен журнал посещений, — она несколько секунд смотрела на белую стену перед собой, а потом поднялась и начала кому-то звонить. — Привет, Ньют. Извини, что разбудила. Да, работаю над делом. Да, оно связано с тем запросом в Бедлам. У меня еще просьба, мне нужен журнал посещений за сорок пятый и сорок седьмой года. Да, понимаю, что запрос на историю болезни уже отправлен, отправь второй. Спасибо. Доброй ночи. Ближе к четырем часам призывно скрипнула входная дверь, и Энтони поднялся, чтобы встретить отца. Азирафаэль стоял в прихожей с закрытыми глазами, прислонившись спиной к стене и запрокинув голову. — Ты как? — осторожно поинтересовался Энтони. — У тебя еще остался тот виски? — Это был джин. Сейчас принесу. Азирафаэль, с трудом избавившись от верхней одежды и ботинок, немного шатаясь от усталости, прошел на кухню, тут же тяжело рухнув на ближайший стул. Вскоре на кухне появился его сын, с небольшой прозрачной бутылкой, но вместо того, чтобы поставить ее на стол, он унес ее куда-то к холодильнику. Поставил на плиту чайник и в полной тишине принялся заваривать молочный улун. — Ты нам пока нужен трезвым, — поставив перед отцом чашку с чаем, произнес Энтони. — Знаю, — Азирафаэль тяжело выдохнул, сжимая большим и указательным пальцами переносицу, — но трезвым я сойду с ума. — Напиться всегда успеешь, — пожал плечами Энтони. — Сначала расскажи, как там у вас. — Плохо, — Азирафаэль взял в руки чашку и, покрутив ее, поставил обратно на стол, — я рассказал ему, что может случиться. Он, кажется, не совсем понял насколько серьезными будут последствия операции. — Ну, — протянул Фолл-младший, — наверно, оно и к лучшему. — А потом я стал его расспрашивать о том, что было вчера. Или уже позавчера, черт… — он пригладил слегка торчащие светлые кудри и отпил немного чая. — Я, — Азирафаэль набрал воздуха в грудь, собираясь начать рассказывать, а потом резко и шумно выдохнул, как сдулся, — я лучше обо всем напишу. — Как он? — Бился в истерике почти час, я его кое-как успокоил. Даже смог немного поговорить, а потом все началось опять, с новой силой. Третью истерику пришлось заканчивать уколом сильного успокоительного. Я уже не уверен, что это все того стоит… — Ты о чем? — О том, что ему и без того очень, — Азирафаэль попытался подобрать слово, — хуево, а тут еще я с этими дурацкими расспросами. — Но без них мы его не сможем вытащить, ты же сам знаешь. — Если бы я тогда так позорно не сбежал… Если бы я не оставил его… — Эй, — голос Энтони стал тверже и в нем слышалось раздражение, — прекрати. Никто не знает, что бы тогда было. И это не важно сейчас. — Да-да, — Азирафаэль тряхнул головой и сделал еще несколько глотков из чашки, — ты прав, ты конечно, прав. Как у вас продвигается? — Анафема сделала еще запрос в полицию, хочет получить журналы посещений. Еще у нее есть некоторые вопросы по истории болезни. — Неси сюда, — кивнул Азирафаэль. — Вот, — Энтони показал на разворот истории болезни, — это записи за январь. Мне показался странным срыв 15 числа. — Подожди, — Азирафаэль отставил чашку подальше, потер глаза и почти минуту вчитывался в текст, листая страницы. — Нет, тут ничего странного. Кажется, это совпадает со временем первого, кхм, изнасилования, прости Господи. В общем, тут ничего удивительного. На что еще посмотреть? — На март. Я там ничего интересного не заметил, но Анафема просила проверить. — Март–март-март, — повторил Азирафаэль, листая историю болезни. — Вот! — он снова почти минуту читал и перечитывал записи прежде, чем выдал задумчивое: — хм. А это уже интереснее. В середине марта у Кроули в течении полутора недель резко менялось состояние: он то был замкнутым и агрессивным, то, если судить по записям, весьма контактным и оптимистичным, то просто рыдал без видимых на то причин, то снова легко шел на контакт. Подожди, — он пролистал несколько страниц назад и, проведя пальцем по списку, на некоторое время замер, прикрыв глаза. — Нет, замены препаратов не было, значит надо искать внешние причины. — Например? — Пф, да что угодно. От, условно говоря, невкусного завтрака, до каких-то совсем глобальных событий. Но какой-то внешний триггер должен быть. — Так что, джин? — после нескольких секунд тишины поинтересовался Энтони. — Черт с ним, — махнул рукой Фолл, — пойду спать. Утром напомни, чтобы я сделал записи. 19.10.1963 Когда в дверь настойчиво постучали, Энтони от неожиданности почти подскочил, чуть не опрокинув на себя кружку свежеприготовленного кофе. Анафема дремала, сложив руки на столе и разместив на них голову. Ее очки лежали рядом на исписанных убористым почерком листах. Фолл поднялся на ноги и, зевнув, направился в прихожую. — Добрый день, офицер Пульцифер, — полицейский протянул Энтони руку, — а Вы, видимо, мистер Фолл? — Младший из них, — уточнил Энтони, пожимая руку, — чем обязан? — Мисс Гаджет здесь? Мне надо передать ей кое-какие документы. — Да, конечно, — Энтони отошел в сторону, пропуская офицера в дом, и жестом показывая на кабинет, — проходите. Офицер замер на пороге кабинета, который все так же был ровным слоем покрыт различными бумагами, фотографиями, выписками и всем необходимым для текущего расследования. Он направился к столу, стараясь не нарушить странный порядок, и ему это почти удалось. Но даже упавшая чашка с остывшим чаем удачно приземлилась на свободное место, не разбившись и не залив своим содержимым никаких важных бумаг. Только небольшой светлый ковер, но о нем Энтони решил подумать как-нибудь потом. — Анафема, — офицер слегка потряс дремлющую девушку за плечо, — Анафема, проснись. — А-а-а, — она с трудом приоткрыла глаза, — а, Ньют, привет, — она нашарила на столе очки и нацепила их себе на нос. — Ты принес все, что я просила? — Да, вот, — он достал из небольшой сумки стопку документов, — сверху — самые новые. — Отлично! — воскликнула Анафема, выхватив документы из рук. — Та-а-а-к, —протянула она, сразу же начав бегло просматривать бумаги, — отлично! Энтони, держи, — она разделила стопку примерно пополам, — ты говорил, что что-то нашел о марте сорок пятого. Поищи тут. А ты, — она обратилась к офицеру, — можешь сходить и заварить себе чай, а потом приходи, поможешь с документами. Где-то через полчаса офицер, что сидел на полу рядом со столом, сгорбившись над кипой бумаг, разогнулся и встал за спиной Анафемы, рассматривая бумаги, что лежали перед ней. К некоторым из них он доложил какие-то документы и выписки. Энтони продолжал копаться в документах, пока не наткнулся на полицейский отчет от 11.03.1945 о том, что на кладбище Милл-Хилл кто-то устроил беспорядки, разграбив несколько могил в том же секторе, в котором располагались могилы А. Фелла и Джона Сэвиджа. Энтони эта фамилия показалась знакомой, он отложил отчет и потянулся к журналу посещений. И даже не слишком удивился тому, что на одной из страниц нашел подпись: «Макс Сэвидж». Видимо, до Кроули дошли какие-то слухи об этом. Энтони поднялся, взял в руки телефонный справочник и принялся его листать. Людей с именем Макс Сэвидж в Лондоне оказалось всего двенадцать, еще нашлись четверо Максимилианов с той же фамилией. Из всех них только пятеро человек были в том возрасте, чтобы в сорок пятом году быть в состоянии работать в Бедламе. Фолл-младший взял в руки записную книжку и выписал телефонные номера и даты их рождений. — Мистер Пульцифер, — Энтони откашлялся, — я хотел бы Вас попросить узнать подробнее о этих людях, если это возможно. — Парень, — Ньют склонил голову набок и окинул Энтони оценивающим взглядом, — зачем тебе это все? Вот только честно? — Ньют! — возмутилась Анафема. — Это тебя не… — Это касается очень близкого друга моего отца, — он перебил Анафему и с вызовом посмотрел в глаза офицеру, — и он за него очень переживает. — А почему он сам не займется этим делом? — Он сейчас занят тем, чтобы Кроули не покончил с собой. Еще вопросы? — А он мне нравится, — Ньют хитро улыбнулся Анафеме, кивнув в сторону Энтони. — Умный, достаточно наглый. У нас бы он прижился. Хорошо, парень, посмотрю, что с этим можно сделать. Что хочешь узнать? — Кто из них работал в марте сорок пятого в Бедламе. Вероятно, у него есть или, вернее был, родственник по имени Джон Сэвидж, — офицер коротко кивнул и переписал данные к себе в записную книжку. В какой-то момент Энтони покинул кабинет и, сварив кофе для всех, принялся за ужин, надеясь, что отец сегодня ночью появится дома. В это же самое время Анафема и Ньют изучали журналы посещений, выяснив при этом, что в моменты обострений состояния Энтони, Михаэль посещала больницу чаще, чем обычно. Ближе к ночи, когда Азирафаэль, пройдя мимо всех, собравшихся в кабинете, закрылся в своей спальне, Анафема сообщила, что на данный момент все расследование можно сворачивать. К утру понедельника она обещала предоставить отчет мистеру Роджерсу, психиатру, что работал с частными детективами, и тогда останется только ждать его заключения. Но по словам Анафемы, шансы на то, что он будет «за» запрет, или по крайней мере «за» перенос, операции были крайне высоки. Когда Анафема, собрав все вещи и бумаги покинула кабинет и начала собираться, Энтони остановил Ньюта, взяв за локоть, и быстро с ним переговорил. На лице офицера сначала отразилось непонимание, потом возмущение, которое в итоге сменилось каким-то странным выражением. Офицер пожал плечами и коротко сказал: «Посмотрим, парень».