Второй шанс

9.1.1964 Кроули всю дорогу от дома судорожно сжимал руку Азирафаэля в своей, боясь хоть на мгновение разорвать такой жизненно необходимый сейчас контакт. Когда такси все же остановилось напротив большого парка, в глубине которого возвышалось несколько зданий частной психиатрической клиники «Надежда», он напрягся еще сильнее. — Все хорошо, — Азирафаэль погладил холодную руку Энтони, — пойдем. Кроули нехотя разжал пальцы, отпуская его, и Фолл, взяв чемоданы, двинулся к самому большому из зданий. Энтони последовал за ним, кутаясь в пальто и стараясь не думать о том, куда именно его вел Азирафаэль. На пороге, с тонкой сигаретой в руках, их уже ожидала Вельзевул. — Привет! — она помахала им рукой и как-то сочувственно улыбнулась. — Вы обедали? — Угу, — Азирафаэль поставил чемоданы на лестницу и обнялся с Лизой, — спасибо. — Ой, да ладно тебе, — она дернула уголком губ, — ты же знаешь. Ты-то как? — Лиза обратилась к Кроули, затянувшись. — Нормально, — он нервно поправлял шарф и старался смотреть куда угодно, но не на Вельзевул и здание за ее спиной. — Эх, — выдохнула Лиза и, потушив сигарету, продолжила, обращаясь уже к Фоллу: — надеялась, что до этого не дойдет. Я нашла вам свободную двухместную палату в главном корпусе. — Спасибо тебе, — Азирафаэль слабо улыбнулся. — Двухместную? — Кроули повернулся к Фоллу, но взгляд его замер где-то на ботинках. Через мгновение ботинки приблизились. — Ну, конечно. Я же сказал, что буду с тобой, — Азирафаэль огляделся и, убедившись, что вокруг не было никого, кроме Лизы, взял Энтони за подбородок, поднимая его лицо, и поцеловал его в лоб. — Не бойся. В сопровождении Лизы они дошли до нужного отделения, где ее сменила приветливая пожилая медсестра, миссис Торренс. Всю дорогу она без умолку болтала, рассказывая Фоллу о последних новостях больницы, и поглядывала на с каждым шагом мрачневшего Кроули. Они поднялись на второй этаж и вошли в ближайшую к лестнице палату. Энтони застыл у самого входа, сцепив руки в замок, и глядя перед собой на довольно большое окно, обрамленное плотными темно-зелеными шторами. — Тут нет решеток, — он нервно сглотнул, все еще не отрывая немигающего взгляда от окна, — и ремней на кровати тоже нет? — он все же повернулся лицом к Азирафаэлю. — И ремней нет, — с грустной улыбкой кивнул тот. Азирафаэлю очень хотелось подойти и обнять Энтони, таким потерянным он выглядел, но миссис Торренс все еще была в палате, а Фолл отлично знал, что порой она любила посплетничать. — Не будет больше никаких ремней и решеток, обещаю. 11.1.1964 — Мистер Фолл, — вечером к Азирафаэлю в кабинет заглянул мистер Саймонс, один из теперешних врачей Кроули, — можно украсть у Вас несколько минут? — Да, конечно, — Азирафаэль приподнялся из-за стола и указал на свободное кресло, — проходите. Что-то случилось? — Не совсем, нет, — он опустился в кресло и поправил очки. — Я хотел бы обсудить с Вами состояние мистера Кроули. — Я весь внимание, — Фолл отложил все бумаги в сторону и посмотрел на своего коллегу. — Сегодня он был на групповой арт-терапии, спонтанное рисование. И я подумал, что Вам стоило бы это увидеть, — мистер Саймон достал из портфеля папку с рисунками и начал их перебирать, ища нужный. — Обычно, я передаю рисунки только лечащим врачам, но мисс Вельзевул сказала, что лучше сначала поговорить с Вами. Мистер Саймонс протянул Фоллу лист бумаги, на котором была серия рисунков, сделанных рукой Кроули. Пока Азирафаэль рассматривал их, Саймонс терпеливо молчал, ожидая вопросов. Азирафаэль просмотрел серию рисунков несколько раз. Картинок было всего три. На первой были две фигуры, одна светлая, вторая — темная. Причем темная фигура выглядела как-то неправильно, изломанно. На первой картинке светлая фигура словно бы обнимала темную. На второй была только одна светлая фигура, которая, кажется, была в ванной и смывала с себя темные пятна. На третьей картинке были только две светлые фигуры. — Он как-то это прокомментировал? — немного встревоженно поинтересовался Фолл. — Практически нет. Сказал, что это называется «жалость». Дальше говорить он отказался. Совсем. До конца сеанса не произнес ни одного слова. — Я понял, — Азирафаэль кивнул и протянул рисунок обратно мистеру Саймонсу, — спасибо. — Можете оставить себе, передадите мисс Вельзевул. И, мистер Фолл, — он снял и сложил очки, зацепив их дужкой за ворот голубой рубашки, — приглядывайте за ним. Я не знаю всей истории Энтони, но травмирован он совершенно чудовищным образом. — Конечно, присмотрю. Вечером Азирафаэль нашел Кроули спящим в палате. Он лежал на покрывале, обнимая подушку, в которую уткнулся носом. И это была подушка, на которой ночью спал Азирафаэль. У Фолла сжалось сердце: видеть Кроули таким уязвимым и нуждающимся было странно и немного страшно. Он присел на кровать рядом с Кроули и опустил руку ему на голову, поглаживая. Энтони в ответ слегка заворочался, а когда проснулся, то повернулся лицом к Азирафаэлю, посмотрел на него несколько секунд, а потом, прикрыв глаза, положил голову ему на колени. — Как ты? — в ответ Кроули неопределенно пожал плечами. — Что-то не так? — этот вопрос показался Фоллу не совсем уместным, он и так отлично видел что что-то не так, но не хотел наседать на Энтони. — Я устал, ангел, — он закрыл глаза. За окнами было уже темно, в стекла бился снег, налипая на подоконник. Протяжно, на одной низкой ноте завывал ветер. Кроули мелко задрожал от холода, но не попытался сдвинуться с места. Тогда Азирафаэль, наклонившись, взял край покрывала и накрыл им Энтони. — Дорогой, — Азирафаэль осторожно коснулся его, — что такое? — В ответ плечи Кроули вздрогнули, а он тихо всхлипнул. — Э-э-эй, ты чего? — Фолл опустил руки ему на плечи и спину. — По-по-почему? Почему ты это делаешь?! — он на секунду поднял искаженное в какой-то болезненной гримасе лицо, глядя снизу вверх. Испуганно и преданно. — Тш-ш-ш, — Азирафаэль легонько потянул Кроули на себя, — все в порядке. — Зачем тебе это? Ангел, зачем? Зачем-зачем-зачем… Я… какой от меня толк?! — Потому, что я люблю тебя, — Азирафэль неудобно склонился, стараясь обнять Кроули как можно крепче и нежнее. Стараясь передать всю заботу и нежность. Надеясь защитить. — Но… от меня одни проблемы… — Не надо, — Азирафаэль выдохнул в рыжие волосы, — не говори так, Энтони. Это не правда. Ты устал, тебе плохо и страшно. Это нормально, — он продолжал гладить Кроули по голове, — но я с тобой. Кроули уткнулся носом в живот Фолла, пряча лицо в мягкой ткани его светлой фланелевой рубашки. Азирафаэль сидел почти неподвижно, но его теплые тяжелые руки скользили по плечам и спине Энтони, и это ощущение успокаивало его. — Дорогой, — спустя какое-то время мягко позвал Азирафаэль, — ко мне заходил мистер Саймонс, тот который ведет группу арт-терапии. И передал мне твой рисунок. Ты не расскажешь мне о нем? — Нет, — Кроули мотнул головой, его голос прозвучал так, что Аирафаэль понял, что Энтони начал стремительно закрываться, замыкаясь, — не о чем говорить. — Хорошо, — отступил Фолл, — хорошо, родной. В эту ночь, несмотря на то, что дверь в палату не запиралась, Азирафаэль, взяв свою подушку, забрался под одеяло к Кроули, прижав его к себе. — Нас могут увидеть, — Кроули придвинулся ближе к стене, освобождая Азирафаэлю место. — Ну и пусть, — пожал плечами Фолл, обнимая худое тело, — какая разница. — Пойдут слухи, — нервно, с горечью в голосе ответил Энтони. — Ну и пусть, — повторил Фолл. — Без тебя невыносимо, — он нашарил длинные холодные пальцы и накрыл их. 14.1.1964 — Лиза, — Азирафаэль сидел в кресле напротив массивного стола, за которым Вельзевул перебирала бумаги, — что-то не так. — М? — она вскинула темную бровь, но так и не оторвалась от документов. — Ему стало хуже. Он то замыкается в себе так, что и слова не вытянешь, то рыдает без остановки. Иногда он совсем безвольный, тихий и послушный, а в следующую секунду агрессивный. И еще эти его рисунки. — Ну, первое, — она все же подняла на Азирафаэля спокойное лицо, — побочное действие антидепрессантов. И то, что он на них реагирует, скорее, хорошо. Просто прояви терпение. А что с рисунками? — Вот, — Фолл положил на стол несколько листов. — Везде одно и то же: светлая и темная фигуры вместе, потом светлая отмывает с себя темные пятна, а потом темной фигуры уже нет. — А что он сам говорит по этому поводу? — Ничего. Когда я пытался с ним поговорить один раз он разозлился, другой — почти час рыдал, так и ничего не сказав. — А ты что думаешь? — Ничего хорошего, если честно. Больше всего меня пугает, что темная фигура, каждый раз исчезает. — Ну, может она просто превращается в светлую? — Нет, посмотри внимательнее, — настоял Фолл, и Лиза взяла в руки бумаги с рисунками, — темная фигура везде одна и та же, и она, ну, сломанная, что ли. А со светлыми — все в порядке. — И ты думаешь, что темная фигура — это он? — А одна из светлых — я, — согласно кивнул Фолл. — И почему-то каждый раз от него отмываюсь… Он ничего не говорил об этом? — Нет, — Лиза покачала головой, ничего. Возможно, он и сам не до конца осознает. Кстати, я могу направить его в группу для переживших сексуальное насилие. Он там, правда, будет единственным мужчиной, но… — Да, наверно, — согласно кивнул Азирафаэль, — наверно, стоит попробовать. — Слушай, — Вельзевул опустила голову, вернувшись к документам, — мы все о нем, да о нем. Не хочешь поговорить о себе? — А что обо мне говорить? — немного удивленно спросил Фолл. — Я понимаю, что со мной, и умею с этим справляться. — Ты не думал, что, — он вздохнула, подбирая слова, — что ему было бы полезно знать, как себя чувствуешь ты? — Куда ему еще и мои проблемы, Лиз? — Ты за него волнуешься, я вижу это. Вижу каждый день, когда ты приходишь ко мне, или когда подолгу разговариваешь с его врачами. Ты заботишься, рискуя собственным положением и карьерой. И, — она снова на несколько мгновений подняла изучающий взгляд темных глаз на Фолла, — ни один человек в нормальном состоянии не смог бы этого не заметить. Но он — тяжело болен, он погряз в своих травмах и страхах. — Ты думаешь, он не замечает, что я? — Азирафаэль сдвинул брови, сосредоточенно размышляя. — Но я постоянно говорю ему, как много он для меня значит, я постоянно рядом и… — Я бы сказала, что он может не совсем верно понимать причины. Как ты сказал, он назвал первый из рисунков? «Жалость»? — Да, но к чему ты… О, Господи, нет. Нет-нет-нет! — зрачки Фолла расширились от ужаса, а что-то холодное и липкое подняло голову и мерзко зашевелилось где-то в животе. — Ох, бедный-бедный мой… Лиза, что я наделал… — Во-о-о-от, — протянула Вельзевул, слегка улыбнувшись, — другой разговор. Ты, конечно, поспешил со всем этим. Но, может, оно и к лучшему. Справишься? — Постараюсь. 15.1.1964 — Мистер Фолл, — на пороге кабинета Азирафаэля в обеденный перерыв появился мистер Саймонс, — могу войти? — Да, конечно, — Азирафаэль сразу же встал из-за стола, выходя навстречу коллеге. — Что-то случилось? — Нет-нет, — он неуверенно мотнул головой, — наверно. Энтони просил отдать Вам это. — мистер Саймонс протянул Фолл очередной рисунок. — Сегодня было не совсем абстрактное рисование, — Азирафаэль взял в руки рисунок и вопросительно приподнял бровь. — Я задал тему — любовь. Энтони отказался что-либо говорить, сказал отдать Вам и все. — А, хорошо, — растерянно ответил Фолл, уже в спину уходящему мистеру Саймонсу. Азирафаэль сел за стол и перевернул лист бумаги. На нем была изображена темно-синяя коробочка, перетянутая серебристой лентой. Фолл сглотнул подступивший к горлу соленый ком и постарался сморгнуть выступившие слезы. А потом поднял телефонную трубку и попросил Лизу отменить все сеансы, что были назначены после обеда. Кроули нашелся в палате, он лежал лицом в подушку и тихо всхлипывал. Азирафаэль замер на месте на несколько секунд, а потом бросился к нему, ложась рядом и прижимая к себе, зацеловывая влажные щеки, прижимая изящные холодные ладони к губам, согревая их дыханием. — Глупый, глупый мой, — в короткие промежутки между поцелуями прошептал Азирафаль, чувствуя, как горло сдавливало спазмом, — бедный мой. Прости. Прости меня. Я… — он закрыл глаза, чувствуя горячую влагу на своих щеках, — я знаю, что больно. Знаю, что страшно. Знаю, что ты устал. Но я тут, я правда рядом. Я прошу тебя, держись. — Ангел… — вопрос прозвучал глухо и тихо, в подушку. — Ты мне нужен, — Азирафаэль прижался к Кроули еще плотнее, уткнувшись носом в острое плечо, — я… я не хотел чтобы ты за меня переживал… Мне так страшно, страшно, что я все еще могу потерять тебя. Безвозвратно. Навсегда. Пожалуйста… — он тихо всхлипнул, отчаяннее сжимая Кроули в своих руках. — Ты… ты… — Энтони развернулся лицом к Азирафаэлю, — не плачь, не надо… — Я люблю тебя, глупый! — Ангел, я же гря… — Прекрати, — сдавленно перебил Азирафаэль. — Это больно, — он рвано выдохнул, вздрогнув, — больно, что ты думаешь, что я с тобой только из жалости. Что мне противно… Сердце разрывается от… — он спрятал лицо на груди Кроули, стараясь не сорваться еще сильнее. — Ты — самое дорогое и родное мне существо… Иногда мне кажется, что, — тихо прошептал Азирафаэль, стараясь придать голосу хоть немного твердости, — мое сердце перестанет за тебя болеть только, если… — …окажется в одной груди с моим, — закончил за него Энтони. — Я знаю. — Кроули неловко обнял Азирафаэля, и именно в этот момент ощутил, не понял, не услышал, а именно ощутил всем своим существом что то, о чем говорил Азирафаэль было правдой. Нерушимой и неизменной.