Второй шанс

2.6.1964 На прошлой неделе в полицейском участке Азирафаэль получил запечатанный конверт, в котором была повестка в суд. Заседание было назначено на третье июня. Фолл горько улыбнулся: год назад, третьего июня он впервые пересек порог Бетлемской королевской больницы и впервые за двадцать лет увидел Кроули. Как и год назад ночь выдалась совсем бессонная. Все, что останавливало Азирафаэля от нервного наматывания кругов по дому — мирно дремавший у него на груди Кроули. Фолл прикрыл глаза и запустил пальцы в ставшие весьма длинными тяжелые рыжие волосы, начав ласково их перебирать, ощущая под пальцами приятную прохладу. — Ангел, — спустя какое-то время тихо спросил Кроули, открыв глаза и уперевшись подбородком ему в грудь, — ты в порядке? — Не спится, — Фолл пожал плечами, прижав голову Энтони к груди. — А ты отдыхай, еще очень рано. Кроули устроился в постели поудобнее, перекинув одну руку поперек груди Азирафаэля. Он закрыл глаза, прислушался к ровному глубокому дыханию, которое успокаивало. Как успокаивала тяжесть рук Фолла, лежавших у Кроули на спине. — Тебе тоже страшно? — еще через несколько минут так же тихо поинтересовался Кроули. — Немного, — Азирафаэль не стал отпираться и обманывать, хотя, возможно, в данной ситуации стоило бы, — но ты же знаешь, какой я нервный, — он попытался слабо улыбнуться. — Возьми меня, — едва слышно, почти только губами внезапно попросил Кроули. — Прости, родной, что ты сказал? — немного напряженным голосом переспросил Азирафаэль. Теплая рука замерла на напрягшейся спине. — Возьми меня, — громче, уже ощутимо подрагивающим голосом повторил Энтони. Потом он приподнялся на руках и, дрожа всем телом, прижался к губам Азирафаэля. Он целовал жадно и отчаянно, словно Фолл мог в любую секунду исчезнуть. Азирафаэль несколько секунд никак не реагировал, пораженный таким поведением, а потом, когда почувствовал под пальцами горячие слезы, начал очень мягко отвечать, стараясь успокоить Кроули. — Тише-тише, — он на секунду разомкнул поцелуй, — все будет хорошо, — Фолл снова прижался к тонким, искусанным губам Кроули, увлекая в новый глубокий, но мягкий поцелуй, крепко обнимая за плечи и прижимая к своей груди. Когда дрожь в теле Энтони стала слабее, Азирафаэль перевернул их, подминая Кроули под себя и придавливая всем весом к постели. — Все будет хорошо, — он погладил Энтони по щеке, стирая влагу большим пальцем. — Что случилось? — Я хочу тебя… Пусть будет больно, но я хочу… — он вновь начал дрожать, всхлипывая. — Тш-ш-ш, — Фолл наклонился, просунул руки под плечами Энтони и крепко обнял его, — я здесь. Я рядом. — Ангел, — Кроули вскинул бедра, с силой прижимаясь к животу Азирафаэля, — пожалуйста… Хочу… — его дыхание стало тяжелым и неровным, он опустил бедра на секунду, чтобы вскинуть их снова. — Родной… — Фолл высвободил одну руку, переместил ее на бедро Кроули, останавливая отчаянные движения. — Я тебе противен, да? — худые бедра дернулись снова, но Азирафаэлю удалось удержать их на месте. — Энтони, родной, — Фолл легко скользнул рукой по паху Кроули и, не ощутив никакого возбуждения, ласковым, но твердым голосом продолжил: — это не то, что тебе сейчас нужно. — Я хочу, — почти проскулил Кроули, вновь попытавшись прижаться пахом к Азирафаэлю, — хочу… Может у меня не будет другого шанса, ощутить… — соленый ком подкатил к горлу, не давая говорить, — ощутить, как это… с тобой… — Будет, конечно, будет, — Фолл опустил голову, прижимаясь лбом ко лбу Энтони, — но не сейчас. — Почему, ангел? Это потому, что меня уже… — Ты не в себе, — Азирафаэль достаточно резко и жестко перебил Кроули, заставив того удивленно заморгать, — как и я. Послушай, послушай меня пожалуйста, — голос стал теплее и мягче, он отпустил худое бедро, и Энтони, сдавшись, остался неподвижно лежать, — я люблю тебя. Я, — Фолл покраснел, хоть в полумраке спальни этого и не было видно. Сделав над собой усилие, Азирафаэль сказал: — я хочу тебя. Но… Сейчас тебе будет больно и… — И пусть, — Энтони снова дернулся, — плевать! Плевать! — Нет, не плевать, — Азирафаэль приподнялся, нависая над Кроули, — не плевать. Не должно быть больно. Слышишь? Я не хочу, чтобы наш, твой, первый раз был наполнен болью и страхом. — Мой первый… Фолл не дал Энтони договорить, прижавшись мягким поцелуем к его губам. Когда Кроули все же расслабился, Азирафаэль слегка толкнул его в плечо. Энтони перевернулся на живот, открывая Фоллу горячую спину с выступающими позвонками. — Просто доверься мне, ладно? — прошептал Фолл, почти касаясь губами уха Кроули. Тот слабо кивнул, сжав в пальцах край подушки. Азирафаэль мягко, раскрытой ладонью провел по горячей коже, нежно обведя пальцами выступающие позвонки. А еще через мгновение Кроули ощутил прикосновение теплых губ к шее. Фолл нащупал руку Энтони и накрыл ее своей, переплетая пальцы, легко поглаживая. Энтони хотел что-то сказать, но смог только шумно вдохнуть потому, что Фолл опустился чуть ниже и начал покрывать короткими поцелуями его плечи, спину и обожженные, уродливые, как думал Энтони, лопатки. Теплые ладони свободно скользили по постепенно расслабляющейся спине, мягко поглаживая и иногда надавливая на особо чувствительные точки. Вскоре Кроули сам стал подаваться навстречу ласкавшим рукам, а потом перевернулся на спину, чтобы снова поцеловать Азирафаэля. Кроули хотелось раствориться в этом моменте, где не было ничего, кроме уютной спальни, теплых сильных рук и его ангела. Хрупкий мир, о котором Энтони всегда мечтал. Фолл продолжил ласково целовать Энтони, потом взял его за руку и, повернув ее, прижался губами к розовым шрамам, что тянулись вдоль вен. Кроули сдавленно выдохнул, что-то неразборчиво пробормотав. — Все будет хорошо, — прошептал Азирафаэль, поднявшись и оставив короткий поцелуй на щеке Кроули. — Я обещаю. — Ангел, — бессильно всхлипнул Энтони, — ангел, — он потянул Азирафаэля на себя, прижимаясь к нему всем телом, — не оставляй меня… — Я с тобой, — он прижал начавшего всхлипывать Кроули к груди. — Я рядом, все будет хорошо. — А если все закончится больницей? — Я буду рядом. Не забывай, — он прижался губами к виску Кроули, — я все же врач. А еще твой опекун. — А если тюрьма? — Все будет хорошо, родной, — прошептал Фолл. — Прошу тебя, поспи немного. Утром нам нужны будут силы. — А ты? — Кроули повернул голову, доверчиво заглянув в глаза Азирафаэля. — И я, — он кивнул в ответ, — пара часов у нас есть. 03.06.1964 Перед зданием суда, докуривая очередную сигарету, их встречала Лиза. Она бросила короткий оценивающий взгляд на Кроули и Фолла, потом, поджав губы, кивнула. В коридоре напротив зала, где должно было слушаться дело, на деревянной лавочке рядом сидели Марта и Ирвин Смит, тихо о чем-то переговариваясь. Напротив них с кожаным портфелем на коленях сидел Шульман. На подошедшего Азирафаэля он обратил внимание не сразу, а заметив его, протянул руку, сухо пожав ее. Спустя десять минут пристав открыл массивную дверь, пропуская в зал собравшихся. Присяжные уже сидели на своих местах, как и свидетели. Кроули к своему удивлению и ужасу заметил среди них встревоженное лицо Михаэль. — Все хорошо, — Азирафаэль незаметно сжал его руку в своей на несколько секунд, — она хочет помочь. Кроули нервно сглотнул. Все трое: Кроули, Фолл и Шульман сели за один из столов. Шульман молча начал раскладывать документы, Азирафаэль постарался разместиться так, чтобы никто не видел, как он держал Энтони за руку. — Я с вами, — еще через минуту за спиной Азирафаэля раздался голос Вельзевул, — держитесь, ладно? Заседание тянулось мучительно долго. Июньское солнце безжалостно светило в огромные окна, и в зале совсем скоро стало невыносимо жарко и душно. Кроули, которого пригласили давать показания первым, вернувшись на свое место, уже не пытался следить за происходящим. Он крупно дрожал, и единственное, что удерживало от настоящей истерики — теплая рука Азирафаэля на его собственной, его сильное плечо, что было рядом. Фолл же напряженно вслушивался в слова свидетелей и нервно поворачивал голову в сторону присяжных, стараясь считать их реакцию. Кто-то смотрел на Кроули с отвращением, кто-то с жалостью. Но большая часть просто внимательно слушала, стараясь как можно лучше разобраться в происходящем. — Энтони всегда был очень добрым и, — Михаэль прижала платок к покрасневшим глазам, — никогда бы не сделал ничего такого. Я не знала, почему он попытался покончить с собой… — Ну, вообще, мистер Кроули никогда особо буйным не был, — Хастур пожал плечами, неловко поправив галстук, — я бы даже сказал, что он был тихим. А Смит, ну… Я с ним не то чтобы много общался. Но его у нас всегда считали немного… — Мистер Кроули ни разу не проявил склонности к агрессии в отношении окружающих, — спокойно отчитывалась Вельзевул. — А вот определенные травмы, которые вполне могут быть связаны, — она понизила голос, — с пережитым сексуальным насилием… — Мой старший брат всегда был опорой для нашей семьи, — мистер Смит выглядел спокойным, но бросал гневные взгляды в сторону Азирафаэля и Энтони, — и никогда бы не сделал ничего подобного. Он всегда хотел помогать людям. Черт, да он даже работу выбрал такую профессию, чтобы… — Что касается улик, — пожилой следователь, что допрашивал Кроули, обращался к присяжным, — Вы и сами все видите. Но сейчас речь не столько об уликах — мистер Кроули и так признает свою вину, дело в обстоятельствах, — он сцепил руки в замок и положил их на трибуну перед собой. — Такое поведение, как у мистера Кроули, я видел у женщин, что пережили что-то подобное… Всех свидетелей закончили опрашивать спустя три с лишним часа, и присяжные удалились из зала для принятия решения. Лиза достала из сумки стеклянную бутылку с теплой водой и протянула ее Кроули. Он выглядел бледным и мелко дрожал, по виску ползли липкие капли пота. Азирафаэль ослабил бабочку у себя на шее, тяжело вдохнул. Сейчас он больше всего хотел крепко обнять Кроули, но вокруг было слишком много людей, которым совсем не обязательно было видеть это. Спустя полчаса, пристав объявил о том, что присяжные приняли решение. Азирафаэль опустился за стол, сев так близко к Кроули, что их бедра соприкоснулись. — Признать виновным… — голос старшего из присяжных доносился до Фолла словно через толстый слой ваты. — Назначить наказание в виде принудительного лечения в психиатрической больнице… После этих слов картинка перед глазами Азирафаэля поплыла, закачавшись, слова уже не пробивались сквозь вату, а потом все резко погрузилось в густую холодную темноту.